«Их имена запрещены в этом доме»
«Не упоминай этих предателей, если не хочешь накликать беды или ещё чего похуже: гнева леди Аристы!».
«Ложа навсегда вычеркнула этих двоих из своей истории. Они — те, кого нельзя называть! И тебе не стоит, поняла? Никогда!»
Пол улыбался, превозмогая злость и обиду, когда думал о том, что именно в такой обстановке отныне будет расти его дочка. С детских лет ей станут внушать презрение и ненависть к «тем, кого нельзя называть», а она — звать матерью Грейс и отцом — Николаса Шеферда. Тетка Люси и её муж, конечно, очень добры и, рискуя жизнями, спасали их шкуры, но при мыслях о будущем Пол всё равно чувствовал раздражение и… стыд. Отец — Николас Шеферд!.. А что же они с Люси?.. Кем они окажутся для своей дочери тогда, когда она впервые услышит о них? «Сбившаяся с верного пути бедовая кузина и её молодой любовник»? Люси снова протяжно закричала, а Пол зажал уши руками, едва не сорвался на ноги, но вовремя опомнился, чуть не проломил затылком стену и заёрзал на полу от бессилия. Как же невыносимо сидеть тут, за дверью, слышать её крики, но ничем, ничем не помогать… Спина и лоб взмокли от пота, а перед глазами расплывалось каждый раз, когда он слышал, как любимая женщина кричала, рожая его ребёнка. Их будущего ребёнка, спасая жизнь которого им с Люси придётся пожертвовать всем… Пол зажмурился так сильно, что у него чуть не разболелась голова, как вдруг женские стенания за дверью прекратились. Воцарилась тишина, но уже через секунду протяжный младенческий плач прервал её, а в конце коридора показалась взъерошенная макушка Николаса Шеферда. Из комнаты с роженицей следом вышла и акушерка. Николас поравнялся с Полом как раз в тот момент, когда акушерка, аккуратно запеленавшая белый комочек, передала его в руки остолбеневшего отца и, понизив голос, — всё происходящее хранилось в строжайшей секретности, — сказала: — Девочка, господин де Виллер. У вас очаровательная девочка. — Современные узисты никогда не ошибаются! — неуклюже пошутил под боком Шеферд. — Не то, что в вашем восемнадцатом веке, когда никто до последнего не знал пол ребёнка… Пол даже не взглянул на друга, округлив и без того огромные — увы, не зелёные, как у всех де Виллеров! — глаза на розовое существо, что сейчас так бойко хватало его за руку маленькими цепкими пальчиками. Какая прыткая! Вся в отца… Горло сжимало плотным кольцом, и парню даже показалось, что он сейчас упадёт, уронит из трясущихся как у эпилептика рук ребёнка и… Юноша взглянул на еле заметный чёрный пушок на голове у младенца, и впервые за последние несколько секунд в его голове пробежала хоть одна годная мысль: «Неужели! Девочка-Монтроуз, а не рыжая?». В чём, наверняка, заслуга его генов. Тепло разлилось по всему телу, в груди не хватало места, а глаза заслезились от нахлынувших чувств. Пол наклонился и поцеловал ручку малышки. Как не стыдно?! Мужчины не плачут! Это бы наверняка сказал граф Сен Жермен, если бы увидел его таким?.. Граф! Этот старый, мерзкий шовинист с манией величия! Разве не из-за него они с Люси и новорождённая столько страдали и ещё будут страдать?.. — Дорогой?.. Пол? — раздался тихий, но настойчивый голос из комнаты с задёрнутыми белыми шторами. На улице стояла глубокая октябрская ночь, но Грейс настояла на том, чтобы все ставни по дому закрыли наглухо, ведь даже у стен есть уши, а у членов ложи глаза повсюду… Если они только узнают, если они только догадаются, что в эту самую ночь… — Люси? — ни жив, ни мёртв отозвался Пол. Девочка на его руках агукнула, ещё сильнее сжала палец отца и распахнула глаза. Ярко-голубые, как сапфир! Прямо как камень её матери… — Иди к ней, — мягко подтолкнул старина Шеферд. — Мы с Грейс проследим, чтобы никто вам не помешал. Можете быть спокойны! По крайней мере пока… Пол еле сдержался, чтобы не обнять Николаса, не похлопать его по спине. Настоящий друг! Что бы они делали без него и Грейс?.. Люси вновь позвала, и на не гнувшихся ногах отец её ребёнка прошёл внутрь комнаты. Он не видел, насколько та была удобной и хорошо меблированной, не почувствовал, как ужасно там пахло спиртом или как сильно слепила глаза настольная лампа… Грейс даже свет попросила не включать! Миг, и Пол уже сидел у постели Люси, целовал её в рыжую макушку и крепко прижимал к груди, пока она обнимала малышку и плакала так горько, что его рубашка пропиталась слезами… — Надо было быть осторожнее, Пол, — шептала она, горько улыбаясь и всхлипывая. — Мы были так беспечны! Совсем не думали головой… — Не говори глупостей, принцесса, — прошептал он, старательно подделывая беззаботность. — Мы не могли знать о планах графа на нашу дочь! К тому же… о чём я мог мечтать больше, чем о ребёнке от тебя?.. И хотя она совсем недавно закончила школу, а он — поступил в университет, молодой папаша совсем ни о чём не жалел. Лишь об одном: как только Люси восстановится после родов, им придётся уйти. Уже совсем скоро им придётся расстаться со своей новорождённой малышкой!.. Люси прижалась к его груди и на миг, казалось, задремала, а Пол охотно позволил ей это. Пусть отдохнёт!.. Она заслужила! Скоро ведь снова пускаться в бега… Он сам же не мог позволить себе подобной роскоши: дремать! Не когда жизнь твоего ребёнка в опасности… — То, что вы видели сегодня в этой комнате, — раздалось прямо за дверью, а Пол прислушался, — должно там и умереть, понимаете?.. — Конечно, сэр, — охотно кивнула женщина и, судя по звукам, положила что-то в сумочку — пухлый конверт с деньгами? — а взамен протянула белую папку Шеферду. Пол увидел в щёлочку между створками, как Николас раскрыл её и, нахмурившись, вчитался в содержимое: — Это свидетельство о рождении, верно? Подписанное лично вами? — Так точно, сэр. — На день позже, как мы и просили? Мать — Грейс Монтроуз? Отец — Николас Шеферд? У Пола запершило в горле, а в голове пульсировала лишь одна мысль: «Так нужно, так нужно! Ради её блага!». — Обижаете, мистер Шеферд! Я своё дело знаю.***
Через две недели, когда Люси почувствовала себя лучше, беглецы засобирались в путь. Всю ту ночь дом Шефердов гудел как пчелиный улей, а уже к рассвету по улицам пустого утреннего Лондона на огромных скоростях проехали две лакированные машины с чёрной лилией на капоте. Только на таких и ездили члены ложи!.. Неужели они всё-таки вышли на след воров?.. Счёт пошёл на секунды, но какими же тягостными были эти секунды!.. Пол стоял в дверях и, сжимая кулаки, смотрел в одну точку на стене, пока Люси прощалась с Грейс. Он знал, что, если обернётся, то уже не сможет уйти. А ему нужно держать себя в руках! В конце концов, кто, если не он? В уголках его глаз собирались слёзы, и, хотя Николас поставил его на стрёме в дверях, пока сам обследовал первый этаж и задний ход, чтобы «дать им уйти незамеченными», не находил в себе больше сил. В ногах, завёрнутый в чёрную бархатную ткань, лежал пресловутый хронограф. Треклятая машина времени, которая могла стоить их дочери жизни!.. Конечно, они заберут её с собой… — Моя дорогая! Моя маленькая Гвен! — раздавался за его спиной голос возлюбленной, но Пол услышал его приглушенно, будто во сне. — Когда-нибудь ты вырастишь и поймёшь нас… мама и папа очень тебя любят! Очень! Помни об этом всегда. Мы сделали это ради тебя, родная… Люси плакала, целуя пальчики маленькой Гвендолин, которой лично поменяла подгузники час назад, но, к счастью, не нарушила чуткий сон девочки. Малышка спала праведным сном, а Грейс, сострадательно поджимая губы, укачивала младенца, ходила туда-сюда по комнате и всё бормотала что-то про себя. «Люси, милая, как мне жаль! Как бы я хотела уберечь тебя от всего этого!». Пол до крови закусил губы и огромным усилием воли заставил себя стоять на месте. «Чувак, только не ты! Только не ты! Не дай себе расчувствоваться! Мужчина ты в конце концов или кто?». Нужно думать о другом, отвлечься… Как бы всё обернулось, если бы не маньяк-граф с его садистскими планами на их дочь? Если бы не ложа, что планировала отдать Гвен графу, словно барашка на заклание?.. Как бы он веселился, точно среднестатистический папочка, наблюдая за тем, как Люси переживала из-за какой-нибудь аллергии или желудочных колик? Как бы смеялся, успокаивая её, что их дочь сильная и что точно со всем справится? Ну конечно, конечно она справится! Только вот их уже не будет рядом, чтобы помочь ей… Пол только позволил себе эту мысль, когда на лестнице послышались тяжелые поспешные шаги. Вскоре в дверях показался Николас Шеферд. Еле переводя дух и прошептав одними губами: «Они почти здесь! За поворотом!», он заставил Пола вернуться с небес на землю. В конце концов, на кону жизни его дочери и любимой женщины!.. Пол стремглав бросился к Люси и, сжимая хронограф подмышкой, коснулся свободной рукой её талии. Её стан содрогнулся от новой волны рыданий. — Принцесса, нам пора идти. Они уже совсем близко! — Нет! — всхлипнула возлюбленная и с головой зарылась в пелёнки дочери. — Я не хочу оставлять её! Нет! На мельчайшую долю секунды он поймал взгляд Грейс и вложил в него всю отцовскую нежность, на которую только был способен. «Позаботься о ней! Мы рассчитываем на тебя… и расскажи ей о нас. Когда-нибудь!..». Тётка Люси скорбно кивнула, когда Пол всё-таки позволил себе минутную слабость — наклонился к Гвен и оставил на лбу дочери поцелуй, который длился для него целую вечность, — после чего схватил Люси за руку и решительно направился к выходу. — Пол, прошу тебя. — всё вырывалась она, а ему становилось всё гаже и гаже на душе. — Ещё пару секунд! — Идём! — Ему пришлось прикрикнуть на неё, пусть его голос и дрожал от нервов. — Идём же! Мы уже слишком далеко зашли! Ты хочешь всё испортить? Грейс зажмурилась, когда Николас, хмуря брови и вздыхая, вышел из комнаты вслед за Люси и её возлюбленным, чтобы проводить их к чёрному входу. Не размыкая век, она слушала, как их шаги отдалялись, как скрипнула одна из дверей на первом этаже, а затем, подойдя к окну, увидела, как две тени, накинув на головы капюшоны и взявшись за руки, побежали прочь по предрассветным улицам. Как только они свернули за угол, раздался первый выстрел, а по телу Грейс побежали мурашки. — Они ушли, — тихо пробормотал муж, вернувшись в спальню, но жена даже не обернулась к нему. В окно женщина напряжённо наблюдала за погоней, вздрагивая от выстрелов, её руки, сжимавшие младенца, заметно тряслись, а шея и щёки покрылись красными пятнами. Подойдя ближе, Николас увидел, как расширились зрачки жены, как она побелела, как отчаянно нуждалась в поддержке. Он бы обнял её, если бы не ребёнок… Грейс затаила дыхание, но уже через минуту прижалась горячим лбом к холодному стеклу и облегченно выдохнула. Николас взглянул через оконную раму на фонтаны, куда всё это время смотрела его жена, но никого там не обнаружил, кроме людей в чёрных плащах, что немного потерянно озирались по сторонам… — Они скрылись, — промолвила она еле жива и слабо улыбнулась. — Только что… Я видела. Растворились в воздухе, перенеслись в прошлое, называй как хочешь! Они забрали с собой хронограф, а члены ложи их теперь не достанут! — Они спасены, — радостно поддакнул Шеферд, приблизившись, и коснулся её плеча. — Как и малышка… — Гвендолин де Виллер, — эхом отозвалась жена и любовно поправила шапочку на голове младенца. Как много всего им с Николасом отныне предстоит! Бессонные ночи, домашние задания, первые влюблённости… — Шеферд, — мягко поправил её супруг. — Гвендолин Шеферд. — Мама! Смотри, что я нашла в кладовой, пока убиралась, — резво позвала Гвен, вернув Грейс из сладостного плена воспоминаний. Женщина отчаянно заморгала в надежде, что дочь не заметит слезинок, что так некстати навернулись на глаза, и так, к счастью, и случилось. Гвен вошла в гостиную своей неуклюжей походкой, придерживая в руках большую коробку, а Грейс отложила книгу на журнальный столик и, делая вид, что слушала всю эту болтовню, залюбовалась ею. Подумать только: малышке уже шестнадцать! Волосы — чёрные как вороное крыло… это, конечно, де Виллеровское! Зато глаза сапфировые точно как у Люси… — Тут столько барахла, — весело бормотала дочь, перебирая содержимое коробки, пока Грейс расчёсывала ей волосы, сидя на диване в гостиной, — счета, письма дедушки к бабушке, даже просроченные билеты в театр… Только одна вещица… — Какая-такая вещица? — ни о чём не догадываясь, переспросила Грейс. Гвендолин улыбнулась уголками губ и достала из кармана розового домашнего халата тёти Мэди фотографию, при одном взгляде на который у её матери потемнело в глазах. — Здесь на обороте есть надпись, — беспечно продолжала дочка, перевернув фотографию. — Люси Монтроуз и Пол де Виллер. Те самые! Школьный бал, 1994. Год моего рождения, да? — Да, дорогая, — сама не своя прохрипела женщина. — Бедовая кузина и её любовничек? — зарумянившись по самые уши, хихикнула Гвен. — Тётя Мэди рассказывала что-то про них. Такая дерзкая парочка! Украли хронограф, сбежали в прошлое… мне бы хотелось узнать их поближе. Рука Грейс, которой она расчёсывала волосы дочери, повисла в воздухе, а на лице зацвела растроганная улыбка.