Идущая сквозь миры, или Выбор сердца

— Ненавижу платья! — рыкнула Аон, пытаясь увернуться от настырных влажных тычков прохладного чëрного носа в еë открытую глубоким вырезом спину. — Уйди! Брысь! — но наглый дракот продолжал дразнить еë и подпихивал к краю обрыва ровно до того момента, пока она не сжала в ладони сердце-медальон и рявкнула тоже самое мысленно. Тогда он, как после оплеухи, весь скукожился, поджал хвост, и виновато опустил голову. — Ну мокро же, — так же, не раскрывая рта, оправдывалась девушка, тут же пожалев о своей грубости. — и ветрено, и обрыв. Ты же не хочешь меня столкнуть? Рамкош вдруг вытянулся на пузе, и положил голову на лапы, но, устремлённые в небо глаза, блеснувшие невинной бирюзой, выдали с головой. — Ах ты, хитрый, бесстыжий котяра! Так вот что ты задумал?! Совсем рехнулся? Я в этом платье как… как курица. Взлечу некрасиво и ненадолго, и не факт, что раньше, чем ты меня поймаешь, не размозжу голову о камни. На слове «курица» Рамкош по-совиному извернул голову и округлил глаза. Ей пришлось представить неуклюжую птицу. Дракот почти по-человечески фыркнул и прикрыл один глаз устрашающе-когтистой лапой. — Что смешного? — проворчала Аон и вновь повернулась к нему спиной. — Конечно, жизнь у меня длинная, но не бесконечная, а летать, в отличие от некоторых, я не умею. Так что на сегодня хватит игр. Однако не смерть сейчас страшила больше всего. Далеко не смерть… До ледяных кусачих мурашек, до противной дрожи в коленях боялась, что своенравный, стихийный всплеск магического дара от выброса адреналина забросит её в очередную жопу мироздания, откуда уже не вытащит никто. Боялась навсегда потеряться в лабиринте миров и больше никогда не вернуться… После очередной обескураживающе неудачной попытки пронзить пространство и время тётя еле успела выдернуть её из огромной, размером с деревенский сарай пасти какого-то зубастого рептилоида и категорически воспретила баловаться магией в одиночку. Рэй, озабоченно поцокав языком, заботливо оторвал обагрённый кровью, болтающийся на честном слове рукав её походной куртки и заявил: — Тётя права, пока сердце не на своём месте, — на этих словах он остро ткнул пальцем в её грудь, — никаких прогулок. Иначе всё может закончиться плачевно. Аон тряхнула головой и с горечью посмотрела на дракота: — Не забывай, — я — недоволшебница. Рамкош сел рядом и, не мигая, уставился ей в глаза. Как и там, на корабле, пойманная в плен этими невероятными глазами, утонула, потерялась в бездонных зрачках и вдруг отчетливо услышала слова, тихо произнесённые в том, другом, запредельно-далёком, но таком до боли родном, намертво укоренившемся в ней мире: «Ты сильнее, чем думаешь». Аон зажмурилась и, как наяву, увидела залихватское перо за острым ухом, немного хищную, до дрожи привлекательную горбинку на переносице, ироничную искорку в глубине зелёного глаза, жёсткий, невыносимо притягательный абрис губ и ощутила тот самый, единственный и неповторимый запах, от которого становились ватными ноги, а сердце подпрыгивало к горлу, чтобы тут же ухнуть в пьянящую бездну, увлекая за собой рассудок и волю. — Да, Йорвет, я помню, и не сдамся, пока не умру. Благодарно потрепав зверя за ухом, с тяжëлым вздохом вновь, наверное в миллиардный раз, окинула взглядом окрестности. Семь бесконечных, как сказки Шахерезады, месяцев этот вид сопровождает её ежедневно. Сначала она открыла его заново и безгранично восхищалась, но потом… Потом эти прекрасные, бескрайние в своём разнообразии просторы стали душить не хуже тюремных стен. Вот они, суровые кряжистые горы. Она столько раз видела их во снах и мечтала. Мечтала когда-нибудь увидеть их воочию. Вдохнуть девственно чистый воздух вершин, глотать восхищение, любуясь бездонными обрывами, раствориться в холодных потоках диких водопадов. В седой и мощной, непреодолимой глубине этих гор есть то, чего алчут и друзья и враги. Ядро. Сердце этого мира. Его благословение и проклятие. Из-за него много лет назад она потеряла всё это и благодаря ему вновь обрела. Но не было радости, ведь цена… цена для неё слишком высока. Непомерно. Она опустила взгляд. Временно заключённое в золотой медальон сердце ровно мерцало в ладони в такт её собственному. Рэй сказал, что, наконец, знает, как его вернуть в её грудь, но то, к чему это её обяжет ей не нравилось. Совершенно, безоговорочно не нравилось. И сидеть, сложа руки, она не собиралась. «Прости, мама… Мне никогда не стать такой как ты. Хотя… мы с тобой похожи. Ведь и ты выбрала не разумом, не холодным, пусть и полезным камнем, но своим собственным, живым и любящим сердцем». Рука с медальоном безвольно повисла, взгляд задумчиво поблуждал по тусклым камням, испуганно отпрянул от бездонной пропасти, отталкивающей и одновременно манящей, и взмыл ввысь. Вот они, невесомые громады белоснежных облаков, укрывающих вершины пуховым одеялом и небо, бесстрастно глядящее сквозь крупные прорехи. Сколько раз они с отцом вглядывались в его бездонные просторы, манившие тысячью тайн и загадок. Такое же голубое, бескрайнее и удивительное, похожее на то, другое…и не такое… такое же чистое, но такое холодное… Такое родное и неимоверно чужое. В его неестественной синеве сияло несколько солнц. Равнодушных. Чуждых ей. «Прости, папа, но ты был прав, свобода — главное! А быть там, где хочется, куда каждую секунду рвëтся сердце, разве это не свобода?..» Аон ловко оседлала Рамкоша и дракот взмыл над острыми пиками гор. Морозный воздух обжигающим кинжалом вспорол лёгкие, а взгляду открылся ирреальный, захватывающий дух и воображение вид. Вот он, огромный, необъятный Корус. За, казалось бы, справедливую плату, дающий приют и спасение гибнущим, вбирающий победы и свершения многих, но, словно седой сквалыга, зорко и меркантильно хранящий своё добро. Корус, где пустынные и дикие, на первый взгляд нехоженные земли, оказываются густо заселены маленькими, похожими на иссохшие кактусы существами; где громадные деревья-города сменяют высокие, похожие на воздушные сады здания из странных, прочных и сияющих материалов, напичканные полезными и не очень, умными механизмами; где кристально-чистые, надёжно укрытые в горах озера, оказываются городами, а у обитающих там существ смешной, булькающий язык и отталкивающая страсть к поеданию тухлой рыбы… В её голове до сих пор не укладывалось, какие нити могли удерживать рядом те чудны́е местности и тех не менее чудны́х существ, пришедших из таких далёких миров, что и представить страшно. Это еë мир. Утерянный и вновь обретённый. Забытый и воскресший. Родной?.. Когда расплывшуюся реальность Зала советов разорвало длинными радужными лоскутами, ни Рэй, ни тëтя Кернунн не стали терять времени на разговоры. Брат просто сгреб еë в охапку, пока тётя удерживала портал открытым, и вынес на вершину древа Арбор. Именно отсюда она много раз провожала взглядом корабль с родителями, именно внутри него, в необъятном городе-стволе, проходило её непростое, но, однозначно, счастливое детство. Как только они выпали из межпространства, Рэй, видимо, решил, что она девочка достаточно взрослая и дальше пойдёт сама. А зря. Прежде, чем грохнуться на четвереньки и с неприличным звуком обрадовать плотный настил содержимым желудка, успела испытать целую гамму эмоций: полную солидарность с Геральтом во мнении о порталах; мрачное удовлетворение отсутствием аппетита утром; горькую радость от того, что Йорвет не видит, как она дохлой медузой растекается у ног брата. Рэй брезгливо сморщился и бесцеремонно поддёрнул её под локоть. — Не оторви руку, — ворчливо предостерёг низкий бархатистый женский голос, голос тëти Кернунн, — забыл, как сам совершил переход в первый раз? — Это не первый её раз, — скрипел Рэй. — Много лет прошло, её тело не помнит. Рэй с кислой миной, ну точь в точь, как в детстве, снова подхватил еë на руки и отнëс в комнату, чтобы уложить в огромную, прикрытую каким-то почти прозрачным балдахином, кровать. Прежде чем нырнуть в сон, сознание какое-то время продержалось на плаву и успело отметить, что кто-то её раздел и укутал чем-то невесомым и тëплым. Сон, однако, не был спокойным и глубоким. Из тела никак не улетучивалось ощущение стремительного и вертлявого течения портала, а голова пухла от вопросов. «Интересно, как далеко Корус от… Интересно, а как тут называют тот… еë мир? И как они меня нашли? И почему только сейчас?» Успокоилась и по-настоящему заснула только тогда, когда к боку пристроилось большое и ласковое тепло. Первый, кого увидела утром, был Рамкош. Не сон, не видение, а настоящий, живой и тёплый дракот. Тот самый, мохнатый друг детства, сидел неподвижно рядом с кроватью и не сводил с неё бирюзовых глаз, словно не мог им поверить и боялся еë спугнуть. Не помня себя от счастья, кинулась его тискать и обнимать. Дракота накрыло мурчательное настроение и его грубый шершавый язык обслюнявил сразу пол головы, отчего её пробили смех и слёзы одновременно. Пока она изливала на Рамкоша фонтаны радости, в комнате как из-под земли выросли две симпатичные девушки. Их длинные светлые волосы перехватывала серебристая тесьма, а платья, цвета яркого мха, мягко струились по стройным худощавым фигурам и тихо шуршали при ходьбе. Завидев чëрную тень, они испуганно замерли, но, когда Аон, как ни в чем не бывало, спустила ноги с кровати и улыбнулась им, немного осмелели. Рамкош решил на время ретироваться и окно, как по волшебству, раздалось вширь, пропуская сквозь себя его немалую тушу. Одна из девушек поманила за собой и, минуя узкий, увитый плющом и цветами коридор, они оказались в уютной, окутанной полумраком купальне. Присмотревшись, Аон уронила челюсть: небольшой бассейн вмещала невероятно толстая ветвь, а причудливо-ажурный низкий купол составляла сочная зелёная листва. Вода прибывала из небольшого водопада, тихо журчавшего по стволу рядом со входом. От прикосновения ладони листья купола вмиг изменили положение, впуская больше света. Следующее прикосновение побудило их сомкнуться плотными рядами и бассейн погрузился во мрак. Аон заливисто, как в детстве, рассмеялась и продолжила игру со светом, пока не услышала тихое, но настойчивое покашливание одной из девушек. — День обещает быть насыщенным, — с радостным предвкушением сообщила листве и, раскинув руки, упала в воду. Однако, по возвращении в спальню, на кровати подстерегло первое разочарование — длинное и мягкое, загадочно мерцающее, словно сотканное из звëзд, платье. — А где моя одежда? Я не хочу это… Девушки, потупив взгляды, лишь переминались с ноги на ногу. Аон скрипнула зубами, но решила, что в первый же день показывать норов не стоит. Пока прислуга помогала облачиться в ненавистный наряд, пыталась завязать разговор, но девушки словно воды в рот набрали, что добавило каплю в чашу нарастающего раздражения. — Вы вообще умеете говорить? — спросила едко, когда очередная попытка вытащить из них хоть слово потерпела фиаско. Ответом было всё то же немое приглашение следовать за ними. На этот раз широкий, уходивший по спирали вниз коридор, привëл в просторную комнату. Ту самую, где мама пыталась запретить копировать отца и где Рамкош поплатился за хулиганскую выходку. С замиранием сердца увидела знакомые стены из рельефной коры. Только теперь к тёплому золотому отливу примешивались медно-красные отблески, а обстановка поражала минимализмом. — Наверное, теперь это кабинет, — пробормотала Аон, разглядывая необычное убранство. Всё было не совсем так, а точнее совсем не так, как в детстве. От этой мысли в груди дрогнула и слегка натянулась незримая, чуткая и болезненная струна, внеся в утреннюю гармонию несколько фальшивых обертонов. Громоздкий, похожий на гриб-паразит стол торчал из корообразной стены под окном и поглощал дерзкие лучики света, прорывавшиеся сквозь листву. Рядом с ним располагалось несколько… пней?.. — Наверное, на них сидят, — сказала вслух, просто чтобы нарушить давившую на уши тишину и провела пальцами по гладкой поверхности одного из них. Противоположную от стола стену занимало зеркало. Кристально чистое и безупречное настолько, что резало глаз. Её сопровождающие исчезли так же неслышно, как и появились и Аон, как в детстве, решила вновь поиграть с листвой. Но на её прикосновения зелёный покров остался глух и неподвижен. За этим занятием её и застал Рэй. Старший брат. Рэй. Высокий и широкоплечий, с такой же, как у неë, прозрачной зелёнью глаз и медными отблесками в русых волосах. Когда они, не сговариваясь, встали перед зеркалом, Аон поражëнно задохнулась — если бы не выбритые виски, хулиганские, тщательно спланированные вихры вместо чëлки и коротенькая, немного козлиная бородка, их можно было бы назвать близнецами. Красивый. Правда, губы немного полноваты и, даже, капризны для мужчины, и она бы убрала эту, хищно мерцавшую красным, висюльку-серьгу из его уха. Уж больно она напоминала ту, другую, змею в ухе Васуки. — Почему ты выглядишь моложе меня? — шёпотом спросила у его отражения, медленно проведя по своему лицу кончиками пальцев, — ведь я… младше на… На сколько? Дрожащие пальцы застыли на уровне губ… И правда, когда она видела Рэя в последний раз, он был уже юношей, а ей… ей было… на вид двенадцать? С тех пор в том мире прошло двадцать лет и теперь у неё жёсткий, не девичий абрис губ, резко обозначенные скулы, упрямый подбородок и твёрдый, не по-женски прямой настороженный взгляд. А Рэй совершенно не изменился! Только раздался в плечах и выражение глаз стало нечитаемым. — Аон, во-первых, здесь, на Корусе, время течёт иначе, и, если бы ты не исчезла тогда, сейчас выглядела бы намного моложе, а во-вторых, — Рэй не секунду запнулся и его острый взгляд чиркнул по тому месту на её груди, где должно было быть сердце, — те, кому покорилось ядро, получают не в пример долгую жизнь. Ты помнишь маму? Какой она была? Аон с готовностью закивала. Конечно она помнила! Ещё как! Мамина кожа была гладкой, чистой и юной. Она светилась изнутри каким-то невероятным перламутровым светом. А волосы! Мягкие и шелковистые… Папа так любил вдыхать их аромат, зарываться в них длинными пальцами и тонуть в блестящих светлых волнах. — А ей ведь была не одна сотня. Папа, конечно, был младше, но… — Рэй ухмыльнулся, — любви, как ты знаешь, все возрасты покорны. — Расскажи о них! — потребовала Аон не терпящим возражений тоном и уселась на один из пней. Как только она коснулась его полированной поверхности, откуда-то взвились зелёные гибкие плети, сложились в удобную спинку и подлокотники, а сидение сделалось мягким и податливым, услужливо повторив все изгибы её тела. Она потрясëнно взвизгнула и с открытым ртом наблюдала, как второй такой же пень, под весом брата, превращается в изысканный и необычный предмет мебели. — Что ты хочешь узнать? — деловито спросил Рэй и Аон вдруг зависла… Она хотела знать так много и не понимала, что конкретно, с чего ж начать?.. По тому, как Рэй нетерпеливо стучал пальцами по коленям, было ясно, — на длительные посиделки в семейном кругу он не настроен. Аон вдруг вспомнила те слова, сказанные отцом, когда мама обнаружила её на корабле. — Почему папа считал меня пиратом? Рэй досадливо фыркнул, но ответил: — Потому что сам был им, а ты очень на него похожа, была, по крайней мере. — То есть… — У всех… или почти у всех есть чëрные дыры в биографии. — нравоучительно поведал братец, сверкнув зелёными глазами. Аон совершенно не представляла, что такое чёрная дыра, но, в данный момент, это было неважно, смысл она, кажется, уловила. — Что это значит? Он был… бандитом?! — Ещё каким! Этаким неуловимым корсаром. Мотался по галактикам, похищал технологии и ценности, перепродавал на тëмном рынке, общался с продажными самками и… В общем, горел приключениями, но светочем отнюдь не был. Аон потеряла дар речи: её любимый и любящий папа, красивый и гордый, весёлый и благородный, был преступником?! — Почему самками… — только и смогла выдавить, задетая этим словом. — Космос огромен. Миров — не счесть и необязательно всем быть похожими на нас. Бывают такие экземпляры, что при первом взгляде и не скажешь, что у них есть интеллект. Какие-нибудь ходячие грибы, полу-рыбы или разумные ящеры. — Ящеры… Разумные… — повторила машинально и, когда представила такого, вздрогнула, — постой-ка, — но Рэй не стал дослушивать. — Согласен, сложно представить, но для человека с размытыми границами собственного «я» это не так уж важно. Конечно, до ящериц навряд ли дошло, папочка был тот еще перфекционист, но на смелые эксперименты был способен. Аон вдруг поймала себя на мысли, что, как и в детстве, после заносчивых выходок Рэя, хочет ущипнуть его за самое уязвимое место. Подмышкой. Он всегда смешно ахал и приходил в ярость от новых синяков, появлявшихся тогда, когда он терял бдительность в её присутствии. Поборов ностальгический приступ спросила: — А мама? — О, она была надеждой Коруса. Благодаря ей наше влияние только крепло. Умела она находить выход из, казалось бы, патовых ситуаций. Ей прочили великое будущее, но, как ты сама знаешь, не срослось… — Да, знаю, — Аон опустила взгляд на крепко сцепленные пальцы. Нельзя реветь. Нет. Он ещё в детстве терпеть не мог её слëз. Дразнил ревухой и подначивал своих друзей говорить так же. — Как они познакомились?! Наши родители. — Как, как, — Рэй вальяжно откинулся и, со знанием дела, изрëк, — сколько верёвочке не виться… Он погорел на попытке украсть кусочки ядра из Центрума. И ему грозило жестокое наказание… — Смерть? — Не-е-ет, намного хуже. Наоборот, ему была бы дарована вечная жизнь. Но, — Рэй, видя её недоумение, выдержал эффектную паузу и продолжил, — в вечной темноте и одиночестве. В муках голода и угрызений совести. Найра почему-то вспомнила Орлангура. — Но этого ведь не произошло… — Нет. Потому что Аннейри его увидела, и, как это бывает, когда порок притягивает невинность, сначала воспылала желанием наставить на путь истинный, а потом всем сердцем полюбила. Как ты, наверное, понимаешь, наша мать не из простого сословия. Мы, к твоему сведению, потомки древнего и почитаемого рода, хранители и защитники Великого наследия, способные… — Что было потом, — прервала его Аон, устав слушать перечисление непонятных ей регалий. Рэй недовольно осёкся и продолжил: — Её вот-вот должны были посвятить в Высшую Лигу и у неё было Право. Право один раз кого-то помиловать. Она им и воспользовалась. Конечно, если бы не это, не было бы нас с тобой, но… Это было в высшей степени неразумно — освободить столь удачливого, хитрого, почти неуловимого прощелыгу и тупо выйти за него замуж. — Рэй!!! — Аон не могла поверить своим ушам. Как так можно… Тем более, родителей уже нет… — Прости, — спохватился брат и поспешил пояснить, — просто его умения вполне могли бы пригодиться на службе общему делу. — Какому? — Видишь ли, испокон веку кории занимались тем, что добывали, накапливали и хранили знания. Именно благодаря этому мы смогли стать всесильными, и непобедимыми, ну, или почти, смогли завоевать уважение и внушить страх, подчинять и спасать, забирать жизнь или, наоборот, вознаграждать ею. «Ага, и возомнили себя богами», — съехидничал в её голове голос Геральта. — И в чëм, по-твоему, могла бы быть польза от отца? — Не всегда обладатели нужного нам знания хотят, — Рэй немного пожевал губу, — делиться им добровольно. — То есть?! — Да не кричи, я имел в виду, что он мог бы… скажем так, приобретать их по-тихому, без выяснения отношений. — То есть, красть… — Ну и что? Ему это блестяще удавалось. Пусть бы себе пользовались своими открытиями, мы ж не возражаем, но… чтобы эти знания не затерялись в бесконечности, лучше их хранить. Здесь. Да. Аннейри, мама… — Рэй разочарованно вздохнул, — добрая душа. В общем, она отказалась возглавить Лигу Армарий и, чтобы отец не мозолил глаза на Корусе, часто отправлялась с ним в экспедиции. — Зачем? Рэй посмотрел на неё, как на маленькую дурочку. Как в детстве. — А как бы мы, думаешь, узнавали, где и кто чего изобрел, открыл или нашёл. — Но… Зачем корабль? Ведь за мной вы пришли просто через портал. — Просто портал, — Рэй передразнил и обиженно фыркнул, — и вовсе не просто. Ты хоть понимаешь, куда тебя занесло? Ты даже не представляешь размер пропасти. Но, спасибо скажи тëте Кернунн, она с точностью определила твоё местоположение. Сунься мы туда наобум — разметало бы на атомы. — А как она меня нашла? И почему только сейчас? И почему вы просто забрали меня, даже не спросив, хочу ли я? И как мне… — Эу, эу, эу!!! Хватит! Слишком много вопросов! А я и так засиделся с тобой. — Ты не видел меня двадцать лет, — едко заметила Аон, на что Рэй покачал головой и пробормотал, поднимаясь: — Наивная. Я ведь сказал тебе, здесь время течёт иначе. — Сказал, но не уточнил. — Хорошо, сестрёнка, хочешь узнать об этом сразу? Изволь. Да, по меркам обычных людей тебе было двенадцать, но на самом деле тебе уже тогда было в семь раз больше. Аон замерла, безуспешно пытаясь умножить. Рэй, налюбовавшись её замешательством, продолжил: — Да, да, тогда тебе было восемьдесят четыре. А сейчас тебе двести двадцать четыре. Звучит страшновато? Но, на самом деле ты как раз в том возрасте, когда выходят… — Рэй вдруг осёкся и как-то странно посмотрел на неё. — Так. Я думаю, на сегодня с тебя хватит. Поговорим завтра. Пока пойди, погуляй. У тебя тут полно любимых мест. А я…— на этих словах он пересел к уродливому столу. Столешница раскрылась, выпуская на свободу прозрачную панель с небольшим, тускло мерцавшим экраном. Его поверхность рябила символами, явно представлявшими для Рэя огромный интерес. — Рэй. Рэ-е-ей! — Аон прекрасно помнила, как он называл её занозой в заднице и решила не разочаровывать. — Я ту-у-ут! Холеное лицо брата сменило несколько оттенков радуги, пока он, закрыв глаза и надув щеки, медленно спускал воздух. — Так. Довольно! Я же сказал, иди пройдись. Хочешь, я сообщу тёте, пусть займëтся тобой? А у меня дел невпроворот! Вон, соседи с Пантерры, пожаловали, а с ними есть о чем поговорить, они… — Рэй! — От её громогласного рявка он вздрогнул и поднял взгляд. — Зачем просить тётю, если ты здесь? Тебе что, так трудно уделить мне время? После стольких лет… Однако Рэй не стал дослушивать и расхохотался: — А-а-а-а, наша маленькая девочка всё ещё боится строгую тётю Кернунн? Да, да, я помню как ты пряталась в шкафу, лишь бы не оставаться с ней. Но теперь, дорогуша, шкафа того нет, да и не поместишься… Аон сама не ожидала, что от этих слов слетит с катушек и в следующую секунду Рэй, так и не успев отсмеяться, оказался в положении «мордой в пол», она же, восседая сверху, злорадно процедила: — Ну как? А девочка-то подросла! И уже не заноза, а занозища! — Немедленно слезь с меня, — рванулся было Рэй, но болевой приём вернул его на пол. — И не подумаю! — Не заставляй меня… В дверях громко ахнули и брат с сестрой, как по команде, оглянулись. — Довольно быстро вы принялись за старое, — тётя Кернунн, похоже, ничуть не удивилась, — только расстановка сил немного изменилась, не правда ли, Рэй? Аон встала и подала руку брату, но тот вскочил, как ужалённый и потребовал: — Думаю, теперь твоя очередь общаться с родственницей. А с тобой мы потом продолжим, сестрëнка. — многозначительно пообещал Рэй и вернулся за свой кошмарный стол.