***
Разумовский нервничал. Сжимая телефон в руках так, что от кнопки блокировки оставался след на ладонях, намытывал круги вокруг ёлки, путаясь в длинных широких лентах. Он завернулся в них, как в римскую тогу, не придумав пока, как лучше завязать. Нужно было сперва позвонить Олегу, а потом мастерить хлипкую конструкцию, которая будет мешать шевелиться, но набрать его номер было страшно. Нервы разыгрались не на шутку. А что, если ему не понравится? Вдруг он действительно поймёт то, что собирается ему сказать Сергей, слишком буквально? Что если действительно обрадовался бы узорчатому мешочку с шоколадными конфетами больше, чем своему обнажённому любовнику в лентах под ёлкой? Конечно, конфеты у них дома тоже были, — кучи пробных образцов подарков детям сотрудников “Вместе”, — но ведь если основной сюрприз разочарует, жевать их будет как-то совсем кисло. Идея подобной инсталляции стукнула ему в голову уже очень давно. Хотелось чем-то удивить, поразить, заинтриговать. Но мысли о том, что Волков не оценит, не давали покоя. Наручники и шибари, плётки и повязки на глаза — чего только не рисовало воображение, хотелось всего, и если не сразу, то хотя бы по очереди. И то, что Олег после своего возвращения видел в нём только объект бесконечной заботы, подстрекало желание ещё сильнее. Ведь Серёжа правда больше не ребёнок, не школьник и не болезненный студент-первокурсник, боявшийся всего на свете и вечно перекладывавший заботы на сильные плечи друга. Он вырос, научился самостоятельно принимать решения, как бы трудно это ни было, решать свои проблемы без посторонней помощи. От бытовой ерунды вроде сломанного холодильника и разбитой плиты до действительно ответственных бизнес-решений. И ему хотелось наконец показать это, продемонстрировать то, чем так гордился. Прошло больше полугода их сожительства, а серьёзный разговор постоянно откладывался, активные действия предпринимать было страшно. Разумовский боялся реакции, боялся увидеть разочарование или что-нибудь похуже. Не хотел разрушить ту хрупкую иллюзию комфорта и полного взаимопонимания, выращенную огромным трудом со стороны каждого. А фантазия с удовольствием подленько подкидывала причины подождать ещё немного. Отказаться от этих бесконечных отсрочек, словно от сладкого, было слишко сложно. Но сейчас он точно это сделает. Всё, хватит томиться и рассусоливать. Он просто возьмёт и встретит Олега в самой соблазнительной позе на полу в новогоднюю ночь, выйдет из зоны комфорта, а дальше будь, что будет. Теребя стеклянный шарик, оставлявший на руках серебристые блёстки, Сергей набрал в грудь побольше воздуха и наконец позвонил. В тишине слышно было, как гудят включённые на полную батареи, у севших за стол соседей сверху громко вещает телевизор и часы в комнате за стеной, сердито тикая, отсчитывают последний час уходящего года. — Ну давай же, давай… — шептал он, считая долгие гудки, пока не ответил любимый, хрипловатый от мороза, голос.***
Оставшийся путь до дома Волков преодолел даже быстрее, чем сам ожидал. Снегопад усилился, превратился в колючую метель, царапавшую щёки, пробиравшуюся под капюшон, заставляя невольно ускорить шаг. Подгоняемый морозом, Олег скорее поднялся по лестнице и выдохнул с облегчением, снимая капюшон в тепле просторной парадной. В старом доме пахло штукатуркой и кошками от брошенных на пол коридора чьих-то потрёпанных ковров. Он вытер ноги, вызвал лифт и прислонился к стене у толстой трубы батареи с облупившейся краской. Снял шапку, размотал шарф, потёр подбородок, отряхивая бороду — бороться с маленькими сосульками он так и не научился, просто ждал, когда сами оттаят. Дома спокойно и хорошо, так чисто, как давно не было. Накануне они целый день мыли и убирались, украшали и вытирали. Чихая от пыли, доставали с верхних полок большие коробки с ёлочными игрушками, спорили, куда лучше прицепить мишуру, где повесить огоньки. Потом, тоже вместе, резали салаты и решали, что будут смотреть следующей ночью. Сейчас он поднимется на этаж, позвонит в дверь и почти сразу услышит в квартире торопливые шаги. Серёжа сначала будет как обычно пыхтеть и ругаться, возясь с тугим замком, потом наконец впустит его, тихо смеясь, и для Волкова не останется больше ничего кроме этой яркой улыбки, прекрасных счастливых глаз. Двери лифта разъехались, на ходу расстёгивая куртку, Олег прошёл по коридору, пару раз нетерпеливо нажал на звонок, подождал немного, переминаясь с ноги на ногу, позвонил ещё раз. Тишина. Лезть искать собственные ключи по карманам никак не хотелось, но дверь так и не открывали. Ворча вполголоса, Волков выудил ключ, провернул привычные два оборота, щёлкнув выключателем в коридоре, вошёл в квартиру. — Я дома. Никто не отозвался. В комнате горел свет, золотым квадратом падал на плитку в коридоре. Олег вздохнул, принялся разуваться. “Заработался,” — упорно игнорируя горьковатый привкус огорчения, убеждал себя он, подставляя замёрзшие пальцы под струю теплой воды в ванной. Подумаешь, не смог выйти и встретить — занят. Позвонил, поторопил и сразу забыл — теперь так бывает, значит. — Серёж, ну ты мяукни хоть, я же… — стягивая через голову свитер, он шагнул в ярко освещённую комнату и так и замер на пороге с открывшимся от удивления ртом, чувствуя, как краска разливается по щекам и ему самому становится как-то слишком уж жарко. Вот почему так тихо-то было…***
Часы тикали, до прихода Олега оставалось всё меньше и меньше времени, а Разумовский никак не мог завязать идеальный бант. Он уже вспотел и пару раз думал всё бросить, перепробовал кучу разных узлов и дважды ходил на кухню нервно сжевать пару конфет для поддержания сил, но ничего не помогало. Атласные ленты скользили и норовили сползти на пол, падали с плеч, наотрез отказываясь держаться там, где им надо было держаться. Окончательно озверев и выбившись из сил, он наконец затянул последнюю петельку, и тут раздался звонок в дверь. Сердце ухнуло куда-то вниз, а сам Сергей чуть не подпрыгнул от неожиданности. Надо же, торопил Олега, а ничего не успевает, что за наказание! Трель звонка повторилась. Шепотом ругаясь, Разумовский кинул телефон на диван и скорее улёгся под ёлку. Ветки царапнули спину, Сергей лягнул неудачно попавшуюся под ногу коробку, приподнялся на локте, принимая максимально соблазнительную в его понимании позу, припоминая обложки журналов со всякими красотками, и замер, затаив дыхание. Время застыло, секунды превратились в минуты. Ключ в замке поворачивался мучительно медленно. Он лежал, покрываясь мурашками от волнения, всем телом ощущая прохладу блестящего паркета. Может надо было ковёр из спальни подстелить? Казалось, что прошло как минимум две вечности, пока лилась вода в ванне и приближались шаги по коридору. Ну когда же, когда.. Разумовский на секунду зажмурился, пытаясь взять в себя руки и восстановить ровное дыхание, тут же распахнул глаза, услышав, как присвистнул Олег, замерев в дверях. Взгляды встретились, и тело пробило дрожью. Теперь казалось, что всё произошло слишком быстро. — С Новым годом, дорогой, — он подавился словами и сглотнул, не сводя глаз с Волкова. На лице Олега удивление и растерянность медленно сменялись восторженным восхищением. И никакой насмешки, разочарования и что там ещё Разумовский успел себе напридумывать. Сюрприз определённо удался. “Черт возьми, надо было устроить такое раньше,” — мелькнуло в голове. Да, точно надо было. На любой из прошедших прошедших праздников, хоть на первое сентября, чего уж там. — Вау… — Волков наконец отмер, судорожно выдохнул, не глядя, кинул свитер на кресло и сделал шаг вперёд. — Вот это подарок. Какая-то романтическая комедия, да и только. Он чувствовал себя сошедшем с экрана персонажем и не мог отойти от шока. Вот, оказывается, какие сладости. И Серёжа-то, хорош… Как же всё это глупо, волнующе и мило одновременно. Фиолетовые ленточки в контраст светлой, почти молочной коже, рыжий огонь спадающих на лицо прядей. Сказочная, невероятно желанная красота. Почему они раньше всегда выключали свет, почему ни разу просто не останавливались, чтобы вот так рассмотреть друг друга? Сергей не моргая проследил, как Волков медленно подходит к нему, опускается на одно колено, протягивает руку, и как загипнотизированный подался вперёд, вложил свою ладонь в его. По спине снова побежали мурашки, и дыхание перехватило. Надо было бы ещё полежать, пококетничать для вида и подняться как-нибудь тоже красиво, не выходить из образа до самого конца, но он, кажется, в мгновение растерял всякую волю и фантазию. — Как только у вас во “Вместе” угадали, что я хотел? — во рту пересохло, язык прилип к нёбу, голос не слушался. Совсем как в самый первый раз, только в сто раз круче. — Я лично занимался этим вопросом, — Разумовский быстро облизнулся, осторожно поднялся на подгибающихся ногах, сверху вниз посмотрел на Олега. Давно между ними не было такого напряжения, таких взглядов, буквально физически ощущаемой страсти. У Волкова в тёмных, расширившийся зрачках плескались озорные искорки вперемешку с желанием. — Тогда, наверное, я могу заняться распаковкой? — он распрямился, поднял его руку, бережно сжимая тёплые пальцы, прижал к своей щеке, взглядом скользя по лицу, запоминая каждую чёрточку. Снова эта немного нервная улыбка, подрагивающие приоткрытые губы — трепещет, волнуется. Ресницы чуть дрожат, и взгляд туманится. Ожидание и предвкушение. Дыхание — мандарины и конфеты с ликером — дразнит, непреодолимо манит. Огоньки на ёлке мигают медленнее, плавно затухают — то ли режим у гирлянды сменился, то ли вселенная замирает перед первым на сегодня, осторожным, долгожданным поцелуем. Олег закрыл глаза, словно в омут с головой, утонул в нежном прикосновении, чуть сильнее сжал его руку, обхватил за талию, мягко напирая, чувствуя, как Сергей уворачивается, дразня, пытается выскользнуть. Гладкий атлас под пальцами, торопливые попытки вслепую распутать первый узелок. Тщетно. Руки соскользнули на бёдра, инстинктивно сжали, обхватили крепче, дурманящий запах у шеи — почти выветрившийся за день парфюм и разгорячённая кожа — окончательно вскружил голову. — Щекотно же! — борода царапнула по груди, над ключицей долгий влажный поцелуй расцвёл тёмно-алым пятнышком. — А мне не щекотно, думаешь? — спешно пальцы скользнули по груди, зацепили пуговицы рубашки, того и гляди совсем оторвут, принялись быстро расстегивать. Тихие смешки и препирания, возня с бантом и ремнём на брюках, уверенные, жадные касания, поцелуи, от которых уже болели губы — затмевающее разум счастье. Ухнул и скрипнул ножками диван, упали на пол брюки, ленты наконец поддались под совместными усилиями, поцелуи легли на грудь, на живот, всё ниже, ниже. Рыжая дорожка коротких, жёстких волосков, судорожный вдох от щекотки, напрягшиеся мышцы пресса. — Подожди, а который час? — так некстати мелькнувшая в голове мысль заставила резко выпрямиться. Разумовский уставился на него удивлёнными глазами и чисто автоматически принялся шарить в щёли дивана, куда мог завалиться телефон. — Чёрт, без пяти! Они вскочили одновременно, поскальзываясь на брошенной одежде, кинулись натягивать штаны, искать, чем прикрыться, и включать телевизор. — Почему пульт снова не на месте? — шаря по всех ящиках подряд, возмущался Волков, а Разумовский кричал ему с кухни, вытаскивая из ведёрка со льдом шампанское и судорожно ища бокалы, что понятия не имеет и не он его брал последний раз. Президент уже заканчивал свою речь, когда, обливая всё пеной, бутылка наконец открылась, выстреливая пробкой куда-то в сторону ёлки. — Нифига твой метод не работает, пены даже больше, чем обычно, — Сергей поставил бутылку на столик, протянул Олегу бокал, усмехнувшись, липкой рукой пригладил его взъерошенные волосы. — А потому что трясти не надо, — Волков наконец скинул на пол фиолетовый комок повисших на плече Разумовского лент, улыбнулся с видом победителя. Пена потихоньку оседала, и в полупустом теперь бокале спешили вверх пузырьки. Мир сошёлся в моменте торжественных ударов Курантов. “Девять, десять,” — Олег невольно считал про себя, внимательно вглядываясь в лицо Сергея. Тот замер, сверля глазами экран, беззвучно шевелил губами, бормоча что-то, крепко сжимал тонкую ножку бокала, не обращая внимания на подбиравшуюся к пальцам прозрачную каплю. — А, желание же! — Волков спохватился слишком поздно, пробило полночь, на полную громкость грянул гимн. — Не волнуйся! — рассмеялся Серёжа, пытаясь скорее убавить звук, гремящий на всю квартиру. — Я успел загадать за нас двоих!***
Простыня сбилась и сползла непонятно куда, одеяло почему-то оказалось на подушках и наполовину свесилось на пол. Разумовский вытер его краем взмокший лоб и перевернулся на спину, пытаясь отдышаться. Душно, жарко, восхитительно хорошо. Сердце всё ещё бешено колотилось, во рту пересохло, горло саднило от стонов. Олег шумно сопел, развалившись рядом, и, кажется, довольно улыбался в темноте. Именно сегодня всё случилось как надо, без глупой осторожности и страха огорчить партнёра — ярко, горячо. Вроде бы, это и называется понимать друг друга без слов. — Не думал, что ты будешь пытаться с меня шкуру снять, — Олег засмеялся, поперхнулся и сел, откашливаясь. — Извини, — Сергей усмехнулся, стараясь не касаться царапин, погладил его по спине, приобняв. — С Наступившим, получается. Олег кивнул и вместо ответа прижался губами к его губам, не целуя, просто бесконечно нежно касаясь. Пальцы зарылись в рыжие волосы, погладили по затылку, придерживая, повлекли обратно к подушке. В соседнем дворе громко бахнуло, петарда разорвалась в небе на сотни разноцветных искр, потом ещё одна и ещё. Огни вспыхивали и затухали, отсветами отражаясь в окнах дома напротив, перемигивались золотые лампочки развешанной по шторе гирлянды. Наступил Новый — первый за долгое время совместный для них — год. И в нём обязательно будет всё хорошо, потому что все недомолвки и проблемы забрал старый, ушедший навсегда. Оставил только счастье. И любовь.