Поцелуи на ночь

Сначала его целовала мама. Она умерла не слишком рано, чтобы он не смог вспомнить её лица и не слишком поздно, чтобы легко попрощаться с ней. Справедливости ради, прощаться бы с ней было трудно, даже если бы Элро стал глубоким стариком. Но он не был слишком мал, чтобы считать, что смерть это просто очень глубокий сон, от которого Он может поднять почти всех. А сейчас её поцелуи он уже забыл. Помнит только, что она подходила каждую ночь и целовала в щёку, желая спокойной ночи. И ночи Элро и правда ничего не нарушало — даже монстры под кроватью боялись этого поцелуя. А потом Элро, да и всем остальным, стало уже не до этого. Мама забеременела тем, что они с папой назвали абстрактным братом, сестрой или просто «сиблингом». Потом это станет девочкой Робин, а заодно и любимой сестрой, но Элро уже тогда понял, что сейчас всё изменится. Поначалу на ранних сроках она ещё могла уделять ему достаточно внимания, но её живот рос, и Элро вскоре перестал досаждать ей. Тогда его впервые на ночь поцеловал папа. И на следующую ночь. И послеследующую. И все-все остальные. Его беглые поцелуи Элро помнит лучше. Папа как будто боялся обжечь его кожу своими губами, и всё же Элро ценил и их. В первый раз ему, правда, пришлось попросить об этом, но дальше уже не пришлось, папа быстро всё смекнул. Его поцелуи оставались такими же лёгкими, но Элро привык к ним. Робин же других и не знала. Роды слишком нелегко дались маме, но какое-то время она всё-таки смогла продержаться, пусть первых слов Робин она уже не услышала. Элро совсем не злился на сестру за это, да и папа тоже. Соседи шептали, что вера могла бы принести им утешение, но папа вовсе забросил церковь, а у Элро так и не возникло любви ни к Нему, ни к Матери. Только слабая неприязнь, которая вскоре перерастёт в нечто большее. Если Он всемогущ, то почему не помог маме? Если Матерь всех любит, то почему по её воле жизнь лишь заканчивается? Но Элро хватало ума пока не озвучивать свои вопросы. Без мамы несмелость папы вновь взяла над ним верх, ему бы, конечно, не понравилось бы давать на них ответы. Он бы ответил, что ни к чему думать, почему и зачем высшие силы не помогают им. Надо просто принимать проблемы и решать их. И в подтверждение неозвученных ответов они вдвоём старались по мере сил. Элро пытался укладывать Робин спать, папа в основном мыл. И целовал в основном её Элро. Так же осторожно, как папа целовал уже его. Не хотелось бы её будить, а потом укладывать заново. Даже когда Робин научилась говорить, Элро не мог оставить привычки целовать её на ночь, даже когда к его поцелуям добавились папины. А потом Робин подросла ещё, и Элро пришлось смириться, что его поцелуи больше не нужны. Он сам перестал нуждаться в поцелуях папы, и было разумно перестать целовать Робин. Она уже большая девочка, да и папа намекал, что нужно перестать так волноваться о ней и опекать. Он уже видел в ней самостоятельную девушку, а для Элро она до сих пор оставалась малышкой. Даже когда ей хватило смелости пойти против устоев Концерна и продолжить дело папы. К тому моменту Элро успел жениться и стать отцом самому. И Эллу в основном целовал Элро. Когда она была маленькой, когда подросла. Она заслуживала поцелуев двух родителей, и Элро даже немного завидовал ей, ведь Геннета никогда не смогла бы поцеловать его, как мама. Но и Элро хотел от неё другого. Пусть прошлое остаётся в прошлом. Но потом в прошлое отошёл и папа. Даже помощи Элро не хватало, чтобы вырастить двух детей, и, должно быть, папа терзался виной. Единый Концерн заявил, что это был всего лишь несчастный случай, но папа был опытным механиком. Он мог допустить такое лишь при одном условии. И то, что в результате погиб только он… Робин, как и Элро, поняла всё сразу. Только в этот миг он не мог всегда быть с ней рядом. Старался, но получалось далеко не всегда, а Робин не могла утолить боль, которая росла уже в его сердце. В какой-то момент она должна была вырваться наружу. А Единый Концерн не любит, когда против него пытаются восстать. И наказывать он будет сполна. Родитель не должен хоронить своего ребёнка. Родитель много чего не должен, а Элро большую часть запретов нарушил, и поплатился, наверное, за каждый. Когда превращаешься в обрубок человека, считать ошибки очень не просто. Но в какой-то момент они всё же заканчиваются. И раз даже сейчас родной дом не захлопнул перед ним дверь, а сестра не отвернулась, даже для него ещё есть смысл просыпаться и засыпать. Разве что заботиться теперь будет не он. Уже понятно, что не может. Как не мог и раньше. Может, кроме далёкого детства. Теперь у него полно времени, чтобы подумать. Но он всё так же не забывает благодарить Робин за то, что она всё ещё рядом. Благодарить за завтрак, за отличную работу механика, за лес за окном. За то, что из окна до сих пор видно звёзды, за то, что до сих пор светит солнце. Может быть, когда-нибудь он сможет отплатить ей за доброту и исправить ошибки, но пока… Пока достаточно и того, что его солнце не гаснет даже когда за окном темно. И старается быть с ним, сколько возможно. — Спокойной ночи, Робин, — прощается он с ней в один из многих дней. Рука Робин легко выключает свет. Но почему-то она не уходит. Даже наоборот, подходит ближе и нагибается. Поцелуй сестры знакомо ложится на щёку. Кажется, именно так и целовала мама. — Спасибо… Может быть, Робин сможет увидеть улыбку в темноте. И даже улыбнуться в ответ, уйти и закрыть дверь. И тогда Элро впервые за долгие ночи спокойно заснёт. И монстры — уже не под кроватью, а в голове — не будут его беспокоить. Только как папа его уже никто не поцелует. Но это уже совсем не важно.