Луна все еще прекрасна

Так как с Арсением Антон больше не общался, то свободного времени стало дохуя. Вместо того, чтобы тратить его на что-то полезное, он постоянно думал: то о прошлом, то о настоящем, то философствовал сам с собой, представляя, что дает интервью какой-нибудь популярной блогерше, где рассказывает о его отношениях с Поповым. Там он с напускной серьезностью повествует об их главных событиях и своей точке зрения на каждое, отвечает на неудобные вопросы, стараясь сначала обличить Арсения во всех грехах, а затем, все же, немного защищая его. Ведь он не был таким уж плохим. Эти мысли напомнили ему о периоде карантина. Тогда, в марте 2020, вирус подкрался незаметно, и они пробыли вдалеке друг от друга несколько месяцев. Шаст был зол, как черт. Он винил Арсения в том, что если бы тот уже развелся, то они могли бы жить вместе, и пережидать эту ебучую корону совместными усилиями. Попов тогда чуть ли не плакал, как ему горько все это осознавать и как бы он хотел быть взаперти четырех стен только с Шастуном. Но обстоятельства были таковы, и он не мог их изменить. На фоне своей злости Шаст даже позволил себе ляпнуть в записи «Контактов» одну фразу, ставшей не просто крылатой — культовой для всего фандома. Арсений, как ни странно, не обиделся, а лишь без лишних комментариев скинул картинку с самим Антоном: «Твое лицо, когда звонишь человеку, который тебе нахуй не нужЁн». К своему удивлению, тогда Шаст неплохо проводил время с Ирой. Все-таки он не просто так выбрал ее когда-то, да и привык к ней за столько времени. Но это скорее походило на дружеское соседство с перерывами на мерзкий секс без особого желания, поэтому ссоры с Арсением из-за невозможности совместного проживания и всего остального продолжались. На почве этих придирок Арсений как-то разразился сотней голосовых сообщений. Там был полный сумбур — он говорил все, что приходило на ум, вообще не фильтруя поток сознания. Антон даже не догадывался, какая тьма у его любовника в голове: множество страхов, сомнений, претензий к самому себе и вообще довольно странных мыслей. Но одна все-таки не давала покоя самому Шасту. Арс Голосовое сообщение || Знаешь, я никак не могу смириться с тем, что нет ничего черного и белого. Все серое в разной степени насыщенности. Никогда нет чистого зла, всегда есть какие-то примеси, из-за которых ты уже не понимаешь, как к этому наверняка относиться. Будто нет абсолютного чувства. Кроме моей любви к тебе, конечно же. Ха-ха Арс Голосовое сообщение || Прости, это был нервный смех. Короче, это не дает мне никакого покоя. Что я не могу кого-то нормально ненавидеть, например, потому что найдется обязательно что-то положительное, и я просто не смогу не принять это во внимание. И так же наоборот. И сколько бы я, допустим, не стремился к идеалу, я никогда им не стану. Не знаю, откуда вообще во мне это желание быть лучшим, если честно. Но оно обречено. И я не могу ничего сделать. Арс Голосовое сообщение || Я вот все думаю и думаю, как разрешить нашу ситуацию, как сделать лучше, чтобы никого не обидеть, не ранить, чтобы для всех остаться светло-серым, понимаешь. И у меня нет ответа, Шаст! Если я просто уйду, сказав все, как есть? Мои девочки не смогут мне доверять. А ведь и не должны, получается. Меня это убивает. И в итоге я не знаю, что делать. И не делаю ничего. Арс Голосовое сообщение || При всех своих положительных качествах, в моем багажнике есть столько ебаного дерьма, что я просто не могу порой нормально к себе относиться. Да, никто не идеален, но бля-я-ять. Не знаю, наверно, ты единственный, кто принимает меня таким, какой я есть. Не знаю, правда, зачем ха-ха-ха Арс Голосовое сообщение || Я постоянно думаю об этом. Умиротворение и дзен остались где-то там с тобой в Москве, а здесь чернуха полная. Но я сам не хочу быть чернухой. Я хочу, чтобы все были счастливы. Арс Голосовое сообщение || Не знаю, поймешь ли ты меня. Я уже сам не понимаю, что несу ха-ха-ха. Тогда Антон попросил его расслабиться. Сказал, что он его никуда не торопит, раз вопрос развода настолько болезненный. Что надо думать только о хорошем. Правда, с тех пор Арсений не только думал, но и воображал исключительно хорошее, не обращая внимания на все плохое, что было в их реальности. А так да, Антон понял его, ведь сам не был идеальным. Он притворялся, не договаривал, врал, изменял и использовал, прикрываясь благими намерениями. Только он быстро смирился с этим. Почему-то в такие моменты казалось, что он ментально гораздо старше Арсения, который переживал по любому поводу, ища ответы на вопросы, которые можно было найти лишь с годами и опытом. Господи, ему почти сорок лет, а мудрости — кот наплакал. Великие думы нарушила Ира, вошедшая в комнату в очередном ебучем кружеве. В обычном-то состоянии он не особо хотел спать с ней, а уж в состоянии вселенской печали и подавно. Девушка подошла ближе и стала ластиться, как кошечка, но вместо возбуждения Антона одолевало лишь раздражение. — Ир, я не хочу сейчас, — промямлил он, легко отстраняя ее от себя. Она села рядом, резко меняясь в лице. — Почему? То ты устал, то нет настроения, то еще что-то. Что сегодня скажешь? Почему мы должны заниматься этим только тогда, когда ты этого хочешь? Потому что обычно Арсений мог дистанционно раздразнить его так, что другого выхода, кроме как спустить в подругу, и не было. И таким образом он как раз убивал двух зайцев. — Я просто хочу, — не унималась Ира, — чтобы ты меня просто наконец тр… — Ладно, хорошо, все. Но сделай все сама, — кинул Антон, укладываясь на диван. В конце концов, нужно было снять напряжение. Девушка мгновенно воодушевилась и принялась зацеловывать его лицо, попутно раздевая обоих. Стянув с Антона белье, Ира стала превращать вялое подобие члена в сносный стояк. Шаст нехотя наблюдал за ее движениями рук, губ, языка, но не ощущал с ее стороны того же трепета, что был у Арсения, который относился к телу Антона как к какой-то святыне, не чураясь уделять внимание каждому сантиметру его кожи, каждый раз выискивая новые чувствительные зоны. Любой их секс был не просто обязанностью, а целым праздником похоти и ласки. Прикрыв глаза, Антон стал представлять на месте Иры его. Будто у них нет времени на нормальные чувственные прикосновения и долгую прелюдию. Будто именно Арс сейчас проводил языком по головке, медленно погружая ее в рот. От этих мыслей член наконец начал твердеть. Антон фантазировал, что сегодня они поменялись с Арсением местами. Иногда они действительно экспериментировали со сменой ролей, но настоящий Попов не получал того же наслаждения в роли пассива, так что чаще всего он был снизу, будучи воображаемым. — Я устала, — послышалось где-то у паха. — Тш-ш-ш, — зашипел Антон, предпочитая не открывать глаза. Так было легче растворяться в своих мыслях. Он бы хотел взять Арсения сзади, натягивая его на себя не слишком жестко, потому что ему так не нравилось, но и не слишком нежно — он все еще злился на него. Цепляться за его волосы, другой рукой надавливая на поясницу, наслаждаться своей позицией, доминировать, заставлять его стонать под собой. — На колени, — приказал Антон, притягивая «Арсения» на диван. Хорошим плюсом такого Попова было то, что тек он, как в рассказах про альф и омег, которые Арсений временами зачитывал от скуки вслух. Естественной смазки было так много, что в искусственной просто не было необходимости. Встав сзади, Антон медленно провел пальцами по промежности, не спеша проникать внутрь. Ему хотелось немного помучить, послушать стоны от своих прикосновений. Перед глазами возникал только образ Арсения, что от нетерпения подавался бедрами назад, намекая на продолжение. Не раздумывая, Антон вставил сразу два пальца, проводя ими по стенкам. Растягивать не было никакой нужды, поэтому он добавил третий палец и стал трахать рукой податливое тело, срывая новые рваные вздохи и стоны. Член ныл от возбуждения, требуя внимания к себе. Покрыв его добытой смазкой, Антон стал медленно водить рукой по стволу, предвкушая дальнейшие действия. Взяв Арсения за бедра, все еще не открывая глаз, он приставил головку ко входу и аккуратно скользнул внутрь, не встретив никакого привычного сопротивления. Он стал медленно входить до упора, а затем вынимать член полностью, постепенно ускоряясь. Но этого было мало. Было недостаточно узко, будто проход растягивали рукой по локоть, хотя тело снизу исходилось в громких стонах от процесса. — Ах, Антон, да-а… — раздался женский голос, пытаясь вырвать Антона из сладкой фантазии. — Тихо, без звука, — ответил он, продолжая двигаться. Взяв нужный темп, Шаст стал вдалбливаться грубее, резче, представляя, как Арсений шипит и извивается под ним, но не отстраняется, а насаживается лишь сильнее, умоляя о большем. Просит еще глубже, еще быстрее. Все мысли были сосредоточены на нем, на получаемых ощущениях, что приближали заветный оргазм. Попов в его голове хрипло стонал «Антон», падая лицом в диван, царапая обивку ногтями от переизбытка чувств. Сам Антон, словно утопая в пучине, запрокинул голову наверх, пытаясь жадно надышаться. — Да! Да! — кричала Ира. — Блять, замолчи, — ее возгласы сбивали всю картину. Он немного наклонился и, задрав голову за волосы, закрыл ей рот ладонью. Вернувшись к Арсению, Антон начал двигаться еще жестче, срываясь на бешеный темп, чтобы Попов еще неделю не мог спокойно ходить, чтобы каждый шаг отдавался воспоминанием об Шастуне. Боже, хоть бы не ляпнуть случайно его имя. Брюнет, промычав что-то невнятное в руку, дрогнул в последний раз и обмяк, укладываясь на диван. Почувствовав, что он сам на грани, Шаст вытащил член и, быстро поводив по нему рукой, стал кончать на спину, все еще не открывая глаз, выдавливая остатки от недавнего блаженства. Но хотелось бы на лицо, чтобы Арсений ловил сперму языком, облизывал губы, покорно глядя на Антона. Хотя нет. Хотелось бы размазать к чертовой матери всю эту жижу по его надменному лицу и с силой отпихнуть от себя, забывая его имя до следующего раза. Блять! Внезапная злость нахлынула следом за оргазмом. Шаст бесился, что теперь ему приходится воображать Арсения, изъебываться, чтобы кайфануть от секса с собственной девушкой. Что он вынужден фантазировать о нем вместо того, чтобы ощущать его всем телом по-настоящему. Но дело было не только в этом. Его раздражало, что Арсений, абсолютно ничего не делая, не пытаясь сблизиться вновь, все равно заставлял Антона сомневаться в своем решении разорвать отношения. Его бесило, что при всех обстоятельствах, указывающих, что Попов ближе к черному, чем к белому в своих же аллегориях, Антон не мог его ненавидеть — в Арсении было много положительного, что Шаст любил, холил и лелеял. Он злился, что за все это время Попов не предпринял ни одной попытки, чтобы достучаться до него, а в глубине души Шастун очень бы хотел этого. Да, именно он и поставил точку в их мутках, но почему-то оставалось желание, чтобы Арсений поборолся за него. Но тот молчал. И объяснений этому Антон не находил. — Принеси салфетки, пожалуйста, — попросила Ира, напоминая о своем присутствии. Отлично, в таком случае Шаст тоже покажет этому Арсению, что идея разойтись была верной. — Слушай, а не хочешь на съемки прийти как-нибудь?