🀄 время не пришло — Egor Kreed [slowed+reverb]
🀄blood knows — rhye
Погодка сегодня максимальное дерьмо. Как и на душе Тэхёна, что ждал у тротуара машину. Паршиво. В душе скребут кошки, а в горле комок, хочется плакать, скрутившись под боком его. Он смотрит на серую трассу, куда-то вдаль, где туман заволок всё белыми волнами, смотрит на небо, где нет солнца — темно. Темно и в душе его нежной порой. Блекло в глазах, а от капель оно? Дождь, может, слезы бегут сквозь веки его? И кофе не спасает, а на вкус оно дерьмо. Горечь царапает нёбо где-то глубоко. Он никогда не пил кофе, не одевал черный гольф. Он был тем, кем хотел быть всё время живой. Но рутина жестока. Лишь слёзы, пурга. Сердце в осколки, и в нём есть дыра. Насквозь пронзила мальчишку она, не жалея души, царапнула она: память о том, кого любил до сих пор, память о нём, чьё имя набито чернильной иглой. Набито оно безмятежно на рёбрах, чтоб кололо. Давило. Душило его. Имя живёт же под кожей его. И в венах, и в ребрах, и в нервах. Пропитан он ним от глазка до волоска. Всё в нем его. Он уже дышит — живой. Спустя несколько минут к нему всё же подъезжает машина — бмв черного цвета, кажется, старенькая модель, но Тэ не особо в курсе. Закрыв зонтик, он залезает внутрь и откидывается уставший на спинку кресла: — Скажи, что ты пришёл попрощаться. Пожалуйста. Он не замечает, точнее не смотрит в те глаза, что изучают его. В них любви не меньше. Ким точно знает. Чонгук любит его и будет любить до последнего вздоха, вся жизнь его в Тэхёне. Всё для него одного. Гук смотрит холодным, смиренным взглядом и молчит. Ему хочется коснуться, но себе не позволяет. Он слишком слаб перед чувствами, увы. — Тэхён, давай уедем. Прошу тебя, просто... уедем и будем жить счастливо, — слезы подступают, режущий ком в горле давит. Он поднимает голову выше и устремляет взгляд в никуда. — Я не могу дать ему умереть... — Мы что-нибудь придумаем, прошу тебя, не соглашайся, — Гук хватает Тэхёна за руки и притягивает к себе, выискивая в глазах своего парня хоть каплю веры и надежды. — Что? Через 3 дня операция, мы не найдем такие деньги, — непроизвольно льнёт ближе и гладит того по щеке. — Я найду, я сделаю, откажись... — Я... не могу, зайчонок. Я должен выйти за него. Это последний шанс. Мать не простит мне смерть отца. — Неужели тебе плевать на нас? — в глазах его блекнет, он отстраняется и берёт в руки руль, куда-то направляясь. — Куда ты меня везёшь? — нежно касается плеча и позволяет теплым слезам обжечь его щеки. — Я спросил. Неужели ты готов отказаться от нашей любви? — Не готов я, Гука! Не готов! Что я могу сделать?! Я продал всё, что мог. У меня нет денег! — Поэтому ты решил продать тело? — Я тебе не проститутка. — Он купил тебя. Ему же нужно только твоё тело... — Я... — Тебе придется спать с жирным дедом. Просыпаться с ним рядом и делать вид, что счастлив, — озлобленно сжимает руль и отводит взгляд куда-то в сторону. — Почему ты меня не дождешься? Гука, я... не могу я иначе, если я сейчас уеду с тобой, то сколько раз меня проклянёт собственная мать? Твои родители меня не любят. Они каждый раз подбирают тебе женщин, а ты не видишь.. — Потому что я не выдержу. Ты только мой, твоё тело должно быть моим, как и душа. Я не смогу жить, зная, что он тебя целует, насилует или трахает в своё удовольствие. — Чонгук, моя душа с тобой навечно... Прошу, подожди меня, дождись. Я не хочу с ним иметь ничего общего, но ты же сам понимаешь. — Не хочу, блять! Я не могу спать с этой мыслью. Я убью его в ту же ночь, как он пообещает тебе жить в богатстве и бедности. — У нас нет выбора. Моя душа и моё сердце всё так же твоё. Непорочное. Гук останавливается где-то на обочине в лесу. Кругом ни машины и только дождь отвлекает от разговора. Сложно. Чонгук прижимает к себе своего старшего, целует его сладкие губы со вкусом малины. Он с ума по нему сходит. Тэхён всегда пахнет свежо, он каждый день, словно новый. А как ужасно просыпаться одному в холодной квартире, где от любимого человека остался запах от подушки. Аромат впитался в стены, в мебель и в его самого. Малина всегда будет щекотать его нос и, словно ножом, напоминать, царапать и драть внутренности в мясо. — Ты любишь меня? — Чон... — Ответь мне! Скажи мне, что ты его не любишь. Скажи, что это сон, я тебя прошу! — Люблю... Я люблю тебя до сумасшествия, прошу, не тяготи меня любовью, мне это ломает внутри ребра. Чон смотрит на свою любовь и ему за себя стыдно. Он эгоист. Только сейчас он справиться с этим не может, Тэхён должен был быть его. Чонгук прижимает Кима к своей груди и ласково целует в макушку головы, гладит, не может упиться, насмотреться. Гук в лихорадке касается тела напротив везде, где только может. Он комкает его, как котёнка у груди, жмёт поближе и беззвучно роняет слезы в прекрасные каштановые кудри, что пахли всё также малиной. — Прошу тебя, останься сегодня только со мной. Проведи этот день со мной... — Гуки... Я согласен, конечно, я... Тэхён задыхается в слезах, его мысли затуманены и сказать внятно ничего не получается. Он не может собраться. Рядом с Гуком ему хочется быть маленьким, найти в нём защиту и не думать, что придётся отпустить. Киму так хочется, чтобы хоть что-то сделали за него, но взвесить такой груз на Гука он не может. Тэ только обнимает его крепко-крепко и ползёт ближе, на ходу разувшись, сняв пальто. Он заползает к Чону на колени и утыкается носом в его шею, вдыхая лёгкие нотки полюбившегося парфюма в последний раз. Гук ему это не простит. Он не пустит его ближе после брака. Тэ и не хочет. Он изменит и себе, и сердцу, и любви своей. Всему. Ким предатель. — Я надеюсь, что однажды ты меня простишь и будешь счастлив. Гук же, ошарашенный ответом, хватает любимого аккуратно за щеки и смотрит глубоко в глаза. Он целует также губы часто-часто и шепчет: — Нет. Не прощайся...прошу тебя, не прощайся. Чонгук в беспамятстве борется с собой, своими мыслями. Он не может допустить разрыва. Он не сможет пережить. Тэхён — его всё. Его муза, душа и проклятие. Он его слабость, только его, никто не смеет касаться этого ангела. Он убил бы каждого, но понимает, что не достанет двадцать тысяч евро. Если он продаст всё и всех, то всё равно не хватит. Родители чуть ли не официальные банкроты. Коллекторы каждый день. Машина в кредите и Чонгук с работой бармена в местном клубе. Хоть проституткой устраивайся. Гуку не верится, что впервые в жизни он что-то не может, впервые в жизни он не может сделать то, что нужно. Ему стыдно перед Тэхёном, ибо хотел стать опорой, стеной и защитой. А сейчас он бессилен. Он не может найти деньги, не может уехать, он не может. Это рвёт на части. — Возможно, когда-нибудь мы вновь встретимся. Умоляю, не сделай вид, что мы не знакомы. Даже, если сделаю это я. — Клянусь сердцем. — Гук не может удержаться, и он снова целует Кима так жадно, голодно и жестоко, словно зверь. Тэ ни разу не был против. Он понимает эту невыносимую боль и разделяет её. Только вот старается не упасть духом, чтобы не ранить своего любимого сильнее. Гук не любит, когда Тэхён плачет. Так было всегда. — Гука... Я хочу запомнить эти ощущения. Хочу оставить тебя в своих чувствах навсегда и ощущать тебя даже тогда, когда ты не рядом. — целует губы младшего, подняв взгляд к его зрачкам.🀄not afraid anymore — halsey
🀄verbatim — mus matos
🀄make me feel — elvis drew
Вместо слов Чонгук решает действовать — чувствовать на полную катушку. Он тянет старшего ближе и целует горячо в шею, скользит влажными губами по коже и позволяет себе осыпать медовое полотно укусами. Кусает жестоко и даже до крови, в желании пометить своё. Слово ненасытное животное терзает кожу под жалобный скулёж любимого, но это не останавливает, а Тэхён и не решается его остановить. Пусть все видят, что его любят и кто. Тэ мнёт полюбившиеся голубоватые волосы, зарывает в них пальцы и сжимает аккуратно в кулаках. Мелкие капли слёз текут по его щекам, но Киму на них всё равно. Он утыкается носом в локоны и жадно вдыхает аромат парфюма с нотками алкоголя. Пьянит и дурманит, как и сам Чонгук. Он сводит Кима с ума без зазрения совести, терзает его тело и мнёт так жадно и желанно, что, кажется, сегодня на Тэхёне не останется и миллиметра чистого тела. — Ты прям тут решил что ли?? С ума сошел? — А чё тянуть, я соскучился, киса. От этого басистого, хрипловатого "киса", внизу живота Тэ порхают бабочки. Ким словно растворяется в Гуке, младший слишком хорошо его знает и пользуется своими сильными сторонами. Чон — и яд, и лекарство. С ним и опасно, и хорошо одновременно. В пылу жара сгорают воедино, переплетаясь языками и конечностями. Одежда в скором времени слетает с тела и обнажает искусные формы, дьявольские и до невозможности желанные. Гук лапает и лапает, сжимает округлости, и яркий огонь жжёт в зрачках всё сильнее, поднимая градус в теле. Ким — это то, что ему надо. Без него нельзя. Снова поцелуи, такие томные, страстные и неясные мазки губами, что скользят от тонких линий ключиц до чувствительных ушей. Младший кусает ушную раковину, рокочет, как зверь, ибо прочувствовал холодные ладони на члене, фаланги которых своими махинациями сводили с ума Чона безвозвратно. Целуются губы в губы остервенело по-французски, пока излюбленные Тэхёном уста, так и норовят съесть, не оставить и следа от второго. Тэ лишь упорно ласкает зверя, чтобы приручить к рукам, утихомирить пыл (нет), шепчет ехидно всякие пошлости, пока второй жадно хватает воздух в лёгкие. Тэхён обнажает достоинство своего мужчины и завороженно осматривает орган, массируя в руках его всего. — Возьми его в рот, котёнок. И Тэхён беспрекословно слушается. Гук отодвигает кресло назад и немного откидывает спинку. Он развёл демонстративно широко ноги, властно осматривая старшего между них, а Тэ спустился ниже на колени, кладет руки поверх бёдер и спешит молча взять уже пососать, поцеловать и вылизать свою собственность. Целует его, похотливо облизывает и не забывает уделить внимание яичкам, вылизывая их не менее усердно, но как чувствует руку в волосах, что немного давит на затылок и сжимает пряди, Тэ решает перейти к главному блюду. Он обхватывает розовую головку пухловатыми губами и сосет со всей любовью. Тэхён любит этот член, как бы не было похабно признавать. Он шикарен, а сосать только в удовольствие. Ещё и Чон обращается с ним там, как Тэ любит, что ему сносит бошку. Твёрдо, властно и приказом. Чувствует, что любимому всё не терпится и под довольный вздох берёт орган полностью в полость рта. Старается и сосёт с самой настоящей душой, вылизывает каждый миллиметр и крутит язычком поистине ловко, как змея шевелит им и под собственный стон вбирает поглубже. Ким двигается круговыми движениями, обсасывая и облизывая каждую венку органа. Чувствует, что Чонгук запускает уже две руки в кудри и набирает ускоренный темп. Ждать он больше не может. Гук пылает синем пламенем, ему безумно хорошо и приятно, ведь Тэ знает, что надо и как показать себя. Тэхён замирает покорно и расслабляет горло, пока Гук трахает его рот дерзко и без остановок, что старший только и успевает, как вдохнуть воздух. Его ресницы неистово дрожат, как крылья бабочек, собрав капли утренней росы. Слюна и смазка вперемешку течет обильно по телам, в особенности по подбородку и шее Кима, но это не важно совсем. Чонгук вбивается головкой в самую глотку и старшему приходится очень постараться, чтобы сдержать рвотные позывы и не напрягаться. Звёздочки в его глазах, так и кружатся. Киса ощущает какой любимый сейчас горячий, слышит как ему хорошо и сие удовлетворение возбуждает его до чёртиков, что рефлекторно вздрагивает и сводит ноги вместе. Он тут же ощущает, что Гук замедляется, вынимает одну руку из волос и чувствует пальчики на своей дырочке. Жадно раскрывает и сосредотачивается на расслаблении сфинктера тоже, пока Гук смазывает пальцы Тэхёновой же слюной и сразу проникает двумя фалангами. Он знает, что его киса готовился и растянут, поэтому не щадит и действует свободно, дерзко даже. Со временем пальцы неистово трахают Кима сзади, хлюпая на весь салон, кажется, громче стонов. Чонгук всё так же вбивается в ротик Тэ и время от времени шлёпает его по заднице, как нижний очень сильно любит, сжимает упругие половинки с довольной усмешкой. Киму кажется, что он умрёт сейчас, он настолько возбуждён, что пылает, горит, как вечный огонь. Его тело красное, горячее и непроизвольно дрожит от прикосновений, словно в агонии. Разгорячённые тела парней сливаются воедино под характерные стоны и глубокие вздохи, Кима в частности. Тэ задыхался, то ли в собственной слюне, то ли от того, как ему приятно получать и дарить ласки одновременно. А Чонгук его хвалит, зовёт ласково и сжимает шею, вынув орган из рта, хотя Тэхён всё ещё лижет его языком и трёт по губам, в то время, как Чонгук ускоряется и бешено пальцами трахает дырочку Тэ до дрожи во всём теле. Ким хватается за бёдра любимого в лихорадке, ёрзает в ногах и скулит всё громче, чтобы пожалели и прекратили. — Чонгук-а, прекрати... Я-я сейчас кончу! — Мне прекратить? Точно? — с очевидной издёвкой в голосе, Гук вновь проникает в Тэ, но не двигается, а лишь подушечками пальцев нежно ласкает самый чувствительный комочек нервов под громкие стоны старшего, что лишь молит тихое «ещё», а громче сказать стесняется. — Что говоришь? — издевается чёрт лукавый. — Фак... прекрати, как хорошо... Пальчики длинные и довольно ловкие, что Гук гладит стенки внутреннего мира особыми прикосновениями, нажимая на стеночки с плавным проникновением, таким же плавным и аккуратным толчком проникает глубже, мнёт самые чувствительные места. Вталкивается в старшего так, что в нём хлюпает безбожно, Чон собирает предэкулят хёна и всю жидкость в одно место, для ещё лучшего смазывания. Тэхён у пика. Он резко и неожиданно подскакивает с пальцев, прыгает к любимому на колени, отчаянно ерзая членом в член, хочет вести свою игру и вот только собирается оседлать Гуки младшего, как его резко останавливают и прижимают задницей к чужим бёдрам. Тэ совсем обескуражен, он ждёт хоть слова и непроизвольно льнёт к губам Чона, которые второй так часто облизывал. Гук целует спокойно, но дразнится, чтобы не довести Тэ до нужной кондиции. Ким же порывается углубить поцелуй, увлажнить, но второй никак не ведётся, даже не обращает внимания на его глубокие вздохи и тихое мычание. — Хочешь всё так же грубо? — младший гладит тонкую шею и линии скул любимого, рассматривая черты лица с сердечками в зрачках. — Нежно. Давай попробуем нежно, Гук-а? Вместо слов Чонгук тянет тельце на себя и крепко обнимает за талию, выцеловывая плавно и не спеша каждый сантиметр его тела. Кожа на ней и так красная, даже синяя из-за предыдущих поцелуев, поэтому сейчас, словно извиняется, чмокает чувственно медовое полотно, вдыхая в лёгкие аромат любимой ягоды, что стала роднее семьи. — Не знаю, как я проживу без тебя и твоего запаха, киса, я так сильно тебя люблю, что отпустить, кажется, чем-то за гранью возможного. Эти слова добивают Тэ, он сдаётся и слёзы-предатели вновь обжигают розовые щеки. Он сам не хочет отпускать, Ким любит Чонгука больше жизни, больше своих принципов и сильнее, чем луна любит солнце. Вот поэтому ему нужно уйти, чтобы его солнце освещало других, светило и не гасло, пока под покровом ночи Ким будет делать то, о чём сказать стыдно. — Тэ-Тэ, ты чего, ну, котёнок? — вытирает Гук мокрые дорожки с лица и целует до боли сладко, нежно прямо в губы, словно, передавая этим всю свою любовь, чтобы не грустил хотя бы сейчас, когда они вместе. Тэхён быстро приходит в себя, одурманенный поцелуем и теплом тела напротив, чьи бедра грели собственные. Он поднимает тяжёлые веки с надеждой в глазах и чмокает кончик носа, чтобы потом перейти к младшему Гуку. Чон опешил так-то от таких перемен в эмоциях, но видеть Тэ таким чувствительным и эмоциональным рядом — прекрасно. Пусть слёзы Чон его и не любит, но вот это смятение и некая растерянность умиляет, и заставляет нежно целовать. Пока Гук целует мягкие губы и подбородок, взгляд Кима прикован к очень красивому органу, как он считает, играется пальчиком с уретрой и неспешно принимается дрочить Гуку прохладными ладонями. Чон млеет от этой картины: аристократичные длинные пальцы вокруг его члена, что головка наливается кровью сильнее. Тэ любит так в самый неожиданный момент начать мастурбировать любимому, а Чонгук всегда застывает и теряется в удовольствии. Ким поднимает змеиный и хитрый взгляд, ухмылка расплывается на лице и завораживает младшего, а тот обнимает Тэ крепче за талию и сжимает две половинки. Он разводит ягодицы пальцами, а змей тут же прижимает член Чона к ложбинке меж ягодиц и принимается ёрзать на бёдрах младшего, чтобы орган тёрся об нежный анус. Тэхёну так понравилось это действие, что он закатывал глаза в потолок и открывал рот в немом стоне, тихо поскуливая. Чон же со временем сам начал толкаться и прижимать аппетитные булочки Кима к органу под собственное утробное рычание. И снова поцелуи. Ох уж эти поцелуи: такие глубокие, дикие и в то же время нежные, плавные и самое важное, что возбуждающие. Чон откидывает голову назад, пока его шею принимаются терзать и целовать до истомы с засосами. Глубокие вздохи и трепетные стоны окунули парней в пучину удовольствия, что конец близится для обоих. Но нет. Тэхён не даёт себе потеряться, растаять в Гуке, как это всегда бывало до, он борется с собой и неожиданно седлает орган до упора. С непривычки Ким громко стонет с одышкой, скулит призывно и кусает свои губы, глядя прямо в зрачки Чона. Он невесомо касается его губ, но не даёт поцеловать, выгибается в спине морской волной и флиртует взглядом, пока Гук с ума из-за него сходит и жадно жмёт бёдра или его сосочки поочередно. — Блять, Тэ, какой же ты, сука... — М-м? Ах, а какой же? — Чокнутый и прекрасный пиздец. Неожиданно вгрызается в шею и вся нежность сходит на "нет". Гук ласкает фалангами чувствительные соски, мнёт их и щипает под умоляющие поскуливания Кима. Тэхён тем временем наращивает темп, но двигается всё так же плавно, пластично, круговыми движениями прыгая на органе. Чонгук не может это не заметить и в очередной раз нахваливает свою кису, что всё это время игриво кусала губу, лаская себя внизу. Гук перехватил его ладонь и решил помочь с таким нехитрым делом, ублажая самые чувствительные точки. Ласкает впадинку уретры, очерчивает грани головки и массирует каждую вену ствола, пока Ким таял, млел и дрожал от нахлынивающего оргазма. И в скором времени Тэ кончает, громко выстанывая «Гук-и-и», а тот самый Гуки, словно срывается с цепи и ещё долго-долго вытрахивает душу из своей кисы до последней капли.🀄blood knows — rhye
Через несколько часов после случившегося, Тэхён мирно отсыпался на заднем сиденье, а Гук держал путь в их старую квартиру, куда они убегали ещё в юношестве от родителей, чтобы провести время вместе и порой развлечься. А «развлечься», потому что каждый секс с Тэхёном, как праздник или игра, в которой тебе надо следовать сюжету и поддаваться искушению, иначе не заложено, потому что этот змей-искуситель знает свои сильные стороны, и то, что Чонгук не устоит. Дождь пустился во все тяжкие, туман окутал трассу белой пеленой, словно пытается согреть, пока сигарета мальборо тлеет в руке младшего в приоткрытое окно. Чем больше темнеет, тем сильнее хочется выть и плакать, что своё чудо, что тихо сопит на заднем сиденье, придется добровольно отпустить в лапы монстра. В пути разные мысли посещают Гука, он даже подумал, что, может, без согласия Тэ уехать? Но он будет корить его до конца жизни, если они уедут, то умрёт его отец. Родители были хорошими для Кима, любили и старались сделать для него всё и Гук понимает, почему Тэ так хочет помочь. Наверное, Чонгук бы поступил так же. А пока серые слезы катятся по бледным щекам, что глядели в зеркало заднего вида, мужчина за рулём огорчённо вздыхает и втягивает табак в лёгкие сильнее. Больно пиздецки, а сигареты лишь горечью отдают на губах. Не помогает. — Я люблю тебя, моя луна. Моя навечно.