𖥸𖥸𖥸
Когда подозрительный гость появился на постоялом дворе, первые в этом сезоне хлопья снега уже накрыли плотным слоем мёрзлую землю и замшелые крыши построек, известив всех находящихся внутри о подступающей с каждым днём зиме. Время для снега было раннее, и скорее всего он быстро стает, но старик Торбьёрн всё равно решил поскорее заняться запасами дров и сена для конюшни. Зиму в этом году предсказывали суровую, и всем, кто хотел пережить её, стоило готовиться основательно. Хозяин постоялого двора не стал исключением. Он как раз прикидывал, сколько и чего ему нужно докупить, когда дверь в таверну распахнулась и сгорбившаяся фигура протиснулась к стойке меж занятых и шумных столов. Гость поплотнее запахнул на себе плащ и натянул капюшон пониже на лицо, прежде чем заговорить. Тавернщик нахмурился, но принял заказ на миску похлёбки и стакан воды. Он взял от гостя пару монет и покрутил их между пальцами. Странных скрытных людей в этих краях не жаловали. Мало ли что они могли принести с собой, будь то зараза или погоня, всё одно — маленькому поселению могла грозить опасность. Тавернщик никогда бы не стал связываться с кем-то, кто показался бы ему слишком выделяющимся, но ни тембр голоса гостя, ни его запах, теряющийся в сытных ароматах таверны, не позволял составить о нём хоть какое-нибудь представление. — Чертовщина какая-то творится, — ругнулся тавернщик и лично взялся отнести незнакомцу его скудный заказ. Тот слабо пробормотал благодарность и скорчился над своей миской. Было в нём что-то не столько странное, сколько пугающее, словно незнакомец был не из этого мира, словно он находился на перепутье, и он совершенно не вызывал жалости. Может, и правда больной какой-нибудь? Кто знает. По крайней мере выглядел он весьма паршиво, выбрав место в самом тёмном и далёком от очага углу. Хозяин хотел было подсесть и расспросить его о причинах визита и о его состоянии, чтобы решить, предпринимать ли что-то дальше, но отвлёкся на нового посетителя и поспешил поприветствовать его.𖥸𖥸𖥸
Намджун остановил свою повозку возле постоялого двора и подал поводья конюху, кинув за одним монетку, чтобы тот хорошо позаботился о его лошадях. Проводив его взглядом, альфа закинул на плечо котомку с вещами и отправился ко входу в таверну. Снег хрустел с каждым его шагом, и на крыльце Намджун остановился и обернулся, словно почувствовал что-то в заканчивающемся дне. Солнце садилось над лесом, и осенний воздух становился сырым и холодным, заставляя мечтать о теплоте очага. Намджун отряхнул полы плаща и скинул капюшон с головы. Ранний снег не пугал его, охотник знал, что он выпал ненадолго. Открыв дверь, он впустил в таверну осенний ветерок. Он вкатил за собой облачко снега, и Намджун поспешил закрыть дверь изнутри. Навстречу ему уже шёл хозяин, улыбаясь и расставляя руки в стороны. Старый тавернщик похлопал его по спине и потрепал по плечу. — Вот уж кого я ждал с нетерпением! А ты не опоздал часом, а, Намджун? Снег-то уже, глядишь, возьмёт и не растает! — Глупости. Ты же знаешь, что я всегда прихожу вовремя. Он и правда всегда знал, когда начиналось самое лучшее время для охоты, иначе не был бы самым удачливым охотником в этих лесах. Зверь как заговорённый шёл к нему в руки, и не было никого, кто бы не предположил хоть раз, что Намджун владеет тайной магией. Правда его колдовство было лишь врождённым чутьём, многолетней практикой и желанием не жить в нужде. — Конечно-конечно, — засмеялся хозяин и пригласил Намджуна пройти поближе к согревающему огню. — Тебе же как обычно? Сегодня в меню твоё любимое рагу из птицы с фундуком. Кивнув тавернщику, Намджун занял стол у очага. Пока он ждал свою обещанную еду, к нему то и дело подходили старые знакомые переброситься парой слов и спросить, как обстояли дела в городе, где альфа сбывал добытое мясо и пушнину, а также пережидал время до очередного охотничьего сезона. Никто надолго не задерживался за его столом, зная, что он не любил навязчивого внимания, и вскоре они и вовсе оставили его в покое, когда хозяин подал ему ужин. Знакомый вкус ароматного рагу всколыхнул воспоминания о прошлой осени, когда он так же точно сидел тут в свой последний вечер перед отъездом и подсчитывал, сколько он мог выручить за всего добытого зверя и шкуры. То был удачный сезон, и Намджун смог безбедно протянуть до этой осени. Он надеялся, что нынешний не будет хуже, что было бы весьма кстати — ему нужно было купить для лошадей новую амуницию и отремонтировать повозку. — Передай Ринд мою благодарность. Я скучал по её стряпне, — Намджун подал пустую миску тавернщику и принял от него большую кружку эля. — Моя жена рада твоему прибытию, — хозяин положил ладонь ему на плечо и склонился к его уху, принимая вид настолько серьёзный, что Намджун поставил кружку на стол и приготовился слушать. — Но что-то неладное творится этой осенью, Намджун. Чует моё сердце, что не к добру моя щедрость и доброта, ох, не к добру... — О чём ты? — Если посмотришь в дальний угол, сам поймёшь, что я имею в виду. Пожалел, пустил, дал похлёбки по цене вдвое меньшей, чем она стоит, а он к ней и не прикоснулся. Сидит, согнувшись, и даже не шевелится. Как бы не помер тут, не дай боги, тогда конец моей таверне, если он принёс сюда что-то заразное. — Брось, Торбьёрн, мало ли почему он может так себя вести. — Говорю тебе, не к добру это всё. Он прячет лицо, вещей при нём одна полупустая котомка, и запаха я почуять не смог. Сразу видно — не из этих мест. И пришёл с ранним снегом. — Ладно, я буду осторожен, хорошо? Согласившись, Намджун сделал глоток эля и задумался о словах тавернщика, когда тот ушёл к очагу подбросить в огонь дров. Полыхнувшее с новой силой пламя осветило его лицо и одарило приятным теплом, но спиной он чувствовал холод, который тянулся из дальнего угла, где сидел за своим столом необычный гость. Намджуна холодила неизвестность и таинственность незнакомца, которого в таких красках расписал хозяин. Пришёл из ниоткуда, почти без вещей и по первому снегу? Просто совпадение и не более, подумал он, но тавернщик видел на дню немало путников, и почему-то его зацепил именно этот. Допив, Намджун поставил кружку на стол и повернул голову в сторону дальнего стола. Гость сидел насупившись, как нахохлившийся птенец. Перед ним стояла миска, а ложка лежала на столе. Он всё ещё прятался под капюшоном плаща, и Намджун не мог ничего разглядеть, кроме его тёмной фигуры, скрытой полумраком. Он не видел ничего пугающего в этом незнакомце, но опровергать слова хозяина тоже не входило в его планы. Встав из-за стола, он подобрал свою котомку и подошёл к стойке, где положил перед тавернщиком мешочек с монетами. — Как обычно за два месяца, Торбьёрн, и за место в твоей пристройке на заднем дворе, чтобы хранить пушнину. В холодовой яме найдётся место для тушек? — Конечно, Намджун, места хватит, даю слово, — хозяин протянул ему ключ. — Твоя комната как раз свободна, знал, что ты явишься со дня на день. Я уже попросил слугу развести тебе огонь в очаге и зажечь свечи. Когда выдвигаешься? — Через пару дней, как снег сойдёт. Дверь в таверне открылась с приходом нового посетителя, и ветер донёс до Намджуна запах ночного леса. Он решил, что хватит с него на сегодня будоражащих историй о странных незнакомцах, несущих с собой несчастья и болезни. Он слишком устал с дороги, чтобы думать ещё о чём-либо, кроме мягкой постели.𖥸𖥸𖥸
Последние шаги по мягкому снегу, покрывшему твёрдую землю, дались ему особенно трудно, а на то, чтобы открыть тяжёлую дверь и пройти внутрь, он потратил все свои последние силы. Низ его живота и грудь нещадно болели, и он не заметил ни пристального взгляда хозяина постоялого двора, ни того, как тот пытался заглянуть ему под капюшон. Сокджин только поплотнее закутался и попросил самой дешёвой еды, что была в наличии, положив на столешницу стойки пару монет. Он знал, что этого было мало, знал, что его могли выкинуть за дверь за такой жест неуважения, но тавернщик почему-то принял плату и даже сам принёс ему заказанную еду, хотя в таверне на разносе работали слуги. Сокджина хоть и мутило от боли и жара, но он понимал, чем была обусловлена такая услужливость — он был здесь чужаком и привлекал внимание. Он нашёл себе место за столом в самом углу и уселся там так, чтобы видеть перед собой зал. Он бы не осмелился сесть к находящимся в помещении людям спиной. Сокджин боялся, что тавернщик начнёт расспрашивать его о чём-нибудь, но волей судьбы он был спасён. Хозяин отбыл встречать нового посетителя, который зашёл в таверну, как только омега приготовился защищаться от расспросов. Он выдохнул с облегчением, но не успел сам рассмотреть гостя, как его скрутило от новой волны боли. Он склонился над столом и сжал зубы, чтобы не застонать в голос. Если не сдержится — его наверняка выкинут на мороз, что разыгрался к концу дня, и тогда он точно не переживёт эту ночь. Когда приступ отпустил его, Сокджин вдохнул поглубже и приподнял взгляд над столом. Тавернщик что-то шептал на ухо новому посетителю, а потом тот сам, спустя время, повернулся в его сторону, и омега ещё сильнее сжался. Он боялся, что местные могли ополчиться на него. Он не смог бы оказать сопротивления, мучимый болью и жаром, что пожирал его тело уже которые сутки подряд. Когда незнакомец отвернулся от него и затем отправился наверх, Сокджин вернулся к своей миске с похлёбкой. Он очень хотел есть, но понимал, что его вырвет, если он поест сейчас. Однако он заплатил за эту еду и поэтому взял миску с собой, чтобы подойти к хозяину и справиться у него насчёт свободной комнаты. — Есть ли у меня комната на несколько ночей? Дайте-ка подумать, — протянул тавернщик на его вопрос о ночлеге. — А будет ли у вас чем за неё заплатить? Оплата вперёд. — Конечно, — Сокджин поспешил достать деньги, чтобы не разозлить хозяина, он и так получил свою еду со скидкой. — Этого достаточно? Тавернщик взвесил мешочек с деньгами в руке и кивнул, а затем молча отдал ему ключ и указал на лестницу. — Только освободилась сегодня, поэтому огонь в очаге ещё горит. Если что-то будет нужно, позовите слугу. С трудом преодолев лестницу, Сокджин ввалился в свою комнату и упал на колени, чудом не расплескав похлёбку из миски. Поставив её подальше от себя, он согнулся от боли и повалился на бок, скуля и пуская слёзы. Сил не было терпеть это мучение, но помощи ждать было неоткуда. Он понимал, что положение было серьёзным, но то, что он был ещё жив, уже можно было принять за чудо, поэтому он собрался с силами, подтянулся на кровать и сел на край. Сбросив плащ, он кинул его на пол, стянул ботинки, снял с себя шерстяную кофту и тёплые штаны, оставшись в одном исподнем. Его мгновенно пробил холодок. Тонкая хлопковая ткань была сырой от пота, а в промежности — от кровянистых выделений. Он стянул с себя всё это и огляделся. На тумбе возле кровати стоял небольшой медный тазик с водой, а рядом лежала пара полотенец. Воистину роскошный подарок. Сокджин потянулся назад и взял одно из полотенец, смочил в воде и положил рядом с собой. Шипя и кусая губы от боли, он освободил живот и грудь от плотных полосок ткани, которыми аккуратно затянул себя ещё с утра. Ткань пахла молоком, потом и его собственным сгущённым запахом. Он осторожно провёл влажным полотенцем по чувствительной коже и пискнул, когда задел соски. Они были набухшими и болезненными, и вся зона вокруг них болела и горела. И сколько бы он ни протирал, из сосков всё равно сочилось беловатое молоко. Капли его блестели от света пламени, пока Сокджин давил на грудь и пытался выдавить из себя как можно больше, чтобы молоко впиталось в полотенце. Когда он не мог уже больше терпеть, то оставил грудь в покое, взял второе полотенце и тоже смочил его, на этот раз принявшись обтирать свои бёдра от крови. Прошло уже несколько дней, но она всё равно сочилась из него, хоть её и становилось меньше. Закончив, он снова замотал себя в чистую ткань, что была у него в котомке, и переоделся в простые льняные штаны и рубашку. Он попросил у слуги ещё немного воды и кусок мыла, чтобы постирать грязную одежду, и принялся за дело, расположившись на полу у очага. Его жар усиливался, и Сокджин понимал, что ночь предстоит тяжёлая. Он не мог попросить вызвать врача из поселения, но не потому, что боялся погони, так как его никто не преследовал, а по причине полного отсутствия денег. Он отдал последнее, что у него было, за проживание, и не знал, что с ним будет, когда срок его пребывания здесь закончится.𖥸𖥸𖥸
Намджун проснулся посреди ночи от странных звуков, доносящихся из-за стены, что отделяла его угловую комнату от соседней, и сел в постели. Он снова прислушался, думая, что ему показалось, но за стеной снова кто-то закопошился и то ли застонал, то ли заскулил, как зверь, попавшийся в капкан. Подумав об этом, Намджун удивился такой ассоциации и снова лёг, перевернувшись на другой бок, чтобы попытаться заснуть. Его не сильно волновали проблемы других постояльцев, кем бы они ни были. Он был альфой-одиночкой и предпочитал не вмешиваться в чужие дела. Он ладил только с теми, кому сбывал добытого зверя, потому что того требовала потребность в заработке, и со стариком Торбьёрном и его женой Ринд, потому что жил у них на постоялом дворе каждую осень вот уже несколько лет подряд. И его вполне устраивала такая жизнь, только вот сон ему раньше никто не портил. Вспомнив слова тавернщика о странном посетителе, Намджун открыл глаза и посмотрел на стену, из-за которой всё ещё продолжали доноситься скулящие звуки. Намджун помнил, что он решил не вмешиваться в чужие дела и особенно в дела богов, волею которых кто-то за тонкой стенкой мучался среди ночи от какой-то неведомой хвори. Или не от неё, а от чего-нибудь похуже. В любом случае, заснуть он больше не мог и снова сел в постели, потерев ладонями лицо. Поленья в очаге давно догорели, и в комнате было темно, но Намджун продолжил смотреть на стену, звуки за которой будто стали ещё громче и жалобнее. Обругав отвернувшуюся от него удачу и свой чуткий сон, он поднялся и вышел из комнаты. Постояв с минуту перед чужой дверью, он всё же тихонько стукнул по ней пару раз, и, не услышав ответа, осторожно приоткрыл её. В комнате его шумного соседа тоже было темно, но пахло совсем по-другому. Он бы никогда не спутал стойкий омежий запах ни с каким другим. У него давненько никого не было, и этот настойчивый аромат здорово ударил его по голове. Намджун двинулся внутрь, чтобы понять, что произошло. Омега нашёлся на полу между кроватью и окном. В темноте не было видно почти ничего, и Намджун наклонился ниже, спросить у омеги, что с ним, но тот не дал ему произнести и слова, снова застонав и сжавшись на полу. Ему явно было очень больно. Намджун не знал, показалось ему или нет, но он будто бы ощутил лёгкий запах крови и чего-то сладковатого в воздухе. Ему не понравилось это сочетание. Он хотел уйти из комнаты и оставить омегу один на один с его личными делами, но остановился в дверях и сжал пальцами косяк. Что-то останавливало его от следующего шага, и он скрипнул клыками, силясь преодолеть странное ощущение. Никогда прежде он не думал об омегах ничего кроме того, что о них думали все остальные. Да и был ли смысл ему, сильному и самодостаточному альфе, размышлять о проблемах этих слабых существ, если он всё равно ни с кем из них не собирался связывать свою жизнь? Верно, смысла не было. До сегодняшней ночи, когда он стоял в дверях чужой комнаты в практически кромешной темноте и очень сильно хотел вернуться к скулящему на полу омеге. Кто-то отчаянно вопил и выл в его голове, заставляя Намджуна если не сделать шаг назад, то хотя бы остаться на месте и не уходить к себе. Являясь опытным охотником, он знал кое-что о врачевании, если дело касалось несложных ситуаций, и хотел выяснить, что происходило с омегой. Повернувшись, он глянул на очаг. В нём не было даже головёшек, и рядом не лежало свежих поленьев. У него же в комнате они были, и он мог разжечь огонь сам. Решив, что у него в комнате провести осмотр будет удобнее, Намджун наконец сдвинулся с места, вернулся к омеге и склонился над ним, собираясь взять на руки. Он замер на миг, опасаясь сделать ошибку. Всё же, когда он коснётся чужого тела, многое в его жизни изменится. Взяв омегу на руки, он примет на себя и ответственность, которую брать вовсе не собирался. — Ты пожалеешь, Намджун, пожалеешь, но будет поздно, — прошипел он сам себе и поднял омегу с пола. Прижав к себе худое тело, он ощутил его запах ещё сильнее, чем до этого. Вся та смесь, которой от него тянуло, усилила его ощущение ненормальности и неправильности. Омега ещё не пах смертью, но был близок к тому, чтобы отправиться на иную сторону, а значит, если Намджун решился ему помочь, то ему стоило поторопиться. Он положил его на кровать в своей комнате и разжёг огонь в очаге. Когда поленья разгорелись и в комнате стало намного светлее, Намджун взглянул на омегу и понял, что Торбьёрн был прав, когда говорил, что странный незнакомец принесёт неприятности. Намджун не видел его лица, когда посмотрел на него внизу, в зале таверны, этим вечером, но был уверен, что это был именно он. Его состоянием объяснялись его поведение, его сгорбленная фигура и вообще весь его вид. — Так, посмотрим, что у нас тут, — прошептал он и приложил ладонь ко лбу омеги. У него был сильный жар. Его волосы были влажными от пота и его одежда тоже. Намджун почувствовал это, когда снял с него рубашку и отложил в сторону. В иной ситуации он не посмел бы раздеть омегу без его согласия, но тот не хотел приходить в себя, бредил и продолжал скулить, слабо шевеля руками, словно хотел схватиться за что-то. Намджун взял его за руку, что была ближе к нему, и омега сжал холодными пальцами его ладонь, снова содрогнулся и застонал. Альфа сглотнул и осмотрел его замотанный в ткань торс. Он провёл пальцами свободной руки по его животу и остановился на груди, понимая, что делает неправильную вещь, но ткань под его пальцами была влажной, именно от неё исходил необычный сладкий запах. И в отличие от остальной кожи, грудь омеги была горячей. Намджун знал только несколько случаев, когда отдельные участки кожи могли быть теплее, чем остальное тело: это могло указывать на возбуждение, но омега не пах течкой, а значит оставался только второй вариант, который мог объяснить и жар, — какое-то воспаление. Правда, этим нельзя было обосновать то, что тканью был перетянут и живот несчастного существа. Альфа скользнул взглядом ниже и присмотрелся. Странное чувство не покидало его, словно он не всё разгадал. Омега всё продолжал сжимать его ладонь и слабо шевелился от спазмов, поджимая живот. Намджун осторожно отнял свою руку и повернул омегу на бок. После того как он провёл ему ладонью по низу спины и коснулся ягодиц, то понял, что кроме льняных штанов, на нём было что-то ещё. Он оттянул ткань и заглянул внутрь. Он ошибся, на омеге не было ничего надето, но в его промежности был проложен ещё один кусок ткани, и вот он был со следами крови. Намджун снова вернул омегу в исходное положение на спине. Он не знал, что ему думать. У него на руках был омега в очень плохом состоянии и с непонятными ему симптомами. Он вроде бы и не был ранен, но всё равно был очень плох. Решив, что нужно поговорить с ним, альфа откопал в своих вещах жаропонижающее снадобье, которым закупился в городе по пути на постоялый двор, и выпоил его омеге, придержав голову. Ему оставалось только ждать, пока тот хоть немного придёт в себя и объяснит всё то, что с ним происходило на понятном Намджуну языке.𖥸𖥸𖥸
Когда лучи восходящего солнца, такого редкого поздней осенью, коснулись его лица, Намджун почувствовал тепло и свет. Он открыл глаза и приподнялся на постели. В комнате стояла тишина, но он помнил, почему он лежал не на той стороне кровати, на которой обычно любил спать. Прождав какое-то время, пока омеге станет лучше, он не выдержал и уснул, только коснувшись подушки. Сейчас омега мирно спал, прикрытый одеялом, и не выглядел так болезненно, как ночью. Намджун коснулся ступнями пола и потёр глаза. Омега позади него зашевелился. — П-почему я здесь? Кто вы? — услышал Намджун слабый хриплый голос из-за спины. Он повернулся назад и встретился взглядом с большими карими глазами, что смотрели на него с непониманием и страхом. Омега сидел, прижав к своей груди одеяло, и конечно же не понимал, что происходит. — Мы не знакомы, прости, что так вышло. Меня зовут Намджун, и я не хотел причинить тебе вред. Ты разбудил меня среди ночи своими стонами, и я отнёс тебя к себе, чтобы развести огонь и посмотреть, что с тобой. Ты не приходил в себя. Я дал тебе жаропонижающее. — Сейчас я чувствую себя лучше. — Определённо, — Намджун кивком указал омеге на те части его тела, что были скрыты под одеялом. — Я видел у тебя кровь. Ты ранен? Омега приоткрыл рот и губы его задрожали, а глаза стали подозрительно влажными. — Я лезу, куда не следует, верно? — Намджун потёр пальцами переносицу. — Но, знаешь, ты разбудил меня, и мне пришлось предпринять хоть что-то, чтобы ты не умер у меня на руках. И я не знаю, что с тобой. Это чудо, что одно только жаропонижающее сделало тебе лучше. Это не панацея, знаешь ли, и лучше тебе рассказать, что происходит, чтобы я мог тебе помочь. — Почему вы помогаете мне? — Так, давай договоримся. Во-первых, обращайся ко мне на ты, а во-вторых, твой вопрос неуместен. У меня нет никакой причины или цели помогать тебе, и поначалу я хотел просто снова лечь спать и не думать о чужих проблемах, но ты... — Намджун замолк, а омега нервно сглотнул. — Ты так мучительно скулил, что я... Я просто не смог оставить всё как есть. Возможно, мне и правда стоило, но, так уж сложилось, что я влез не в своё дело. Поэтому потрудись и ответь мне, что с тобой. Я охотник и умею лечить кое-какие раны и недуги, но мне нужно знать, понимаешь? Омега кивнул. — Хорошо. Ладно, для начала скажи мне своё имя, чтобы я мог к тебе как-то обращаться. Я не думаю, что тебя преследует кто-то, иначе бы ты не остановился здесь, но ты прятал своё лицо. Это выглядело странно. Не делай так больше, это вызывает ненужные подозрения. В общем и целом, если ты не скрываешься, то можешь назвать мне своё реальное имя. Я не разболтаю или что-то такое, это не в моих правилах, но я хотел бы, чтобы то имя, которое ты назовёшь, было твоим настоящим именем. Я, вероятно, сказал больше, чем за последние пару месяцев. Просто я немного в шоке, обычно я стараюсь меньше говорить и больше делать, но я давно не ввязывался в такие дела. Так что... — Всё хорошо. Ты ведь просто хочешь выяснить детали, да? Я понимаю. Моё имя Сокджин. Оно настоящее. — Хорошо, Сокджин, у тебя хорошее имя. Может, ты объяснишь мне что-нибудь? Действие снадобья может закончиться, стоит поторопиться. Омега кивнул и выпустил из пальцев одеяло. — Я покажу. Он размотал ткань, что обтягивала его грудь, и скривился. Ему было больно, но Намджун всё ещё не понимал, почему. Не то, чтобы он никогда не видел омег обнажёнными, конечно видел и не раз, но сейчас он не мог понять, в чём было дело. Он видел перед собой обычное мужское тело, да, слегка тощеватое, но в целом никаких отличий не было, разве что... Погодите-ка. Намджун пригляделся и подумал, что для такого худого Сокджина его грудь выглядела слегка крупноватой. Совсем немного, но это могло что-то означать. Намджун уже привык к смеси запахов в комнате, но сейчас он понял, что сладким стало пахнуть чуточку сильнее. Именно после того, как омега снял с себя полоски ткани. Сокджин поднял руку к груди и слегка надавил на один из сосков. Он всё ещё кривился от боли, а на лице Намджуна отразилось удивление. Из набухшего соска, зажатого между пальцами, что-то выделилось и потекло вниз тонкой беловатой струйкой. — Вот чёрт! Конечно же, вот что это было! Молоко! Сокджин, помимо всего прочего, пах молоком. Намджун не понял сразу, потому что старался избегать людей. Он изредка допускал омег в свою постель, позволял касаться своей кожи, но познать себя глубже — никогда. Конечно, он не знал эту сторону жизни, связанную с детьми, и не понял природу этого сладковатого запаха сразу. И, если сложить всё вместе, то выходило, что наличие молока и крови в промежности означало недавние роды. Тогда где был ребёнок? И что только что разродившийся омега делал в такой глуши и без своего альфы? — Полагаю, будет лучше, если я не стану задавать лишних вопросов, — заключил Намджун и посмотрел Сокджину в глаза. — Спасибо, — прошептал он и склонил голову вниз. — Но что происходит с твоим телом? Почему тебе больно и почему у тебя жар? — Болит внутри, потому что у меня не было возможности правильно восстановиться после... ну, ты понял, и долгая дорога сделала только хуже. Мне приходится перетягивать живот, чтобы было легче, но это мало помогает. Лекарств у меня нет. Температура поднимается от того, что застаивается молоко. Я думал, что нужно переждать, пока оно перестанет выделяться, но скорее всего я умру раньше, чем дождусь этого. Я не знаю, что мне делать. — Я, честно признаться, тоже, — Намджун подал омеге одно из полотенец, чтобы тот приложил его к груди. — Я могу предложить позвать врача. Здесь в поселении есть один, он весьма неплох. — Боюсь, мне нечем заплатить за его работу. — Так ты без средств? — Я отдал последние монеты за проживание здесь. Не знаю, на сколько там хватит. Может, на пару-тройку ночей. — А что дальше? Намджун не мог его не спросить. Нет, он не загорелся идеей заделаться спасателем или что-то такое, он ведь не полоумный, но оказаться перед всем миром без гроша в кармане — вот где было настоящее безумство, по его мнению. Однако он всё ещё не собирался задавать неуместных вопросов. — Я не знаю. Я просто шёл вперёд, ехал на почтовых экипажах, потом снова шёл, пока не кончились силы. Я всерьёз думал, что не доживу до утра. В этот момент он поднял голову и глянул в окно, за которым всё ещё светило солнце, и Намджун увидел в его глазах какое-то неприятное смирение с судьбой. Для альфы жизнь, можно сказать, только начиналась. Он планировал хорошенько поохотиться, заработать денег честным трудом и провести время до следующего сезона в городе, наслаждаясь своей уединённой жизнью. Эти дни были для него началом нового изобильного годового цикла, а для Сокджина приход холодов означал лишь боль, страдания и смерть. Это было неправильно. Правда. Омега был моложе и имел полное право на долгую счастливую жизнь, на ту, которой он бы захотел жить, однако судьба, даже если у неё были конкретные имя и лицо, решила иначе. Намджун так долго боролся в одиночку за своё благополучие, так старался вылезти из грязи и нищеты, что не мог позволить, чтобы у кого-то получилось сломать другому жизнь. — Так, ладно, я могу заплатить врачу, если у тебя ничего нет. Он осмотрит тебя и даст рекомендации. — Я не смогу оплатить этот долг. — Послушай, Сокджин, у тебя впереди целая жизнь, и ты сотню раз сможешь отдать мне этот долг, если захочешь. Не нужно думать об этом сейчас. Вызов врача не стоит так дорого, чтобы меня это беспокоило. — Я не настолько оптимистичен, — омега усмехнулся и сжал руки на животе. Намджун понял, что действие его снадобья заканчивалось. Он отправился вниз, чтобы взять немного воды. Еду он не осмелился попросить. Кто знает, может омеге нельзя было есть сейчас, или от еды ему бы стало только хуже. Он мало чем мог помочь, но и делать хуже не намеревался. Поймав слугу, он дал ему монетку и отправил за врачом, сказав, что дело срочное. Когда Торбьёрн спросил его, зачем Намджуну понадобился врач, альфа сказал правду. Врач нужен был тому странному гостю, что вёл себя необычно. — Видят боги, я правду говорил. Одни беды от него. — Он не болен чем-то заразным, Торбьёрн, будь спокоен. Ему просто очень плохо. Это просто омега, к которому судьба отнеслась не слишком справедливо. — Всё равно я продолжу утверждать, что это самая странная осень на моём веку. И ты туда же, кто бы мог подумать, что ты ввяжешься в дела какого-то залётного омеги. Скажи мне кто, я бы ни за что не поверил, Намджун. — Я бы тоже. Оставив тавернщика за стойкой обслуживать завсегдатаев, Намджун отнёс Сокджину воды. Омега всё ещё сидел в постели и без особенной заинтересованности смотрел в окно. Одной рукой он поглаживал живот, а другой всё ещё держал полотенце прижатым к груди. — Врач скоро будет, — Намджун присел на край кровати и протянул Сокджину стакан с водой и помог попить. Омега сделал пару глотков и отвернулся. Ожидание становилось мучительным.𖥸𖥸𖥸
— Ваше положение куда серьёзнее, чем вы думаете. Сокджин глянул на врача, весьма прилично выглядящего омегу средних лет в очках и с кожаным саквояжем, полным всяких разных бутылочек и пилюль, и отвёл взгляд. Он всё прекрасно понимал, но не подавал виду. Ещё оставалась крохотная надежда на то, что его тело выдержит все невзгоды без дорогостоящего лечения. — Жар может убить вас. — Я хотел перетерпеть. Ведь в какой-то момент молоко должно перестать идти, а моё нутро должно оправиться от родов. Врач внимательно посмотрел на него и скосил взгляд на его обнажённую грудь. — Так и есть, но в вашем случае будет вернее всего дать организму справиться естественным путём. — Что вы имеете в виду? — Если молоко хочет идти, пусть идёт, но так как у вас нет ребёнка, отток молока очень плохой, в итоге протоки закупориваются и воспаляются, и у вас поднимается температура. Всё это грозит смертью в худшем случае, если положение приобретёт серьёзный оборот. Я дал вам жаропонижающее, но его действие не бесконечно, как вы знаете. К тому же, боли не прекратятся сами по себе. Прежде всего, чтобы снять симптомы, нужно обеспечить очень хороший отток молока. Сейчас в поселении нет грудных детей, которых вы могли бы покормить какое-то время. Обычно в таких ситуациях, когда омега остаётся без ребёнка, ей или ему может помочь супруг. Так как вы не женщина, исправить ситуацию будет в разы легче, у вас совсем немного железистой ткани, а это значит, что много усилий не понадобится. Нужно лишь, чтобы вам помогли. На последних словах врач повернулся в сторону окна, возле которого всё это время безмолвно и неподвижно стоял Намджун. Он отказался выходить за дверь, пожелав знать всё. Раз уж он ввязался в это дело, то посчитал, что имел право знать все подробности. Сокджин не стал ему возражать. — Это исключено! — пискнул Сокджин, взяв врача за рукав и попытавшись отвлечь его от альфы. — Он не мой альфа. Мы знаем друг друга совсем недолго. — В любом случае, — врач снова обратился к Сокджину. — Я дал вам необходимые рекомендации. И оставлю запас лекарств на какое-то время. Я не могу заставить вас решить свою проблему, но вы должны подумать о себе. Приняв плату за своё посещение, врач откланялся, и в комнате поначалу воцарилась тишина, чтобы в следующую секунду быть снова нарушенной. — Зачем ты сказал ему, что я не твой альфа? — А что я должен был сказать? Соврать?! — вскрикнул Сокджин и снова схватился за живот от появившейся боли. — Прости, я не хотел тебя расстраивать, но дело не в том, твой я альфа или не твой. Ты можешь умереть, и я могу быть твоим последним шансом на спасение. Намджун замер от своих слов, а омега пронзил его взглядом. Он был бледным, на лбу снова выступили капельки пота. Жар возвращался. — Ты хочешь сказать, что согласен на такое? Помнится, ты заявлял, что не вмешиваешься в чужие жизни. Что происходит? — Я сам не знаю, что. Я знаю только твоё имя, но всё равно хочу вытащить тебя из этого дерьма. Я должен вытащить тебя. А ещё... — Говори, — глухо произнёс Сокджин. Намджун понимал, что он очень напряжён. От всего, что происходило. От дикой непрекращающейся боли, от жара, от его поведения, которое не могло не пугать омегу, когда он находился с незнакомым альфой наедине. — Ещё я до безумия хочу перегрызть глотку тому, кто сделал с тобой это. — Поверь, он того заслуживал, но ты не будешь никого убивать. — Будь по-твоему, но я всё равно могу помочь тебе. Намджун отошёл от окна и сел к Сокджину на кровать. — Только не таким способом. — Почему нет, Сокджин? — Это неправильно. — Нет, ты.. — Я сказал, что это неправильно! — перебил Сокджин и оскалил клыки. — Я лучше умру, чем перенесу такое. — Я неприятен тебе? — спросил Намджун совсем тихо, чтобы не провоцировать омегу на новые крики. — Дело не в этом. — А в чём? Ты думаешь, что ты будешь неприятен мне? Сокджин ничего не ответил, но Намджун и так впитал его ответ. Омега боялся доставить неудобство, боялся показаться отвратительным со своей проблемой. — Ты ошибаешься во мне. Да, то, что мне предстоит, совсем не частое занятие в моей жизни, точнее, я вообще никогда не делал ничего подобного, но я хочу, чтобы ты понял одну вещь, — Намджун немного наклонился в его сторону, чтобы Сокджин не смог разорвать зрительный контакт. — Никогда раньше я не имел дел с омегами, кроме как в постели, и если бы кто-то из них был мне неприятен, я бы даже не позволил ему или ей прикоснуться к себе, не говоря уже о том, чтобы самому сделать для него или для неё что-то настолько необычное. Я предлагаю тебе свою помощь даже не из корыстных побуждений, мне вполне хватает собственного заработка, и я доволен своей жизнью достаточно, чтобы не ждать вознаграждения. Поэтому тебе нужно лишь дать мне своё согласие. — Я бы хотел для начала помыться, — Сокджин, до этого сидящий абсолютно неподвижно, моргнул и слегка отодвинулся. — Это согласие? — Да. — Хорошо, я попрошу принести тебе воды, а сам подожду внизу.𖥸𖥸𖥸
Намджун сидел и смотрел на огонь в очаге, горящем на первом этаже таверны. Вчера, когда он сидел на этом же месте, он чувствовал что-то похожее на поцелуй судьбы, но сегодня его жизнь уже не была той, что прежде. Он пытался показать Сокджину уверенность, но таким он на самом деле не был. Если он поможет, и тому станет лучше, что ждёт их дальше? Они просто разойдутся каждый в свою сторону? Намджун продолжит свою обычную одинокую жизнь, а Сокджин... Куда он пойдёт? Что мог сделать в этом мире омега, не имеющий позади себя хоть какой-нибудь защиты? Намджуна почему-то волновала его судьба, он хотел, чтобы у Сокджина всё было хорошо. — Всё нормально? Что сказал врач? Намджун глянул на подсевшего к нему Торбьёрна и снова отвернулся к огню. — Мне не нужны проблемы, Намджун, если ты понимаешь, о чём я. Да и жаль будет, если он испустит дух. Навряд ли он способен на что-то плохое. — Не способен. Не волнуйся, Торбьёрн, он поправится, а всё остальное я возьму на себя. В том числе оплату его комнаты. Тавернщик прищурился и наклонился ближе. — Что-то грядёт, да? — Что-то грядёт...𖥸𖥸𖥸
Как только за альфой закрылась дверь, а слуга принёс ему тёплой воды, Сокджин скинул одежду и принялся натирать себя мочалкой, насколько хватало сил в его трясущихся руках. Что за чертовщина творилась в его жизни? Если раньше он даже дышал с разрешения, то сейчас ему готовы были помогать абсолютно безвозмездно. Не могло это быть просто так! Боль и жар мутили ему голову, и Сокджин думал, что начнёт снова бредить. Только бы он не начал проявлять излишней чувствительности. Нет, в таком положении ему совершенно не хотелось думать ни о чём, что могло связывать альфу и омегу, когда они оставались наедине, но Намджун не был ему неприятен. Наоборот, Сокджин бы обрадовался, если бы к нему год назад посватался именно он, а не тот, кому он достался. Вся его семья ненавидела его, когда он с совершенно каменным лицом стоял возле костра и смотрел на то, как тело его альфы пожирал огонь. Его будущая жизнь казалась тогда сущим кошмаром, но сейчас их больше ничего не связывало. Та ниточка, что тянулась к нему от покойника, оборвалась, дав ему волю и право выбрать свой путь. И Сокджин выбрал уйти. Вымывшись, он не стал ничего надевать. Всё равно это не имело смысла. Он сделает это после того, как пройдёт через самое постыдное, что когда-либо испытывал. Даже в свою первую брачную ночь ему не было так неловко, как сейчас, и Сокджин волновался. Он вздрогнул, когда дверь открылась, и на пороге появился Намджун. — Можно? — Да. Намджун прошёл к его кровати и сел на край. Сокджин прикрывался только одеялом. — Как тебе будет удобно сделать это? Сидя или лёжа? Сокджин вздрогнул от вопроса. — Л-лёжа удобнее, наверное, — тихо пробормотал он. — Хорошо. Сокджин осторожно сдвинул одеяло и лёг на спину, подложил под голову подушку, чтобы без препятствий видеть всё, что будет с ним происходить. Свет от очага и свечей мягко подсветил его кожу. В комнате было достаточно тепло. Намджун подобрался к нему ближе. — Я присяду на твои ноги, ладно? — Да. Намджун расположился над ним и осторожно присел ему на бёдра. Он опустился на локти, и грудь омеги оказалась прямо перед его лицом. Сокджин нервно дышал, в его запах вплёлся страх. Намджун бегло осмотрел его припухшие соски и, сглотнув, выбрал для начала правый. Он обхватил его губами и попробовал пососать. Омега пискнул, и Намджун обеспокоенно поднял голову. — Что такое? — Немного больно. — Я постараюсь осторожнее, но наверное совсем без боли не обойдётся. Намджун снова приложился к соску так, чтобы ненароком не задеть нежную кожу зубами, и сделал пару посасывающих движений губами. Вершинка соска очень удачно расположилась на кончике его языка, и по нему к горлу потекла первая струйка молока, которую Намджуну пришлось проглотить. Он даже не подумал о том, чтобы копить молоко во рту, а потом сплёвывать его, ему показалось вполне естественным просто проглотить его. Сокджин тяжело дышал под ним и сжимал зубы, чтобы не выть от боли. Намджун оторвался на пару мгновений, чтобы он отдохнул. — Ты как? — спросил он у омеги. — Т-терпимо. А ты? Сокджин густо покраснел на своём вопросе, и Намджун сразу же понял, о чём он спрашивал. — Не волнуйся. Твоё молоко... оно вкусное. Он снова опустился к соску и почувствовал, как кончики его ушей начали гореть. Говорить о таком было весьма неловко. Однако он совсем не слукавил, когда сказал, что молоко Сокджина было вкусным. Он и правда так думал. Оно на вкус было слегка сладковатым и совсем чуть-чуть солоноватым. Оно было почти таким же густым, как коровьи сливки, и его вкус надолго задерживался во рту. Намджун снова принялся сосать, помогая себе языком. И чем дольше он это делал, тем молоко становилось всё слаще. Когда его стало значительно меньше, он переместился на левый сосок, и Сокджин снова проскулил от боли. Добравшись спустя время до сладкого густого молока, Намджун зажмурился от удовольствия. Молоко омеги было достаточно сладким и жирным, вероятно, он отлично выкормил бы своё дитя, если бы оно выжило. Сокджин дышал всё тяжелее, и Намджун следовал за его дыханием, стараясь не выпустить сосок изо рта. Особенно он боялся случайно задеть кожу клыками. Это точно причинило бы омеге сильную боль. Закончив с левым соском он снова вернулся к правому. Врач сказал, что грудь нужно как следует рассосать, потому что протоки забивались и молоко застаивалось. Намджун решил высосать как можно больше, чтобы у омеги спала температура и прекратились боли. Принявшись сосать правый сосок, Намджун причмокнул и замычал. Молоко и правда было очень вкусным, а может он просто привык. Он удивлялся, откуда у Сокджина было столько молока. Поразительно! Когда он снова вернулся к левому соску, он понял, что ему нравился не только вкус молока. Ему нравилось ощущать на языке нежную горячую кожу, нравилось то, как омега тяжело дышал под ним, как сильно ходили его рёбра. Естественный запах омеги сгустился и расцвёл, как если бы у его груди был младенец, нуждающийся в запахе своего отца для узнавания и защиты. Вероятно, забывшись, Сокджин положил ладонь Намджуну на голову и сжал пальцы в его волосах. Намджун снова замычал, лизнул сосок языком и слегка задел верхушку зубами. Омега застонал, и Намджун вскинул голову. — Прости... Сокджин не выглядел особенно задетым, на его щеках цвёл румянец, который был виден даже в слабом свете огня, его глаза были наполовину прикрыты, взгляд был мутным и вязким. — Всё хорошо? Омега слабо кивнул. Намджун опустил взгляд на его грудь. Его соски были набухшими и блестели от слюны и молока. Его рёбра ходили от бешеного ритма дыхания, а живот поджимался. Снова занявшись левым соском, Намджун понял, что его собственный жар концентрировался у него в животе и спускался ниже. Его спина взмокла. Он осознавал, что его запах стал сильнее, и омега это, вероятно, тоже заметил. Опасно. Намджуну слишком нравилось то, что он делал. Даже страдающий от боли омега заставлял его думать о большем. Его обнажённое тело было совсем рядом, он пах слишком приятно, он был вкусным и сладким. Намджун знал, что омега был возбуждён, поэтому протянул одну руку назад и скользнул под одеяло, которым омега прикрыл пах и ноги. Сокджин был горячим и твёрдым. — Я могу помочь, — предложил он, оторвавшись от соска. Сокджин смущённо закусил губу, но кивнул. Скорее всего он испытывал противоречивые чувства. Только что он стонал от боли в груди, но вспыхнувшие феромоны взрослого сильного альфы повлияли на него и вызвали ответную бурю эмоций. Намджун принялся одновременно сосать и двигать рукой. Сокджин сильнее сжал пальцы в его волосах, почти до боли, но Намджун не жаловался. Его самого возбуждала эта ситуация, и он начал слегка потираться собственным членом о бедро омеги. Боги, до чего же хороший омега, такой сладкий, аппетитный и всё это только для него одного. Намджун оторвался от соска и прочертил языком меж его грудей, приблизился к шее, и Сокджин застонал в голос. Он не мог вырваться, Намджун крепко держал его, и Сокджин был почти на пике. Забыв обо всём, он прогнулся в позвоночнике, позволил вылизывать себе шею и излился в руку альфы. Намджун вытащил ладонь из-под одеяла и поднёс к своему лицу. Он ухмыльнулся, а затем слизал сперму омеги со своих пальцев, с удовольствием проглотил всё и снова присосался к его груди, продолжив тереться о его бедро. Он кончил спустя несколько секунд, зарычав и вдавив Сокджина в постель. Когда возбуждение спало, он поднял на него взгляд. — Ты как? — Хорошо, — прошептал омега. Намджун оставил его лежать, а сам переодел испачканные штаны. После он смочил в воде полотенце и обтёр Сокджину шею, грудь и живот от остатков молока и собственной слюны. — Болит поменьше? Омега кивнул. — А здесь? Намджун сдвинул одеяло и слегка наклонил омегу набок, придержав за ногу. Под ним было тёмное мокрое пятно от смазки, поэтому пришлось провести между ягодиц пальцами, чтобы понять, была у него кровь или нет. Осмотрев свою руку под светом огня, Намджун заключил, что крови не было, и вытер Сокджина полотенцем и там. Омега позволял делать с собой всё это, расслабившись и развалившись на постели. Время шло к ночи, и Намджун положил на мокрое пятно сухое полотенце, накрыл Сокджина одеялом и оставил его спать в своей постели до утра, а сам ушёл к нему в комнату.𖥸𖥸𖥸
На следующий день омега чувствовал себя значительно лучше. Он смог нормально поесть и сообщил Намджуну, что его грудь практически не болела, жара больше не было. Однако молоко всё равно скапливалось, и омега не мог сцедить его сам полностью. Намджун с радостью согласился помочь. Так и шли их дни пребывания на постоялом дворе. Днём Намджун пропадал на охоте, снимал шкурки и разделывал тушки, а ночью, после водных процедур, смыв с себя пот и кровь, приходил к Сокджину и помогал ему с молоком и снимал напряжение. Со временем омега стал смелее и прикасался к Намджуну сам, доводя его до оргазма своими ласковыми пальчиками. Они не говорили о прошлом друг друга. Сокджин не скорбел по потерянному ребёнку, а Намджун не вспоминал свои прежние мимолётные связи. В этом не было никакого смысла. Прошлое было просто прошлым. Как-то Намджун не захотел уйти к себе и остался с Сокджином на ночь, а утром обнаружил себя в его объятиях. После этого он спал только с ним. Он привык к его запаху и к теплу его тела и больше не хотел отвыкать.𖥸𖥸𖥸
Когда сезон охоты закончился, и выпал настоящий зимний снег, пришло время собираться в обратный путь. Сокджин с тоской смотрел на белое полотно за окном, зная, что Намджун скорее всего оставит его здесь, как что-то связанное с этим местом среди густых лесов. Вряд ли он был нужен ему в его обычной жизни. Омега всё ещё не знал, куда ему податься и что делать со своей собственной жизнью. У него не осталось семьи, не осталось мужа и ребёнка. Он был совершенно один, и никого не волновала его судьба. Он хотел бы ещё раз увидеть весну и лето, хотел бы наблюдать за цветением плодовых деревьев и пробежаться по высокой траве босиком. Он хотел бы искупаться ночью в реке под луной и попросить у богов сил и удачи. Он хотел бы сделать целую кучу разных вещей, но был ли у него шанс? Сокджин стоял рядом с повозкой Намджуна, закутавшись в плащ, и следил за тем, как тот грузил на неё добытого зверя. Судя по всему, год был удачным, и альфа выручит за добычу много серебра, а то и золота. Сокджин был рад за него. У него уже почти не было молока, и помощь Намджуна не требовалась, но тот всё равно приходил спать к нему и иногда, когда было настроение, они прикасались друг к другу. Впереди была последняя ночь альфы на постоялом дворе, и Сокджин запаниковал. Он слишком привязался. К своему мужу он не испытывал ничего после года совместной жизни и не проронил ни слезинки после его смерти, а Намджуна он отпускать не хотел. Когда альфа пришёл к нему в комнату и забрался под одеяло, Сокджин тут же прильнул к нему и принялся зацеловывать всё его лицо, шею и плечи. — Хэй, что такое? — удивлённо спросил Намджун. — Почему ты такой активный сегодня? Сокджин ещё ни разу не позволил ему взять себя по-настоящему, он не был уверен, что готов, он ещё не до конца восстановился после родов, но он не мог больше ничем удержать альфу подле себя, кроме как предложить ему своё тело. — Джини, притормози. Куда ты торопишься, глупый? — Я хочу насытиться тобой напоследок, — прошептал омега и залез на альфу сверху. — Пока ты ещё здесь, со мной. Посмеявшись, Намджун осторожно спихнул его с себя и придавил собой к постели. — Ты ещё не собрал свои вещи? Сокджин удивлённо приоткрыл рот и замер. — Мой омега, пришедший с первым снегом, — прошептал Намджун и оставил поцелуй на кончике его носа. — Навсегда мой.The End