Я не могу без тебя спать

Одно задание, два напарника, вынужденное заселение в отель и единственный свободный номер на двоих с совместной кроватью. Акутагава ненавидел каждый из этих пунктов, но первое место в его личном хит-параде ненависти было отдано тигру из агентства. Они не планировали задерживаться в городе дольше, чем на один вечер, но эспер, которого им было поручено найти и доставить в Йокогаму, слишком уж осторожничал и явно залёг на дно. Его Акутагава тоже ненавидел, заранее, ведь это именно из-за него ему теперь приходилось терпеть чёртового тигра и его не менее чёртову внезапную тактильность. Первой ночью всё было достаточно невинно. Акутагава проснулся от ощущения чего-то инородного на своей груди. Этим оказалась ладонь Ацуши, даже сквозь футболку обжигающая своим теплом — совершенно неуместным и непрошенным, по мнению Рюноске. Да и кто вообще давал ему право пересекать территорию? Они ведь ещё вечером, как дети малые, как взрослые серьёзные люди, поделили кровать на две половины, укрылись разными одеялами и легли спина к спине, чтобы контакта между ними было как можно меньше. Мстить тигру, который во сне всего лишь положил на него руку, было мелочно даже для Акутагавы, поэтому он просто переложил её обратно владельцу, напоследок отодвинувшись от него подальше. «Только попробуй захрапи, уйдёшь спать на коврик под дверью», — мрачно думает мафиози, прежде чем снова заснуть. Следующей ночью руки на него не закидывают — Ацуши просто странно сворачивается у него под боком, обнимая собственные колени, а макушкой упирается ему в живот. Акутагава, с его чутким сном и привычкой спать в одиночестве, снова просыпается сразу же, как Накаджима оказывается к нему непозволительно близко. Двигаться на этот раз некуда, но и тигр никаких ощутимых неудобств не доставляет, поэтому Акутагава лишь отворачивается к нему спиной и засыпает. На третью ночь, будто почувствовав собственную безнаказанность, его уже полноценно обнимают, как какую-то мягкую игрушку, с которыми спят маленькие дети. Завершает картину закинутая на его колени наглая тощая нога. — Тигр, ты… — Акутагава тихо возмущается севшим от удивления голосом, на что Ацуши даже бровью не ведёт, а продолжает возмутительно довольно сопеть ему в шею. Его дыхание тёплое, щекочет чувствительную кожу, к которой вообще-то никто, никто не имеет права прикасаться, но спящего Накаджиму мало волновали чьи-то там запреты. Акутагава честно пытается выйти из такой щекотливой ситуации: пыхтит, изворачивается, извивается ужом, чувствуя себя при этом последним идиотом — но цепкие руки не отпускают, а лишь прижимают ближе к себе. Вдобавок Ацуши сквозь сон начинает недовольно ворчать на него, и Рюноске на несколько секунд замирает, порядком обалдевший от такой реакции. — Ты охреневший, наглый кошак, — шипит он себе под нос, прекращая все попытки выбраться из тактильной ловушки, и обречённо откидывает голову на подушку. — Утром ты мне за это ответишь. Вопреки всему, заснуть в этой ловушке получается удивительно легко. К утру Ацуши успел поворочаться ещё раз десять и всё-таки отлипнуть от напарника. Рюноске с кровати подскочил как ошпаренный сразу же, как проснулся: ещё секунда промедления — и тигр снова наложит на него свои лапы! Но теперь жертвой стала собственная подушка, которую Накаджима сжимал так крепко, что внутри мафиози кольнула ревность — это что же, ему вообще без разницы, кого своими объятиями мучать? Акутагава недовольно фыркает. Дурацкий тигр и его не менее дурацкие поступки. Через полчаса он не отказывает себе в удовольствии разбудить Накаджиму прицельным попаданием подушкой в голову. Ацуши от неожиданности подпрыгивает, выглядывает из-за одеяла — взъерошенный, сонный и ошарашенный, с тонким, еле заметным следом слюны возле губ. Акутагава скалится в предвкушении. — Ну, и что это было? — А?.. — Ацуши медленно хлопает глазами, будто пытаясь разобраться, где он вообще находится. — Ночью. — Ночью… А что у нас было ночью? Акутагава давится воздухом, пока детектив продолжает сонно жмуриться, совсем ничего не понимая. До первой утренней чашки кофе он в принципе не мог разобраться, какой сейчас год, а у него ещё и выпытывают не пойми что. Рюноске тем временем занят игнорированием собственного смущения, но Накаджима и правда ещё слишком сонный, чтобы заметить такую любопытную деталь. — У нас… — Акутагава коротко откашливается в ладонь. — Тигр, ты серьёзно? — Я не по… Ой, стой, — лицо Ацуши наконец озаряется догадкой. Он виновато чешет затылок и опускает взгляд, неосознанно комкая пальцами одеяло. — Я должен был предупредить тебя об этом, извини. Не думал, что будут проблемы… «А когда ты вообще думал?» — Акутагава закатывает глаза и, взметнув брови, ждёт. — Я, в общем, иногда разговариваю во сне, — Ацуши виновато улыбается. — Кёка-чан говорила мне, но я привык, что это ей не мешает, так что… Извини, правда. Рюноске ощущает себя участником какого-то дурацкого ситкома, но и сло́ва не может из себя выдавить — попросту не находит подходящих. Всё становится таким неловким, что хочется сбежать от этого разговора подальше и больше никогда не вспоминать ни тигра, ни этот чёртов отель, ни тепло чужих рук. И Акутагава так и поступает — когда тишина между ними начинает напрягать даже Ацуши, он разворачивается и уходит, так и не сказав ни слова. Занавес. Больше в этот день они произошедшее не обсуждали: Акутагава предпочёл забиыть и начисто проигнорировать все назойливые мысли, Ацуши же не захотел тыкать палкой в улей акутагавовских заскоков и выяснять, в чём же всё-таки дело. Он говорил слишком громко? Мешал спать? Сказал что-то странное? «Просто нашёл ещё одну причину меня недолюбливать, вот и всё», — решил для себя Накаджима, косо поглядывая на сосредоточенного на задании мафиози. Вечером они снова ложатся каждый на свою половину, спина к спине, и практически сразу засыпают — день был выматывающий, но бесполезный, ведь эспер так и не объявился. Ацуши напоследок зарывается в своё одеяло посильнее, утыкается носом в подушку — он не любит доставлять кому-то неудобств, даже если речь шла об Акутагаве. Акутагаве, по отношению к которому порой просыпалась какая-то кошачья вредность наравне с желанием поточить когти об его любимое кресло. Рюноске просыпается через два часа с ощущением дежавю и чужих пальцев, крепко сжимающих его талию. Теперь поза оказалась ещё более смущающей: они лежат лицом к лицу, и Ацуши опаляет своим дыханием стремительно краснеющую щёку. Хорошо хоть ноги свои пока держит при себе. — Ты, должно быть, шутишь, — сипит Акутагава, нервно сглатывая. Сердце застучало быстрее, и Рюноске это не нравится совершенно. Ещё не наученный вчерашним опытом, он пытается вывернуться из объятий, но становится только хуже — Накаджима тянет его на себя и прижимается носом прямо к его щеке, так, что их губы внезапно оказываются в опасной близости друг от друга. Объятия такие крепкие, будто Акутагаву из рук Ацуши сейчас кто-то вырвет, а потому и держать нужно сильнее. Взвесив все «за» и «против», Рюноске решает: клин же клином вышибают, верно? Поэтому аккуратно тянет руку Ацуши за спину, кладёт ладонь между лопаток и нерешительно поглаживает. Он понятия не имеет, как это делается — единственные объятия у него были только с сестрой, но и те достаточно редкие и максимально неловкие. Но и этого хватает, чтобы парень рядом с ним немного расслабился и тихо выдохнул. Хватка перестаёт быть такой отчаянной, но Ацуши всё равно тянется к нему всем телом, оказывается настолько близко, что Акутагава отчётливо чувствует биение чужого сердца. Приходится несколько раз вдохнуть и выдохнуть, чтобы вернуть себе самообладание. Затем мафиози чуть наклоняет голову и шепчет детективу прямо на ухо: — Тигр. Отпусти меня сейчас же. Ацуши в ответ только трётся щекой о щёку и бормочет: — Мхм… Не хочу. Акутагава открывает и закрывает рот несколько раз, не в силах что-то возразить. И что вообще прикажете отвечать на этот капризно-наглый тон? Разве что подцепить этого кота за ногу Расёмоном и подвесить над кроватью, чтобы подумал уже о своём поведении, но способность, будто что-то чувствуя, не спешит исполнять задумку. А Ацуши тем временем снова проваливается в глубокий сон, пряча лицо у Рюноске на груди, отчего у последнего нервно ёкает сердце. Слишком близко. Слишком тепло. Слишком… успокаивающе? Так не должно быть, тем более — с ним. Акутагава прикрывает глаза и упрямо пытается всколыхнуть внутри всю ненависть, которую испытывал к тигру, но по пути находит лишь какие-то крошки, отголоски былого чувства. Их слишком мало, чтобы сопротивляться тигру сейчас. И что с ним успело произойти за время их партнёрства? Обещал убить его, а теперь не может даже отпихнуть от себя, спящего, разомлевшего от тепла и полностью беззащитного. Один быстрый удар Расёмоном под нужным углом — и тигр умрёт прямо у него в руках. Эта мысль вызывает неожиданную реакцию — руки Акутагавы смыкаются за спиной Ацуши в защищающем жесте. Тело явно понимало больше него самого. Не сегодня, не сейчас, не… когда-нибудь потом. Засыпает он, так и не выпустив Накаджиму из уже собственных объятий, а утром опять ни слова об этом не скажет. Да и зачем, если эспера удаётся поймать, и их совместным ночёвкам приходит долгожданный конец?

***

P.S. — Акутагава? Ты в курсе, который час? — Не задавай глупых вопросов, тигр. Пауза. Зевок. — Так… ты что-то хотел? — Сейчас ты возьмёшь свои ноги в лапы и приедешь по адресу, который я тебе напишу. — Что-то случилось? — Да. Тишина, вздох. Отрицание, гнев, торг и депрессия пройдены за считанные секунды, и остаётся только принятие. — Я не могу без тебя спать.