А что, если...

Дэвид снова уселся в гостиной. Свет включать не стал, ограничился торшером, стоявшим прямо у кресла, чтобы было удобнее читать. Сегодня, как и вчера, как и много дней до этого он пересматривает старые фотографии в альбоме. Первые несколько страниц целиком и полностью посвящены Кейли. Особенно мужчина любил разворот, посвящённый их свадьбе. С фотографий на него смотрела очаровательная молодая девушка с миловидным лицом и чудесными изумрудными глазами. Дэвид просто не мог смотреть на неё без улыбки. − Пап? Ваймак отрывает взгляд от альбома, смотрит на маленького сына. Он укладывал Кевина спать всего полчаса назад, но тот, видимо, опять не смог уснуть. − Что ты тут делаешь? Тебе пора в постель, − мужчина подходит к Кевину, берёт его на руки, садится обратно в кресло. Мальчик устало трёт глазки, укладываясь на его груди. − Ты тоже не спишь. − Я уже большой, мне можно не ложиться спать так рано. А вам, молодой человек, нужно возвращаться к себе. Дэвид откладывает фотоальбом, поднимается с кресла и несёт сына наверх. В последний месяц приходилось каждую ночь по несколько раз укладывать Кевина, потому что его сон стал слишком беспокойным. В детской горит настенный ночник, но света он даёт крайне мало. Зато мальчику не страшно спать в темноте, и он не прибегает в спальню по пять раз за ночь, чтобы напроситься спать в родительскую постель. − Пап, − тихо шепчет Кевин, − а у меня идея. А давай… Давай… Ну… Давай пойдём завтра в парк? К пруду. И ты купишь мне мороженое, − он заметил, как отец нахмурился, − а можно даже без мороженого! Пойдём, а? − Я подумаю, − Дэвид целует его в лоб, гладит по голове и укрывает одеялом. – Люблю тебя. Ты только постарайся уснуть, хорошо? Дверь комнаты закрывается, а Дэвид идёт в спальню. На прикроватной тумбочке уже стоит стакан и бутылка коньяка, которую он распивал каждую ночь. Помогает уснуть. Он чувствует себя совсем пустым. Наверное, Ваймак бы наложил на себя руки, если бы не маленький сын. Кевин, как никак, приводил в чувства, заставлял каждое утро вставать по утрам, делать дела, даже когда ничего уже не хотелось. Смерть Кейли Дэй далась им тяжело. Дэвид понимал, что глупо винить в этом себя. В тот момент, когда из-за поворота на них вылетела многотонная фура, он всё равно не успел бы среагировать. В тот день всё было плохо: они ругались, Кевин плакал, потому что испугался криков, а потом… Потом Дэвид больше всего жалел о том, что в последние минуты жизни не сказал жене о том, как он её любит. Он не пообещал ей, что позаботится о сыне, не поклялся в том, что добьётся справедливости. За секунду до аварии, за мгновение до её смерти, он сказал только, что она стала его большое ошибкой, и горько пожалел о сказанном. Слёзы на похоронах, обещания и крики в небо не заменили достойных прощальных слов. С сыном было труднее всего. Лгать глупо. Кевин не был идиотом в свои семь лет, он любил маму и заслуживал правду, поэтому на его вопрос о том, как она, получил правдивый ответ: «Кевин, малыш… Мама умерла.» Реакцию сына в этот момент хочется стереть из памяти раз и навсегда. Несколько секунд гробовой тишины, пока ребёнок осознавал весь ужас произошедшего, а потом жутчайшая истерика, которую Ваймак даже не попытался успокоить. Дал выплакаться. Похороны выдались тяжёлыми. Кевин больше ни разу не плакал, просто стал намного менее активным и разговорчивым. Каждый переживал утрату по-разному. Мужчина прикладывался к бутылке, мальчик рисовал странные вещи, и оба чувствовали себя сломанными. У Кевина фамилия матери. После её смерти Ваймак решил не менять сыну фамилию, сохранив таким образом последнюю память о Келли. Сделав последний глоток, он улёгся в постель, не забыв поцеловать фотографию жены в рамке, на которой расположилась чёрная ленточка, выключил свет и почти сразу уснул. Утро всегда скомканное. Просыпаться с каждый днём всё труднее, поэтому Дэвид максимально рассредоточен. Но даже в таком состоянии у него получается заметить, что в комнате что-то не так. До него не сразу дошло, что с тумбочки пропала полупустая бутылка коньяка. Пропала вместе с со стаканом, и у него не было ни единого сомнения в том, кто это сделал. − Кевин! Кевин, быстро сюда! Мальчик стоит перед отцом, как ни в чём ни бывало смотрит в глаза. Дэвиду мерзко от того, что сын, его собственный сын, способен быть таким лживым. − Где бутылка? − Какая? − Ты знаешь. Смеешь лгать мне в глаза? Правду! Кевин вздрагивает от крика, но остаётся стоять прямо. − Я вылил… Мама не хотела бы… − Мёртвые ничего не хотят! Знаешь, сколько она стоила? Знаешь? Ты не заработал на то, чтобы трогать мои вещи. Ты живёшь в моём доме, маленький ублюдок, и смеешь трогать мои вещи? Кевин не заплачет. Только не сегодня, только не сейчас. Надо быть сильным ради папы и мамы. Тётя Эбби рассказала ему, что даже если папа будет говорить что-то неприятное, это не значит, что он разлюбил ребёнка. Просто у него сейчас тяжелый период. Но когда Дэвид хватает его за ворот рубашки, мальчику действительно становится страшно. Он кричит, мгновенно зажмуриваясь, и это приводит мужчину в чувства. − Что же я… Накричать на ребёнка за бутылку коньяка. Удел последнего урода. Таким стал Дэвид? − Чёрт. Прости, Кев. Прости, маленький. Папа не сделает тебе больно, − он моментально подхватывает сына на руки, пытается успокоить и бесконечно много извиняется. – Папа больше не будет на тебя кричать. *** Жизнь шла своим чередом, постепенно получалось смириться с утратой и начать жить. Ваймак научился смеяться, научился жить ради сына, а потом и ради себя. Кевину девять, и мужчину вызвали в школу. − Ваш сын, − молодая учительница была просто в ярости, − избил одноклассника. − Он сказал, что моя мать была шлюхой! – закричал Кевин ей наперекор, и девушка густо покраснела. − Не смейте произносить такие слова в стенах учебного заведения, юноша! – строго произнесла она. Дэвид оставался спокойным. Взяв сына за руку, он встал со стула. − Мы примем меры, − сказал мужчина, выходя из кабинета, оставляя позади разгневанную учительницу и обиженного одноклассника с подбитым глазом. Дэвид знает, что сын ему не солжёт, и просто не может наказать за поступок, который сам совершил бы. Просто просит его больше не махать кулаками, чтобы не создавать проблемы, и Кевин соглашается. Больше драк с участием Кевина Дэя в школе не было. *** Кевину двадцать. Он впервые взял клюшку в руки больше десяти лет назад, а в этом году его ждёт уже третий курс. Парень отклонил заявку от университета Эдгара Аллана, чтобы иметь возможность играть в команде отца, чем тот безумно гордился. − Пап, кстати… Мне тут… Мне кое-кто из команды нравится. Ты обещаешь не ругаться? − Если это Рене Уокер, то даже не пытайся – она тебя отошьёт. И правильно сделает, − шутливо добавляет Дэвид. – Слишком хороша. − Да нет… Это как бы… Это как бы не девушка. Кевин неловко улыбается, а Дэвид смотрит с непониманием. − Кевин. Тебе нравятся парни? − Ага, типа того, − он стыдливо опускает глаза. Отец не ругается. Встаёт со своего места, спокойно подходит к сыну и обнимает его. Говорит, что любит и примет его любым, и Кевин успокаивается. − Так что это за парень? − Аарон Миньярд. − Ты бы с ним поосторожнее. Эндрю тебе шею свернёт, если ты сделаешь что-то не так. Хочешь привести Аарона к нам на обед? Кевин соглашается, и на следующий день Аарон действительно приходит. Он весь при параде, красивый и аккуратный, а их пара действительно хорошо смотрится. Видя, как они понимают друг друга с полуслова, как Аарон сглаживает острые углы в непростом характере Кевина, а Кевин печётся и заботится о нём, мужчина понял, что они действительно друг другу подходят. Он спокоен. После ужина, когда Аарон уже ушёл к себе, Кевин подходит к отцу, неловко, но очень крепко обнимает его. − Пап… Ты был лучшим отцом. Спасибо.