Сахарные сны

Презренье таит взгляд карих глаз, а в серых глазах всегда беспощадная насмешка. Почему же вокруг так много глупцов, не понимающих мудрости этих глаз?

Четвертый мир расцветает в своем великолепии. В королевстве, состоящем из фантазий и заблуждений, возможны самые смелые и отчаянные мечты. Дебора и Джина, две сестры, две императрицы, имеющие полное право миловать и казнить любого, кто идет наперекор их мнению, смотрят с обожанием на своих возлюбленных, мечтая не отпускать их от себя никогда в жизни. Когда матери и отцы пытаются вернуть правительниц обратно, называя реальными именами, у обеих остается в головах только жуткое ощущение похмелья, которое не сходит все те дни, что они порознь друг от друга. Боровния существует только в тот миг, когда Дебора и Джина вместе. По отдельности две сестры-императрицы — просто Полин и Джульет. По отдельности они не приняты обществом, о котором мало чего знают. Они и не стремятся его понять. Полин полна ненависти, она уверена, что родная мать ее унижает своим существованием, зачитывая нравоучения и бесконечно одергивая по любому поводу. Джульет чувствует себя потерянной, ей никогда не заставить родителей выбирать прежде всего ее, а не дела, которых всегда слишком много. Эти эмоции подпитывают Боровнию, давая ей жизнь. На непросвященный взгляд это милое дитя, что улыбается от любого луча солнца, радуя своих создательниц. Но жизнь королевства осуществима только днем, по ночам, к сожалению, обеим императрицам приходится окончательно расстаться со своими регалиями, возвращаясь к обычным школьным будням, где по их мнению существует только тьма. Полин часто видит один и тот же сон, в котором она и Джульет бегут вместе по борту какого-то судна, направляющегося в неизвестные, дивные края. Им обеим весело, каждая пытается поймать другую, не стремясь при этом показать силу. Волнение, томление и вдохновение сопровождает этот бег вперед. Ничто ему не помеха. Джульет ускользает от Полин, но та ее находит в тот миг, когда та радостно восклицает «Мама! Папа!» и стоит уже рядом со своими родителями, обнимая обоих. Полин в этот момент широко улыбается и неспешно подходит ближе, понимая, что в отличие от своей, ее семью она обожает. Она наблюдает за Джульет, наслаждаясь ей и не в силах наглядеться, ценя каждую секунду, что ей выпала для этого бескрайнего счастья. Но тут Джульет выныривает из объятий родных и оборачивается прямо на Полин. В ее глазах тут же вспыхивает нежность и обожание, она быстро протягивает руку к Полин, и та тут же ловит эту руку, не в силах противостоять или сопротивляться. Но обычным пожатием руки дело не заканчивается, да и Полин никогда бы не хотела, чтоб закончилось. В этот момент она как никто понимает поговорку про одну душу в двух телах, в этот момент она с Джульет — единое целое. На глазах у счастливых родителей Полин и Джультет соприкасаются губами на секунды, понимая, что для такого у них все время мира, бесконечность. Светит солнце, с берега кричат люди, и кругом только счастье и ничего более… На этом сон обрывается. Полин открывает глаза в своей серой комнате, желая вновь их закрыть и окунуться в бесконечный праздник. Нет ни единой мысли о Боровнии, даже вспоминается с трудом. Но Боровния, значит, четвертый мир и ее дорогая Джульет. Эта чудесная сказка почти как наяву стала являться к ней после того, как Джульет справилась с туберкулезом. И сопровождает ее минимум раз в неделю. Было бы преступлением не поделиться таким с любимой подругой. Потому за лепкой кукол из пластелина Полин находит случай рассказать Джульет все по порядку, без замалчивания деталей. — Ты видишь это так же, как и я? — уже после рассказа, опасаясь неизвестно чего и волнуясь из-за этого, серьезно спрашивает Полин, прикусывая губы. — Вижу… — всматриваясь в ее глаза так же, как во сне, отвечает Джульет, от чего Полин не может удержать улыбку. И еще вздрагивает, когда Джульет тихо добавляет еле слышимым, заговорщическим шепотом: — Прямо сейчас. Она крепко берет Полин за руку и оставляет поцелуй на ее ладони. И связь с реальностью на какие-то мгновения восстанавливается, отдаваясь стуком двух сердец в унисон, чтобы через минуту вновь раствориться в сладких, ядовитых грезах, когда будет услышано очередное нелестное слово критики в адрес крепкой, ни на что непохожей дружбы.