алгоритмизация маршрутов

В последнее время Илья Муромов, как и любой несчастный одиннадцатиклассник из России, жил только алгоритмами. В его рыжеволосой голове по умолчанию были заложены сотни витиеватых маршрутов из точки А до точки Б с возможными включениями туда точек В, Г, Д и даже Е. Аналитическое мышление предательски отказалось от своего хозяина еще в самом начале суетливого предновогоднего марафона, предоставив в памяти место для бесконечных страничек учебника физики, рецепта приготовления эспрессо в домашней кофемашине и четкого режима дня. Мальчишка настолько преисполнился в искусстве алгоритмизации, что мог разложить на последовательные действия любое задание вне зависимости от их сложности. Вот и сейчас его мозг тщательно прорабатывал очередной готовый алгоритм: Фиолетовая ветка. Старая Деревня. Садовая. Переход. Сенная площадь. Невский проспект. Ехать к репетитору на другой конец города тридцатого декабря — самоубийство. Именно так Илюше Муромову сказала горячо любимая бабушка, заматывая ребенка в девяносто один свитер. Она ворчливо поругалась на Марину Львовну — репетитора, которая заставила мальчика тащиться черт знает куда в первый каникулярный день — и не выпускала внука из дома до тех пор, пока он не оделся достаточно тепло по меркам обычной среднестатистической питерской бабушки. Нагруженный новыми знаниями и сотней замысловатых задачек из пробных вариантов злой экзаменационной аббревиатуры, Илья стоял на платформе первой станции своего маршрута в ожидании состава. Его объемный зелёный шарф крупной вязки небрежно свисал по зимнему пуховику, добавляя Муромову некоторого модельного шарма — ну или же простой детской небрежности, которая выгодно сочеталась с его красными от мороза щеками. Бабушкино громадное упущение в виде кед (да еще и, упаси Господи, на носки, не закрывающие щиколотки) ненавязчиво барабанило по советскому покрытию в такт песне Сироткина из заедающей новогодней рекламы ВКонтакте. — Вот же черт, — вслух неосознанно произнес Илья. Он насупился, укутался с головой в шарф, скрывая нос — а заодно и половину лица, — после чего не удержался и включил доставшую песню в наушниках. Его слабости были слишком очаровательны и навязчивы, чтобы им не поддаваться. Петербург медленно и очень неохотно наряжался в Новый год. Этой зимой он словно занавешивал украшенные бумажными снежинками окна и глушил навязчивое, но такое поразительно привычное «Jingle Bells» в кафе. У Ильи впервые в жизни не было никакого ощущения Нового года — гирлянды вдоль городских дорог нисколечко не вселяли в него особенную теплую атмосферу. Постоянная спешка людей в метро тоже не добавляла плюсов. Шуршание болоньевых курток, трущихся друг о друга в плотной предновогодней суматохе, и миллионы диалогов, начиная с обсуждения отмененного концерта Басты и заканчивая здоровьем троюродной правнучки, раздражали его музыкальный слух. Привычный машинный запах метро смешался с терпким мандариновым и - свежим - сосен — их верхушки то и дело мелькали над головами пассажиров. Уставшие лица и дети с карамельными тросточками в традициях «нерусского» Рождества Муромова лишь утомляли. В этом году Илья чувствовал себя злобным Гринчем из детской сказки. Праздник ему угробить, конечно, не хотелось, но какой-то неприятный осадочек был. Отсутствие Нового года в его холодном сердце привело к тому, что сводчатый потолок станции навеял глупую мысль о том, что Илья находится под большим белоснежным сугробом. Словно предупреждая развитие у парня шизофрении, где-то вдалеке в туннеле перекипающим чайником зашумел поезд, с приближением все больше трансформируя свой звук в монотонный гул со стуком колес. Муромов перестал портить плитку и понял, что все это время он фактически пританцовывал в такт нелюбимой музыке. «Вот так точно заболевают шизофренией», — подумал Илья, и, на этот раз поддаваясь новому такту — фразе из четких динамиков станции про следующую остановку и предупреждение травм — запрыгнул в вагон. — Осторожно, двери закрываются. Следующая станция… — Садовая, — прошептал вполголоса Муромов, возвращая в наушники нескончаемый поток музыки. — Крестовский Остров, — поправил его строгий мужской голос из динамиков, и Илье, конечно же, пришлось с ним согласиться. Илья мог бы поехать домой. Тридцатое декабря нормального среднестатистического россиянина — отличное время начинать готовить салаты, заканчивать украшать елку и морально готовиться к «Этот год был тяжелым для нас». Однако сестра, для которой обычно наряжалась елка, уехала на каникулы в Выборг, бабушка отказалась от атрибутики в виде традиционной еды в пользу обычной пиццы, а обращение президента они обоюдно решили заменить такой сверхъестественной штукой, как общий концерт Верки Сердючки и Витаса. Поэтому свое тридцатое декабря Илья выбрал официальным днем спасения организма от хронического недосыпа и решил отправиться в любимое котокафе, храня в сердце крохотную надежду на то, что новогодняя атмосфера все еще может покорить его сознание благодаря поднимающим оптимизм пушистикам. Услышав название нужной ему станции, Муромов, которому до статуса образцового комсомола не хватало разве что наличия СССР, прилежно дождался полной остановки состава, после чего встал с места и направился к выходу. День был чудесным. За четырнадцать часов он умудрился ни в чем не налажать: не потерял телефон, не оступился в промежуток между платформой и составом, не упал на рельсы, раз уж на то пошло, не забыл пройденные конспекты и получил похвалу от репетитора. В глубине души, конечно, начали закрадываться сомнения по поводу такой поразительной удачливости, потому что переигрывать судьбу у Ильи не получалось никогда. — Интересно, меня переедет бетономешалка, — произнес вполголоса Илья, тут же поймав на себе несколько изумленно-настороженных взглядов, — или спустя семнадцать лет беспечной жизни у меня обнаружится смертельная аллергия на кошек? Все такой же сугробообразный потолок. Все такой же медленный, по сравнению с ритмом жизни Санкт-Петербурга в праздничные дни, эскалатор. Вверх. Поворот. Немножко вниз. Поворот. И вот она, прямо перед его глазами — все такая же полоска синей ветки метро, а вместе с ней все такой же голос из динамиков с все таким же инструктажем. Все упорядоченно находилось в пределах установленного жизнью алгоритма — и это течение событий Илью вполне устраивало. Когда «Яндекс.Музыка» решила вдруг поменять плейлист с русским инди на попсовую станцию «На основе ваших интересов» и включила Ники Минаж, Муромов нисколечко не удивился. В этом решении искусственного интеллекта тоже были какие-то свои алгоритмы, пускай именно такой выбор Илье был несколько непонятен. Впрочем, он лишь пожал на это плечами и смело шагнул в известную неизвестность — двери вагона раскрылись перед его лицом с тихим приятным шипением родного места. Продолжая существовать в амплуа комсомола и гордости сельсовета, Илья не стал садиться на свободное место и услужливо предложил его старушке с еще советской тростью и большой сумкой, для полного соответствия плакату «Кому стоит уступить место в метро» которой не хватало лишь беременности. Мальчишка прилип к тёплому поручню и прикрыл глаза, справляясь с легким головокружением от резкой смены положения. «Все в порядке, это просто старость», — успокоил он себя, и «Kissing Strangers» в наушниках родом из 2017 года потрясающим образом подтвердила его слова. Музицировать под «галимую попсу» (сейчас, возможно, где-то перекрестилась его преподавательница скрипки) для Ильи равнялось оскорблению чувств верующих, а потому его пытливый взгляд с любопытством забегал по обитателям вагона, цепляясь за случайные детали. На зимнем платке бабушки с сумкой были плохо заметны следы от отбеливателя. Молодая мамочка с трехлеткой на коленях усердно втолковывала своему чаду, почему облизывать столбы категорически не стоит даже летом. Заспанная студентка — живо представив, что такая судьба настигнет его меньше, чем через год, Илья захотел перекреститься — бормотала во сне заговоры на преподавательницу истории искусств и умоляла не ставить ей пятерку в зачётку, потому что она портит орнамент из четверок. Напротив Муромова вальяжно расположился молодой человек, на первый взгляд похожий на его ровесника. Сердце Ильи не забилось нонстопом в ритме классического фанфикшена, а осторожно намекнуло, что именно такие парни заставляют рыжика сомневаться в своей ориентации. На молодом человеке была ничтожно легкая осенняя парка, из-под капюшона которой виднелся край толстовки, на лоб сползла тонкая шапочка сезона «октябрь–ноябрь»… но тот носил внезапные для этого образа зимние сапоги. — Абсурд какой-то, — тихо хмыкнул Илья, окинув его оценивающим взглядом. Посмотрел на себя с полным зимним комплектом за исключением кед и добавил: — Реально бред. Парень напротив ненадолго поднял свой взгляд на карту метро рядом с собой, и Муромов ошеломленно застыл прямо на своем месте: вцепился нервно в поручень, забегал глазами по вагону — жуткая нервозность пронзила его тело насквозь. В бесконечно бездонных синих глазах Илья считал очередной алгоритм: Желтая ветка. Лиговский. Спасская. Переход. Синяя ветка. Сенная площадь. Невский. Фил имел талант появляться где угодно и когда угодно в те моменты, когда его не ждали. Он беспечно улыбался карте метро, жевал жвачку — судя по знаниям Ильи, наверняка мятную — и, включив второе поколение эйрподс, начал слушать богом забытый дабстеп. Противно-желтый, солнечный мальчик, который был полной противоположностью зеленого Гринча в теплом бабушкином шарфе. Светящийся, яркий, ослепительный Черных — ну прям как китайская елочная гирлянда с «АлиЭкспресс», имеющая все шансы перегореть на детском утреннике. Желтая ветка, пылающий Фил — в нем было слишком много яркого, незимнего, не стереотипнопитерского, что Илье захотелось взвыть волком. Черных — совершенно абсурдный май посреди декабря, способный, однако, почему-то вернуть все, что угодно: зимнее настроение, пропащую совесть и — возможно! — кризис ориентации одним только своим естественно-непринужденным видом. Илья быстро тапнул по иконке «Телеграма» и начинал записывать видеосообщение сестре: сначала запечатлел край своего теплого пуховика, утепленные штаны и кеды, а затем поменял камеру и продемонстрировал летние джинсы Фила и его зимние сапоги. — Если бы сюрреализм был человеком, он бы выглядел именно так, — шепотом прокомментировал Илья. «трэш», — ответила ему через минуту сестра. «да вообще кринж», — быстро напечатал Илья, перевел свой бдительный взгляд на Фила и застыл на месте — блондин, ехидно ухмыляясь, смотрел прямо на него. Бежать в другой вагон или скрываться было не только бесполезно, но и очень стыдно. «Меня не существует, — мысленно пытался убедить себя Илья, все равно спрятавшись за шарфом, — меня не существует, меня не…» «вы соулмейты?» — написала вдруг сестра. «надеюсь, нет», — Илья перекрестился не только мысленно, но и физически. «уверена, да, потому что в вопросах отношений я разбираюсь на сто процентов. срочно выясни, кто он по гороскопу.» Илья предпочел выключить телефон. Он несмело поднял взгляд наверх, и единственным фактором, который спас его айфон от падения на пол, стал Фил — он не только незаметно переместился к Муромову, но еще и не дал его девайсу выскользнуть из потных ладошек по причине смертельного испуга хозяина. — Приве-е-ет, — протянул Черных, обронил теплую рассеянную улыбку, от чего Илья едва не умер на месте, и поправил телефон у последнего в руках. — Куда едешь? «Уже в никуда», — истерично подумал Илья, представив, как от случайного прикосновения сейчас покраснели его щеки, но вслух ответил максимально нейтрально: — Да так. В котокафе на собираюсь сходить. — С кем-то или один? — прищурился Фил. «Илья, мы не будем влюбляться в одноклассника, который над нами издевался, Илья-я-я», — безнадежно кричали откуда-то замутненное сознание и чувство самоуважения. «Илья-я-я, ты только посмотри на его глаза и на его улыбку», — не менее безнадежно кричал ему гей-радар. — «Забей хоть раз на матешу, ну…» — Один. А… ты куда? — Да тоже в кафе, — ещё одна солнечная улыбка стала для Ильи инфарктом миокарда. — И тоже один. — Ну, круто, — Илья всеми силами старался свести диалог к нулю, чтобы прекратить эти мучения как можно скорее и сделать их встречу случайным столкновением в метрополитене. — Ага, круто, — эхом откликнулся Фил. — Круто. — Круто. «Гений мысли, отец русской классики, победитель олимпиады по литературе», — ехидно проскользнуло в сознании. Тепло шарфа начало жечь щеки, но Муромов продолжал работать по скрытной спецоперации и стоически терпеть неудобства. Фил все еще не отходил от него: его рука вцепилась в поручень аккурат в паре сантиметров от руки Ильи, и смущенный рыжик был готов поклясться, что его сестра, активно верящая в ментальную связь между родственниками, только что получила инфаркт миокарда и уехала праздновать Новый Год на скорой. Он еще никогда не ждал нужной станции так агрессивно, как сегодня, поэтому, едва услышав начало фразы диктора, рванул к открывающимся дверям. В мыслях был только план позорного побега, и Муромов, если быть честным, уже был готов отправиться на другом составе прямиком в ад, лишь бы избавиться от навязчивого образа Фила в своей голове. Из состояния маниакального мышления его выбила толпа людей, выходивших из вагона. Они задевали его плечами, ругались, бормоча, на непутевого ребенка, который застопорил их упорядоченное хаотичное — как так получалось, Илья так и не смог разгадать — движение и разладил сложившийся механизм. Постоянно извиняясь, Муромов юркнул в просвет между людьми и неестественно быстрым шагом направился к выходу из метро. Лишь бы уйти, лишь бы уйти, лишь бы… Одно касание до плеча, и в сознании поднялось сразу несколько чувств. Первое — гаптофобия, боязнь чужих прикосновений — заставило его неестественно дернуться в сторону. Второе же, являющееся приятным незнанием, пустило игривую мысль, что этот жест принадлежал Филу, и по телу пробежала предательская волна удовольствия. Третье чувство было чувством испуга — и инфаркт миокарда приблизился к сердцу Ильи на еще один опасный старческий шажок. — Я тут подумал, — второе чувство возликовало, узнав желанный — боже, боже, боже, как же Муромову было стыдно за это — голос Фила, — почему бы нам не пойти вместе? «Вау, он умеет думать», — стервозная фраза типичной рыжей антагонистки из сериала 2007 года выпуска немножко охладила пыл Ильи, но и умудрилась снизить его интеллектуальную составляющую еще на целый балл. — Маньяк, — бросил он за плечо, продолжая целенаправленное шествие. Одному только черту было известно, почему Черных увязался за ним, и это был, кажется, единственный раз, когда Муромов искренне хотел стать жителем ада. — Брось, нам просто по пути, — Илья услышал в словах Фила веселую улыбку, которую мозг первого мгновенно записал в издевательства над чувствами верующих. — По пути в котокафе, учитывая, что на кошек у тебя аллергия? — уточнил Муромов. Из-за резкой смены тепла метро на холод декабрьской улицы его разгорченные щеки время от времени покалывал мороз, и смущающее присутствие Фила только ухудшало ситуацию. Илья попытался спрятаться в шарфе ещё сильнее, но стало слишком жарко, и он с недовольным выражением лица вынырнул наружу. — У всех разные способы для селфхарма, — неопределенно махнул рукой блондин. — Ты уж извини, — Илья тихо хмыкнул, — но умереть от раздутого лица, учитывая твою гордость, чуточку позорно. — Умереть со знанием того, что я смог тебя наконец достать, совершенно не позорно. — Ой, завались, — отмахнулся от него Илья с добродушной усмешкой и сам удивился тому, как естественно ему удалось засмеяться. Усталость от бесконечного круговорота учебы как рукой сняло. Присутствие Фила явно обладало некой целительной силой — иначе Илья попросту не мог объяснить, почему его пессимистическое настроение практически сошло на нет. От недосыпа чересчур энергетичный Черных, конечно, не спасал, но одного лишь эффекта солнца хватало для относительно стабильного состояния Муромова. До жути болтливый Фил даже не думал отпускать свою жертву. Он тараторил обо всем: о друзьях, играх, нелюбви к учебе, и Илья с блаженством растворялся в монотонном шуме его голоса. Даже шагали они в унисон — ничто не сбивало транс рыжеволосого школьника, потому что любые лишние звуки мгновенно съедались бесконечным потоком фраз Фила. — Откуда ты ехал? — вдруг спросил Черных. Судя по всему, врожденный запас «100 и 1 тема для увлекательных монологов на семейном застолье» иссяк даже у него, и Илья сразу же отметил это в воображаемом блокноте Шерлока Холмса. — От репета по физике, — недоуменно отозвался Илья. — А что? — Интересно, чем подозрительные школьники занимаются в праздники, так что это социальный опрос. Куда мы идем? — Это больше похоже на допрос, а не на опрос, — заметил Муромов, рассматривая окружающие здания. Он знал набережную Фонтанки как свои пять пальцев — прежде он часто выбирался к Санкт-Петербургскому университету, потому что на факультете экономики работала его бабушка, и в свободное от помощи с документацией время Илья любил бродить между самыми разнообразными зданиями от уютных крохотных кафешек в обшарпанных от старости домах до целых храмовых комплексов. Ему нравился этот старый уют, существующий вне времени, потому что с вешалок частных магазинчиков, в современном языке названных «шоурумами», никогда не пропадали халаты с ромашками, не уходили с витрин давно выцветшие плакаты «Pepsi Co» и не исчезали из-за прилавков крикливые антикварные тети Гали возрастом лет за сорок в синих фартуках, регулирующие не только продажи на своих точках, но и работу местных рэкетиров. — Судя по местности, которую ты выбрал, у нас будет свидание в храме, — прокомментировал Фил, заставив Илью подавиться несказанными словами. «Это что еще за фанфик получается?» — подумал он, отчетливо вспомнив про все проклятья и прогнозы сестрицы. — У нас будет свидание? Черных проигнорировал его реплику: — Ну или в библиотеке универа, — кивнул он в сторону здания СПбГу. — Чисто по традициям сериалов. Ты, кажется, хотел туда на факультет прикладной информатики поступать? Илья изумленно посмотрел на совершенно спокойного и даже скучающего Фила, который переминался с ноги на ногу и с неподдельным любопытством рассматривал какой-то неоновый бар. Муромов упомянул информатику в самом начале учебного года, когда классная руководительница попыталась вытащить информацию из будущих выпускников силком — куда поступите, на кого поступите, кем будете работать и где вас похоронят. Он даже на школьные факультативы толком-то и не ходил, а Фил каким-то боком умудрился запомнить. — Да и сейчас хочу, почему хотел-то… А ты вообще на кого пойдешь? Илья заметил, что на губах Фила расцвела очень довольная улыбка, словно тот успел совершить какую-то пакость. — На прикладную информатику, товарищ Муромов. Как и вы. Будем соперничать на вступительных, — он хитро подмигнул своей жертве и продолжил идти вперед, оставив Илью чувствовать чувства. Последний, надолго заступорившись на одном месте, сумел нагнать блондина только у самого конца маршрута, когда они подошли к Ломоносовскому скверу. Городские здания немного стыдливо затянули гирляндами из муниципальных закромов времен СССР, но среди снежной белизны, которая, казалось, сумела выбелить даже безнадежно желтые фасады, даже такие украшения смотрелись величественно — северная столица расцвела своей зимней красой и стала похожа на праздник. — И давно ты решил стать программистом? — в голосе Ильи можно было угадать нотки колкой ревности, которой Фил, конечно, воспользовался. Нет, ну правда — Муромов как проклятый пахал с репетиторами с восьмого класса, а тут выясняется, что какой-то нагловатый блондин..... — Боишься конкуренции? — с очаровательным смехом в голосе — Муромов мысленно обругал себя за такую характеристику — отреагировал он. — Не стоит, потому что я все равно хочу стать гейм-тестировщиком. Это матушка захотела меня на человеческую профессию пихнуть, потому что не верит в будущее русского киберпанка. — Русский киберпанк как Будда, — хмыкнул в ответ Илья. — В него верят только воистину преисполнившиеся… гейм-тестировщики вроде тебя, которые на «Твиче» играют в какой-нибудь «The Last Of Us II» и возникают насчет ориентации главной героини, потому что гейропейские программисты и сюда свою пропаганду умудрилась впихнуть. — Было бы кому пропагандировать, — лукаво скосил глаза Фил. — Таким как ты уже не надо по вполне объективным причинам. «Таким, как ты» загремело у Ильи в ушах жутким колокольным звоном. Он не знал, что притаилось за интонацией Черных, и от этого становилось еще страшнее — у парня кошмарно затрясло ладошки. Осуждение? Издевательство? Злость? А, может быть, все и сразу? — Ты не выглядишь, как гетеро, — прищурился блондин. Заметив реакцию Ильи, он закатил глаза: — Рыжеволосые мальчики по определению не могут быть не загадочными, а у тебя… вайб необычный. Ну, не гетеросексуальный. — Я… пансексуал, — проглотил комок в горле он и мысленно взмолился Богу: «Лишь бы он пошутил про блины или сковородки, лишь бы он пошутил, лишь бы…» — Прико-о-ольно, — протянул Фил, будто и тут не находил, что сказать дальше. — И давно ты этим… занимаешься? Вывод первый, сделанный из этой ситуации — Илья не ведьма, и рыжие волосы на его колдовские способности никак не влияют. Вывод второй, сделанный на основе первого — заговоры это явно не его конек. — Да так, исключительно хобби для досуга, — автоматически съязвил Муромов. — И вообще, ты подтверждаешь теорию о гей-радаре. Так сказать, рыбак рыбака… — И вообще, — переводить стрелки у Фила выходило крайне изящно, — ты что, смотришь мой Твич? — Не обольщайся, — продемонстрировал кончик языка Илья. — Иногда заглядываю похихикать на досуге. На самом деле, рыжеволосому парню время от времени даже нравился контент Фила. На удивление, у этого несчастного «тестировщика» странным образом получалось сделать любые инди-игры достаточно интересными для просмотра — миллион своевременно сказанных шутеек, красочных реакций и хорошая, не испорченная ругательствами речь, делали просмотр взаправду увлекательным и ничуть не скучным. — Иногда заглядываю похихикать и всегда лайкаю, — едва слышно договорил он. — Мне правда нравится, что ты делаешь. Илья почувствовал Новый год внезапно: не в момент, когда вспыхнули гирлянды после начала сгущения полупрозрачной сумеречной дымки и пошел снег, своими крупными пушистыми хлопьями осыпая заиндевевшие деревья, нет — атмосфера праздника пробралась под его куртку в тот момент, когда Фил растерянно заморгал глазами, которые на долю секунды, словно стеклянные снежные шары, вобрали в себя всю окружающую красоту и окрасили белоснежное покрывало лазурным цветом. Муромов был готов отдать все свои когда-либо заработанные карманные деньги за то, чтобы этот момент запечатлели в какой-нибудь фотографии, потому что настолько открытым и настоящим Фил не выглядел еще никогда. Он, правда, быстро отряхнулся от своей искренности — Илья не без сожаления наблюдал за тем, как на его лице появляется защитная маска равнодушия — и сказал: — Ладно, пойдем уже, а то к ночи только доберемся. Илья недовольно заскрипел снегом. Его кеды не обладали влагостойкостью, — что, в общем-то, достаточно логично для летней обуви — поэтому носки промокли довольно быстро, от чего зубы рыжеволосого мальчишки застучали друг об друга в очень неприятном ритме. Параллельно с этим он пытался разгадать, как Черных не мерзнет в своем осеннем щегольском прикиде, но ответа на этот вопрос, кажется, не существовало. Фил выражал такую степень комфорта в минус пятнадцать, что Илье всерьез начало казаться, что блондин перед выходом из дома безостановочно глушил незамерзайку. Она же, судя по цвету, и перелилась в синие глаза. — Возьму кофе навынос, — сообщил Муромов, когда они подобрались к антикафе. Пушистики, которые виднелись сквозь панорамные окна, вызывали у Ильи море теплоты, но Фила было искренне жалко. Конечно, еще двадцать минут назад он ни за что не променял бы котов на блондина, но… — Чего так? — даже удивился тот. Видимо, помнил, как отчаянно Илья пытался его сплавить. — Не хочу, чтобы ты корчился в туалете от зуда и боли, — буркнул в ответ Илья, сварливой интонацией мгновенно сделав фразу по эмоциям примерно в духе «Я нисколечко о тебе не забочусь и делаю все только для себя». — Как благородно с вашей стороны, — Фил даже шутливо поклонился ему, и со светлых волос смешно сползла шапка. — Я, кстати, не думал, что ты знаешь про аллергию. — Я помню все постыдные ситуации из школы, которые тебя касаются, — со знанием дела произнес Илья. Еще бы — не помнить, как в началке Фил опрокинул на себя живой уголок и весь оставшийся учебный день умирал в кабинете медсестры… — Ты злопамятный. — Я вредный, — заявил Илья. — Скажи-ка лучше, что тебе взять? Если что, моя милая блондиночка, не беспокойся — сегодня за бедных школьников плачу я. — Я не бедный, — по-настоящему оскорбился Фил. — У меня вполне себе хватает денег, но если ты так хочешь выпендриться… Что ты обычно берешь? — Четыреста миллилитров эспрессо с пятью ложками сахара, — пожал плечами Муромов. — Сколько лет ты уже не спишь, чтобы потреблять такие вещи? — хмыкнул Фил, и тут же дал внезапный совет, в котором, как показалось Илье, аналогично было тщательно сокрыто беспокойство, будто парни соревновались в глупой воображаемой игре «прояви больше ложного равнодушия к бывшему врагу»: — Выпей лучше зеленый чай, он лучше тонизирует. — Э-э-э, — Илья не знал, что ответить на эту неожиданную любезность, — спасибо? — Да пожалуйста. Мне можешь взять черный чай без сахара. Муромов скользнул за стеклянную дверь и теплой улыбкой поприветствовал знакомую официантку, после чего сделал свой заказ и от скуки стал наблюдать за стоящим на улице Филом. Тот какое-то время переминался с ноги на ногу, потом достал телефон, полистал ленту в какой-то соцсети, сфотографировал вывеску кафе и себя на ее фоне — в общем, как с иронией подумал Илья, вел себя, как самый настоящий зумер. Смотреть на Черных все равно было до жути интересно — Илье нравилось предугадывать его действия и запоминать машинальные движения. Из колонок котокафе вместо привычного русского андерграунда почему-то заиграла попса, и одновременно с этим Муромову пришлось отвлечься на официантку. — Храни господь Кэти Перри, — усталым голосом произнес Муромов, принимая заказ. Задача не умереть по дороге к порогу казалась слишком непостижимой для человека с двумя очень горячими стаканчиками в руках, и Филу как-то удалось это заметить — дверь услужливо открылась перед самым носом Ильи, а второй стаканчик плавно перекочевал в ладонь блондина. — Старшим надо помогать, — ехидно произнес Фил. — Так учили все моралистические заветы. — Два месяца разницы. — Два с половиной, дедуль. — О, ты, получается, по папикам? Ну ты тогда, — Илья задумался, обрабатывая свою гениальную мыслю, — гей-тестировщик, получается. — А ты не чайник-программист, а сковородка, — фыркнул в ответ Фил— Собираем кухонную утварь вместе. — Поговори мне тут, мелочь, — хихикнул Муромов. Почему-то в нахмурившееся лицо Фила захотелось запустить снежком. Стаканчик с зеленым чаем был не просто горячим, а обжигающе-горячим. Илья, что неудивительно, забыл дома перчатки, и теперь жутко мучился, перекладывая картонную емкость из одной руки в другую по каким-то мега сложным и непостижимым таймингам. — Держи, — вдруг сказал Фил, и только поэтому Илья вовремя поймал его варежку в воздухе. Пушистая шерсть — еще один атрибут настоящей зимы в образе Фила — приятно грела кожу, а рыжеволосый ребенок был спасен от ожога. — Это плата за чай? — Все еще уступки для деда, — снисходительно откликнулся Фил. — Устойчивость к холоду хромает, так сказать… — Ой, иди к черту, — Муромов даже перестал считать, сколько раз он послал блондина. Илья не знал, что грело его больше: теплая варежка, горячий стаканчик или факт того, что рукавица принадлежала Филу. Они пили чай, переместившись обратно в сквер, и Муромов, маленькими глоточками потребляя чай, вспомнил, что у них катастрофически закончились общие темы для диалога. А что обычно делали люди в таких случаях? Правильно, начинали говорить об отношениях. Эту тему Илья всегда тщательно избегал — родственники, приторным голосом спрашивающие про девочек в его жизни, могли вызвать истерику. — Эм… — физмат-интроверт, начинающий диалог, выглядел смешно, но у него закончился чай, — а у тебя есть девушка? — Нет, — уголки губ Фила чуть поднялись вверх. Илья вопросительно поднял бровь: — Странно. — Почему это? — Ну ты, кхм… Стереотипно красивый, популярный в узких кругах, — Илья забором втыкал в свою речь лишние прилагательные, чтобы убить в своих словах нотки искреннего восторга — отчего-то он отчаянно не хотел, чтобы Фил услышал его. — Не отрицаю, — ответил Фил удовлетворённым голосом, но тут же залпом добавил: — Только вот девушки мне не нравятся. Илья пропустил пару сердечных ударов и изумленно посмотрел на Черных. Фил? Не по девочкам? Кажется, у какого-то рыжеволосого мальчишки только что всхлопнулась маленькая вселенная, где все блондины с голубыми глазами были супер-гетеро. Ан нет — как оказалось на практике, существует и вторая жизненная крайность, в которой они флиртовали с пансексуальными мальчишками и пытались их этим убить. — Все-таки гейм-тестировщик? — Я многозначительно промолчу. Между ними не было никакой гребаной химии, в чем Илья усердно пытался убедить свое романтически настроенное сознание под баффом Нового года, которое пробуждалось ото сна при каждом взгляде на Фила, чье лицо, подчеркнутое теплым светом, выдавало все свои симпатичные острые черты. Да что там химия — между ними даже физики в виде банального притяжения не было, потому что ее воплощением в отношениях между парнями являлась лишь глава учебника из восьмого класса с очень нежным и одухотворенным названием «Удельная теплоемкость веществ». Фил был другим. Он был искрометным по самой своей натуре; Черных всегда, в любых компаниях становился самым настоящим затейщиком и негласным лидером, потому что мог общаться с кардинально разными типами людей, заводить кучу диалогов и привлекать к себе всеобщее внимание. В том, как он пил свой несчастный Эрл Грей, какие посты в «Инстаграме» лайкал и какими глазами смотрел на Илью, читался весь его характер — а Муромов, согласно всем законам совместимости, вообще не походил под такие отношения. По заветам «ТикТока» это вообще был провал — с каких это вообще пор Рыбы и Близнецы гармонично смотрелись в отношениях друг с другом? Вот Илья и предпочитал стратегию избегания, которая в его жизни практически всегда оказывалась выигрышной. — Что насчет тебя? Муромов не удивился, а попросту испугался этого вопроса — он вздрогнул, встретившись с детским любопытством в глазах Фила. Ну вот и как сейчас нормально ответить? — Ну, — замялся он, перебирая в голове все возможные ответы, начиная с «у меня никого нет» и заканчивая «я девственен и чист, как дева Мария», — э-э… — Стереотип о физматах? — с нескрываемым сочувствием в голосе помог ему Фил. — Стереотип о физматах, — тяжело вздохнул Муромов. — Это все потому, что ты на учебе зациклился, — покачал головой Черных. — Сидишь за книжками днями и ночами, девочек симпатиш-ш-шных не видишь… — Во-первых, книжки бывают разные, — Илья хихикнул от одного только воспоминания о целом стеллаже манги сестры. — Во-вторых, не исключай из этого списка мальчиков… и всех остальных. В-третьих — сейчас бабку со своими советами напоминаешь ты. — Иногда возникает ощущение, что ты не пан, а сапиосексуал. — Именно поэтому, Фил, мы с тобой до сих пор не встречаемся, — кивнул ему Муромов, наградив блондина одной из самых ядовитых своих ухмылочек. — Даже моей бабушке моя личная жизнь не так интересна, как тебе, слушай. — Может, я с корыстными целями интересуюсь, откуда ты знаешь? А вот сейчас происходящее начало реально напоминать очень низкобюджетный романтический фильм из Болливуда. Если так посмотреть, кто-то должен был начать кружиться в восхитительно красивом танце — на фоне как раз заиграла «Snowman», которая каждую зиму задалбывала всех по количеству звучания из каждого утюга и валенка, — поцеловаться и жить вдвоем долгую семейную жизнь. Только вот в маленьком сквере, со всех сторон окруженном машинами, из прямо-таки визитеров, а не просто проходящих мимо людей, были только Фил, Илья и какая-то сердобольная бабушка, кормящая голубей возле лавочки. Муромов, причем, потеряно-смущенно смотрел на блондина, мял его варежку на своей ладошке и безуспешно пытался сконцентрироваться на снежинках, мгновенно тающих на чужих ресницах. — Потанцуем? — плутовская и до жути коварная улыбка на губах Фила заставила Илью расплавится вместе с кристалликами снега. Последнему не просто хотелось сказать «да» — зря, что ли, ходил на танцы пять лет подряд, — а крикнуть его на всю улицу, но он ограничился стервозным: — Обойдешься. — А если пожалуйста? — А пожалуйста — да, — прошептал Илья. Выходило забавно: соприкасались их холодные ладошки с чуть покрасневшими пальцами, а теплые, в варежках Фила, соотвественно сходились друг с другом. Илья сиюминутно уверовал в Бога, потому что буквально начал молиться на то, чтобы сейчас из-за какого-нибудь дерева не материализовались лишние одноклассники, которые теоретически могли бы разрушить его недосвидание. Фил был настолько близко, насколько не был даже в пятом классе, когда издевательски прижимал Муромова к шкафчику в кабинете биологии. Его теплое дыхание, наполненное мятой — Илья идеально угадал вкус жвачки — время от времени касалось обожженных холодом щек, и рыжеволосому мальчишке время от времени дорогого стоило не вздыхать чересчур громко. От лишних глаз их скрывала завеса снега, прекрасно прячущая пол обоих участников дурацкого в самом хорошем смысле этого слова медляка из класса «топ-3 легенд школьных дискотек». — Танцевать умеешь? — Еще бы, — с достоинством в голосе ответил Муромов. — Я почти бальник. — Рифмовать не буду, — губы Фила растянулись в очередной ухмылке, и одному лишь богу, в которого Илья таки поверил за рекордные семнадцать секунд, было известно, как Муромову сейчас хотелось поцеловать блондина, чтобы хоть на секундочку разрушить его природную хитрость и обнажить то редкое, но очень сладкое недоумение. Они начали двигаться в такт приглушённой музыке почти одновременно, словно почувствовали друг друга через сцепленные ладошки. Илье отчаянно хотелось закрыть глаза, чтобы усилить эйфорический эффект от соприкосновения с мягкой, ничуть не грубой поверхностью кожи Фила, но от этого его продолжал держать какой-никакой, но здравый смысл, и желание наблюдать за снегом. — Я тут подумал, — негромко, чтобы не прерывать по-детски новогоднего очарования их танца, начал он, — что нормальные отношения описывают физикой в духе какого-нибудь притяжения, а наши — удельная теплоемкость веществ из восьмого класса, блин. — Странно, — будто бы искренне удивился Фил. — Мне почему-то всегда хотелось как можно скорее приблизить свои отношения к физике девятого класса. — Дисперсия цвета? — ехидно предположил Илья, вспомнив про радугу на плакатах Pink Floyd. — Не угадал, мой дорогой физмат. Продемонстрировать? Мозг Ильи самостоятельно образовал со здравым смыслом некую коалицию в его голове и теперь поднимал восстание с лозунгом «НИ ЗА ЧТО НА ЭТО НЕ СОГЛАШАЙСЯ». Тем временем противоположный союз из жажды любви, новогодней атмосферы, эмоционального состояния и ориентации Муромова — ну собственно сразу видно, кто тут доминирует — активно этому протестовал и продвигал в массы «ХОТЬ РАЗ ПОДДАЙСЯ НАМ, А». — Продемонстрир… Фил был быстрее, решительнее и — что немаловажно — совершенно не гетеросексуален, а потому именно он подарил Илье его первый поцелуй, заодно и не дав ему довогорить. Скептически настроенный Муромов, прежде обращавшийся к любви исключительно в сочинениях по произведениям Михаила Юрьевича Лермонтова, всю свою осознанную жизнь небезосновательно полагал, что поцелуй является самым обычным столкновением двух людей с неприятным смешением телесных жидкостей. Однако, как оказалось на практике, его первый поцелуй был похож на искрящиеся бенгальские огни — губы неожиданно обожгло, в глазах застыл переливающийся блеск, смешавшийся с воистину божественным ликом Филиппа Черных, а в ушах послышалось оглушающее шипение. Илье на долю секунды даже показалось, что вокруг них двоих кто-то решил ускорить время, потому что Фил целовал его очень медленно, а снег падал и таял очень, очень быстро даже по сравнению с тем, как пальцы блондина начинали сильнее сжимать безвольную ладошку обомлевшего Ильи. — Вашему вниманию было предоставлено явление резонанса, — с привычной язвительностью сообщил Фил, прервав их поцелуй. — Разрушающая штука, не находишь? — Деструктивная, — почти машинально согласился Муромов. — Прям как ты. Потому что за настолько короткий промежуток времени разрушить столько алгоритмов Ильи не удавалось ещё, кажется, никому из ныне живых людей. — Выйдешь за меня? — непринужденно поинтересовался Фил, будто они беседовали о погоде. — Что? — Илья впал в окончательный ступор. — Хотелось красиво свидание окончить, — хмыкнул Фил. — Но ты мне как обычно все сломал. — Это кто еще кому что сломал! — возмутился Илья. — Вот где сейчас моя бедная детская психика, а? — Ну, давай будем объективны, ты сломал мне жизнь, — Фил начал деловито загибать наполовину обмороженные пальцы, — ориентацию, эгоистичный поход за кофе, телефон в начальной школе… — Телефон я тебе не ломал! — Ага-а-а, — зловеще протянул Фил, — то есть вину за все остальное ты признаешь? Когда Илья думал о гороскопах из «ТикТока», он никак не мог предполагать, что социальная сеть захочет в прямом смысле разрушить его отношения. Собственно, не мог он предполагать и того, что в двух метрах от них два десятилетних мальчики на спор решат проверить какой-то дебильный лайфхак с красиво падающим снегом (обычно дети в таком возрасте не учитывают немаловажный аспект в виде температуры и климатических условий конкретного региона), поэтому один из школьников, отчаянно пыхтя и скрипя своими штанами, полезет на хрукое дерево… и скинет с него весь снег, что лежал на ветках. Раз уж Муромов и Черных пустились в исследование болливудской фильмографии, немудрено было полагать, что весь снег с веток — а по ощущениям в сквере скопился вообще весь снег Питера — разом бахнется вниз прямо им на головы и разрушит всю романтику подростковых полуобъятий. Фил оглушительно чихнул, а Муромов заметил, как от этого трагично навернулся бумажный стаканчик из-под его чая, на время танца ставший украшением лавочки. — Теперь мы оба мокрые, блин, — смеясь, Илья безуспешно пытался отряхнуть свою куртку, чтобы снизить свое сходство с огородным пугалом хотя бы на пару единиц. — Бабушка меня расстреляет. — Можем пойти ко мне, — мигом предложил Фил, будто снег ради этого ронял лично он. Ну или подговорил детей за банку энергетика. — Ого, это что, свидание с продолжением? — Не обольщайся, — передразнил его самого Черных. — Мне просто не с кем играть в плойку. — А как же твои подпи-и-исчики? — уровень кошмарно-поддельного «я вообще не понимаю твоих намеков» в лице Ильи достиг абсурдного максимума, потому что через секунду он полетел в сугроб, а Черных, коварно столкнувший его в снежную пучину, с торжеством во взгляде смотрел на то, как Муромов чертыхался и по-кошачьему фырчал, пытаясь убрать снег из капюшона. — Надо же, — театрально изумился Фил, — какая жалость! Теперь тебе точно придется идти ко мне домой отогреваться. — Теперь тебе придется идти к черту, — буркнул Муромов. — Как я пойду сам к себе? — Логично, — даже не стал спорить Илья. Возможно, на это повлиял снег, который, провалившись ему за шиворот, отключил работу головного мозга окончательно, а, возможно, ему правда хотелось к Филу: — Ну тогда пойдем к тебе, чтобы заквадратить количество чертей в одном помещении. Они спускались в метро, почти держась за руки — их пальцы едва-едва соприкасались друг с другом, но и такого контакта Илье хватало для того, чтобы чувствовать бесконечное тепло, исходящее от Фила, которое топило даже спрятавшийся в куртке коварный снег. Алгоритмы с пришествием блондина взаправду разрушились вдребезги, однако Муромов все равно продолжал ощущать поразительное спокойствие, словно… так и должно было быть?.. «Кажется, у ведьм все-таки светлые волосы», — сделал он свой окончательный вывод на основе первого и второго, выведенных алгебраическо-геометрически-практическо-физическим путем несколько ранее, и перешагнул через рамку металлоискателя. Впереди его ждал странный и очень быстро нарисовавшийся вечер тридцатого декабря, не менее странное тридацать первое и новое, пока что неизвестное и не заполненное алгоритмами первое января, но Илья уже знал, чем — а, если быть точнее, кем — он захочет заполнить свой Новый Год. Волшебная аура Фила накрыла его, пожалуй, слишком сильно, потому что даже самые серые люди в метро вновь приобрели свою чрезвычайную яркость и загорелись разноцветными лампочками елочных гирлянд. От ядреного цитрусового запаха мандаринов даже закружилась голова, и Илья вовремя вспомнил про свою вегетососудистую ангиодистонию. — Ведьмы, ведьмы, ведьмы, кругом сплошные ведьм… — Хочешь устрою тебе персональный заговор? — заговорщически прошептал Фил. — Спасибо, мне и твоих приворотов на сегодня хватило, — мило улыбнулся в ответ Муромов. — Это было чистой воды природное очарование! — Скажи это яду в моем зеленом чае, несчастный маг, — не забыл добавить Илья, уворачиваясь от коварного подзатыльника и нарушая тем самым одну из множества заповедей поведения в метро. Красная ветка, Достоевская. У этого пути вопреки всем правилам его алгоритмов не было конкретного конца, но Илья почему-то знал — этот маршрут запомнится ему еще надолго.