Незаменимость

Двенадцать лет. «Большой ли это срок?» — спросите меня вы. И я отвечу: «Не знаю», потому что и правда не знаю. «Но как же так, Джаспер? Вы уже двенадцать лет дарите детям рождественские подарки, объездили полсвета с вашими игрушками, и ты не знаешь?»… Глупо прозвучит, но я правда не знаю. Я даже не заметил, как быстро время пролетело. Опомнился только сейчас и, как обыкновенно это случается, слишком поздно. Он всегда был словно не от мира сего, появлялся из ниоткуда и уходил в никуда, неуловимый и неприступный в своём тихом горе. Глядя на него, я словно видел человека, которым мне никогда не стать, ибо такое великодушие, такая доброта в самом наичистейшем смысле этого слова — большая редкость для этого корыстного, насквозь прогнившего, как я некогда считал, мира. Моё мнение изменилось; меня изменил он. Клаус. Я бы хотел много чего ему сказать и много чего не сказал ему за эти вихрем промчавшиеся двенадцать лет. Даже сейчас, записывая все эти измышления на бумагу, не могу перестать сожалеть о несказанном, несделанном. Мои сожаления никому не нужны; мне — в последнюю очередь, но, думаю, он сумел бы меня понять. Клаус, если ты всё же прочтёшь эти корявые строки, написанные рукой уже отнюдь не юного почтмейстера, то я бы хотел, чтобы ты знал: я горжусь тобой, горжусь нами, горжусь тем, чего мы сумели достичь за эти двенадцать лет; а достигли мы многого, поверь мне. Это не просто игрушки, которые мы год от года оставляли под рождественской елью, в чулках, развешанных детьми под камином; нет, это новые традиции, добрые традиции, традиции, сумевшие сплотить человеческие разобщённости, положившие конец междоусобным войнам смиренсбурговцев. Я был счастлив иметь возможность называть тебя своим другом все эти годы; я счастлив до сих пор, и не в одних лишь воспоминаниях. Тебя всегда звало то безымянное далёко, пугающее людей в большинстве их. Но ты смотрел совершенно иначе на многие вещи, видел то, что другие предпочитали не замечать… Тебя звал северный ветер, пел тебе песни голосом твоей давно ушедшей любви. Возможно, ты сам этого не сознавал толком, но… твой уход был лишь делом времени. Эти двенадцать лет были для меня самым настоящим благословением, ещё никогда не ощущал я себя таким нужным, словно нашедшим своё место в этой жизни; с тех пор это ощущение так и не покинуло меня. Но… знаешь, что я скажу, Клаус? Ты ушёл, да, это так. Твой дом опустел, теперь, видимо, навсегда. Но я не верю, что ты ушёл, в смысле, в самом деле ушёл (не пойми меня превратно). Альва вероятно назвала бы меня безумцем, но в этот сочельник должно произойти нечто чудесное, необыкновенное, я чувствую это. Ты ушёл, но рождественский дух похож на тебя, как новый святой, которому теперь будут посвящены мои новые молитвы. Ты ушёл, но я ощущаю твоё присутствие где-то совсем рядом. Я верю, эта ночь полна волшебства, искрится от того, что люди обычно именуют «рождественским чудом», потому что… Потому что ты ушёл, но ушёл, за тем, чтобы вернуться. Над моим камином висит пара новых чулок — Альва связала их специально для праздника, — а возле камина могучим исполином возвышается нарядная ель. Клянусь своими усами, которые так не нравятся Альве, что к утру чулки будут переполнены сладостями, а под рождественским деревом мои непоседы отыщут себе несколько замечательных игрушек. Тарелка с печениями и два стакана с молоком навевают воспоминания о временах минувших, когда я только прибыл в этот город и ощущал себя совершенно потерянным. Сейчас всё иначе. Ты ушёл, твой дом пустой — это не изменить. Но Рождество — время чудес, так что… этот стакан молока выпиваю за твоё здоровье, в память о тебе, о нашей дружбе, о нашем празднике. Я оставляю это письмо лежать на камине, и, если ты в самом деле прочтёшь его, прости в таком случае старого друга за столь неровный слог и сбивчивость повествования (мы ведь оба знаем, что истинной искренности неведома последовательность мысли). Я знаю, ты ушёл, и не смею надеяться на возможность новых встреч. На самом деле… достаточно будет и одного знания о том, что ты где-то там есть, что Рождество непременно случится, и ты вновь войдёшь в чужой камин своей беззвучной походкой, оставишь подарки и так же неслышно уйдёшь. С наилучшими пожеланиями, Твой старый друг, Джаспер Йохансен