История одной любви

      Скуало доедала вторую порцию клубничного мороженого. Она его совершенно не любила, и кафе это ее раздражало своей приторностью, точно как снующие здесь старшеклассницы в школьной форме и официантки в своих почти кукольных фартучках. Но женщина сидела именно в этом кафе и ела именно клубничное мороженое. Если спросить ее, почему, то вместо ответа можно получить пару новых дырок на теле. Ну, не признаваться же ей, что виной всему опять-таки Занзас. Было это года три назад. Лето, жуткая жара и вынужденная поездка в Намимори. Город был похож на раскаленную сковородку. Босс Варии затащил подчиненную в первое попавшееся кафе, которым по несчастливой случайности стало это пристанище школьниц, так еще и единственным оставшимся мороженым (а Супербия по детской привычке мечтала именно об этом лакомстве) было ненавистное клубничное. Но больше всего раздражали радостные малолетки, обсуждающие всякую фигню. В их возрасте женщина уже была убийцей с поломанной судьбой.       - …Скуало? – в очередной раз зовет Ямамото и обреченно вздыхает. – Ну чего ты молчишь?       - Прости, - отводит взгляд блондинка. – Так что у вас там случилось?       - Слушай, может, это не тема для разговора в кафе? – улыбается Дождь Вонголы.       - Вот черт! От жары мозг плавится.       Сидя в душном кабинете Десятого, Супербия едва не сошла с ума, хотя окно было открыто. Но это не мешало мечнице выполнять свою задачу – помочь неопытному Вонголе. Савада попросил женщину оказать поддержку в переговорах с якудзой. Дело пустяк, просто мотаться надо почти по всем близко находящимся кланам, а у самого Тсунаеши нет времени из-за срочной поездки в Италию.       Такеши предлагает наставнице пожить у него, и она, не подумав, соглашается. Понимание приходит с ночной прохладой. Утром появляется подтверждение. Ямамото встает рано, чтобы приготовить для нее завтрак, хотя подняться раньше Супербии сложно.       - Такеши, - обращает на себя внимание женщина, и молодой хранитель с энтузиазмом отвлекается от созерцания пробки на одной из главных дорог города, что расположился недалеко от Намимори. – Что ты в этот раз задумал?       Он лишь улыбается, видимо, пытаясь очаровать слишком холодную к нему наставницу. Он хочет донести до нее свои чувства, но знает, что это ее опять лишь разозлит.       - Дурак ты, - с сожалением вздыхает блондинка. – Сколько раз тебе повторять, что между нами ничего быть не может?..       - Не верю! – вскрикивает брюнет, хватает руку Супербии, целует тонкие, бледные пальцы, прижимает ее ладонь к своей теплой щеке, жмурясь то ли от приятного прикосновения, то ли от обидных слов. – Я люблю тебя! – он целует ее руку, сжимая сильнее запястье. - …Это все из-за Занзаса…       - Такеши, - она освобождает руку. – Следи за дорогой!       Ямамото замолкает и, кажется, вождение его успокаивает. Но минут через 20-30-ть он останавливает машину на парковке у какого-то торгового центра.       - Скуало, ты должна меня выслушать, - брюнет нажимает кнопку блокировки дверей, будто это способно остановить капитана Варии.       - Черт с тобой! Говори!       - Скуало, милая, - Такеши берет ее за руку, аккуратно целует запястье, на котором было несколько полосок старых шрамов. Сейчас он совершенно не понимает ее поведения, но она не пытается выразить своего недовольства. – Я люблю тебя, слышишь, очень люблю. Скажи, что я должен сделать, чтобы ты поверила?       - …Я тебе верю… - отвечает женщина, отвернувшись в сторону.       - Тогда почему?       - Я не заслужила… И у меня нет на это времени, для меня важна работа.       - Какое “нет времени”? И ты называешь меня мальчишкой? – он тянет возлюбленную к себе, и она поддается его рукам, позволяя себя обнять. – Я знаю, что это все из-за Занзаса. Это привычка – она пройдет…       - Не говори об этом ублюдке… - женщине почему-то тошно слышать о своем боссе.       - Хорошо, - Ямамото еще чуть приближается к блондинке и целует ее. Она сначала не сопротивляется, но все же отталкивает от себя молодого хранителя. – Что-то не так?       - Черт! Я совсем не понимаю, что со мной происходит! – Супербия хватается за голову.       - Скуало, я смогу о тебе позаботиться, - брюнет с нежностью целует белую прядь. – Я сделаю тебя счастливой. Понимаю, что время и место неподходящие, просто, я только сейчас все решил. Скуало, выходи за меня!       - Та-ке-ши, - шокировано произносит женщина. Ее взгляд падает на наручные часы – лишь бы не смотреть ему в глаза. – Мы опаздываем…       Он знает, что напугал ее своим предложением, и дает ей время подумать. Ямамото считает, что Супербия достойна счастья, любви и заботы, что ей нужно уйти хотя бы с поста капитана Варии, а лучше совсем покинуть организацию, что страдает она из-за Занзаса, но не хочет этого признавать. А он любит ее, любит с того момента, как они сидели у костра в лесу в том будущем, где они сражались с Бьякураном. Блики пламени на бледном лице запечатлелись в памяти. Но еще сильнее в памяти запечатлелась ночь, проведенная с ней. Даже сейчас он мог точно назвать каждый шрам на ее теле. Правда, только те, что были три года назад, потому что появились новые, он уверен. А Скуало считала все это глупостью, говорила, что была тогда пьяна и сильно обижена на босса, оставившего ее одну на вечеринке, что между ними ничего и никогда не будет. Но Такеши чувствует, что она не так холодна к нему, как утверждает.       Женщина идет по темному парку в гордом одиночестве. Ночная прохлада успокаивала взбудораженную душу. Дождь Вонголы, конечно, учудил: ее позвать замуж. И ведь серьезно говорил, пару раз напоминал, просил подумать. Зато весь день ни мысли о лидере Варии. Казалось, вишневые глаза ее отпускали из своего жестокого и желанного плена. Может, так, и в правду, будет лучше? Ямамото добрый и терпеливый, веселый, с ним можно просто поговорить, и готовит очень вкусно… А пальцы набирают до отвращения знакомый номер…       - Врой! Чертов Босс! – по какой-то дебильной привычке она снова кричит. – Разговор есть!.. Да дело личное… Врой! Может, дашь хоть слово сказать?!. В общем, как ты отреагируешь, если соберусь замуж?..– мужчина на той стороне замолкает, тишина за секунды становится невыносимой и давящей. Женщина уже готова выслушать все, что о ней думает ее босс, и получает жуткую порцию самого отборного и «лестного» мата в ее сторону, а также в сторону Такеши, Десятого, всех мечников… И на душе стало до тошноты хорошо. - …Все, все. Молчу… Да знаю я, знаю: работа прежде всего… Врой! А тебя колышет, с чего такие вопросы?! По-моему, нет!       Скуало выдыхает и достает из нагрудного кармана рубашки наушники. “Лунная соната” с первых нот ласкает слух, успокаивающе целует взбудораженную душу, позволяет думать. Такеши, конечно, хороший: он добрый, нежный, заботливый. Он из тех мужчин, которые всегда готовы отдать пиджак или куртку замерзшей возлюбленной, подруге или, например, сестре. С ним разговаривать одно удовольствие: у него забавные шутки, в его речи нет мата или чего-то подобного, дети его любят… Было бы здорово стать его женой, жить в Японии, ждать его с работы, вынашивать под сердцем его ребенка – быть женщиной, а не убийцей… Супербия смеется сама над собой и немного лениво опускается на скамейку… Она всегда боялась закончить свою жизнь как ее мать.       - Дура! – вслух произносит она и снова смеется. – Полная дура!       Каким бы Ямамото не был идеальным, она не сможет избавиться от привычки к Занзасу. Это никогда не изменится, слишком глубокой занозой в сердце засели опьяняющие своим вишневым цветом, пронзительные, наполненные обжигающие яростью глаза, в которых нет ни капли доброты и заботы. И эта отвратительная заноза пустила корни, которые начали питать ее кровью, позволяя расти и развиваться, захватывая тогда еще нежное, неопытное сердце. Гибкие стебли, покрытые острыми шипами и цепкими колючками-крючками, сковывали его словно железными оковами и, змееподобно извиваясь, переплетались в узлы. Стремясь захватить как можно большие территории, они уже подобрались к горлу, готовые в любой момент перекрыть доступ воздуху. Жить с разросшейся занозой, уподобляющейся проклятью, невыносимо: она причиняет боль с первой секунды своего появления и уже лет десять не дает вздохнуть полной грудью, но бесполезные попытки избавиться от нее принесут еще больше боли. И даже если удастся вырвать эту мерзость из сердца, то прорастет новая, ведь корни оплетают каждую вену и каждую артерию. Безвыходное положение, но Скуало привыкла. Главное, чтобы эта дрянь не цвела или цвела как можно реже. Ее пыльца – наркотик, вызывающий страшное привыкание. Зависимость уже не вылечить, быть может, это бы получилось раньше, но сейчас поздно – слишком долго она позволяла занозе жить в своем теле, с покорной добровольностью подпитывая ее, заботясь о ней. А что еще делать, если паразит – единственное, что спасает тебя от одиночества?       В голове всплывает образ замороженного Прорывом Точки Нуля Занзаса. Она приходила к нему каждую неделю, когда позволяла работа. Супербия никогда не хотела, чтобы он знал о ее частых посещениях, о том, что она прижималась ко льду головой, пытаясь успокоить себя, или плакала, сидя на коленях и обещая спасти его из этого плена. Она надеялась, что он не слышит ни ее слов, ни ее признаний, что никогда не узнает о ее любви. Но он все слышал и от скуки запоминал как можно больше информации. Все же обладатель Пламени Ярости был из тех людей, которым нельзя знать, что их кто-то любит, потому что они начинают это использовать.       Занзас поднес к губам чашку горячего кофе, но пить не стал и поставил ее на стол. Он уже в четвертый раз повторяет это бессмысленное действие. Тревожил звонок женщины, столько лет безвольно принадлежавшей ему. Мужчина, правда, сваливал все это глупое беспокойство на непринятие возможной перемены в жизни капитана Независимого Отряда. Конечно, можно опровергнуть эту теорию, начать копаться в голове, разворотить кучу совместных воспоминаний, прийти к выводу, что нет желания ее ни с кем делить, что не хочет ее терять, и даже выдумать какие-то чувства к ней, кроме привычки и удобства. Но зачем ему все это? Самое неприятное – это возможный уход с работы, но Супербия не станет бросать Варию, слишком много жертв она принесла ради Отряда. И в то же время, он понимал, почему голос Скуало дрожал. Ей уже за тридцать, а она не может реализовать себя как женщина. В этом возрасте ей уже пора быть матерью – так решила природа. Однако, скажем прямо, его это не волновало. Семья, дети – все это мешало бы работе. Но если хочет, пусть выходит замуж, рожает, делает, что ей угодно – ему все равно.       Чашка кофе была уже опустошена. Вроде бы ему плевать на личные чувства женщины, а из головы не может выкинуть ее слов. Они крутятся как листья, подхваченные ветром. А может, так, и в самом деле, будет лучше? Ну, для Супербии. Она ему, все же, не чужой человек. Нет! Она взрослая баба – сама пусть решает! Ему от этого ни тепло, ни холодно. Хочет замуж за этого пацана, пусть выходит, но только пусть и не думает об уходе с работы.       Но где-то внутри было неспокойно. Причем до такой степени, что ни виски, ни коньяк в глотку не лезли, а руки тряслись от злости.