Спусковой крючок

Занзас проталкивался между танцующих к лестнице на второй этаж, таща за собой из толпы разгорячённых тел подцепленную у бара шлюшку. В вип-зоне можно было найти комнату для уединения: трахаться, как некоторые, прямо у стены, на диванах или в туалете Занзас не собирался. По правде говоря, он даже не всматривался в девку толком. Подсела, попросила заказать ей выпивки и прикурить, пара намёков – и вот уже она на коленях, а глубокий разрез платья обнажает белое бедро. Наверное, белое: во мраке клуба, пронзаемом кислотными вспышками света, беснующиеся в такт музыке или личного ритма тела окрашивались в салатовые, розовые, сиреневые и ярко-жёлтые пятна. Такие места Занзас обычно не любил. От грохота бестолковой суеты начинала раскалываться голова, накатывали мутное, липкое раздражение и что-то близкое к клаустрофобии: тесно, душно и всё бесцельно. Нет врага, которого нужно выследить и растерзать. В таком скоплении людей бушующая, необузданная стихия снаружи перекликается со стихией внутри – и этого слишком много, чтобы балансировать в хрупком равновесии, а не сносить всё вокруг к чертям. Даже сейчас он сжимал тонкое влажное запястье, едва удерживаясь от того, чтобы не сломать его, но девица не пыталась вырваться или протестовать. Кажется, она сама была не очень трезва, как и Занзас, а может, закинулась чем-то. Местную точку сбыта никак не могли поделить Вонгола и ещё две Семьи из Альянса. Три часа назад он едва не свернул шею ублюдочному Саваде за идею отказаться от этой части бизнеса и перейти на что-то более «безобидное» и «легальное». Занзас давно так не смеялся, бешеная корова с испугу аж разрыдалась и достала базуку, как в старые добрые дни. Когда хранители Савады с воплями завалили корову, Занзас демонстративно вытащил заряд и швырнул хренову игрушку Бовино в окно. А розовую начинку хотел скормить их недоделанному боссу, но на счастье того у Занаса в кармане завибрировал телефон… Не церемонясь, Занзас выбил дверь ногой – комната оказалась занята. Вторая и третья тоже, а из четвёртой, потеряв терпение, он выкинул крашенных педиков, и девица тут же захлопнула дверь. Полезла целоваться: помада её, приторно-сладкая, моментально размазалась, тонкие руки обвили шею, а к груди прижалось глубокое декольте. Занзас оценил его размер, одобрительно хмыкнув, ущипнул упругую задницу и кинул добычу на кровать. Никаких прелюдий, ему просто нужно сбросить напряжение. Он стянул пиджак и швырнул его в изголовье, на спинку кровати, взялся за галстук и рубашку; девчонка суетливо выпутывалась из платья, извиваясь ужом. Когда Занзас разделся, она схватила его за руки, потянула на себя и опрокинула сверху, взвизгнув, – они перекатились. Кровать пружинила, словно они угодили в качку, дурманили яркие густые духи, а сама шлюха была слишком бледной для итальянки. Занзас провёл по гладкой коже над резинкой чулка. Желтовато-белой, как на запястье у… Савады. О чём он думает, блядь? – и в этот момент девица легла на него тёплой грудью, похотливо ёрзая бёдрами. Он вскинул руку, пытаясь нащупать в пиджаке карман: где-то там ещё утром точно был презерватив. Что-то зацепил, округлое и бугристое, оно тяжело перекатилось под пальцами, норовя выскользнуть наружу. Зашелестела, падая, ткань, девица вскрикнула – и кровать под ним словно провалилась. Непривычно твёрдая ладонь обхватила член, нежно оттянула крайнюю плоть, и щекотное предвкушение осело на коже. Пальцы сжали в горсти мошонку, слегка царапая ногтями, а кончик языка покружил и уткнулся в щель. Занзас сгрёб ладонями простыни и хрипло охнул, шире разводя колени. Жадные губы стиснули головку, пропустили внутрь, опаляя дыханием. Мышцы бёдер невольно напряглись, с внутренней стороны и по животу тёрлись волосы, и жар, как от пламени, заливал лицо и грудь, красными пятнами вспыхивал под веками. По налитой до боли плоти осторожно скользили зубы, сменяясь неспешными движениями языка и мягкими губами, и снова возвращался горячий и влажный рот – до самого горла. Взмокший и задыхающийся, Занзас запрокидывал голову, мышцы спины, плеч и шеи болезненно тянуло, в висках бухал пульс, по позвоночнику прокатывались волны острого наслаждения и сладко ломило в крестце. Удовольствие становилось мучительным – с Занзасом играли, отстраняясь в шаге от желанной разрядки, но не позволяли возбуждению спасть. Дразня, поглаживали ступни и щиколотки, коротко, до мелкой дрожи в ногах целовали член и живот, бесстыдно трогали между ягодицами. – Ну! В очередной раз вскинувшись на постели, Занзас с трудом осознал, что возникший дискомфорт – это… холодные пальцы у него в заднице. От затылка вниз по горящей коже прошлось множество мелких иголочек, яйца поджались сильнее, а в глотке пересохло. «Блядь…» – Хреновы извращения… – прохрипел Занзас и невольно сжался вокруг пальцев. – Давай без этого! Над ним хмыкнули, потёрлись носом о колено, и в следующий миг его ноги оказались задраны, а пол и потолок будто поменялись местами. Занзас непонимающе распахнул глаза – перед ним маячило в полумраке бело-коричневое пятно. Солоноватые губы коснулись рта, нетерпеливый поцелуй раззадорил ещё сильней – Занзас вцепился пальцами в волосы, они почему-то оказались сильно короче. Нехорошее предчувствие томительно заныло в солнечном сплетении, а потом он почувствовал… Занзас сдавленно выругался: ему в задницу что-то уткнулось и начало протискиваться внутрь – уверенно и неумолимо. Шалава оказалась с норовом – промелькнуло в голове, и он рефлекторно заёрзал, пытаясь высвободиться из неожиданно сильных рук. И только когда что-то, протолкнувшись в него чуть ли не до поясницы, отдалось жгучей, нестерпимо тянущей болью – Занзас внезапно понял, что в нём посторонний член. И моментально протрезвел. От незнакомого, пугающего чувства наполненности, от стонов сквозь зубы и крепкой хватки на бёдрах, от множества острых, перемешавшихся ощущений Занзас двигался в едином с чужим телом ритме, схватившись за совсем не женские плечи, и не мог поверить, что всё это происходит с ним. Кулак его перехватили – и сразу же вторую руку, стиснули запястья крепко, прижимая их над головой и ругаясь с ужасным акцентом. – Какого чёрта, Занзас? Вспыхнуло Пламя Неба, и он увидел… Удивлённое донельзя и растерянное лицо Савады Цунаёши. Матюгнулись они одинаково и синхронно. Занзас глянул на Саваду снизу вверх, зло натягивая на ноги тонкое покрывало. Тот, совершенно не стесняясь своей наготы, всё ещё полувозбуждённый, ненавистный и чертовски, будь он трижды проклят, красивый, таращился на Занзаса во все глаза, и на лице его сменялись самые разные нецензурные эмоции. – Оденься, мать твою! – рявкнул Занзас, задыхаясь от ярости, от наглости этого… в голове было горячо и звеняще пусто, а в глазах темнело накатами. Удивлённо оглядев себя, Савада протянул «ааа!» и подцепил с пола какую-то тряпку, оказавшуюся халатом. Подпоясавшись, потёр лицо ладонями, прищурился, словно удостоверяясь, что ему ничего не привиделось. Занзас ощерился по-звериному, с хрустом, один за другим сжимая пальцы. Савада потянул себя за волосы, оглянулся на столик у кресла, на котором красовался графин. Отточенным движением плеснул в бокал, посмотрел на Занзаса и плеснул ещё. – Мне налей, – хрипло приказал Занзас и поморщился. Прозвучало отвратительно, как сраная просьба. Очень хотелось размазать Саваду по стенке, но несмотря на то, что Занзас протрезвел, его всё ещё мутило и била нервная дрожь, которую он с трудом сдерживал. И ублюдок сейчас старше его на восемь лет. И – сильнее… Савада плюхнулся в кресло у окна, закусил кулак и принялся разглядывать Занзаса с весёлым любопытством, смешанным с неловкостью и явным множеством невысказанных матерных слов. Бокал он так и держал в руке, а второй, забытый, стоял на столике. Занзас лихорадочно соображал. Он и этот азиатский недоносок? Блядство какое-то. Но по комнате валялись его вещи: варийская униформа, наплечная кобура с береттами, какие-то бумаги с подписью Акулы, цветное перо, завалившееся под кресло, явно давно... Так, словно он был у себя. Занзас скривился: глаз дёргался, а рот заполняла кровь от прокушенной изнутри щеки. Не мог же он… хотеть этого?.. – Добровольно, – подсказал Савада с совершенно серьёзным лицом, и Занзас ещё крепче сжал кулаки, впиваясь ногтями в ладони до острой боли. Савада поднялся легко, подхватил второй бокал со столика, приблизился и протянул Занзасу, отпивая из своего и не отводя взгляд. Занзас несколько секунд медлил, размышляя – сжечь руку или просто сломать? – но ухмыльнулся, выпрямляясь и поднимаясь с кровати, взялся за бокал. Савада – очень быстро и плавно – нагнулся, ловя его за запястье, и бегло прижался губами к шраму. От прикосновения, горячего, насмешливого, до судороги интимного, волоски на теле вздыбились – и тут же всё потонуло в розовом тумане… Занзас широко распахнутыми глазами смотрел в потолок, ощущая, как бестолково сосёт подцепленная у бара девка, царапая его ногтями и томно, картинно вздыхая. «Ненатурально» – плавно и тяжело, словно взведённый курок, скользнула в голове мысль. «Не чета» – щёлкнул спусковой крючок. Осыпалось углями и снова нахлынуло возбуждение, но чужие прикосновения вызывали только брезгливость. Голова кружилась, а в груди клокотали ярость и бессилие. Занзас спихнул девку с кровати и с трудом разжал зубы, чтобы отослать её вон. Со всем этим надо было что-то делать, срочно, немедля… «Добровольно?! Блядь. Ну, я тебе покажу добровольно», – Занзас, потянувшись к пиджаку, нащупал там сотовый телефон. И недоумённо уставился на экран, когда тот зазвонил.