arrivideci значит «до встречи» и «прощай»

в четверг — не потому что этот день имеет хоть какой-то сюжетный и сакральный смысл, просто в четверг — паймон заглядывает в таверну. смотрит в щель между дверью и косяком, видит за стойкой дилюка и решение зайти становится более уверенным. чарльз неплохой бармен, но паймон не нужен бармен, она не пьёт ни вино из одуванчиков, ни знаменитые на весь тейват коктейли. паймон нужен, возможно, быть может, наверное, друг? — ты сегодня одна, — дилюк чуть поднимает брови, но предложение звучит вполне утвердительно. — свободное время от путешествий есть у любых, даже самых лучших компаньонов! — высокий голос искажает саркастично-ворчливые нотки, деформирует их в по-детски обиженные, немного истеричные. паймон предпочла бы говорить тише, но высокий градус алкоголя в крови посетителей не позволяет — шумно. — верно, — понимающий кивок. непривычно оголённые руки вытирают бокалы чистой тканью — назвать это тряпкой язык не поворачивается. паймон плавно опускается на барный стул, не отводя глаз от калейдоскопа бликов на стекле, складывает голову на блестящую стойку. несколько сотен мора говорят за неё: «сок, пожалуйста». он ведь всё равно знает, какой её любимый — помнит. спустя пару минут рядом опускается бокал. с ярко-красной соломинкой, зонтиком и украшениями из фруктов. паймон смотрит на объём, не соответствующий уплаченному, и на излишки в оформлении. так по-детски аляписто, так по-яркому заботливо. спина дилюка красноречиво молчит, поэтому паймон поступает так же. и не важно, что воздух дребезжит от пьяных голосов, и не важно, что в уголках глаз собирается влажная соль, и не важно, что она не самый первый человек в чьей-то жизни. то, что она не человек — тоже не имеет значения. паймон не нужен бармен, она не пьёт ни вино из одуванчиков, ни один из самых сладких коктейлей. паймон нужна люмин. люмин нужен брат. и в конце концов она уйдёт. с ним или без него, она уйдёт в любом случае. не останется, зато оставит. как в один день покинет мондштадт, так в один день покинет и паймон. — вы будете скучать по люмин, когда она уйдёт? он не оборачивается, хотя плечи его невольно вздрагивают. она важна, скажите ведь, так важна, так необходима всем нам, скажите же, я ведь права? — значит, — пауза сразу после заминки с молчанием, — вы покидаете город, верно? — так вы будете скучать по ней? — паймон продолжает давить одним единственным вопросом, который ему так не нравится. — скучают по мёртвым. живых ждут. такой поэтичный уход от ответа. зато не молчание, зато не крик. зато — не правда. ждать придётся так долго, что вряд ли люди способны жить столько времени. столько не живут даже боги. звезда никогда не делает оборот, никогда не возвращается, упав однажды. — хорошо, тогда… меня, — паймон смаргивает влажную соль, не оставляет от неё ни дорожек, ни следов, — меня будете ждать? голоса стихают, замирает, кажется, всё, кроме течения времени. и ему не кажется — маленькие созвездия рождаются и гаснут у неё за спиной, тёмные глаза искрят светом. он уже чувствовал это однажды, когда сражался спиной к спине с люмин и время так же застывало, позволяя глотнуть воздуха посреди битвы и перевести дух. паймон зовёт себя божеством-покровителем путешественницы. паймон, вполне вероятно, действительно божество. хранит в своих маленьких ладонях свет погасших звёзд и ночную тьму. дилюк никогда не спрашивал напрямую, но сейчас уверен — в ней больше от неба, чем от земли. и это не имеет никакого значения. его рука опустилась бы на её голову так же мягко в любом случае. так же легко потрепала светлые волосы, так же тепло коснулась щеки. — возвращайся, когда закончишь своё путешествие. паймон жмёт губы в кривую дрожащую линию, хватается белёсыми пальцами за стёсанную мозолями ладонь. — я вернусь. обязательно вернусь, только не забудьте, что ждали. — не забуду. — правда-правда? — я клянусь тебе, паймон, — звучит ласково и тепло, совсем не раздражённо и устало, как она ожидала. дилюк, как и обещал, ждёт. но звезда никогда не делает оборот. никогда не возвращается, упав однажды.