О Лютном переулке и Тёмных родах

Она просыпается от жуткой подзаборной ругани и женских криков. Кошмар. Это просто страшный кошмар. Перерождение совсем не радует. Мир Гарри Поттера, чистокровная семья – что может пойти не так? Вот только род Фоули давно разорился, и живут они в Лютном. Дэйв Фоули только и может, что орать об их былом величии, бить её мать, хрупкую брюнетку, да закидываться наркотиками – здесь их называют веселящими зельями. Называть это отцом не получается. Она не понимает, как мама оказалась здесь или почему не уходит от Дэйва. А спросить не может – кто же честно ответит пятилетке? Мама всё же уходит от всего – от мужа, Лютного и своей жизни. Болезнь, драконья оспа, которую никто и не пытается лечить, забирает её слишком быстро. Она тихо плачет в подушку и мысленно благодарит маму, что та продержалась так долго. Без её заботы Она вполне могла бы умереть от голода или жажды: Дэйв Фоули никогда не интересовался ребёнком. Её сильно выручает старая соседка – бывшая мадам борделя, наполовину впавшая в маразм. Условия жизни у неё ненамного лучше, но, по крайней мере, Она может там поесть под рассказы о тонкостях работы старой «мамочки». Она пробует найти работу, но для ребёнка это невозможно. Только не в Лютном. Аккуратные расспросы привлекают внимание местных, и Она чудом от них сбегает, ведь «мордочка ничего так, нормально отсыпят серебра». Больше Она не выходит на улицу, только смотрит из полусгнившего окна на вывеску «Горбин и Бэркс». Однажды оттуда выходит раздражённый мужчина, в буквальном смысле шипя ругательства. Она замирает, глядя на Тома Реддла. Тот тоже замечает Её. Она в ужасе прячется. Через месяц умирает старуха Хэпзиба Смит. Она знает: в мире появился ещё один крестраж. На одиннадцатилетие отец отправляет сову из Хогвартса обратно с кучей нецензурщины на обороте, сводящейся к одной простой фразе «не согласны на обучение». Жизнь кажется беспросветной. А потом к ним приходит человек, скрывающий лицо под слишком глубоким капюшоном мантии. – Дэйв Фоули? Её покупают за пару галеонов. Сбежать невозможно – у единственной двери стоит тот страшный человек, поэтому единственное, что Она делает – незаметно прячет мамину палочку в рукав маминой же кофты. Незнакомый маг кривится, больно хватает Её за плечо и направляет палочку на Дэйва: – Обливиэйт! «Жаль, не Авада Кедавра», – отстраненно думает Она, позволяя затянуть себя в воронку аппарации. *** А потом начинается Ад. Генри Причард Её и за человека-то не считает, называя не иначе чем «эй, ты!». А домашним эльфам говорит «эту». Иногда даже «это». В таком варианте отсутствие у него жены кажется вполне логичным – никакая женщина не потерпит такого шовиниста и просто женоненавистника. Он ничего не объясняет, поэтому картину происходящего Она собирает сама, по оговоркам и обрывкам фраз. Она заперта в огромном особняке – Причард-холле – и здесь нет никого, кроме Неё, Генри Причарда и пары домовых эльфов. Но старик купил Её не для себя, совсем нет. У него есть внук, который сейчас в Хогвартсе. Шестой курс, если Она правильно расслышала чужой разговор. Она станет Его женой. Нет, не так. Матерью Его детей. От этого понимания становится по-настоящему жутко. Генри Причард выдаёт волшебную палочку только во время занятий магией; они редки, и все чары – бытовые. Она учится сама, тайно: мамина палочка хоть и плохо, но слушается, а заклинания есть в памяти. Ей нельзя ничего в этом доме. И старик не устаёт напоминать, что Она никто; такое же имущество как та ваза или гримуар, хотя от последнего толку больше. Спасибо хоть кормит исправно, боясь подорвать здоровье и получить болезненных правнуков. Так проходит месяц; потом Он возвращается с шестого курса Хогвартса. Она не ждёт ничего хорошего от единственного внука этого человека. – Это твоя жена, – всё тем же отвратительным голосом представляет Генри Причард. – Можешь делать с ней что хочешь, – старик разворачивается и уходит, махнув полой мантии. – Привет… – неуверенно произносит подросток и, подумав, медленно присаживается на корточки, чтобы они были примерно одного роста. Он... обычный. Чуть неловкий и смущенный, дико боящийся сделать что-то не так. Осторожничает, не повышает голос, не делает резких движений, и, кажется, старается дышать через раз. Будто говорит с испуганной дикой кошкой. От этого становится смешно, и Она сама к нему подходит и просит рассказать о себе. Он быстро-быстро кивает и «незаметно» выдыхает. Она аккуратно расспрашивает о семье: с одной стороны, всё не так плохо, как Она себе вообразила. С другой – ничего хорошего там тоже нет. Причарды издавна были темной, очень темной семьёй. Направленность дара – малефицизм – тоже подлила масла в огонь. Учитывая плохое отношение к темным магам, и неумение последних держать язык за зубами, премерзкие проклятия отхватывали все. Само собой, популярности это не добавляло. Неумение держать Дар в узде отпугивало всех невест – какой скандал, если рот страшно открыть, чтобы не отхватить смертельное проклятие! Поэтому Его матери заплатили огромную сумму за ребёнка. Та, только-только родив, забрала деньги и исчезла, заявив, что не желает видеть ни «мерзкое отродье», ни саму «Мордредову семейку». Бабушку Генри Причард банально похитил и принудил к браку; подробностей никто не знал, но ничем хорошим это не могло закончиться. Зато проблему с невестой внуку Причард-старший решил радикально: купил её, решив, что сможет воспитать послушную куклу. Правда, последнее он внуку не сказал. Зимние каникулы заканчиваются слишком быстро, и Он уезжает в Хогвартс. Кошмар возобновляется с новой силой. *** Генри Причард никогда не говорит что-то сделать; очевидно, не считает достаточно разумной. – Империо! – наставляет палочку старик; в голове привычно мутнеет, и Она послушно садится есть. Заклинание отпускает только в спальне, и Она в порыве злости избивает подушку – чтобы не было следов – и клянётся научиться противиться чарам. То, что это Непростительное, а ей двенадцать, значения не имеет. Пожалуй, это единственное, что Она сейчас может; ждать помощи глупо, тем более от домовиков: те бесконечно преданы хозяевам и так же бесконечно… глупы. С ними невозможно разговаривать на равных просто из-за их беспросветной глупости. Это только Поттер, герой и наивное дитя, имел столько терпения и крепкие нервы. Сбежать из этого дома невозможно. Все двери заперты, камин заблокирован, а окна открываются лишь на третьем этаже. И даже если Она чудом выберется за пределы особняка, бежать некуда – за калиткой пустота. Бескрайние незаселённые земли, ведь маги ценят уединение, а в гости ходят каминами. Не имея возможности её бить или использовать Круцио (ведь много лечебных зелий плохо сказываются на организме, да и стоят прилично), Генри Причард почти ощутимо страдает, силясь придумать наказания. За ошибку в заклинании он держит день под Ступефаем. За слишком громкие шаги кидает Таранталлегру. В такие моменты Она истово ненавидит магию – это больно, очень больно, но совершенно безвредно. Ватноножное, Жалящее и прочие – они не наносят вреда организму. – Влепить бы тебе Круцио, – шипит Причард. – Вы, отродья, только это и понимаете. Она усилием воли молчит, истово желая ему скорейшей встречи с покойным сыном. *** Будущий муж возвращается на летние каникулы, и это становится настоящим спасением. По крайней мере, Он не считает Её рабом – собственностью – как дражайший дед. И, по здравому измышлению, если кто и может защитить от чокнутого старика, так это будущий муж. Но разговаривать с ним очень сложно. Он не знает, с какой стороны к ней подойти, до ужаса боясь что-то сделать не так. Но, увлёкшись, обращается с ней то ли как с плюшевым мишкой, то ли как с домашней кошкой. Затаскивает на руки, не слушая возражений, гладит по голове и просто тискает, игнорируя все возмущения. Вот только хоть дикой кошкой считают Её, приручать приходится Его – паренёк вздрагивает от прикосновений, явно не привыкший к ним, а от объятий просто цепенеет. Совсем не этого можно ожидать от почти взрослого парня. Она мысленно вздыхает: работы предстоит много. Зато как мило Он смущается! Предстоящее замужество кажется весьма интересным. *** Генри Причард опять отчитывает; Она даже не пытается вникнуть, за что. Просто больно и обидно, хотя ничего другого тут не дано. Она впервые с момента попадания в этот дом даёт волю чувствам. Всхлипывает, не пытаясь сдержать слёзы, и выскакивает за дверь. В стену за спиной врезается проклятие. Она забегает в Его комнату. Он явно пугается вида слёз, но через секунду оказывается рядом и крепко обнимает. – Тише, тише, малышка. Я тебя не обижу. Не трону, – успокаивающе шепчет и перетаскивает на колени. Она утыкается ему в плечо и плачет. Парень цепенеет и, кажется, опять не дышит. В комнату заходит Генри Причард, с презрением оглядывает их обоих и цедит: – Отцепи от себя это и пни сюда. Я ещё не закончил. Он мгновенно складывает два и два; Она сильнее вцепляется в его мантию. Если сейчас послушается, то… Она не успевает закончить мысль: в комнате резко холодает, становится трудно дышать – воздух вязкий из-за магии – стены идут трещинами, мебель крошится, а домовики с писком аппарируют прочь. – Она – моя! – рявкает Он, совершенно не скрывая своё бешенство. Она наконец-то понимает причину изоляции этого Рода: Причарды не богаты, или влиятельны. Они сильны. Он пугающе, до одури силён, что вызывает страх и ужас у магов. Но раз уж Он на её стороне… пусть боятся окружающие. Она свой шанс не упустит. *** Он явственно её избегает после срыва. На то есть причины, и себя будущий муж показал во всей красе: голая мощь, Темнейшая магия и злость до потери рассудка. Но Она совсем не напугана, скорее наоборот, рада открывшимся перспективам. Он стоит прямо, держит руки на виду и спешно отступает назад, когда Она пытается подойти. Он выглядит пришибленно и виновато смотрит в пол, не решаясь поднять глаза. – Я тебя не боюсь, – говорит Она. Он выглядит милым, когда ошарашен, и дергается назад, больно стукнувшись затылком о стену – дальше отходить некуда. Поэтому Он просто замирает статуей, пока Она подходит вплотную и дергает его за мантию, заставляя наклониться. – Спасибо, что защитил, – Она быстро целует в щеку и внимательно рассматривает чужое лицо. Он жутко смущается, но всё же расслабляется, садится на диван, перетаскивая её к себе на колени, и рассказывает про отца. Само собой, тот был достойным сыном Генри Причарда. Его отец, злой на весь мир, увлёкся идеями Гриндевальда и пошёл за ним, сгинув в последние годы войны; само собой, в нынешние послевоенные года отношение к сторонникам Тёмного Лорда отвратительно. Ей даже жалко Его, вынужденного учиться в атмосфере всеобщей ненависти и страха. Пусть Он этого не рассказывает, но по тем немногим обмолвкам легко составить картину. Но, надо отдать должное, после пары премерзких проклятий, обсуждали его с опаской и только шепотом. С одной стороны, это плохо, и радоваться такому не совсем правильно. С другой – это просто невероятно смешно! И Она заливисто хохочет, слушая рассказы о школьных буднях: «Я просто сказал, что раз так, пусть и дальше мычит, придурок. Так Мальсибер реально неделю только мычать на всё и мог, а от меня бегал, кретин». Очевидно одно – будущий муж поставил с ног на уши весь Хогвартс. Она чувствует иррациональную гордость. Все эти проклятия и сглазы, вредоносные чары, это абсолютно неправильно, хотя и вполне законно. А потом Она вспоминает Джона Ватсона или даже миссис Хадсон: «Шерлок, голове не место в холодильнике!» – и дела идут веселее. Хотя Он всё равно обращается с ней то ли как с хрупкой статуэткой, то ли как с питомцем. Это раздражает ужасно, а потом Она задумывается: а знает ли Он вообще, как общаться с людьми? Кто бы объяснил? Сбежавшая мать? Дед-тиран? На отца, боевика Гриндевальда, тоже не стоит рассчитывать. Приходится брать дело в свои руки. Очевидно, хоть купили её, своего будущего мужа воспитает Она. *** Он уезжает на седьмой курс, так и не решившись обнять на прощание. В этом огромном, полузаброшенном доме, с парой эльфов, что не показываются на глаза, и Генри Причардом, что снисходит к ней раз в неделю только для того, чтобы унизить, Она сходит с ума от одиночества и невозможности поговорить хоть с кем-то. А потом до неё доходит. Есть, есть кое-кто, с кем можно поговорить! Поэтому Она пишет письмо своему… мужу? И приманивает сову, в качестве взятки вручая ей вафли. Если Причард узнает, ей, несомненно, влетит. Но сама возможность бунта и риска пьянит. Ответ приходит уже к вечеру – несколько путанный, написанный явно второпях, но очень-очень длинный и насквозь пропитанный неверием вперемешку с искренней радостью. Кажется, не только ей одиноко. Вести тайную переписку со своим же мужем странно, но очень захватывающе. Особенно интересно читать описание школьных будней, стычки с гриффами: «Я и пожелал ему рот зашить. Кто ж знал, что это тоже тянет на сглаз!?» – и просто Его мысли по поводу всего. К тому же, теперь Она может запросто спросить про непонятные вещи, не боясь нарваться на: «Твоей тупости нет предела!» – с последующим наказанием. К очередному письму прилагается записка. Пробежавшись взглядом по строчкам, Она прыскает в кулак и, не выдержав, хохочет. «Милая добрая фея! Кем бы Вы ни были, выражаем огромную благодарность за усмирение этого чудовища! Теперь ему недосуг срывать свой гнев на своих однокурсниках – он занят письмами, днями строчит как ненормальный. Пишите ему чаще, мы достаточно насмотрелись на демонстрацию способностей малефика. Несчастные и вечно проклятые старшекурсники Слизерина». И ниже другим почерком: «Серьёзно, я ещё никогда не видел у него такой дебильной рожи! Спасибо за дивное развлечение! М.Н.» Само собой, в несчастных зашуганных слизеринцев Она не верит. *** На рождество дед их женит – к счастью, обходится без жутких ритуалов и первого раза на камне рода. Не потому, что Генри Причард этого не хочет, а просто подобного не существует в этом мире. Они дают друг другу клятвы, почти Непреложный обет. Заключить рабский контракт не позволяет теперь уже муж, невзирая на сыплющего ругательствами вперемешку с проклятиями деда. – Идиот малолетний! Она тебя предаст! Сбежит, как твоя потаскуха-мать! – напоследок выплёвывает Генри Причард и скрывается за дверью. Она переводит взгляд на мужа и мысленно вздыхает. От последних слов деда тот побелел как полотно. Всё очень, очень запущено. *** Без Него одиноко. Поэтому лета Она ждёт с нетерпением. Но им удаётся увидеться даже раньше – Генри Причард отправляется в иной мир. Похороны скромные – только они двое; она вздыхает с облегчением, хотя и жалеет Его – потерял единственного родного человек. Пусть и такого. – А что с Д… моим отцом? – вспоминает Она вечером. – Почти сразу умер. Пьяная драка, – отводит взгляд муж. – Хорошо. Разбитый, Он засыпает у неё на коленях, а утром снова уходит камином в Хогвартс. *** Она остаётся одна, самостоятельно командует эльфами, заказывает еду и просто отдыхает, иногда повторяя изученные чары. Новые не учит – чревато, раньше в доме был пекущийся о её (физическом) здоровье взрослый маг, а на эльфов надежды нет. Шариться по дому тоже не рискует, кто знает, что навертели тут Его чокнутые родичи. Случись что, Он достанет её мумию только на каникулах. По всему, это идеальная возможность, чтобы сбежать. Она даже всерьёз раздумывает об этом минуты две. Ну сбежит, и что? Докажет самой себе, что вся такая самостоятельная. Потом? Работа-дом-работа, и это в лучшем случае. А состоятельных женихов придется прогонять, иначе что: променяла шило на мыло? К тому же Он… муж, уже муж, надо привыкнуть, относится к ней на зависть другим. Можно ли назвать это любовью? Она не знает. Но одержимость подходит больше. Да и какая разница, если всё устраивает? Она не настолько держится за мнимую свободу и права. Так Она уверена не то что в завтрашнем дне, а и в благополучии правнуков; и если что-то надо, достаточно сказать; Она только «за» спихнуть всё на знающих людей, а самой отдохнуть, провалявшись весь день в кровати. Шикарный контраст с детством, нечего и сравнивать. А ещё его так жалко… Она одёргивает сама себя: бездомных кошечек-собачек тоже жалеют все, но домой забирают единицы. Нечего врать! Влюбилась, чего уж. *** Он сносно сдаёт ЖАБА и возвращается домой уже насовсем. Она не то чтобы ждёт, просто читает весь день книгу у огня. Поэтому, когда Он появляется из камина, всё получается само собой. Он крепко обнимает и трется носом о её шею. Это мило. *** После школы у Него появляется новая привычка: Он часами лежит у Неё на коленях, и теперь все книги читает только так. – Как же ты в школе учился? – подтрунивает Она. Он отфыркивается и хмурится, явно вспоминая о чём-то неприятном. – Что не так? – Директор спрашивал о тебе, – неохотно сознаётся муж, – вернее, о моей жене. Всё ли в порядке и… – Почему меня никто не видел? – догадывается Она. О, можно представить себе этот диалог: – Ваша жена ещё жива? – Конечно. – В цепях в подвале, я полагаю? Или это клетка? Нет, никто бы вслух такое не сказал, но подтекст точно такой. Она смеётся. – Что не так? – обиженно спрашивает муж. – Ничего, – веселится Она. – Просто поняла, что тебя, наверное, считают извращенцем. Он отворачивается, будто бы дуясь, но потом чуть улыбается: – Меня друг именно так и назвал. *** – Я хочу погулять в Косом переулке, – ставит ультиматум Она. Конечно, можно оправдать это тем, что так Он успокоит общественность. Мол, смотрите: жена. Жива, здорова и даже не под зельем. Но это ни к чему. Ей просто интересно. После почти двух лет заточения находиться в такой толпе людей странно и некомфортно. Она крепче сжимает руку мужа, и тот еле заметно хмурится, но этого хватает – люди, узнав Его, начинают опасливо расступаться, а Она вздыхает с облегчением и замирает, заметив витрину. Ох, какая всё же маггла! Жить в магическом мире и забыть про собственную палочку. Мамина, конечно, хороша, но нужна своя. К той, что выдавал Генри Причард, никто не притрагивался после его смерти. Она вслух фыркает и тянет мужа к старенькому магазинчику «Волшебные палочки от Олливандера». – У тебя же есть палочка? – недоумевает Он. – Не моя. Мамина, – вздыхает Она. Он потрясённо молчит несколько секунд и потом уже сам тянет её к прилавку: – Прости, я такой идиот, совсем не подумал. В целом прогулка проходит хорошо и вполне может сойти за настоящее свидание. Разве что Она не пускает его в магазин одежды, оставив распугивать покупателей под дверью, твердо решив прикупить помимо платьев красивого белья. Ни к чему Ему это пока видеть, совсем ни к чему. *** Два года пролетают незаметно. Положение любимой породистой кошки, в общем-то, вполне устраивает. Её холят, лелеют и просто любят просто за то, что она есть. Он выполняет все капризы, любит и радуется каждой случайной ласке. Вот не зря говорят, что кошки манипулируют людьми! Она может не делать ничего и получать за это всё. Он честно выполняет роль личного репетитора, объясняя программу Хогвартса, и это гораздо лучше школы. А успехам радуется даже больше, чем Она сама. Поэтому, когда у Неё наконец-то получается телесный Патронус, Он, в порыве чувств, целует Её в щёку и тут же отскакивает, испуганно смотря с дальнего угла комнаты. Становится смешно, что когда-то, будто в другой жизни, Она боялась Его, не ожидая от первой встречи ничего хорошего. *** Она хочет поступить (вернее, теперь уже просто окончить) Хогвартс. Но муж, до того молча исполнявший все капризы, упирается рогом. Оправданий много, но настоящую причину Он так и не озвучивает. «Слишком опасно». «Ты мало знаешь». «Узнают, что тебя купили». «Захотят отмстить мне через тебя». Потом всё начинается по второму кругу. – Ты… боишься, что я сбегу? – наконец понимает Она. – Или влюблюсь в кого-то? Он отворачивается и упрямо молчит. Да, они провели ритуал, но это не значит ровным счетом ничего. Нерушимые Клятвы есть только в сказках. В жизни, кто бы что не придумал, человек сможет это обойти. Тем более, если на кону жизнь. – Ты не можешь меня вечно прятать, – мягко говорит Она. – Дамблдор и так тебя подозревает. В итоге они приходят к компромиссу: Она отправится в Хогвартс на следующий год, сразу на шестой курс. Потому как проще сдать СОВы в Министерстве и по их результатам поступить в школу, чем беспокоиться о вступительных и, опять же, сдавать СОВы. *** Первый год в Хогвартсе чудесен, пусть и поступает Она сразу на шестой курс. Она ожидаемо попадает в Хаффлпафф, чем – неожиданно – радует Его. Удивительно, но первой подругой становится Белла Блэк, а не соседка по спальне Амелия Боунс. – Ты правда Его невеста!? – налетает Беллатрикс, зарабатывая укоризненный взгляд подошедшей следом Андромеды. – Невероятно! Я хочу с тобой пообщаться! Чуть позже Она понимает причины такого поведения Беллы – Блэки очень темная семья, пусть и не настолько темная, как Его, но желающих с ними дружить можно сосчитать по пальцам. А Она, будучи невестой самого Причарда, гарантированно лояльна ко всему Темному. Позже, слушая взахлёб рассказывающую о кровавых Тёмных ритуалах и пыточной в подвале Беллу, Она тоскливо думает о том, что, кажется, пора снова стать миссис Хадсон. И научить Блэк выбирать допустимые в обществе темы. Она поощрительно улыбается напряжённо замершей Белле; та сияет. «Глазные яблоки в микроволновке, Шерлок?!» *** Дамблдор вызывает к себе в конце месяца – это может быть банальным проявлением вежливости, но скорее он закончил наблюдения и сделал выводы. – Мисс Фоули, – пока ещё Фоули, ведь подать документы в Министерство можно только после её совершеннолетия. – Я помню письмо вашего отца. Она заливается краской. Именно так её и нашёл Генри Причард – узнал, кто отказался от обучения в Хогвартсе. И адрес «Лютный переулок» намекал на причину. – Простите... – Нет-нет, что вы. Дети не отвечают за родителей, – мягко улыбается Дамблдор. Она греет руки о чашку чая и с интересом рассматривает удивительный кабинет. – Тебе нужна помощь, девочка моя? – мягко спрашивает директор. Она вскидывается, открывает рот, чтобы возразить... и закрывает его, понимая. Ох. Будучи уверенной в своем уме, пропустить такую очевидную вещь. И супруг, хоть Она и считала его переживания глупостью, все сразу понял правильно. Директор хочет помочь, он искренне переживает. Это для Неё, с её опытом, собственное положение не кажется пленом или рабством. Будь на её месте другая... чуть моложе... быть проданной по сути в рабство, сексуальное, будем честны! Она бы сейчас расплакалась, умоляла о помощи. И Он... он правильно волновался. Но даже не за себя, не за то, что с ним будет – пятьдесят лет Азкабана минимум! – а за то, что Она его покинет. Она собирается с мыслями. – Благодарю Вас, директор Дамблдор. У меня всё хорошо, я более чем довольна своей жизнью и благодарна Ему. – Хорошо если так, моя девочка, – кивает директор, – но помни: двери Хогвартса всегда открыты для тех, кто ищет помощи. – Спасибо, – искренне благодарит Она и уходит. И тут же пишет письмо – пусть вызов к Дамблдору был тайным, чтобы невзначай не подставить её, кто-то всё равно мог увидеть и написать Ему. Не стоит допускать таких недопониманий. Она заканчивает письмо, сообщая, что намерена провести Рождество... дома. Называть так Причард-Холл непривычно, но странно приятно. *** Когда Она сходит с поезда, Он налетает на неё и долго кружит на руках; все на платформе в шоке смотрят на них; на его лице искреннее счастье и неверие; Она чуть грустно улыбается – до последнего не верил, что Она вернется. Что его кто-то может просто любить. Это горечью оседает на языке. *** В школе за ней присматривает Мальсибер – мрачный и довольно страшный, но очень добрый. Поэтому о том, что на неё охотятся братья Прюэтты, Она узнаёт только под конец года. – Ага, вот ты и попалась, Причард! – торжествующе произносит Гидеон (или Фабиан?) – Сложно без защиты? – поддакивает второй. Она запоздало понимает, что Мальсибер не просто так попал в Больничное крыло. Изнутри поднимается злость. И Она догадывается, в кого пошли (пойдут?) Форджи – их более взрослые и жестокие версии сейчас прямо перед ней. Она мягко улыбается, в голове перебирая все чары, которым учил её муж. И что поделать, проклятий среди них подавляющее большинство. Близнецы Прюэтт вторую неделю отдыхают в Больничном крыле со словесным недержанием (и парой проклятий от «осчастливленных» их откровениями), а Молли Прюэтт просит прощения вместо близнецов, впрочем изначально руководствуясь не сочувствием, а банальным страхом за братьев. За этим цирком оценивающе наблюдает Люциус Малфой. *** Летом перед седьмым курсом Она вместе с Прюэтт выбирает мантии, и это прогресс, ведь раньше Он бы ни за что не отпустил её саму. Молли жалуется на своего жениха, Маркуса Нотта, того самого «М.Н.» из записки. Тому всего двадцать два, но для Прюэтт он безнадёжный старик. Молли претит сама мысль о браке по расчёту; Она силится подобрать слова – какой там по расчету, если её просто купили как вещь! (и, кстати, их суженые однокурсники) – Ой, прости! – виновато машет руками Молли. – Я совсем забыла! Ты же обещана Ему! Не стоило напоминать! – Не стоит меня жалеть, – мягко возражает Она, но Молли понимает всё не так. – Я так тебе сочувствую! Он ужасен, да? Темный маг, да и вся семейка – чудовища! – распаляется Прюэтт. – Может, мы сможем тебе помочь? «Мы» это, очевидно, она, Артур Уизли, Эдгар Боунс и, может быть, Алек Маккинон с сестрой Роуз. – Не стоит, – в обычно спокойном голосе звенит гнев, – так говорить про моего будущего мужа. Ты понятия не имеешь, о чём говоришь, а верить слухам, – Она презрительно хмурится. – Не ожидала от тебя такого. Говоришь, моя подруга? Веришь мне? Ты меня даже не слышишь! И смеешь оскорблять Его! Она резко встаёт и выходит из кафе, почти сталкиваясь с замершим в дверях Ноттом. *** – Прости! – почти кричит Молли, налетая на неё в лавке. – Я очень перед тобой виновата, и я не имела права оскорблять Его, – Прюэтт низко опускает голову, в её глазах слёзы. Чуть в стороне молчаливым памятником стоит Нотт. Она кивает Маркусу и поворачивается к бестолковой сокурснице. – Всё нормально, мы же подруги, – кивает Она, и Молли радостно кидается на неё с объятиями. – Только больше не говори так, ладно? Прюэтт часто-часто кивает и тащит её в кафе Фортескью, заедать перемирие. Нотт, отстав на десять шагов, идёт следом. – Я смотрю, вы поладили? – Она кивает на Нотта. Молли заливается густейшим румянцем. – Он… он слышал, как ты меня отчитала, – наконец признается Прюэтт, – и встал на твою сторону, ведь Он – его друг. Ну я и… ты знаешь мой темперамент! – всплеснула руками Молли. – Я на него накричала и прокляла. А Марк… в смысле, мистер Нотт, только восхищённо расхохотался. Это было так странно! Меня обычно все ругали, даже братья: леди не пристало так громко говорить, леди не пристало проклинать, леди-леди-леди! А он сказал, что я бесподобна. И помог придумать, как с тобой помириться. *** Дома дела не так хороши. Он увлекается идеями Реддла. Ей, с её маггловскими воспоминаниями, сама мысль о контроле над маглами либо их уничтожении омерзительна. Но, впервые с момента их знакомства, Он не слушает. Как одержимый, взахлёб рассказывает о величии, власти… это ужасно пугает. Они даже впервые скандалят – гостевое крыло разнесено в клочья – но своё мнение Он не меняет. Остаётся тешить себя тем, что пока Он бесновался, стены шли трещинами и мебель буквально взрывалась от чудовищно сильной магии, рядом с ней не пролетело ни одной щепочки. – Если ты, – тихо, но непреклонно начинает Она, – позволишь заклеймить себя как какой-то скот, больше ко мне не подходи. Я не дам до себя дотронуться. – Ну и пожалуйста! – рявкает Он и, круто развернувшись, аппарирует прочь. Она устало опускается в кресло. Чёртов Реддл! На следующий день муж, явно дуясь, игнорирует её. Но закатанные рукава рубашки позволяют разглядеть идеально чистые предплечья. Конечно, перед отъездом в школу они мирятся – как же иначе? – но осадок остаётся. Поэтому в Хогвартсе Она первым делом идёт в Выручай-комнату и без труда находит диадему Рейвенкло. Было бы стыдно не знать, как найти и сладить с подобным, столько проживя в семье Причардов. *** Когда в Хогвартс поступают Мародёры, Лили Эванс и Северус Снейп, Она лишь мажет по ним взглядом и возвращается к разговору с Хиллиардом. Впрочем, неделю спустя всё же подходит к старостам Гриффиндора и Слизерина и просит присмотреть за Северусом и притормозить начинающих разгоняться Мародёров. И если Люциус Малфой соглашается, так как за ней видит Его тень – есть в её положении плюсы! – то Руфус Скримджер не может отказать исходящей злостью Молли. *** Ближе к Рождеству Ей признается Эдгар Боунс. – Я! Я вызову Его на дуэль! Она устало трёт виски. Эдгар ей не интересен, ребёнок, да и только. Но Она совершенно точно не хочет его смерти на дуэли – а именно так оно и будет, своего мужа Она знает хорошо. Ситуацию спасают братцы Лейстрейнджи, нахалы и балагуры, подняв на смех Боунса и его чувства. – Мы не помешали? – многозначительно двигает бровями придурок Рабастан. – Как раз вовремя. – Это всё Беллс, – расплывается в глупой улыбке Рудольфус. *** Она едет домой на Рождество; у мужа чистые предплечья, зато голова всё так же забита дурными идеями Реддла. Он доказывает, что надо помочь Реддлу, восстановить власть чистокровных и... Что «и» не знают и ближайшие сторонники Лорда, но почему-то никого это не волнует. – Тебя пример отца ничему не научил? Понравилось, как к тебе относились? И ты хочешь устроить такое же нашему ребёнку! – злится Она. Он всё равно не меняет мнение. Она раздражённо встаёт и идёт в свою комнату за проклятой диадемой. Если и после этого он не одумается… думать об этом не хочется. – Вот! – Она раздражённо кидает украшение на стол и скрещивает руки. – Всё ещё будешь доказывать, что мистер Реддл идеальный вариант? Она напряженно замирает; вдруг крестраж – ерунда? Детская игрушка. После всех этих сжирающих души книг в библиотеке… стоило подумать об этом раньше. – Это что... крестраж? – сипло выдыхает муж, глядя на великолепную диадему как на бомбу минимум. Она незаметно переводит дух и сильнее подбоченивается. – Теперь ты мне веришь? – хмуро уточняет Она. *** В школе, вопреки опасениям, всё спокойно. Молли хвастается помолвочным кольцом Ноттов, Белла Блэк по уши влюблена в своего парня и советуется с Ней, а не с сёстрами; Амелия Боунс высокомерно взирает на подростковые страсти – её цель попасть в ДМП после Хогвартса. Про Лорда никто не заикается, а единственное тайное общество с позором разгоняет профессор Макгонагалл – придурки, протащившие в Хогвартс магловский Плэйбой, становятся героями школы. Мужской её части. Думать о будущем странно. Она не представляет, что может заставить Люциуса Малфоя, самодовольного пижона и белоручку, пытать людей. Да он от пострадавших квиддичных игроков нос воротит! Или братья Лестрейндж, задиры, драчуны и просто балбесы – ввязаться в драку для них запросто, но Она знает, что следы от этих «боёв» мадам Помфри сводит парой взмахов палочкой. Она заканчивает год, сдаёт шесть ЖАБА на Превосходно и гордо сходит с поезда, попадая сразу в объятия мужа. *** В Косом переулке перед ней неожиданно останавливается светловолосый молодой человек в красной мантии авроров и сверлит ненавидящим взглядом. Она пытается его обойти. Тщетно, разумеется. – Хорошо живётся в мерзкой темной семейке, а? – сквозь зубы цедит он, – Директор зря тебя жалел! Бедная девочка, попала в тяжёлую ситуацию, надо помочь. А я сразу говорил, ты такая же тварь, как и все они! Постоянная бдительность! – громко рявкает он. Она машинально отступает на шаг, понимая: этот человек – Аластор Моуди. Пока что молодой и… гм… целый. Обычно Она уверена в своей безопасности, хотя скорее неприкосновенности: нет в Британии такого дурака, который разозлит Его. Но не теперь; в глазах Моуди видны огоньки безумия. Ей помогает какой-то мальчишка, Эван Розье, явно желающий выслужиться перед Ним. Даже так, Она ему благодарна. Она аппарирует домой, намереваясь рассказать всё мужу, но тот уже и так знает. Он ласково спрашивает: – Испугалась? Она может только судорожно кивнуть и всхлипнуть. Объятья становятся слишком крепкими – до боли – но ей нравится. Он сидит с ней до вечера и бережно относит в кровать, желая спокойной ночи. *** В следующий раз Она видит Моуди на другой стороне улицы. Аврор тут же аппарирует, но Она успевает заметить обезображенное лицо и хромоту. Доказать Его причастность никто не может. *** В Британии проходит волна свадеб, и Малфои озадачиваются рождением наследника. Желательно, не одного. Поэтому хитрюга-Люциус просит Её. Это, по сути, не сложно – муж в последнее время на диво послушный. А вот лишние деньги сейчас очень пригодятся. На следующий день муж возвращается к вечеру, витиевато ругаясь и проклиная Блэков, Малфоев и всех их драккловых родичей вместе взятых. Она, сдерживая смех, просит быть аккуратнее – такое проклятие будет в разы хуже Малфоевского. Очевидно, все ритуалы, проводимые Малфоями последние столетия в попытках заполучить второго наследника, после снятия проклятия наконец вступают в силу. Иначе как объяснить рождение четырёх белобрысых интриганов? Вся Британия дружно проклинает её мужа – им и одного Малфоя было много! *** Когда Она спускается на завтрак в одном легком платье, то встречает неожиданного гостя, который тактично отводит взгляд на ближайший гобелен. – Добрый день, мистер Нотт, – кивает Она, плотнее закутываясь в лёгкую шаль и кидая укоризненный взгляд на мужа. – Мог бы предупредить, что у нас гости. Впрочем, в этом нет необходимости; тот, судя по лицу, уже понял свою ошибку. Он в два шага оказывается рядом, стягивает мантию, закутывая её с головы до ног – наверняка со стороны выглядит смешно, но такая забота (или ревность?) приятно греет душу – и кидает убийственный взгляд на Нотта. Тот шутливо вскидывает руки, мол, сдаюсь! – Рад вас видеть, леди. Прошу простить мне столь внезапный визит. И я бы хотел лично поблагодарить вас за помощь с моей будущей супругой. Она понимающе кивает. – Только держите её подальше от Уизли. – Уизли? – хмурится Маркус. – Учту. Спасибо, миледи. – Можно и на «ты», – муж кидает ненавидящий взгляд на друга. – Согласен, – Нотт, не сдержавшись, показывает ему язык. Она только вздыхает: «Мальчишки», – и отсылает мужа за едой, не доверяя домовикам. В последнее время хочется экзотики, а ушастые скупы на кулинарные изыски. – Почему с Ним так сложно? – тяжело вздыхает Она. Маркус крякает. – Я не должен этого говорить. Ай, ладно! В первый раз что ли проклянёт? Его боггарт – ты, – Она удивлённо смотрит на Нотта. – Вернее, ты говоришь, что ненавидишь его и не хочешь быть с ним. *** Новость о беременности муж воспринимает хорошо. По крайней мере не падает в обморок, чего Она, если честно, ожидает. И даже не запирает в комнате, полной подушек, хотя право ходить самой приходится буквально отвоёвывать – Он вознамеривается носить её на руках до самых родов. Муж в восторге смотрит на пока ещё плоский живот, а потом неожиданно потерянно спрашивает: – Ты же не уйдёшь? Не бросишь меня после рождения сына? Она грустно улыбается и притягивает мужа к себе. Очевидно, десяти лет мало, чтобы залечить настолько глубокие раны. *** – Дамблдор уничтожит магический мир! – озвучивает настроения чистокровных Он. – А мне нравятся его законы, – муж запинается. – Ты и сам маглов и маглорождённых за людей не считаешь. Почему? Я ещё хуже – нищенка из Лютного. Да, директор сильно перегибает со старыми семьями, но это объяснимо – вы сами до этого довели. – И что теперь? Сдаться? – Вам просто нужен свой кандидат на выборах. Оппозиция. Сильная, но не обязательно правящая. Система противовесов, слышал? – мягко произносит Она, поглаживая заметный живот. Очевидно, внушение помогает, и муж озадачивает Малфоя – уж больно замороченный вид у Люциуса. Но этого всё равно мало. Противостояние Дамблдора и чистокровных набирает обороты; Она видит, ещё чуть, и те пойдут за Реддлом, просто потому, что не понимают – Альбус Дамблдор никогда не был против старых семей, он ни с кем не воюет, тем более с ними. Но чистокровным, привыкшим искать зелья в каждом бокале, этого не понять. Приходится брать всё в свои руки и проситься на встречу с директором. – Рад тебя видеть, моя девочка. – Взаимно, директор Дамблдор, – мягко улыбается Она; воспоминания о школе и правда восхитительны. – И что привело тебя сюда? Тебе нужна помощь? – внимательно осматривает её Дамблдор, задержавшись на животе. – О, нет, всё прекрасно, – Она, не сдержавшись, накрывает живот рукой и счастливо улыбается. – Я хочу поговорить с вами о политике. Изумление на лице директора восхитительно. – Вот как, – с трудом берёт себя в руки Альбус Дамблдор, – и в чём причина? Ты, уж прости, мне всегда казалось, очень далека от этого. – Так и есть, – легко соглашается Она и весело добавляет, – понимаете, в каком я отчаянии, раз пришла к вам по такой причине? Директор чуть кивает, показывая, что оценил шутку. – Профессор Дамблдор, я же вижу, вы пытаетесь изменить мир. И многие идеи берёте у маглов – это по-настоящему здорово – но вам нужно озвучивать свои цели. Чистокровки, они же дикие совсем. Живут в каком-то своём, страшном и жестоком к ним мире, – вздыхает Она, – везде ищут подвох, в каждой ложке – трансфигурированный нож, в бокале – зелье, и проклятие в спину. Надумали, что вы хотите то ли мир захватить, то ли чистокровных извести, и теперь накручивают себя. Ещё чуть – и пойдут за этим Реддлом, только чтобы против вас. Дамблдор долго молчит, задумчиво сложив руки. Она с наслаждением цедит вкуснейший чай. – Вот как. Спасибо, что раскрыли мне глаза, леди Причард. Если позволите, мне многое предстоит обдумать. *** – Легилименс! – шипит Реддл. Нет, Воландеморт. Чужая палочка больно упирается в висок, голова взрывается болью, но фамильный амулет не даёт осечки – маг с шипением одёргивает руку. – Что ты знаешь? – шипит Лорд. Причины недовольства оказываются столь мелочны. Она навообразила, что Реддл понял, заметил её знание будущего. Реальность куда более проста и неприглядна. Всему виной излишнее самолюбие и параноидальность Реддла. Она была у Боргина, она отговорила мужа, лишив Лорда союзника, она была в Хогвартсе, откуда пропала диадема, она встречалась с директором. Она – человек Дамблдора. Можно лишь посмеяться с таких выводов и жалких, бездоказательных фактов. Но для сумасшедшего параноика это – приговор. Вполне заслуженный: из-за пары её фраз Воландеморт растерял почти всех своих союзников и лишился финансирования. Вернее, тут он так и не смог их завлечь. Ох, если Её считают агентом Дамблдора, то и мужа тоже? Тогда понятно, почему ряды Рыцарей так поредели – нет идиотов бодаться с малефиком. Она машинально прикрывает рукой живот, но такого психопата не волнует её глубокая беременность. – Круц!.. – договорить Реддл не успевает, его впечатывает в ближайшую стену. Она падает в обморок. Наутро Она узнаёт новость. Муж прибил Тома Реддла. Просто, быстро, без сантиментов или лишних спецэффектов. Возражений нет ни у кого – покушение на жену, тем более беременную, у магов всё ещё считается личным делом семьи. Директор не успел достаточно укрепить власть ДМП с авроратом, да и в отношении конкретно Реддла его всё устраивает. Нет в Британии самоубийцы, кто пошёл бы против Него, тем более по такой причине. Но в данный момент Её это волнует меньше всего. Она крепко хватает мужа за рукав, придерживая живот. – Мне надо в Мунго. – Что такое? – пугается супруг. – Тебе плохо? Проклятие? Болезнь? Она смотрит на него как на идиота: – Я рожаю.