Рано или поздно снова наступит зима

      Никогда прежде я не знала, какого это было быть влюблённой. Наверное, именно это невесомое чувство заставило Анну однажды принять предложение руки и сердца от первого встречного, а потом начать встречаться с парнем, который разговаривает со своим оленем в качестве хобби. Хотя не стоило мне судить его так сурово, ведь сама я далеко от своей сестры не ушла: я влюбилась в собственного клона, и с этим в странности соревноваться было трудно. Быть может, это у нас было семейное. Поначалу наши с Эвой отношения потихоньку сводили меня с ума, но со временем всё становилось привычней. Кроме того, у меня уже не было выбора. Всё, что было сказано — было сказано, и всё, что было сделано — было сделано. Не оставалось пути к отступлению, и мне пришлось это принять. Всё-таки я всегда была странной, так почему сейчас меня это волновало?       Эва являлась моей тайной, моим самым сокровенным секретом, и я лелеяла каждый момент, проведённый с ней. Наши беседы шёпотом в спальне — потому что это вошло в привычку — наши редкие побеги из дворца, её стеснительная манера, но живой интерес к жизни… Всё это было очень ценно для меня. Это стало моим воздухом и лучшей частью жизни. Моменты, когда мы могли остаться наедине, стали моей самой желанной половиной дня. Я так забылась в своих чувствах и в этой тайне, что не заметила, как наступила весна.       В самый первый день весны меня разбудили золотые лучи солнца, назойливо прокравшиеся в спальню. Я поморщила нос и накрыла голову подушкой. Немного погодя, я ощутила, что привычный вес Эвы на матрасе, обычно всегда засыпающей и просыпающейся рядом со мной, исчез. Я убрала подушку с лица и посмотрела на сторону кровати, где обычно спала Эва. Но её там не было. Я стала оглядываться, глазами исследуя комнату, но кругом было пусто.       Тогда я встала с кровати и заглянула в ванную комнату, но и там — ничего. Это всё невольно навеяло мне воспоминания о том, как однажды я уже потеряла её так, и мне эта мысль совершенно не понравилась. У нас же всё было хорошо… неужели я снова обидела её чем-то? Быть может, я что-то сказала не так? От волнения у меня вспотели ладони, и я преобразовала это в иней, а после стряхнула со своих рук. Иногда это простое действие помогало и успокаивало, но не на этот раз.       Именно в этот момент я заметила, что двери на балкон были открыты. Мысленно мне удалось порадоваться мимолётному облегчению. Быть может, Эва просто решила подышать свежим воздухом. Я вышла на балкон, однако там никого не было. Янтарные лучи солнца ударили мне по лицу, и я опустила глаза. К своему несчастью, это мне помогло кое-что обнаружить. У меня задрожали колени и руки, и я поднесла ладонь ко рту. На полу, у перил балкона, я заметила большую лужу прозрачной воды. Она переливалась под лучами рассвета бирюзово-лиловым цветом.       Этого же не могло произойти, верно? Этого ведь не могло случиться, так? В неверии я попятилась назад, затем быстро оделась в первое, что попалось под руку, и под озадаченными взглядами подданных выбежала из дворца. Мне было всё равно на титул королевы и то, как я должна была себя вести. Мне нужно было оказаться в одном конкретном месте.       Снег успел растаять, поэтому тропа до пруда выглядела слегка иначе. Однако ноги принесли меня к цели без какого-либо труда. Учащённо дыша из-за бега, я стояла у мирного пруда. Водомерки скользили по его глади — на нём больше не было льда.       Медленно до меня доползли правильные мысли, но я не хотела обращать на них внимания. Эвы больше не было здесь — больше не было со мной, и я побрела по чаще леса, к замку, оставив пруд в покое таким, каким он был.       Когда я вернулась, Анна ждала меня у моей комнаты. Не произнося ни слова, я открыла для неё дверь, давая понять, что она могла войти в спальню. Как только мы остались одни за закрытой дверью, слёзы сами потекли по моим щекам. Я села на кровать, даже не в силах их прятать. Анна присела напротив меня на корточки и заглянула мне в глаза:       — Ты хочешь рассказать, что случилось?       Я отрицательно помотала головой. У меня потихоньку откалывались куски сердца — именно так я себя чувствовала и не знала, как это остановить, руками закрыв лицо. Спустя некоторое время Анна обняла меня — её тёплые руки нежно и надёжно меня укрыли, и я почувствовала теплоту её щеки на своей шее. Наверное, мы просидели так с минуту, пока слёзы не переставая сковывали моё горло. Затем я наконец-то смогла сказать:       — Спасибо.       Анна отстранилась, и от её чуткого и любящего взгляда мне то ли захотелось куда-то спрятаться, то ли быть под этим сестринским взглядом до конца своих дней. Она погладила меня по плечу и щеке и пообещала, что вернётся. Она ушла за водой и чаем, чтобы меня успокоить, а я осталась сидеть в полной тишине. Внезапно дверь заскрипела, и из-за неё показался морковный нос.       — Олаф? — хрипло спросила я, после чего прокашлялась.       — Вот ты где, — он подошёл ближе и положил свою руку, которая по обстоятельствам жизни была корявой палкой, мне на колени. — Почему ты плачешь?       — Как ты себя чувствуешь? — я ответила вопросом на вопрос и заставила слёзы остановиться, вытерев их со своего лица.       — Лучше некуда! — радостно объявил Олаф. Он указал на окно. — Смотри, какое красивое солнышко, и птички тоже поют. А ты плачешь, — он сразу поник, виновато на меня уставившись.       Мне захотелось горько рассмеяться ему в лицо, но я не смогла этого сделать.       — А неужели я должен чувствовать себя иначе? — Олаф забрался на кровать и сел рядом, весело качая ногами. — Ты мне подарила жизнь, о которой я всегда мечтал, и каждой её секундой я могу наслаждаться!       Он начал напевать какую-то мелодию, качая головой, но я не слушала. Я уставилась на пол, смотря в одну точку, пока события прошедшего месяца крутились в моей голове. Эва жила каждый момент и даже не стала меня предупреждать, что с приходом весны может исчезнуть. Она ценила каждый момент, но всё равно не сказала ни слова… Неужели она этого хотела? Неужели она заранее принимала такую судьбу? Мою грудь резали противоречивые чувства, и я закрыла глаза. Если она принимала это, и такого было её решение, мне следовало уважать его. Я сделала глубокий вдох и выдох. Хоть раз я должна была перестать думать о себе. В этот момент и сейчас я решила, что не буду создавать Эву заново, потому что второй такой просто не могло быть. Она была всего одна. Эта горькая мысль обустроилась в моей голове и уселась в ней прочно.       В комнату вошла Анна, и это заставило меня раскрыть глаза. Она принесла мой любимый травяной чай и сладости, которые нравились Эве. Я взяла кружку с её подноса, когда она подошла ко мне, и посмотрела на Олафа:       — Спасибо, мне стало немного легче.       Олаф слез с кровати и вприпрыжку покинул комнату, продолжая напевать свою мелодию. Анна присела рядом:       — Я рада это слышать.       — Прости, что заставила тебя волноваться, — я подула на кружку, — и за то, как себя вела. Ты лучшая в мире сестра.       Несмотря на волнение, которое очень заметно читалось в ней, Анна просияла и тоже взяла в руки кружку чая. Я подняла свою в воздух и с тенью печали произнесла:       — Давай выпьем за кого-то, кто для меня был и будет всегда очень дорог, хорошо?       — Но это же просто чай, — возразила Анна.       Мы сделали по глотку, и мне на душе стало гораздо легче. Словно в эту секунду с неё был сброшен тяжёлый груз — или же меня отпустило от сердечного приступа.       — Как хорошо на улице, правда? — Анна кивнула в сторону солнца.       Я опустила глаза на свои руки и, кажется, Анна поняла что-то. Она коснулась ладонью моего плеча.       — Не переживай, я знаю, как сильно ты любишь зиму, — было хорошо слышать её голос. Я успела соскучиться по нашим сестринским посиделкам. — Но всё идёт по кругу, весна закончится, и рано или поздно снова наступит зима, да?       — Да, — удивлённая, я обнаружила, что у меня получилось искренне улыбнуться. Анна была права. Рано или поздно снова действительно наступит зима.