Ванга

Перелёт в Париж Баронесса переносила, как всегда, болезненно: перепады давления, ноющая головная боль. Мигрень уже успела порядком надоесть за полгода сорванных показов и раздумий, кто же такая эта самая Круэлла де Виль, что нагло ворвалась в мир моды и постоянно фигурировала в громких заголовках газет. Несса снова потёрла виски и устало закатила глаза. Она знала, буквально не сомневалась даже, что Элла объявится вновь на самом важном событии года с новой вызывающей песней, открытыми нарядами и вульгарно-красными губами, бесцеремонно посылая воздушный поцелуй королеве моды прямо через толпу. Фон Хельман не видела смысла ехать. Она угадывала каждый шаг Круэллы наперёд, ей не нужно было думать, осмелится ли её соперница вновь заявить о себе посреди площади. Конечно, да. В принципе, она и сама осознавала, что летела в город любви — "господи, какая любовь?!" — только чтобы пренебрежительно взглянуть на девушку, а затем усмехнуться "неожиданной" встрече. Что и требовалось доказать — на самом входе в люксовую гостиницу стояла чёрно-белая девица с приторно-хитрой улыбкой, заигрывающе наклонив голову и приветливо махая ручкой с красными ноготками. Баронесса не удостоила её даже взглядом, прошла мимо, чему-то довольно улыбаясь, так что администратор решил нелепо пошутить, посчитав, что та в добром расположении духа. Это было его ошибкой. Ловко выхватив ключ, женщина поднялась на третий этаж, но захлопнуть дверь ей не дала появившаяся на пороге дочь, что держала большой чемодан, забитый разнообразными пышными нарядами. — Баронесса, вы так неприветливы, - Элла обидчиво надула губы, вновь ухмыляясь тому, что застала фон Хельман в растерянности, словно та была маленьким ребёнком, у которого хулиганы отобрали мяч. Несса хорошо играла свою роль, "искренне" удивляясь визиту. — Как долетели? - шумно вдохнув в лёгкие горячий воздух, Несса наигранно безразлично отвернулась и прошагала вглубь тёмной комнаты, бросая меховую накидку со своих плеч на идеально выглаженную постель. — Что тебе нужно? - понимание того, что девушка, стоящая сейчас перед ней, была её дочерью, пришло ещё во время их первой встречи: чёрно-белые волосы, разделённые чётко пополам, виноватое выражение лица Джона, все её слова. Но раскрыть эту тайну — подобно смерти, ведь тогда всё наследство перешло бы Элле. Именно в этом Баронесса убеждала себя, откидывая столь пошлую и развратную мысль, что она наивно влюбилась. Влюбилась. В собственную дочь. — Вы проиграете, - помолчав с минуту, де Виль качнула бёдрами, заставляя подол её платья, словно пушинку, перелететь на другую сторону, и начала играть с кудрявыми прядями, то и дело накручивая их на палец. — Довольно пустых слов. Я всё ещё на вершине, а ты довольствуешься Times New Roman'ом в жалких газетёнках, - фон Хельман сократила дистанцию, испепеляя взглядом холодных голубых глаз, и только Элла видела в них этих чёртиков с неоднозначными именами*, из-за чего ладонь резко сжалась на ручке чемодана, чуть ли не разрывая её в клочья. — Увидим, родная, - сладко промурчав эти слова, девушка покинула номер, естественно, не забыв на прощание хлопнуть дверью. Баронесса мечтательно прикрыла глаза, снова про себя ликуя: "Ванга!" Каждое осеннее утро в Париже начиналось с тумана. Но только не у фон Хельман. У неё — с громкого стука в дверь и бодрых шагов Круэллы, что застала женщину ещё в постели, полураздетую, в прозрачной ночной рубашке, такую спокойную и беззащитную, что девушка поумерила свой пыл и на несколько секунд замерла и превратилась в столб. Щёки приобрели пунцовый оттенок, алые губы приоткрылись в удивлении, а взгляд был прикован к просвечивающей груди брюнетки, которую та поспешила прикрыть простынёй. В Эллу полетел огурец, что стоял на прикроватной тумбочке. Как бы женщина ни была рада видеть гостью, надо было продолжать играть непоколебимую бессердечную сволочь. — Как ты здесь оказалась?! - разъярённо вскрикнула Несса, угрожающе хватая ещё одно зелёное колечко, как будто это бы смогло спасти её от назойливой девчонки. — Сказала, что мама попросила занести ей платье, - с самодовольной ухмылкой Круэлла ещё раз осмотрела смущённую женщину. — Кстати, не то, чтобы я соврала. Ну, то есть, да, - она неопределённо мотнула головой, убирая ключ себе в карман, — Во-первых, вы не просили, а во-вторых, это не платье, но вам лучше одеться, чтобы ненароком не совратить невинного ребёнка. Хотя... Весьма хороший план как избавиться от конкурентов. Баронесса округлила глаза, искренне поражаясь то ли смелости открыто назвать её матерью, ещё и для посторонних людей, то ли неоспоримой наглости девушки, которая посмела швырнуть чехол с неизвестным содержимым прямо ей в лицо. Стоп, "ребёнка"?! Не могла же она узнать об их родственных связях?! Это бы поставило под угрозу состояние, поместье, бизнес и честь самой Нессы. — Ты совсем страх потеряла?! Да я... - приблизившись к постели женщины, без толики страха Круэлла рухнула рядом, раскинув руки в стороны и будто случайно касаясь оголенного бедра владелицы номера. — Да ничего вы мне не сделаете, - она уже открыто смеялась над безуспешными попытками приструнить её. Хотела бы она вот так просыпаться каждое утро, видеть белый потолок, чувствовать рядом чьё-то присутствие, не заботиться ни о чём, а просто жить моментом. Вдруг девушка перевернулась на мятых простынях, приподнялась и наклонилась к чужому уху: — Продолжай бояться моей непредсказуемости, мамочка. Рука чуть разжала простыню, давая ей скользнуть вниз, губы раскрылись в шоке пытаясь вымолвить хоть слово, но шёпот девчонки будто лишил дара речи. Знала. Она знала. Даже здесь, в своей постели, модельер не могла быть в безопасности, даже здесь её взор мучили ненавистно любимые чёрно-белые локоны, даже здесь она не могла в полной мере противостоять любимой или же сопернице, здесь, на её территории, не то, что на площади Парижа, Лондона или Нью-Йорка. Оставшись одна, Баронесса лениво откинулась на подушки, заставляя подарок смяться под её собственным весом. Воздух стал невыносимо горячим и удушающим, резко на пол разлетелись пуговицы с рубашки из-за небрежного рывка руки — только теперь женщина смогла вдохнуть полной грудью. Шуба. Из натурального меха, под окрас далматинца. Такая тёплая, что обжигала кожу. Какого чёрта, Круэлла? Знала, кто её мать, но молчала. Могла бы сразить великую и неповторимую всего одним заголовком, но не стала. Какого, блять, чёрта?! Ладони опустились на глаза. Смешанные чувства предательски заполнили внутренности, словно раковая опухоль, которая разрослись настолько, что уже мешала безболезненно существовать. Тяжёлый вздох, истерический смешок. Рука легла на грудь, перебирая меховое изделие, затем ниже, расстёгивая пуговицы на животе, касаясь кожи ледяными, словно азот, пальцами, прямо под бельё. Выдохи такие прерывистые и громкие, что стой бы сейчас Круэлла за дверью номера, она бы наверняка услышала — и эта возможность только разжигала пожар между ног Баронессы. Точно так же, как и мысль о том, с каким бы упоением девушка откупорила бы бутылку шампанского, сидя у неё на бёдрах, неспешно выливая игристое на её грудь, а затем с победным блеском в глазах слизывая пузырьки с сосков. Де Виль бы явно кусалась. Фон Хельман бы явно рычала. Обе бы явно были довольны. *** Кроваво-красные лепестки до одури банальных свежих роз держались на поверхности мутно-белой воды. Аура спокойствия затягивала, позволяя ушам женщины наслаждаться любимыми композициями классиков, и всё же ни горячая ванна посреди комнаты, ни бокал терпкого белого вина не смогли расслабить её полностью. Скорее даже абсолютно точно нет: алые когти впились в ножку фужера, чуть сдавливая его, а взгляд был устремлён на полностью пустую стену, в тенях которой, словно Баронесса помешана, ей виделись отчётливые силуэты Круэллы. Сумасшествие, не иначе. Пик эмоций — и пальцы врезаются в стеклянные стенки сосуда, мягко разламывая его на сотню частиц и окрашивая молочную жидкость в багровые оттенки с привкусом алкоголя. Горько хмыкнув, фон Хельман разжала кулак, выпуская из него окровавленные осколки, и откинула руку на край ванны, позволяя тонким струйкам густыми капельками упасть на светлый ворс мягкой шубки. Не больно. Баронесса привыкла к боли. Поддаваясь испульсам, она слегка наклонилась, хватая окровавленный пятнистый мех, и накинула его на свои плечи, вновь погружаясь в странную смесь эмоций. Элла бы горделиво вскинула голову, наблюдая за этой картиной. Она смогла приковать взгляд кутюрье к себе, заставить мать думать о ней, даже мечтать о новой встрече раз за разом. Даже стонать в конце концов! Уголок губ вдруг высоко подпрыгнул от мыслей о девушке, но тут же опустился на своё место, делая вид, что ничего не произошло. *** Это можно было бы назвать дежавю. Лишь несколько отличий разделяло эти два дня на разные, совсем непохожие друг на друга. Например, сегодня фон Хельман была уже более одетой, не в своей постели, а за столом, просматривая ничем не примечательные газетные заголовки в поисках своего имени; взгляд Круэллы же остановился не на бюсте матери, а на шубке, на которой красные следы крови соединили чёрные пятнышки в маленькие созвездия. — Доброе утро, - стараясь не выдать беспокойства, девушка прикрыла дверь, не позволяя прохожим заглядывать в чужой люкс. Или же разрешая любоваться растрёпанной брюнеткой только себе? Не столь важно. — Решила поиграть в хорошую семью? Ну допустим, доброе, - Баронесса наигранно закатила глаза и отпила из фарфоровой чашки, даже не морщась от кипятка. — С чем пожаловала на этот раз? — Просто решила проведать вас, вдруг вы померли? Де Виль сложила руки на груди и прошагала вглубь комнаты, разглядывая предметы интерьера в поисках чего-то, что объяснит наличие крови в комнате. Этакий маленький детектив, она пыталась составлять логические цепочки, но выпитый для храбрости перед приходом бокал вина немного мешал мыслить трезво. — Мне казалось, мы перешли на ты в прошлый раз, - помедлив, женщина хмыкнула и закусила губу, рассматривая пятую точку дочери, пока та безучастно листала эскизы со стола. — Дорогуша, я не такая уж старая, чтобы умирать, только если ты не натёрла шубу ядом. — Вы такая язва, маман... — Чаю? - Несса провела языком по сухим губам, замечая у девушки глубокое декольте, но перевела холодный взгляд на её чистые, словно вода Голубого озера, невинные глаза, в которых сейчас томилась печаль. К этому женщина не была готова. Она уже было встала, чтобы подойти и обнять любимую, ласково провести по монохромным локонам, прижимая ближе к себе, но тут же одёрнула себя, снова надевая маску ледяной королевы. — Ну уж нет, судя по вашим обвинениям, вы и сами можете ядом опоить, - Круэлла наткнулась на красный элемент и, посчитав его окровавленным платком, вытащила из-за декоративной подушки на кресле. Однако сама вещица оказалась не тем, чем думала Круэлла, и её победное выражение лица сменилось на стыд, когда фон Хельман впала в немое возмущение. Это же надо — ворваться в чужое жилище, достать элемент нижнего белья, так ещё и столь открыто хвастаться находкой! Несса тут же подбежала к девчонке и, выхватив то, что по праву принадлежало ей, грубо, но не поднимая тона, начала отчитывать Круэллу, пока та всё пятилась назад. Не то, чтобы испуганно, скорее, наоборот, чтобы мать оказалась в двусмысленном положении. Они же любили поиграть, верно? И этому действительно пришёл конец — лопатки с глухим ударом врезались в стену, а фон Хельман всё так же с беспринципной холодностью продолжала наступать, в воздухе держа элемент своей одежды. — Может, мне ещё эти кружева тебе в рот засунуть? - Баронесса уже готова была махнуть рукой на собственные убеждения и отдаться своим порывам слизать помаду с чужих губ, но тут Элла хитро ухмыльнулась, стреляя глазами исподлобья, и широко открыла рот, подбивая брюнетку сделать это тем, что повела бровью, мол, давай, попробуй. Женщина тут же заткнулась. Наверное, она готова была поспорить, хоть руку на отсечение дать, что прямо сейчас её щёки были точно такого же оттенка, как этот кусочек ткани в её кулаке. — Ну? - девушка хихикнула, наблюдая за мимикой матери, которая, точно рыбка, размыкала и смыкала губы, не находя нужного ответа. Вместо этого фон Хельман лишь вымученно откинула голову назад и прикрыла глаза, обессиленно выдыхая. — Сумасшедшая. — Вся в вас, маменька, - Круэлла выхватила бордовые кружева из изящных пальцев, театрально, так, чтобы обязательно мать это увидела, поместила их в своё декольте, и, послав очередной за их недороман-переобщение воздушный поцелуй, скрылась за дверью, оставляя Нессу прерывисто дышать и стонать её имя в лучах солнца. Невероятно. *** Баронесса делала одну затяжку за другой в томительном ожидании своей конкурентки. Показ не был сорван, всё прошло лучше всяких лондонских представлений, а единственное, что исправила Круэлла — музыку. И это настораживало, заставляя нервно бить ноготками по зажигалке в руке. Услышав сквозь тяжёлый рок утончённые, едва звенящие каблучки Эллы, она развернулась в направлении звука, вновь стала непоколебима и нечитаема, но не сделала ни шагу навстречу. Как всегда блистательна. С белым перламутром и всепоглощающей чернотой. На лице самонадеянная ухмылка, но она тут же слезла, пусть всего и на секунду, когда фон Хельман своей цепкой хваткой впилась в воротник той и одной рукой вжала её в переливающееся в прожекторах стекло. Они были как на ладони. Любой мог бы увидеть в окне две фигуры, которые стояли слишком близко, слишком рядом, слишком... Нагло вторгаясь в пространство друг друга и находя это чем-то нормальным. — Чего ты хочешь? — Элла молчала. Она не предательски поджала хвост, она не испугалась напора брюнетки, скорее даже напротив, её это раззадорило — видеть лицо своей матери, наблюдая за каждой морщинкой "с первых мест". Де Виль уже было открыла рот, чтобы выдать что-нибудь колкое, что точно бы зацепило Нессу, но тут в её рту оказалась недокуренная сигарета с красными следами, а чужая рука исчезла с тела. Девушка чуть пошатнулась в попытке найти равновесие. Двумя пальцами она поудобнее вставила табачное изделие в зубы, втягививая в лёгкие тяжёлый, но уже привычный дым. Коллекционый Richmond — единственное, что у женщины было абсолютно всегда в дамской сумочке без исключения. И, конечно, люксовый парфюм с древесными нотками, чтобы перебить запах, но не полностью, а лишь выгодно дополняя его, сливаясь в одно целое, в исключительную и неповторимую картину с мировым именем — Баронесса фон Хельман, которая сейчас прошла мимо дочери, недовольно наблюдая за своим неполноценным триумфом. — Ты проиграла, - де Виль затушила сигарету. — Победила. — Проиграла, - тонкие пальцы коснулись чужой талии, грубо разворачивая женщину и заключая её в нерасторжимые объятия, лицо Круэллы было прямо возле лица фон Хельман, и ещё чуть-чуть... — Побе... - смешались оттенки двух помад, создавая новый — со вкусом победы и поражения, высокомерия и дерзости, со вкусом неправильной любви. Это было крайней точкой для королевы, это было ударом по самому больному. Заставляло задыхаться, жадно хватая алые губы в приступе бессилия, в какой-то необратимой агонии, словно этот поцелуй — последний глоток воздуха для утопленника. Баронесса корила себя. За то, что позволила себя коснуться, за то, что целовалась с дочерью, за то, что сдалась, не оттолкнула с присущим ей эгоизмом, за то, что влюбилась, за то, что не предугадала, за то, что... За всё. За то, что приехала в этот грёбаный Париж. За то, что слышала доносящуюся из окна музыку с показа и видела в ней себя, и это было невыносимо, ведь песню Элла выбрала не случайно. «So if you really love me Say yes, but if you don't dear, confess And please don't tell me Perhaps, perhaps, perhaps»