***
Почти вся информация по Зимнему Солдату уже раскрыта. Стив уверяет, что деталей о той самой операции довольно мало, но это не мешает Наташе, знакомой с Красной комнатой, кидать понимающие взгляды. В них лишь признание факта — «я знаю, как дерьмово тебе пришлось» — и Баки благодарен за отсутствие жалости. У неё больше нет течек, нет никакого запаха, на спецзаданиях Наташа использует синтетические феромоны для омег (порой Баки ловит их отголоски — сладковатые, нежные, не цепляющие). Но, судя по всему, ей вполне комфортно в своём теле, равно как и Брюсу, который из-за облучения тоже изменился: раньше он был бетой и, как и все беты, умел успокаивать агрессивных альф и напуганных омег. Сейчас же Брюс сосредоточен на том, чтобы успокоить самого себя. Баки хмыкает мыслям, проводит рукой по лицу. Не команда у них собралась — цирк уродцев какой-то. — О чём задумался, Холодное Сердце? — спрашивает Старк. Приходится повернуть голову на звук и отыскать взглядом тёмную шевелюру. Старк упирается локтями в бортик бассейна: с шезлонга видны лишь его мокрые плечи и линия ключиц, остальное тело скрыто под водой. Карие глаза смотрят пытливо, ресницы слиплись длинными стрелками, а губы изогнуты в хитрой улыбке. Он… он красивый. Глупо отрицать очевидное. Наверное, Баки пялится слишком долго, потому что Старк забивает на свой первый вопрос и задаёт второй: — Что, любуешься? Голос самодовольный, весёлый, но вместе с тем сильный — как у любого альфы. Баки почти ведётся на его обаяние, почти отвечает «да, так и есть», но вовремя себя одёргивает: он больше не омега. Пора бы… знать своё место. — Я не собираюсь подкармливать твоё раздутое эго, — ворчит Баки, стараясь подавить искорки жизни, которые пробуждаются так не к месту. Старк — яркое пятно на скучном сером фоне. Территория с большой табличкой «Опасно! Вход воспрещён!», которая так и манит к себе. Это он подсадил Баки на парочку современных сериалов и, хоть не составлял компанию, но не забывал (и не забывает) спросить: «А ты уже видел ту серию? Ну, где Тормунд…», или: «…И тогда Чендлер вместе с Джо…» — Залезай в бассейн, разомни кости. — Ты и один неплохо справляешься, Старк. — Завязывай с этим, Барнс. — Ста… Тони, сузив напоследок глаза, отплывает к дальнему бортику. Баки шумно выдыхает. Уговор обращаться по именам — дополнительная тяжесть на сердце. Дело не только в их сомнительном прошлом, оставленном позади (наряду с кодами, к дезактивации которых Тони успел приложить руку), нет, всё намного хуже. Но в гормональной заварушке есть один плюс: Баки больше не может быть с альфами, а значит, не будет развивать… всякого рода мысли. Место для манёвра довольно ограничено. Тем лучше для них обоих. — Водный волейбол! — громко объявляет Клинт, маршируя по плитке возле бассейна. За ним волочится сетка, а мяч прижат к боку локтем. — Ну же, отрывайте свои ленивые задницы от шезлонгов! Сыграем. Сэм активно поддерживает эту идею. Они вдвоём натягивают сетку. — И ты пойдёшь? — спрашивает Баки, когда Наташа садится и разминает узкие плечи, не скрытые тканью лямок. Купальник без лямок — какое-то отдельное чудо, и Баки всерьёз задаётся вопросом, как он держится на груди, да ещё и в воде. — Не «ты», а «мы». — Взыграл дух коммунизма, tovarisch Romanova? Наташа выгибает бровь, но дерьмовая шутка не остужает её пыл. Приходится встать и поплестись следом — к бассейну, где Сэм и Клинт уже заняли роли лидеров и теперь делят игроков. Капитанами могли бы стать Стив и Тони, но после истории с Договором они стараются избегать друг друга. Иногда это настолько нелепо, что почти смешно. Почти. Баки и Стив попадают в команду Сэма, Клинт забирает Тони и Наташу. — Что, пернатый, — ухмыляется Сэм, подбрасывая мяч одной рукой, — уже дрожишь? — Кто бы говорил, белка-летяга. — Клинт занимает место ближе к сетке. — Мне хотя бы не нужны двое суперсолдат, чтобы вздуть тебя, как следует. Наташа фыркает: — Мальчики, приберегите флирт для спальни. Начинается игра. Баки не особо реагирует, действует механически. Он сдерживает силу удара (равно как и Стив), чтоб ненароком не сломать кому-нибудь нос во время паса, однако его мысли переключаются с этой задачи на другую, ведь нет ничего более нормального, чем пялиться на Тони, как больная фанатка. Или как омега. В глубине души Баки отвешивает себе подзатыльник, едва не пропустив пас. Тони замечает его пристальное внимание и начинает следить в ответ. Вскоре всё сводится к тому, что, стоит мячу угодить в руки одного из них, как они тут же стараются переиграть друг друга. В конце выходит ничья — и между командами Сэма и Клинта, и даже в негласной борьбе Тони и Баки. — Ещё разок? — спрашивает Тони, сверкая безумным взглядом, но Клинт качает головой: — Нам с Нат уже пора, Лора просила не опаздывать. — Мелкий подлиза. Сэм? — Неа, приятель, извини. Сегодня среда. По средам у них парные свидания — Стив с Шерон и Сэм с Люси. Ничего нового: тихое, почти семейное счастье на стадии конфетно-букетного периода, нормальные чувства для нормальных людей. Баки наблюдает, как все выбираются из бассейна — все, кроме него и Тони, — и лишь машет рукой, когда Стив бормочет что-то вроде «увидимся завтра, да?». Рядом падает мяч. — Готов к ещё одному раунду? — Тони скалится. — Или без группы поддержки слабо, Джеймс? Баки демонстративно заводит за спину бионическую руку: — Уложу тебя одной правой. Фраза звучит крайне двояко. Он ожидает, что брови Тони взлетят на лоб, но тот лишь хмыкает и улыбается ещё шире: — Мечтай, Робокоп. Смутить Тони Старка — задача не из лёгких, и пока никто с ней не справился. Баки вот тоже не преуспел. Вскоре приходится забыть о своем пафосном жесте и включить обе руки в игру, потому что Тони похож на грёбаную ртуть: носится туда-сюда, маячит перед глазами, будто не в бассейне, а на суше. — Признайся, — пыхтит Баки, посылая новый пас и отплёвываясь от воды, — ты сдетонируешь к чёртовой матери, если постоишь на месте пару секунд? Тони смеётся (и нет, этот звук совершенно не притягательный), но не тратит силы на ответ. Зато удачно отбивает мяч. Брызги летят во все стороны, плитка мокнет почти до шезлонгов, а прохладный ветер заставляет кожу покрываться мурашками. Солнце давно скрылось за тучами, вот-вот пойдёт дождь, но Баки не обращает внимания: он так увлекается игрой, что впервые за долгое время чувствует себя живым, ведь Тони не ходит вокруг него на цыпочках, как Стив, и не поддаётся, зато сыплет ругательствами столь умело, что вянут уши. Рядом с ним легко забыть, что Баки… не в порядке. И Баки действительно забывает. Забывает настолько, что не рассчитывает силу удара и посылает слишком мощный пас. Тони пытается уклониться, но тщетно: мяч врезается прямо в лицо. Из носа начинает течь кровь. — Чёрт, — Баки ныряет под сеткой, чтобы через секунду оказаться рядом, — извини. Я не хотел, клянусь, я— — Всё нормально, — Тони пытается отстраниться, но Баки уже придерживает его за подбородок, чтобы осмотреть рану. — Брось, пустяки. Слишком много крови: она стекает по эспаньолке, пачкает шею и голые ключицы. Тони торопливо вытирает нос (ладони и костяшки красятся алым) и осторожно отпихивает Баки, но тот не отходит. — Серьёзно, Холодное Сердце, всё в порядке. Просто сосуды слишком близко. — Уверен, что я не сломал тебе перегородку? — Уверен, уверен. Ничего стра… — Дай посмотрю. — Не нужно, — Тони отодвигается, но Баки подаётся следом. — Слишком много крови, это… — Джеймс, хватит. — …ненормально, тебе нужно сходить в медотсек, чтобы… — Джеймс. — …они убедились, что всё в поря… — Барнс! — рычит Тони, грубо толкая его к бортику, едва не пригвождая собой, и Баки только в этот момент понимает, что происходит. Он нависал над Тони — над раненным альфой — стеной из бетона, удерживая руку и схватив за подбородок. Провоцировал на ответную агрессию. Был угрозой. Тони ведь пытался его предупредить, отстранялся, но не знал, что инстинкты Баки далеки от нормы. Что сам Баки далёк от нормы. Потому что запах разъярённого альфы влечёт и манит, побуждает податься ближе, потереться о торс и сцеловать феромоны с шеи. Баки не понимал, почему напирал всё сильнее и сильнее, но теперь ответ кристально ясен. И сейчас Тони, взбешенный инстинктами, пригвождает его к бортику бассейна, едва не заломив руки, и шумно дышит. Челюсти сжаты, зрачок затопил радужку, а губы испачканы кровью. — Тони, — шепчет Баки, насилу сглатывая, когда тот скалится и рычит (кровь попадает на один из клыков, будто он минуту назад перегрыз чью-то глотку). — Всё в порядке, я не угроза, слышишь? Я не угроза. Он пытается поднять руки, но пальцы на запястьях сжимаются ещё сильнее, а рычание становится громче. Запах щекочет ноздри, обжигает грудь, заставляет сердце сбиваться с ритма, но не от страха, нет: от предвкушения, от желания толкнуться навстречу, принять на себя всю эту мощь и ярость, укротить живой огонь. Мысли путаются, дыхание сбоит, и Баки совершает ошибку. Он запрокидывает голову, подставляя обнажённую шею. Не как альфа, признающий главенство другого альфы, нет — как долбанная омега, жаждущая получить укус или обнюхивание. Это происходит само собой, слишком быстро и естественно, и Баки ничего не может с этим сделать. Следовало опустить подбородок, признать поражение и усмирить собственный запах, но вместо этого он спустил феромоны с поводка и подставил шею агрессивному альфе. Альфа. Подставил шею другому альфе. Блядь, это просто пиздец. Он чувствует, как Тони на секунду замирает, будто в растерянности, затем подаётся вперёд и проводит носом по его горлу. И если раньше Баки думал, что ситуация хуже некуда, то теперь она просто пробивает дно, потому что все волоски на затылке встают дыбом от удовольствия. В груди растёт ком из противоречивых чувств: оттолкнуть альфу, проявить силу, но вместе с тем подчиниться ему, заскулить и выпросить метку. Омега, которая давно мертва, затевает кровавый бой с его новыми-старыми инстинктами, и он не может это остановить — лишь стиснуть зубы и терпеть. Тони, глубоко вдохнув запах (не сладкий, не тонкий, а древесно-тяжёлый), качает головой, будто хочет сбросить наваждение. Будто возникла какая-то ошибка, и имя этой ошибке — Баки Барнс. Ярость сходит на нет, взгляд становится осмысленным. — Что… — он хрипит, но сглатывает и продолжает: — Что это, мать твою, было? Баки с лёгкостью сбрасывает его хватку и на дрожащих руках взбирается на бортик, чтобы вылезти из бассейна. Он выпрямляется, мысленно благодаря импотенцию за отсутствие стояка, и бормочет, смотря в сторону лифта: — Сходи в медотсек, ладно? Не хочу, чтобы из-за меня у тебя были проблемы. — Между лопаток ощущается пристальный взгляд, но нет никаких сил, чтобы остаться и поговорить. Баки врывается на жилой этаж разъярённой фурией и даже не замечает Стива, который собирается на свидание: сразу уносится в свою комнату, шлёпая мокрыми ногами. Пальцы путаются в волосах, сердце колотится в самой глотке. Вскоре в дверь коротко стучат и сразу входят. На лице Стива беспокойство сияет неоновыми буквами. — Что случилось, Бак? Что-то… — он хмурится, поджимает губы: — Что-то с Тони? Вы поругались? Баки давится саркастичным смешком: у Стива любая проблема сводится к Тони. Но в этот раз почти угадал, чего уж там. — Я вроде как сломал ему нос. — Ты сделал что? — Не специально. — Он снова проводит рукой по волосам, даже не заботясь о том, что с них течёт вода. — Не уследил за силой во время игры. Слишком мощный пас. Стив расслабленно выдыхает и делает шаг внутрь комнаты, ближе комоду: — Это случайность, хоть и неприятная, но случайность. Уверен, Тони не держит на тебя зла. — Знаю. Знаю, просто— чёрт… Я не хочу это обсуждать, ладно? Стив явно удивляется, но заставляет себя пожать плечами: — Как скажешь. — Он окидывает спальню беспокойным взглядом, чтобы в итоге опять посмотреть на Баки: — Слушай, мы подумали и… Ты не хочешь присоединиться к нам за ужином? У Шэрон есть подруга-омега, славная девушка, они когда-то вместе рабо— — Нет. Выходит слишком агрессивно. Стив сбивается с мысли и снова хмурится: — Почему? Дело в твоём… твоём диагнозе? — Это импотенция, Стив, называй вещи своими именами. — Баки шумно выдыхает и садится на кровать, не заботясь о следах, которые оставляют его мокрые плавки. — И нет, дело не в ней. — В чём тогда? Негде взять сил на новую ложь. Баки опять ощущает себя измотанным, больным, а ещё слишком тупым и уставшим, чтобы жить эту жизнь. Он утыкается взглядом в пол и говорит бесцветным голосом: — Меня не привлекают омеги. — Но это не навсегда, — раздаётся из-за спины спустя несколько секунд. — Помнишь, что сказал доктор Адамс? Терапия поставит тебя на ноги, да и современные лекарства… — Стив, мне не нужны омеги, ясно? — Баки хмыкает и пялится в стену перед собой, не пытаясь собраться, чтобы выглядеть стойким. — Мне… мне нужны альфы. Тишина тянется, как надоевшая жевательная резинка. Он оборачивается, чтобы посмотреть на Стива, который коротко кивает: — Ясно. На следующий день в медкарте появляется новая запись. Гендерная дисфория.***
Тони всё время смотрит. Прямые, изучающие взгляды, полные любопытства — Баки ловит их на себе так часто, что удивляется, как тот не врезается в стены, когда проходит мимо. Хмурая галочка поселилась меж бровей, губы слегка поджаты: Тони Старк столкнулся с загадкой и не свернёт с пути, пока не найдёт ответ. Если раньше пытливая одержимость нравилась Баки, то теперь, когда он сам стал её объектом, ему как-то не по себе. Приходится постоянно торчать в спальне, отсаживаться подальше на брифингах и держаться Стива, который для Тони до сих пор как анти-магнит. Рано или поздно правда всплывёт наружу. Вопрос лишь в том, как скоро Тони обо всём догадается. Баки перебирает в уме кучу возможных ответов — от признания до грубого «тебя это, блядь, не касается, окей?» — и ни один из них не кажется подходящим. Чужое любопытство растёт и зреет, маячит на кончике иглы, и всё, как обычно, решает случай. Здания складываются карточным домиком, куски бетона с жутким грохотом падают на асфальт, хороня под собой обломки автомобилей, фонарные столбы и магазинные вывески. Баки знает, что счёт идёт на минуты: спасатели слишком далеко, а трое людей, застрявших в закутке второго этажа, могут погибнуть в любой момент. Если бы не сканеры Тони, о них бы даже никто не узнал, но Пятница вовремя забила тревогу. — Я пошёл, — Клинт уже в хлипком оконном проеме, когда Тони подаёт знак рукой: — Стой. — Все замирают, пока он считывает информацию. — Сканеры показывают характерное изменение в тепловом фоне. Клинт выгибает бровь в нетерпении. — Господи, Бартон, у кого-то из них течка. Тебе нельзя туда, зато я смогу. — Не сможешь, — Стив качает головой. — Твой костюм слишком громоздкий, и ты нужен нам здесь, если ситуация обострится. Твои сканеры — наши глаза, Тони. — Он поправляет наушник в ухе. — Я справлюсь, поведи меня. Баки хватает Стива за плечо: — Спятил? Там течная омега, если ты забыл. — Я смогу сдержаться. — Он хмурится, будто суперкапитанскую силу воли поставили под сомнение. — Я не об этом, — Баки закатывает глаза. — Там хлипкий проход, готовый обвалиться от малейшего чиха, и то, что ты сдержишься, не значит, что омега сдержится тоже. Она может испугаться. Мы даже не знаем, кто там. Если среди них есть альфа, готовый затеять с тобой драку под волной феромонов? — Он качает головой. — Не геройствуй там, где это навредит, Стив. Я пойду. Они обмениваются понимающими взглядами и коротко кивают друг другу. — И каким образом это улучшит ситуацию? — цедит Клинт, втягивая носом воздух. От него за версту несёт возбуждением — не сексуальным, но нервным. — У меня фильтр в маске, — отвечает Баки, уже влезая в то, что когда-то было оконным проёмом. Он проверяет наушник, прежде чем прыгнуть в покорёженное нутро здания. Слышится треск помех, который вскоре сменяется голосом Тони: — Стой. Возьми правее, левая часть не выдержит твой вес. Ага, вот так. Видишь выступ? Баки озирается по сторонам. — Да. — Отлично. Тебе надо ухватиться за него, а потом опуститься на метр и пролезть в зазор между полом и стеной. То, что Тони щедро назвал полом, на деле едва шире бордюра. Приходится балансировать на цыпочках, чтобы не свалиться вниз. Ведомый голосом, Баки осторожно подбирается к нужному закутку, где трое человек — две девушки и парень — сложились почти напополам, словно в дерьмовом тетрисе. — Я нашёл их, — отчитывается Баки, делая короткий вдох, пробуя воздух носом. Запах течной омеги перебивает пыль, грязь и сам кислород — пробирает до мозгов, но его тело (его альфа) по-прежнему не реагирует. Тот случай, когда импотенция скорее плюс, чем минус. — Порядок? — осторожно спрашивает Стив. Баки поднимает обе ладони на манер белого флага, и девушка, у которой течка, расслабляет застывшие плечи, потому что от него не пахнет возбуждением. Даже если среди них альфа, это не проблема: в запахе Баки нет и агрессии. Нет, наверное, вообще ничего, кроме оттенка гендера. — Всё нормально, — отвечает он Стиву и слышит, как тот тихо выдыхает. Баки подбирается ближе, когда понимает, что поторопился с выводами: — Один без сознания. — Джека ударило по голове, — всхлипывает вторая девушка (та, что не в течке). Про себя их легче называть Брюнетка Один и Брюнетка Два. — Давно? — Минут пять назад, — отвечает сквозь зубы Брюнетка Один. У неё наверняка спазмы. — Вы сами целы? Обе кивают, и Баки даёт знак, чтобы они выбрались из укрытия, а сам закидывает парня на плечо. Суперсолдату этот вес — мелочь, но в условиях завала каждый неосторожный шаг может привести к катастрофе. Тони прокладывает новый путь, благодаря которому они выбираются с другой стороны здания, где-то между вторым и третьим этажом. Приходится рискнуть и выбить окно, уцелевшее разве что чудом. Тони, пользуясь репульсорами, зависает в воздухе, принимая на себя вес парня, а потом, метнувшись вниз, возвращается за девушками. Баки игнорирует протянутую руку и спрыгивает сам. Он чувствует меж лопаток острый взгляд, но упрямо идёт в сторону Стива, отказываясь называть это позорным бегством. Через час Фьюри в разносе: Халк повеселился на славу, умудрившись покалечить не только себя, но и Наташу, а Тор случайно пальнул молнией в какую-то электростанцию и обесточил город на добрую половину дня. И да, их заслуги в устранении гигантских космических жуков никто не отменял, но в этот раз непонятно, от кого больше вреда: от жуков или помощи Мстителей. Когда гневный спич обрывается драматичным взмахом руки, все расползаются по своим норам, но Баки не успевает. Тони перехватывает его в лифте, умудрившись засунуть ногу в исчезающий проём, прямо как в фильмах ужасов. — Не возражаешь? — спрашивает он, зубасто улыбаясь. «Возражаю» крутится на кончике языка, да только это бесполезно: Тони уже шагнул внутрь и утопил кнопку одного из верхних этажей. — Ничего не хочешь рассказать? — Например? — сухо цедит Баки, будто за каждое слово взимают плату. Лифт едет чертовски медленно. — Например, каким образом ты вывел течную омегу, даже глазом не моргнув. — Я же сказал: в маске— — Нет никакого фильтра, — рычит Тони, растеряв напускной задор. Он поворачивается к Баки так резко, что тот всерьёз опасается за его шею. — Я знаю ваши костюмы наизусть, потому что — так, на секундочку, если ты забыл — именно я их прокачиваю и чиню. …Охренеть. Это настолько тупой прокол, насколько вообще возможно. Но времени на самобичевание нет, поэтому Баки выдыхает сквозь сжатые зубы и идёт знакомой тропой: — Ты знал и всё равно позволил мне это? Тони выглядит сбитым с толку. — Чего? — Ты знал, что я вру, и сознательно подверг людей риску? — Эй, полегче. Ты сказал… — Какая разница, что я сказал? — фыркает Баки, нависая над ним. — А что, если я нестабилен? — Стив… — Он тут ни при чём. Блядь, Тони, я обходил полиграфы — думаешь, не смогу запудрить мозги Стиву? — его голос глухой и злобный. — Ты не знал, что у меня в башке, но всё равно позволил? Какого чёрта? Тот продолжает пялиться, а потом, сощурившись, качает головой: — Я просто доверился, ясно? — У тебя не было причин. Тони хмыкает: — Чушь. Если ты не видишь повода доверять себе и другим, это не значит, что все мыслят так же. Створки лифта разъезжаются, словно сама Вселенная поддерживает пафосность Тони Старка и всячески ему благоволит, помогая уйти красиво и со спецэффектами. Баки чувствует себя победителем, но совсем недолго. Через пару часов приходит вполне очевидная мысль: разговор удалось замять лишь потому, что Тони так захотел. Ради всего святого, у него IQ выше двухсот, он не мог не заметить ужасно тупых, нелепых попыток уйти от ответа. Не стал давить и обвинять, в отличие от Баки, просто… сделал вид, будто купился на это бездарное дерьмо. Жалость или понимание? От первого воротит (уже в излишке), а вот второе… второе — дефицит. Остаётся разобраться, что к чему. Шпилька о недоверии занимает голову и на следующий день, даже избиение груши не помогает. Живя в башне Тони, пользуясь кухней Тони и отрабатывая удары на снарядах Тони, не думать о нём самом становится довольно трудно. И едва ли в Баки достаточно смелости, чтобы признаться: причина не только в этом. Ему просто нужно возместить моральный ущерб или что-то в этом роде — отплатить честностью за честность. И тогда в мыслях перестанет крутиться одно и то же имя по утрам и на сон грядущий. Решив не затягивать, Баки не находит момента лучше, чем тренировка. Клинт отправляет Тони в недолгий полёт — точнее, скольжение — по влажным матам, и тот удачно тормозит рядом с Баки. Протянутая рука всё равно что невербальное предложение мира. Тони щурится, но вскоре хватается за ладонь, позволяя себе помочь. Как только они оказываются друг напротив друга, Баки негромко выдыхает возле его уха: — Я импотент. Тёмная бровь красноречиво выгибается, на лице застывает выражение «что за чёрт?». Очень хочется задать этот вопрос самому себе, потому что Баки представлял их разговор немного иначе. Что-то вроде «эй, извини, что сорвался на тебя вчера, и ты прав, в маске нет фильтра, но он мне и не нужен, так как…». Н-да. Тупо получилось. — Это должно что-то значить или сегодня день рандомных фактов? — спрашивает Тони, вытирая потную ладонь о спортивные штаны. Баки молчит, и тогда он продолжает: — Окей, моя очередь. Я не люблю желе. — …Желе? — Напоминает застывшие сопли. — Чего ты там копаешься? — зовёт Клинт, промокая лицо полотенцем. — Возвращайся, чтобы я мог снова тебя уделать. — В твоих мокрых снах, Бартон, — кричит Тони, обернувшись через плечо. Затем снова смотрит на Баки: — Это всё, что ты хотел сказать? Тот кивает, но, спохватившись, качает головой: — Извини, что повёл себя как придурок в тот раз. Теперь ты знаешь причину. — Не ложь, просто… часть правды, ладно? — Не хочу, чтобы об этом судачили. Тони делает вид, что застегивает молнию на губах: — Без проблем. Но если захочешь поговорить, двери мастерской всегда открыты. — Буквально? Усмешка обнажает белый ряд зубов. — Метафорически. Полный доступ есть только у Пеппер, извини, красавчик. И у Стива. Раньше у Стива был полный доступ. От этой мысли становится как-то… неприятно, хоть и нет особого повода. — Эй, — кричит Баки, когда Тони уже одной ногой на ринге, — предложение про разговор действует в обе стороны, если что. Ещё одна зубастая улыбка. Заразительная, заставляющая уголки губ подниматься в ответ. Но чем меньше Баки анализирует, тем лучше: у него и так в запасе миллиард тем для психотерапевта.***
Им требуется всего три недели, чтобы можно было начать встречу вот так: — Выглядишь как дерьмо. — О, ну простите, — Баки фыркает, устало падая на диван, — не каждому повезло родиться красавчиком-миллиардером с дебильными шутками и чёрным поясом по оскорблению нормальных людей. Тони игриво выгибает бровь: — Считаешь меня красавчиком? — Это всё, что ты услышал? — Критическое мышление. Я сразу отсекаю лишнее, оставляя суть. — Ты путаешь критическое мышление с туннельным зрением. Тони присвистывает: — Посмотрите-ка, кто-то в хорошем настроении для сарказма. Баки вяло улыбается и, подсунув под голову подушку (на деле это скомканный плед, знакомо пахнущий машинным маслом), закрывает глаза. — Если без шуток, — голос Тони перемежается лязгом напильника. — Тяжелый сеанс? Приходится стиснуть зубы и отсчитать четыре Миссисипи. На пятой Баки заставляет себя хрипло выдохнуть: — Типа того. Тони понимает намёк и больше ни о чём не спрашивает. Несколько минут по мастерской разносится лишь звук металла, который не то мнут, не то режут — может, всё сразу. Порой Баки почти уверен, что Тони — потомок какого-нибудь сторукого божества, и каждая его конечность вооружена лобзиком-отверткой-паяльником-дрелью-разводным ключом и ещё чёрте чем. …Да, лучше обратиться в слух, чем вспоминать сеанс с психотерапевтом. Сегодня они снова затронули тему его альфа-идентичности. Не впервые, нет, но особенно… остро. Глубоко. Баки до сих пор не признался ей, что беды с башкой начались ещё в детстве. Однако, учитывая профессию, она, наверное, и сама это прекрасно знает. — Тупость, — бормочет он под нос, но шум сразу стихает. Приходится открыть глаза, чтобы тут же поймать взгляд Тони. — Я о сеансах. «Все проблемы из детства» и бла-бла-бла. Слышал ещё что-нибудь более очевидное? Тони ведёт плечом и лукаво улыбается: — Всё — член. Так Фрейд говорил. Баки выгибает бровь: — Ты уверен? — Процентов на девяносто. Я просто отсёк лишнее. — О, твоё знаменитое критическое мышление. Ну конечно. — Дерзишь? Мне нравится. — Он вытирает грязные руки не менее грязной тряпкой. — Наконец-то достойный противник. Где же ты раньше был? — Думал вот, как бы изловчиться, чтобы сам Тони Старк зазывал меня в святая святых, — Баки окидывает взглядом мастерскую, — и восхищался моим остроумием. Тони смотрит на наручные часы и выгибает бровь в фальшивом удивлении: — Две тысячи восемнадцатый? А ты, я гляжу, не спешил. — Уж прости, что это заняло у меня чуть больше века. Сложная задача, сам понимаешь. Они улыбаются друг другу. Тони продолжает подходить, смотря на Баки сверху вниз. Есть в этом что-то… эдакое, заставляющее сердце сбиваться с привычного ритма. Чем Тони ближе, тем гуще становится тишина между ними — приятное, томительное чувство, которое не появлялось уже очень, очень давно. … Баки не имеет на это права, потому что… господи, ему не хватит пальцев обеих рук, чтобы перечислить причины. Можно начать с «я убил его родителей», а закончить на «мы, блядь, оба альфы». Для Тони флирт всё равно что жизнь, едва ли его можно смутить гляделками из-под ресниц и шутками на грани фола. Вот и сейчас он опускается на диван, спокойно приподняв ноги Баки, а после — абсолютно невозмутимо — кладёт их себе на колени. Они оба несколько секунд пялятся на потрёпанные конверсы, и Баки прикусывает щёку, заметив грязные пятна на подошве. — Испачкаешься, — говорит он немного сипло, пытаясь сдвинуться. — Ерунда, — Тони удерживает его голени своей рукой. — Я весь в масле. Ещё вопрос, кто кого испачкает. «Я был бы не против, если бы ты запачкал меня как следует», — думает Баки, и это абсолютно, абсолютно ужасная мысль; впору звонить психотерапевту и просить таблетки от кретинизма. Что-то в его лице заставляет Тони зайтись грудным смехом. (Хочется верить, что в команде не появился второй Чарльз Ксавье.) Тони качает головой, вытирая влагу в уголках глаз, но Баки не будет спрашивать, что его рассмешило. Увольте. — Ну так… — тянет Тони, успокоившись. Губы поднимаются в улыбке, а пальцы ловко расшнуровывают конверсы. — О чём это было? Пока Баки в панике пытается понять, связан вопрос с их гляделками или с чем-то ещё, тот стягивает сначала один кед, а затем второй, причём вместе с носками. — Что ты имеешь в виду? — Твои слова о проблемах из детства. — Руки начинают уверенно разминать свод стопы. Баки отстраненно радуется, что успел принять душ незадолго до прихода в мастерскую. — Психотерапевт видит лишь это? И ты сорвался с поезда, потому что, ну, не знаю, у тебя была холодная, безразличная мать? Они оба хмыкают, и оба — не весело. — Нет, — Баки качает головой, наслаждаясь теплом и силой прикосновений, превращаясь в масло на солнце. — Она… на самом деле она классный спец. — И как же Зимний Солдат связан с твоим детством? Пальцы находят какую-то особенно чувствительную точку, посылая вверх стадо мурашек — по икрам, коленям, бёдрам — прямо к паху. Баки со свистом втягивает воздух через рот. Тони, не получив ответа, давит чуть сильнее и ниже, и это срабатывает лучше приказа. — Никак не связаны, — хрипит Баки, сжимая руки в кулаки и выгибая шею. — Мы сегодня обсуждали… не Солдата. Другое. — Другое? — переспрашивает Тони: так обманчиво тихо, будто его голос — лишь плод воображения. Он проводит ногтем от пятки до подушечек пальцев, через самое уязвимое место. — Другое, — шепчет Баки, едва ворочая языком, но заставляет себя найти силы, чтобы приоткрыть глаза и спросить: — Что ты… делаешь? Тони выглядит абсолютно спокойным и сосредоточенным: — Массаж ног. Думал, это очевидно, Бакару. — Лукавая улыбка гуляет по губам, отражается в карих глазах: — Только не говори, что не нравится. «Нравится. Даже слишком», — думает Баки, но вслух лишь бормочет: — Не— неплохо. Ты учился? — Да. — Руки Тони продолжают творить магию. — Видел, какие у Пеппер жуткие шпильки? Когда мы были вместе, она часто жаловалась на боль. Так что я взял несколько уроков, чтобы помочь ей расслабиться. Что ж… В мыслях становится намного яснее, словно на голову опрокинули ведро холодной воды. И, будто этого мало, Тони ухмыляется: — Ревнуешь? Баки поднимается на локтях так быстро, что едва не задевает пяткой его ширинку. — Чего? — Ты пахнешь ревностью, — спокойно говорит Тони, подхватывая носки. В нём нет даже толики удивления, словно это нормальное замечание, повседневный факт: «сегодня дождь», «у нас закончились вафли», «ты пахнешь ревностью». Баки настолько в шоке — нет, в ахуе — что даже не сопротивляется, когда Тони натягивает на него носки, а потом и кеды. Блядь. Он знает. Он всё знает, он всё понял — не мог не понять — и теперь их хлипкой дружбе конец. Конец обсуждению фильмов, болтовне в мастерской, совместному поеданию пиццы — всё накрылось медным тазом, потому что Баки — крупнейший идиот из всех, и — конечно, блядь, разумеется — умудрился похерить то хорошее, что появилось в его богатой на дерьмо жизни, и… — Всё нормально, — говорит Тони, принявшись завязывать шнурки. — Я не против. Что? — Что? — Баки еле дышит. — Ты серьёзно? На краткий, кратчайший миг в нём оживает надежда, которая… — Пеппер — потрясающая женщина. И мы давно не вместе. Смело зови её на свидание, никаких обид. …которая сразу же дохнёт. Он тупо пялится на Тони и медленно моргает. Тот ведёт плечом: — Окей, я заметил, как вы сблизились. Слушай, всё нормально, не парься, ладно? Тебе не надо чувствовать себя виноватым передо мной. Они не сблизились. Просто Пеппер была связующим звеном между юристами и Баки — труженица тыла, отдающая главную роль Тони, когда приходит время прессы и громких заявлений. Ещё она помогла с поиском классного психотерапевта: у её начальника-тире-подопечного талант бегать от них как от чумы, и за пару лет тщетных попыток помирить Тони с его кукухой собралась обширная база специалистов. Не то чтобы Баки часто виделся с Пеппер, но они умудрились пару раз выпить вместе кофе (например, пока оба ждали Тони: она — со стопкой документов на подпись, он — с просьбой о починке руки). И на этом всё. Баки чертовски благодарен ей за помощь, но не более. К тому же, Пеппер — бета. А ещё не мужчина, не кареглазый брюнет, не инженерный гений — в общем, совсем не тот типаж. Однако, если на свете есть Бог, он только что перевернул на Баки грузовик с Феликс Фелицис. — Слушай, — приходится опустить ноги и сесть на диване, чтобы быть на одном уровне с Тони, — я… всё это довольно странно. Пока просто приглядываюсь, привыкаю к миру и к его, эм, нравам. Но спасибо. Мне ещё нужно всё обдумать, но… В общем, рад знать, что у нас не возникнет проблем из-за Пеппер. О, несомненно. — Порядок, Снежинка, — Тони улыбается и хлопает его по плечу, а потом ещё на несколько секунд задерживает руку. Не успевает Баки дойти до четвертой Миссисипи, как он поднимается и, размяв спину, возвращается к верстаку.***
Возможно, в командных шутках есть доля истины и Баки действительно малость отмороженный: лишь ночью, ворочаясь в постели из-за долбаной бессонницы, он понимает несколько важных вещей. Во-первых, Тони распознал ревность в его запахе так легко и играючи, словно они проводят дни напролёт, уткнувшись в арома-железы друг друга. Да, для омег Баки всё равно что нейтральная бета (потому что, собственно, омеги не вызывают никакого интереса), но остальное… Он по-прежнему испытывает эмоции и не всегда с ними справляется, особенно если рядом Тони. Это похоже на ящик Пандоры: стоит слегка приоткрыть — признаться себе в мыслях за пределами рейтинга PG — и назад дороги нет. Если Тони научился распознавать его настроение так быстро, то это лишь вопрос времени, когда Баки, наконец, проколется. Спасает лишь отсутствие возбуждения: сейчас оно только в голове, а тело по-прежнему глухо. К слову об этом. Во время массажа Баки отчётливо уловил табун мурашек, пробежавших от щиколоток к самому паху — быстро и почти болезненно, но до одури приятно. Эрекции не было, но на секунду, на какое-то мгновение Баки поверил, что вот-вот появится. Статус импотента едва ли можно назвать престижным или завидным, однако сейчас это единственная преграда между рвущимися наружу чувствами и ни о чём (хотелось бы верить) не подозревающим Тони. Досадная ошибка природы, Баки не просто инаковый, — он убогий. И не стоит никого пачкать в своей грязи.***
— Выглядишь как дерьмо. — Очень оригинально, — Баки хмыкает. — После каждого сеанса будешь так встречать? — У меня свой стиль. Диван кажется неудобным, свет — слишком ярким, а звук — ненормально тихим. — Тогда тебе придётся запастись терпением. Не думаю, что закончу психотерапию раньше, чем через пару десятков лет. Тони негромко фыркает и садится на подлокотник, оставляя между ними пустое место. Лишняя дистанция сразу бросается в глаза и заставляет мысли противно зудеть. — Эй, Бакару. Всё настолько фигово? Баки дёргает уголком рта. — Чаще да, чем нет. Иногда мне кажется, — он выдыхает и проводит ладонью по лицу, — будто это не помогает. — Совсем? — Совсем. Хочется почувствовать знакомую руку на своём плече, вдохнуть поглубже тяжелый запах альфы и просто выкинуть к хренам целый век из своей памяти. — А что аналитик? — А что аналитик? Тони фыркает: — Не передёргивай, ты понял. — Говорит, подвижки есть, просто мне трудно их заметить. — Баки качает головой: — Знаешь, что она сказала на первом сеансе? Всё это дерьмо, через которое мне нужно пройти, оно… как тарелка супа. Знаешь, мерзкого, блевотного супа, который… — Так и сказала? — …который, — повторяет Баки с нажимом, — нужно съесть, чтобы стало лучше. А она в этой ситуации — ложка в моей руке. — Поможет съесть быстрее, но вместо тебя не выхлебает. — Именно. Тони вздыхает и наконец-то — наконец-то — кладёт ладонь на скованное плечо, чтобы слегка сжать. Баки подаётся к его руке. — Это хреновый путь, смахивающий на курорты Данте, но я слышал, что потом будет легче. — О, не останавливайся, твой оптимизм так заразителен. Тони шутливо закатывает глаза, затем встаёт и идёт к дальнему стеллажу, где хранятся забракованные детали его костюма. После сеансов Баки не особо разговорчив, поэтому тишина между ними привычна, но… Но в этот вечер Тони почти не прикасается к нему. Раньше такого не было. Это нервирует.***
Не то чтобы Баки считал себя параноиком (так и есть), но попытки Тони держаться подальше становятся слишком очевидными. — Проблемы в Раю? — усмехается Сэм, прыгая в соседнее кресло с джойстиком в руке. — Чего? На плазменном экране появляется панель с выбором персонажей, и Баки привычно останавливается на самурае. Сэм берёт себе викинга и пожимает плечами: — То ты безвылазно торчишь у Тони в мастерской, а он везде таскается за тобой второй тенью, то вы друг к другу даже не подходите. Поцапались? — Мы не супружеская пара, чтобы цапаться, — Баки давит на кнопку чуть сильнее, чем нужно. — Это плюс или минус? — Это иди на хрен. Серьёзно, старик, раньше за такие шутки можно было получить в бубен. — Времена меняются, мистер Сороковые. Баки хмыкает, пока его персонаж сгибается под градом тумаков, и не особо удачно пытается уклониться. — И с каких пор в двадцать первом веке пара из двух альф — норма? — Пока что ни с каких. — Сэм поднимает джойстик чуть ли не к подбородку, пялится в экран и давит языком на губу — уже предвкушает победу в раунде. — Но это оно, да? То, чего бы ты хотел. Пальцы сами мажут мимо кнопки. Баки не успевает выставить защиту, и чертов викинг тут же пользуется своим боевым топором. — Есть! — Сэм вскидывает кулак над головой, а потом, довольный, убирает джойстик и впивается пытливым взглядом: — Ну так что, я прав? Приходится фыркнуть и выдать кислую мину, хотя сердце грохочет в самой глотке. Хорошо, что умение владеть собой отказывает только в присутствии Тони. — Люси снова подсадила тебя на ток-шоу, где куча придурков разыгрывают любовные драмы, а потом орут друг на друга с пеной у рта? — Баки выгибает бровь. — И в конце ведущий просит беречь себя и своих близких? Сэм недоверчиво щурится, а уголок рта изгибается в улыбке. На мгновение его лицо становится задумчивым и грустным, но спустя секунду всё исчезает, будто и не было. Он потягивается, хрустя суставами, и разминает шею. — Мир не стоит на месте, Сороковые. В этом его главное богатство. — В пальцах снова появляется джойстик, а в глазах — задорный огонёк. — Готов к реваншу? …Тони не присоединяется к игре, не заглядывает в кухню и не приглашает в мастерскую. Его вообще нет в башне, и даже к вечеру он не появляется. Как и на следующий день. И потом тоже.***
— Пятница? — Мистер Старк по-прежнему отсутствует. — Ты уверена, что с ним всё в порядке? — Да, сержант Барнс. — И ты передала ему, что я просил выйти на связь? — Разумеется. Но в данный момент он не может этого сделать. — Тони на миссии? — Нет. — А он… эм… — С ним всё хорошо. Вот и поговорили, блядь. Вот и славно.***
Спустя два дня Баки случайно натыкается на Тони в коридоре, когда тот выруливает из кухни. — О, — Тони кивает, прихлебывая кофе из чашки, — привет. — Привет? — недоумение лихо сменяется злостью. — И это всё? — Насколько я помню, мы сегодня не здоровались. — Мы не здоровались больше недели, — он пытается подойти ближе, но Тони огибает его по дуге. Что за на хрен? — Я был занят. Хочется прорычать: «Настолько, что не мог ответить на сообщения?» — но это будет перебором: им давно не по шестнадцать. А ещё они не пара. Стоит вспоминать об этом почаще. — Погоди, — он ловит Тони за локоть. Тот вопросительно выгибает бровь. — У нас всё нормально? — Ты мне скажи. — Слушай, я не… — в этот момент слова застревают в горле, потому что Баки, глубоко вдохнув, чувствует запах альфы. Незнакомого альфы. Он снова тянет воздух носом, хмурится, прислушиваясь к себе, но острый нюх не подводит: это кто-то чужой. — Чем от тебя пахнет? Тони ведёт плечом: — Не помню его имени. Они молча смотрят друг на друга, но мозаика упрямо отказывается собираться в нужную картинку, хотя все детали давно на своих местах. — Вы с ним… Ты был на миссии? Ты уже спрашивал это у Пятницы. — Нет. Тони опять выгибает бровь. Баки моргает. — Старый друг? Чьего имени он не помнит? Бровь Тони выгибается ещё сильнее. — Что за допрос, Холодное Сердце? — Я просто… я не понимаю, — он ещё раз принюхивается, а потом фыркает, чтобы не чихнуть. Запах хоть и остаточный, но довольно сильный и объективно приятный (какая-то морская тематика), но его инстинкты на взводе. — Боже, Джеймс, — Тони закатывает глаза и высвобождает руку, которую Баки сжимал всё сильнее и сильнее по мере разговора. — Уймись, ладно? Мне ничего не угрожало, никто ни с кем не дрался. Я просто провёл с этим парнем гон. — Просто что провёл с кем? — Ты, часом, головой не ударялся, пока меня не было? Баки не реагирует на подкол, продолжая пялиться во все глаза. — Но ты альфа. — И? — И он альфа. — У тебя с этим проблемы? — в голосе самый настоящий вызов, в глазах огонь. — Это ненормально, — выплёвывает Баки, чувствуя отвращение к своим словам. Теперь Тони — ярость во плоти, готовая вспыхнуть в любой момент и изничтожить всё живое, если найдётся подходящая искра. — Кто сказал? — ядовито спрашивает он, делая шаг ближе. — Да все подряд, господи. Учёные, инстинкты. Природа. Ты не можешь просто взять и… Тони раздувает ноздри и делает ещё один шаг, плюя на личное пространство. Они практически дышат друг другу в лицо. — Клал я на это всё, ясно? Только я знаю, что могу. — Ты не грёбаный Джон Локк. — Нет. Но я тот, кто я есть. — Острый взгляд устремлён на Баки. — И, в отличие от некоторых, не боюсь это признать. Слова похожи на пощёчину, и Баки отшатывается от них, обожжённый. Стена впивается в лопатки, воздух вмиг кажется слишком душным и тяжёлым, а сердце прыгает в самое горло. Тони остается стоять на месте, следя внимательным взглядом — читает как открытую книгу. Не в первый раз, понимает Баки. Позор разоблачения туманит голову так сильно, что признание самого Тони отходит куда-то на задний план и меркнет под воем сигнальных сирен. Он даже не замечает, в какой момент остается один посреди коридора, буравя пустым взглядом пол.***
Баки выжидает, пока мысли «Тони знает, Тони знает, Тони знает» перестанут крутиться рефреном, и в следующий миг понимание падает на него, как кирпичи на голову. Тони был с альфой. Только теперь мозаика, наконец, складывается. Мутный, вязкий ком паники сменяется настоящим звериным бешенством, когда он представляет, чем Тони занимался всю предыдущую неделю. Мозг коротит на этом моменте, будто вот-вот наступит сбой системы, как у бракованного Терминатора, и всё потухнет из-за перегрузки сенсоров. Баки осознаёт себя на пороге чужой спальни только в тот момент, когда едва не врезается в дверь носом. Он стучится (звучно долбит кулаком по дереву), но почти сразу дёргает ручку и входит, запоздало думая, что стоило сначала заглянуть в мастерскую. Однако Тони здесь: сидит на кровати, попивая виски, пялится в планшет. — Так вот почему ты не отвечал на мои сообщения, — цедит Баки ледяным голосом, подходя ближе. Тони закатывает глаза, но отставляет тумблер и встаёт, чтобы, видимо, быть на равных. — Якшался с альфой, чьего имени даже не помнишь. — Я уже сказал тебе, — выплёвывает тот в явном раздражении, — это моя жизнь и мне решать, что… — Ты знал! — рявкает Баки, замирая возле него, буравя злым взглядом. — Ты знал, что я чувствую, и ты просто… ты просто ушёл, пропал на грёбаную неделю, а теперь кидаешь мне всё это дерьмо в лицо, обвиняя… — Он замирает, поражённый мыслью: вдруг Тони не в курсе? Не о предпочтениях Баки, а о самих чувствах к нему. — Ты… Ты ведь знал? Тот молча кивает, но легче почему-то не становится — лишь больнее. Удаётся хрипло выдавить: — Как давно? — С момента в бассейне. Потрясающе. Просто блеск. Дайте два. — Твой запах, — объясняет Тони, внимательно наблюдая за Баки. — Я не пахну возбуждением. — Нет. Но ты пах приглашением, будто хотел, чтобы тебя обнюхали. И если поначалу я сомневался, то потом, когда ты обнажил ше— — Не продолжай. — Хочется закрыть уши руками, лишь бы не слушать о собственной слабости. Баки сжимает челюсти, с силой прикусив щёку. Следующий вопрос ещё тяжелее, но он заставляет себя продолжать: — Зачем всё это было? Твой… твой флирт, наши киновечера, общение, грёбаный массаж ног — если ты знал, зачем тогда… Ты просто играл со мной? Тони кривится: — Порой я удивлюсь, как у тебя получается ходить и думать одновременно. — Когда реакции не следует, он закатывает глаза (опять) и поясняет: — Окей, Бакару, давай как в детском саду: ты мне нравишься. Так понятнее? Баки хмыкает, чувствуя, как злоба разливается по груди и плечам, стекает к кончикам пальцев: — И поэтому ты провёл гон с каким-то незнакомцем. — А что мне оставалось делать? — рычит Тони. Воздух тяжёлый и густой, насыщенный их агрессией. — Стоило хотя бы пошутить о чём-то большем, как ты паниковал и закрывался к чертям собачьим. — Пеппер… — бесцветно выдыхает Баки. — Пришлось выкручиваться на ходу. Ты бы видел своё лицо в тот момент. А запах, — Тони невесело качает головой. — Настолько кисло-горький от ужаса, будто я предложил тебе расчленить ребёнка, а потом продавать его органы на eBay. Баки отворачивается, часто моргая, потому что это больно: узнать, насколько, оказывается, очевидным, смехотворным в своих попытках всё скрыть он был. Как хватался за любую ниточку, которую Тони, сжалившись, ему протягивал: и в бассейне, и на миссии, и в мастерской. — Послушай, — Тони выдыхает и проводит рукой по лицу, — я не понаслышке знаю, как с этим нелегко. В твоём случае — особенно. Но это всё длится уже… сколько, Джеймс? С детства? И потом усугубилось из-за Зимнего? — вопросы вроде как риторические, поэтому Баки не отвечает, вглядываясь в золотистую крапинку на карей радужке. — Если ты хочешь и дальше всем врать — ладно, окей, твой выбор. Но перестань врать хотя бы самому себе. Повисает пауза, в которой руки вдруг становятся неудобными и громоздкими, ноги немеют, а в животе скручивается узел. Можно поставить точку. Можно просто кивнуть друг другу, выйти из комнаты и никогда больше не говорить об этом. Но Баки делал так слишком много раз — в своей собственной голове — и эта тактика не принесла ему ничего, кроме ментального геморроя. — Когда ты… — голос кажется сиплым, приходится сглотнуть. — Когда ты понял? Про себя. Тони начинает расхаживать по комнате, переставляя предметы с места на место. Без его внимательного взгляда становится немного легче, и Баки ценит эти намёки на понимание. — Давно. Ещё подростком. — А омеги… — Привлекают ли? — Тони смотрит через плечо и криво улыбается, прежде чем опять отвернуться. — Да. Но и альфы тоже. Можешь считать меня человеком широких взглядов. — Ты мог бы создать нормальную семью. Без всех этих заморочек. — Повтори, я не расслышал. Ты сейчас сказал «ты мог бы ограничить себя в угоду обществу, сидеть тихонько и не высовываться»? Баки фыркает: — Мы живём в обществе, а не на необитаемом острове в вигвамах. И соблюдать законы своей страны— — Тебя Роджерс покусал, что ли? — Тони заканчивает наворачивать круги по комнате и делает несколько шагов к Баки. — Послушай, Холодное Сердце: если уж ты так любишь ссылаться на мораль и законы, окей, давай по-твоему. Свобода одного заканчивается там, где начинается свобода другого, в курсе, да? Такие люди как я — как мы — никого не ограничивают, а чем я занимаюсь в своей спальне — дело сугубо личное, за исключением пары старых роликов на Вrazzers. — Прости? — Не отвлекайся, спросишь потом у Пятницы. Какой там следующий аргумент в твоём списке? «Так задумано природой» и что-то про инстинкты? — он говорит спокойно, но в то же время напористо, будто отстаивает свою идею перед инвесторами. — Если бы материнский инстинкт управлял омегами, откуда бы взялись дети-отказники? Если бы инстинкт защиты управлял альфами, не было бы изнасилований. Что о самосохранении и самоубийствах? Чуешь нестыковки? Баки хмыкает: — Пары из альф или омег даже потомства дать не могут. И ты не хуже меня знаешь, что в этом основная суть гона и течек — завести щенков. — Точно, — Тони раздраженно щёлкает пальцами, — инстинкт размножения. Спасибо, что напомнил, а то как мы без него. — Это не смешно. — Я и не смеюсь. А что насчёт тех ребят, которые не хотят детей? Кстати, услуга «будь в курсе»: детей уже лет двадцать как не называют щенками. Что прикажешь делать с такими людьми? Или с теми, кто бесплоден. Сбрасывать со скалы, как в Спарте? — Если всё так гладко, — раздраженно цедит Баки, — почему такие пары до сих пор табу? Ты где-нибудь видел семью из двух альф или двух омег? Тони тянется к прикроватной тумбе и одним махом опрокидывает в себя остатки виски. — Повторюсь, ты назвал детей щенками. Сейчас так никто не делает. Раньше мужчины-омеги и женщины-альфы были изгоями, сейчас — обычные члены общества. Мир не стоит на месте, ясно? Может, через пять или десять лет это и будет нормой для всех остальных. Вопрос лишь в том, нормально ли это для тебя. Баки трёт глаза пальцами, пытаясь переварить слова Тони. Слишком много мыслей и эмоций за последние полчаса. Правда, кое-что догоняет его и пинает под зад, возвращая минувшую злость. — Ты сказал, что тебя привлекают омеги. Тони пожимает плечами: — В том числе. — Тогда почему, — Баки опасно понижает голос, — ты выбрал для гона альфу, когда… «Когда у тебя был я», — не договаривает он вслух. — А, это, — Тони отмахивается, будто они обсуждают какой-то пустяк. — Я просто хотел тебя взбодрить. — Взбодрить. — Ну… да. Немного встряхнуть. — Встряхнуть. — Баки делает шаг ближе, едва дыша. — Так и будешь за мной повторять? — Тони нагло улыбается. — Знаешь, я выбрал довольно гуманный способ. Поначалу план был другой. — Устроить оргию с десятью альфами у меня на глазах? — рычит Баки, чувствуя, как злость вибрирует в горле. — Неа. Прийти к тебе во время гона. Думаю, обошлись бы без разговоров, но потом всё могло стать ещё сложнее. — Я, блядь, импотент. — Только в твоей голове, — Тони усмехается и кладёт ладонь на шею Баки. В нос тут же ударяет запах незнакомого альфы. — Сыворотка не допустит, чтобы с твоим телом было что-то не так. Даже здесь, даже здесь, чёрт побери, Тони всё понял сам. И Баки в тот момент ни разу не напрягся, когда ему не задали никаких вопросов: наивно верил, что пронесло. — Ты сделал мне больно, — говорит он просто и честно, потому что в кипящих мозгах не осталось ни капли сил на закрученные метафоры и увёртки, которые так нравятся людям. Баки пытается скинуть руку Тони, но тщетно. — Убери от меня его запах. — Расслабься, Отелло, — Тони придвигается немного ближе. — Никакой Кассио к Дездемоне не приходил. — Что? — А ты сегодня малость тормозишь, да? Ладно, спишем на стресс. — Тони кладёт обе руки на щёки Баки, заставляя смотреть в глаза. — Это была уловка, понимаешь? Я просто воспользовался синтетическими феромонами. Пузырёк в пиджаке, можешь проверить. — Но ты же… у тебя был гон, и ты сам сказал… — …что инстинкты нами не управляют. Молодец, пять очков Гриффиндору. Джеймс, я не буду трахаться с первым встречным только потому, что у меня гон, а кое-кто немного тупит. В следующий момент Баки хватает чокнутого шутника, валит на кровать и сам укладывается сверху, а потом задирает руки Тони у него над головой. — Ты обманул меня! — яростно шепчет он. — Да, было дело, — Тони улыбается; его тело мягкое и готовое принять вес Баки, хотя инстинкты альфы должны кричать благим матом и побуждать к борьбе. — Эй, — игриво, но мягко зовет Тони, — наконец-то ты здесь. Привет. Баки медленно выдыхает, чувствуя, как круговорот эмоций отпускает его измученную голову. — Привет. Они смотрят друг на друга, будто узнавая заново. Если отбросить фальшивые феромоны, Тони пахнет так охренительно, что во рту скапливается слюна. — Можно? — спрашивает Баки, подталкивая его подбородок носом. Тот запрокидывает голову в приглашающем жесте: — Ни в чём себе не отказывай. От таких близких, интимных касаний альфа Баки довольно урчит и бьёт метафоричным хвостом: он на своём месте, делает то, чего давно хотел. Можно было бы лежать целый день, просто обнюхивая Тони, вдыхая его природный кофейный запах, и не двигаться, лишь бы не рассеять морок. Хочется лизнуть арома-железу, надавить на неё языком, вцепиться зубами… Блядь. — Что, если я случайно тебя укушу? — хрипит Баки, поражённый этой мыслью. — Случайно? — Тони зарывается пальцами в его волосы. — Будешь идти с открытым ртом, споткнёшься и упадёшь на мою шею? — Я серьёзно. — Джеймс, — он начинает массировать кожу головы, и это чертовски успокаивает, — не беги впереди паровоза, ладно? Мы со всем разберёмся. — Но если… — Даже если так случится, я вряд ли буду против. Скорее, укушу тебя в ответ, если позволишь. Вот и всё. Баки вжимается носом ещё сильнее, наслаждаясь запахом. — Но только у омег есть такие метки. — Будут и у нас. — И тебя это не беспокоит? — Я новатор и футурист. Сам как думаешь? И, предвосхищая твои дальнейшие вопросы: искусственные смазки придумали давным-давно, а если тебе понадобится время, чтобы получше разобраться в себе — я подожду. Но предлагаю всё же начать с небольших шагов вперёд. Баки неохотно отрывается от шеи, чтобы посмотреть на Тони: — С каких, например? Тот улыбается лучисто и ярко: — Сходишь со мной на свидание? — Когда перестану на тебя злиться. — Значит, прямо сейчас? Баки смеётся впервые за весь день, а потом подаётся вперёд, чтобы между ними не осталось ни одного сантиметра. …Может, не так уж и плохо — не вписываться в рамки нормальности. Может, этих рамок и вовсе нет.