Разрезая лед.

Звук, заполонивший весь первый этаж поместья своей умиротворенной и спокойной мелодией, сопровождается с успокаивающими нотками саксофона и пианино, приятно вписывающийся под вечерний зимний закат. Вечер, посвящённый вступлению Дилюка в ряды рыцарей Ордо Фавониуса, проходил в поместье старшего Рагнвиндра. Правда, складывалось чувство, что все было организованно не для мальчика. Дилюк сегодня просто кукла. Предмет похвалы. То, чем можно просто гордится. «Посмотрите какой мальчик молодец!»; «Гордость Господина Крепуса, никак иначе!». Есть совсем не хотелось. Дилюк даже не притронулся к горячему, лишь расковырял блюдо вилкой и отодвинул от себя. Здесь слишком душно. Даже от скуки невозможно есть, потому что до ужаса душно. Аделинда подходила несколько раз к мальчику, чтобы убедится в его состоянии. Совсем не ест, это и вызвало некое беспокойство у прислуги. Она сама слишком юна для прислуги, но очень добра к Дилюку. И как бы тот ни пытался построить между ними высокий забор, Аделинда все равно относилась к юному Рагнвиндру с теплом. — Взрослые такие скучные, не правда ли? — о, чудо! Спасение этого вечера — Кэйа. Пусть Кэйа и не был родным в этой семье, но мальчишка тоже заслуживал тепла и равного отношения. Правда, к Дилюку относились даже более жёстче. Дилюк вопросительно смотрит на Альбериха, после прикладывает указательный палец к губам в жесте «тихо». Ему показалось, что Кэйа говорил это слишком громко и мог привлечь внимание взрослых, а взрослые… они такие взрослые! Не поймут. — Так себе вечеринка, согласись же, Люк, — это даже не вопрос. Кэйа улыбается своей фирменной улыбкой и смотрит на Дилюка. Взгляд хитрый и поблескивающий. Хитрец. Будь Кэйа зверьком, то в ста процентах он был бы лисом. Оглядевшись по сторонам, убедившись, что на них в самом деле не смотрят, Дилюк согласно кивает на слова брата. — Я сейчас умру, — шепчет в надежде, что Альберих услышит. Услышит. Кэйа спец подслушивать. Синеволосый вновь улыбается и, немного наклонившись, подзывает братца к себе. Когда Дилюк наклоняется в ответ, то ухо обдаёт горячим дыханием и шёпотом: «встретимся у главной лестницы через пять минут». После даного указания, Кэйа встал со своего места и, как ни в чем не бывало, будто бы совершенно ничего не замышляет, вальяжной походкой покидает главный зал, по пути приветствуя, наверное, второй раз за вечер гостей. Они разные, но похожи. Кэйа слишком социальный ребенок, может поддержать совершенно любую тему, пусть даже со взрослыми, а вот Дилюк больше бы предпочел оставаться в тени, не привлекать лишнего внимания. Отвлекаясь от собственных мыслей и раздумий, Дилюк так же покидает свое место и идет по тому же маршруту, что и братец. Перед тем, как покинуть зал, мельком глянул на отца, которому явно не до своих детей в данный момент. Он занят гостями. Ну и отлично. Покидая главный зал, мальчик понимает, насколько в пустых коридорах и комнатах прохладно, насколько свежо. От большого скопища людей даже в таком большом помещении станет душно. Как и договаривались: у главной лестницы. Кэйа, заметив Дилюка, смотрит на воображаемые часы на своем запястье, а за спиной что-то прячет другой рукой. Видимо, что-то довольно увесистое, из-за чего Альберих немного клонит назад. Улыбается брату тепло, настолько, что казалось сейчас не суровая зима, а самое теплое лето. — Мистер Дилюк, позвольте скрасить Ваш скучный вечер, — начал паясничать Кэйа, приклоняясь перед Дилюком, подобно слуге. Красноволосый прыскает от смеха в кулак, в этот же миг испытывая стыд. Паренек никогда не ставил себя превыше слуг и прочее, а Кэйа буквально высмеивает это. Все это шутки и они оба прекрасно понимают это. — Не смею отказать, — подыгрывает, что редкость для паренька. Стоило лишь дать положительный ответ, как то, что пряталось за спиной, Кэйа вытягивает перед собой: пара темных коньков с золотистыми рисунками по бокам, чем-то напоминающее пламя феникса, серебряное, остро заточенное лезвие — подарок отца. Дилюк даже и забыл о них, хотя так грезил о том, чтобы прокатиться по покрывшемуся льдом озеру. — Ну, ты черт, конечно, — на лице растягивается довольная улыбка и взгляд поднимается на Кэйа, что в свою очередь тоже улыбается. Свои коньки были припрятаны в небольшой шкая, рядом с лестницей. Они же белые, но с серебристым рисунком, и таким же лезвию. — Не бойся, отец занят и даже не вспомнит о нас ближайшие… — задумчиво смотрит в потолок, будто выискивая там значения. — полтора часа. — Как отмазываться будем? — Отмазываться не придется, если вернемся вовремя, — многозначительно улыбается и, держа в одной руке свои коньки, а другой хватая Дилюка за локоть, мчится к выходу. Там на вешалках находят свои пальто, шапки и выбегают, даже толком не застегнувшись. На землю плавно опускаются крупные хлопья снега, иногда их подхватывает ветер и кружит в вихре танца. Дети стремительно бегут вниз, по протоптанной дорожке. Холодок пробирается за пазуху, словно заключает в свои холодные объятия, но чем больше движений они совершают, тем больше тепла вырабатывается. На берегу те быстро переобуваются в коньки и выходят на лед. Колени предательски дрожат и чувство, будто вот-вот упадешь на лед. И он треснет, и ты пойдешь ко дну. Кэйа же в этом деле более уверенный. Становится на лед и стремительно мчится на несколько метров вперед, обгоняя Дилюка. — Эй, Люк, догоняй! Что такое, боишься? — когда замечает, что брат мельтешит, то пуле подлетает к нему и, не дав привыкнуть, за локоть тащит за собой, не боясь, что оба упадут. — Веришь мне? Что? Верит ли?.. Конечно верит. Иначе бы Дилюк ни за что не соглашался на авантюры брата. Верит ли? Верит. Верит! И именно сейчас крепко стискивает чужую руку, чтобы не шлепнуться на лед. Два силуэта катятся к центру самого замерзшего озера. Словно большая сцена, усыпанная блестками, снегом, что сияют от отражаемого лунного света. Не хватало только фоновой игры на флейте под то, как кружатся два силуэта. Когда Дилюк привыкает к конькам, то его движения становятся смелее и увереннее. Как бы случайные касания, звонкий смех, переглядывания — все это придавало атмосферы и азарта. Рагнвиндр и Альберих продолжали нарезать круги, гоняться друг за другом, чтобы повалить. А миг, когда ноги уже отказывались держать, мышцы икр не приятно тянули, и оба просто рухнули на лед, глядя друг другу в глаза, не переставая улыбаться. По спине бегут мурашки от исходящего холода льда, ну и пусть. Почему-то не было сил оторвать взгляды друг от друга, а уж тем более встать. Оставалось только надеяться, что никто из них не заболеет. А сколько, кстати… времени прошло? Дилюк резко приподнимается на локтях. Конечности с трудом сгибались от холода, а одежда мокрая от снега. Все это говорило о том, чтобы скорее вернуться домой и переодеться. Еще и одежда такая… парадная, предназначенная для сегодняшнего вечера. И почему думает об этом только сейчас? — Пошли. — Уже? — Да. Нас, я уверен, заметили. Вернее, наше отсутствие, — Дилюк трет ладони друг о друга, чтобы согреть их. «Как же холодно». Кэйа, будто прочитав мысли, приобнимает Дилюка, в надежде согреть теплом своего тела. Сам то, глупый, тоже мерзнет, однако… — знаешь… — А? — Без тебя бы моя жизнь была ужасно скучной, — тепло улыбается, глядя в единственный видимый глаз с неестественным зрачком в виде четырехконечной звезды. Только сейчас придает это какое-то значение. Ну и удивительно. — Я послан судьбой! И… Мне нравится такая судьба! — теплая улыбка в ответ. Кожа ледяная и у одного, и у другого, кончики носов покраснели и самих ребят мелко трясло от холода. Встать бы и по тихому вернуться в поместье, но недовольный крик отца выбивает из этой идиллии. Дома будет кому-то не сладко. Причем обоим…

***

— Мне нравится такая судьба… — Тогда ты больной, — скрипит зубами Дилюк от злости, лишь крепче сжимая рукоять меча. Ненависть закипает внутри, так и рвется наружу, так и хочет ринуться в бой. Прошло столько лет с момента, когда была сказана эта фраза, крепко накрепко связав двух мальчишек. И сейчас один из них пытается обрубить эту красную нить. Они оба помнят это, как будто это было вчера. Повязка на лице молодого Кэйи отсутствует, обнажая то, скрывалось ото всех длительное время. Склера глаза темная, подобно тьме бездны, а радужка, кажется, словно светится золотым, в центре такой же странной формы зрачок. Каэнри’архшская Звезда. Так… так вот почему она что-то напоминала Рагнвиндру. То, что видел множество раз в книжках, находящихся в библиотеке их поместья, в библиотеке Мондштата, по рассказам… Кэйа не противиться, даже мысли нет сопротивляться. Попросту не может. Рукоять меча отпускают и тот со звоном падает на земь, вызывая у красноволосого удивление. Но лишь на миг. Нельзя же показывать слабину, верно? Эта чертова улыбка. До боли знакомая, вызывающее теплое чувство в груди юноши. Прекрати, прекрати, прекрати! Одно за другим лезут воспоминания яркой картинкой перед глазами. Дилюк не хочет вспоминать. И Кэйа понимает это. Прекрасно понимает. Ухмылка. Говорит, но на непонятном Дилюку языке. На родном языке. — …потому что я повстречал тебя.