Aristov rose

      — Больше без тебя не пойду, блять, никогда, – Юнги падает на твердый диван, через ткань которого чувствуется железо пружины. Обижено дует губы и хмурит брови, отпивая из бумажного стаканчика глоток игристого вина.       Юнги чувствует открытой розовой кожей шеи скользящий липкий взгляд Чимина: зрачки у альфы широкие в темени освещенной свечами комнаты, почти закрывающие расплавленную карамель светлой радужки. Руки, липкие от разлитого вина, вплетаются в волосы, путаясь в мокрых, скрепленных только изгрызенным карандашом, волосах.       Вечер медленно ползет к завершению. Пустая бутылка лежит на диване, затерянная в подушках, пропахших самыми дешевыми, кажется, в целом мире сигаретами. Юнги закуривает одну из них, подожжённую спичкой с рук Чимина.       — Что-то случилось?       — По заднице ебнули, — омега выдыхает сизый дым, плывущий по его мягким губам, и смотрит вверх, на обшарпанный старостью квартиры, потолок. — Больше никогда не приду в юбке, — он прикрывает ноги тонким пледом, то ли от холода, то ли от воспоминаний жгучего хлопка по его коже. В комнате прохладно, окна деревянные, продуваются.       Сыростью скованы стены, тонкий слой плесени ползет прямо по краске, вверх, к потолку. Юнги снова нос морщит от неприятного запаха спертой влажности, не ушедшей и с наступлением зимы холодной: аромат Чимина размыт совсем, и омега соврет, если скажет, что не хочет просто носом уткнуться в теплую альфью шею и дышать, дышать.       Дым скользит по губам горечью, вино остается во рту кислотой неприятной. Где Чимин взял чертов брют, омега не знает, но почти обидеться готов на такое откровенное наплевательство на его вкусы. Он любит, что послаще.       — Дело не в юбке, а в этих долбоёбах, — наконец изрекает Чимин после затянувшегося молчания.       — Надо валить из этого универа, — подумав, говорит альфа. В этом месте всегда так, никаких норм приличия, ударить занятую омегу – вполне нормально для этого общества, но это не нормально для Чимина.       — Куда ты свалишь? — усмехается Юнги, будто услышал глупую шутку, куда-то уехать кажется невозможным, они всего лишь студенты, еле находящие деньги на продукты.       Омега слишком замерз под покрывалом, поэтому решает переползти на колени к своему парню, это место всегда было самым уютным и теплым для Юнги, такого крохотного и дрожащего от низкой температуры.       — На запад. Там возможностей больше, нет неустанно бдящих родителей.       Юнги беззвучно хихикает, опуская лицо в чужое сильное плечо, вдыхая смазанный виноградом знакомый, выученный до последних нот, аромат терпкого кокоса, вызывающий странный жар внизу живота, тепло в груди. Чимин обнимает надежно, держит крепко, руки сцепляя на спине: омега чувствует бегущие по позвонкам сквозь ткань футболки пальцы.       Денег нет даже на еду периодами, сегодня ужин просто праздничный, в честь годовщины, отмерившей три года отношений, а Чимин все мечтает о будущем, сказочном и лучшем. Для Юнги лучшее — Чимин, простой и привычный, но близкий, такой, которого касаться можно и целовать, а где и как сути не имеет.       — Тебя там никто не ждет. И мы бедные, — напоминает омега, нежно целуя ухо Чимина, облизывает хрящики, кусает, показывает свою натуру даже через прикосновения. — Как церковные мыши, — шепотом.       Тонкие пальцы Юнги касаются прохладной бляшки расстегнутого ремня альфы, теребят, играются по-своему, лезут под резинки подштанников и нижнего белья, гладят теплую кожу.       Шерстяные носки, доходящие до колен, сползи до щиколоток омеги, он не может насытиться родным запахом, оглаживает руки, вплетает пальцы в жесткие волосы, оттягивает их по-любовному и смотрит в глаза, в которых сплетаются между собой спокойствие и желание.       — Пойду работать грузчиком, — улыбается Чимин, будто эта перспектива радует альфу очень. Юнги и сам неосознанно растягивает губы, выдыхает так безумно сыто и весело, потому что не важно ему, как и где:       — А я буду ждать своего добытчика дома, — и к губам чужим, липким и кислым от вина, прикасается, шепчет в приоткрытый рот. — Уставшего и голодного. Будешь на ужин меня?       Чимин с глухим рыком целует полные губы, Юнги тихонько взвизгивает, за волосы спутанные хватается: ему так сильно кажется, что они сейчас кубарем полетят с дивана на усыпанный крошками пиццы и залитый прозрачными каплями вина пол, так резво его к себе прижимает Чимин. Ребра едва не хрустят под пальцами альфы, что тихо стонет в поцелуй, когда ноготки острые впиваются в шею.       Юнги мягко касается губ, обсасывает каждую своими, в поцелуй вкладывает все, что чувствует: счастье, ощущение нужности, теплоту в груди, все то, что дает ему Чимин изо дня в день. Хлопковая футболка касается голого торса альфы, который пальцами забирается под нее, держит крепко талию, прижимает к себе.       Аромат спелой черники в воздухе витает, приобретает нотки кокоса свежего и окутывает все пространство, заполненное морозом улицы.       — От тебя вином несет, — дышит омега в истерзанные горячие губы, целуя кратко несколько раз подряд.       — По акции брал.       И им хорошо в этой старенькой пустоватой квартире, с ужасным ремонтом и отвратным запахом, дешевым горьким вином и сухой пиццей, сыр на которой даже не плавится.