Рамиро и Октавия. Девочка в окошке. Встреча.

тебе я в дар предлагаю нежное сердце, израненное очами других женщин Федерико Гарсиа Лорка Хозяин постоялого двора И сердце мое раскрылось, словно цветок под лучами, и лепестки дышали нежностью и мечтами. Федерико Гарсиа Лорка Я ей не дядька, да и не родственник вовсе. Я ведь этим постоялым двором владею только пятнадцать лет. До тех пор солдатом был, повоевал. А как вышел в отставку в чине капрала, так и порешил жениться и купить себе трактир или гостиницу при дороге. Всегда об этом мечтал. А что? У каждого своя мечта. Вот мой приятель закадычный, Никола, тот все хотел на земле осесть, чтобы ферма, коровы, свиньи, молоко свое да сало. Не привел Создатель, подстрелили дружка моего, через три дня помер в лазарете. А я на земле ковыряться не люблю, мне подавай уют, тихое веселье, усталых путников кормить — это как раз по мне. Я и в армии часто кашеварил. Деньжонок немного скопил, выходное пособие, опять же, получил от нашего командира, вот и решил в родных краях прикупить подходящее заведение. Подфартило мне — в нашем городке как раз такое было, молодая вдова собиралась продавать. И то сказать, куда женщине одной с таким хлопотным делом справляться, тут ведь за всем догляд нужен. Дела-то у ее покойного муженька и так шли не ахти, а последнее время он все хворал, пока не отошел в рассветные сады, или куда там мы после смерти уходим. Я-то, сказать по правде, не слишком в них верю, а вот вдова эта, Мюзетта, верила. Она хотела продать дело и уйти в монастырь, да только цены за неприбыльную гостиницу никто хорошей не давал, а без своих талов и в монастыре не сладко, всю жизнь попрекать будут. Присмотрелся — женщина она справная, в самом соку, куда такой в монастырь идти? Да и я еще мужчина ничего, вот и предложил ей выйти за меня, вместе дело вести да добра наживать. Мне женская рука ох как нужна была, у меня ведь дочка была приемная. Дочкой я тоже на войне разжился. Мы ее нашли после набега вражеского в одном селении. То ли родителей убили, то ли сбежали они, а девчушку потеряли. На вид года два-три. Она не плакала, только смотрела синими глазищами на убитых и прижимала к себе тряпичную куклу. Я как увидел, так и порешил, что заберу себе. Такая кроха не объест, а вырастет — подмога будет. Она почти не говорила, только имя назвала — Октавия. Благодаря Октавии, и удалось уговорить Мюзетту не уходить в божью обитель, а остаться хозяйкой в своем заведении. Все сбережения я вложил в дело: подремонтировал строения, поставил новую конюшню, подновил мебель, накупил постельного и столового белья, посуды, не слишком роскошной, но красивой и добротной. Уволил лентяя-конюха и нерадивых служанок, нанял новых работников, а еще перекрасил все и насадил во дворе цветов. Тут тебе и вьющиеся розы, и простецкие настурции, и изысканные ирисы. Это уж Мюзетта постаралась, у нее любая былинка прекрасно росла, цвела и благоухала. И огородик свой на заднем дворе завели для свежей зелени. К жаровне и вертелам я поначалу сам стал, а как немного встали на ноги, переманил из соседнего городка лучшего повара. А что, мог себе позволить! Постояльцы к нам валом повалили. Поначалу всех привлекала чистота в зале и спальнях, свежее накрахмаленное белье, простая вкусная еда. Мастера стали заказывать банкеты для цеховых праздников, горожане повадились у меня отмечать все важные события. А проезжих привлекали увитые розами ворота, клумбы под окнами и аромат душистого горошка по вечерам. Заглядится такой проезжий господин али дама, захочет непременно тут передохнуть. А у меня и птичий двор появился, лошади в конюшне всегда свежие. Конюхом ко мне прибился бывший сослуживец, Жако. Октавия его тоже полюбила, все просила рассказать сказку или песенку спеть. Бывало глядишь, сидит Жако, упряжь чинит, в седые усы ухмыляется, а Тави у него возле колен на скамеечке пристроилась, с котенком играет да слушает побасенки. Он ей и вбил в голову все эти истории о странствующих рыцарях, огнедышащих драконах и заколдованных принцессах. Нет, мы девочку не слишком баловали, ко всякому труду приучали: и постирать, и приготовить, и рукодельничать. Мюзетта и читать ее обучила, в церковь с собой постоянно брала. Я не возражал. В скорости Создатель послал нам сыночка, а потом и дочку. Октавия росла доброй и послушной, ухаживала за малышами. Постояльцам она не часто прислуживала, я все надеялся просватать нашу девочку за доброго горожанина, купеческого сына или молодого мастера, чтобы не припоминал ей потом трактирное прошлое. Да только она и сама не слишком на парней смотрела, все больше Эсператию читала, с цветами возилась, вышивала да на тракт глядела. В тот день Тави решила с утра окна хорошенько вымыть. И то сказать, то пыль с дороги, то дожди всю весну лупили, вот окошки и потемнели. А настоящее стекло — штука недешевая, беречь следует. И надо же было в тот момент этим кэналлийцам проезжать… Первое письмо Габриэллы фок Виртхайм-ур-Вестен Дорогая Эмилия! До тебя, естественно, дошли слухи о моей помолвке с герцогом Алва. Сама понимаю, что это мезальянс, но у проклятого полукровки есть реальное богатство и сила, чтобы поддержать в трудную минуту нашего дорогого государя, а изо всех семей Повелителей только в доме Ветра есть подходящий по возрасту жених для меня. Иначе придется выходить замуж за кого-то из кровных вассалов, что означает окончательно уронить себя. В жилах герцогов Алва хотя бы течет кровь Борраска. Внешность у моего будущего супруга самая разбойничья: черные глаза, смуглая кожа, однако же он высок, строен, неизменно весел и учтив, но дерзок с дядей. Его люди именуют своего герцога соберано, по-кэнналийски — государь. Он не участвует в жизни двора, не дерется на турнирах, мало танцует на балах, редко бывает в храме, одним словом, придется долго трудиться, чтобы обтесать это варварское создание. Однако, нам, Приддам, упорства не занимать. Надеюсь в будущем представить тебе вполне куртуазного рыцаря. Дата свадьбы пока не назначена, но к твоему возвращению в столицу все окончательно прояснится. Хлопот предстоит много. В этом году в моде золотое шитье в стиле позднегатьтарской эпохи, мои портнихи неплохо с этим справляются, а вот украшения придется заказывать в Гайифе, только там сумеют правильно огранить и оправить камни. Вуаль мне обещали достать у гоганов в Агарисе, сложнее всего с башмаками — при этой дурацкой моде с загнутыми носами мои ноги будут казаться огромными. Да, не забудь захватить для меня список с раннегальтарских хроник, хочу кое-что прояснить для себя. Новостей в столице мало, историю с браслетом Борнов расскажу при встрече. За сим остаюсь, твоя преданная Габриэлла фок Виртхайм-ур-Вестен Рассказ кэналлийского стрелка Майский был вечер, прохладный и лунный, Мне показалась загадкой она, синей звездой на груди моей юной. Вербного был воскресенья канун, сердце скакало в звездные дали. Но вместо роз и махровых гвоздик ирисы руки мои обрывали. Федерико Гарсиа Лорка Вот надо же нам было в тот весенний день проезжать мимо этого постоялого двора. Квадэльто церо! Денек стоял, как по заказу, солнышко грело уже совсем по-летнему, сиреневый пожар отполыхал в садах, зато появились ранние розы и первые ирисы. Зелень так и играла на солнце, умытая последними дождями. Соберано, по обыкновению, ехал в первом ряду, обсуждал что-то с Мигелито, своим молочным братом. Высоко в небе заливалась влюбленная птаха, одуряющее пахло цветущим чубушником, все было понятно и ясно в этой жизни. И тут соберано Рамиро повернул голову. Мы все невольно посмотрели в ту же сторону. Серое, увитое диким виноградом, здание под черепичной крышей, вывеска над входом «Храбрый петух», плети роз над воротами… И девушка в окне. Совсем юная, с рассыпавшимися по плечам русыми волосами, в простой синей юбке и белой блузке. Она что-то напевала и терла влажной тряпкой стекло. Девушка отвела взгляд от сверкающей поверхности и посмотрела поверх руки. Два взгляда встретились — угольно-черный и синий. Вероятно все решилось в тот миг, только мы ничего не поняли. Соберано тронул поводья и направил Льва к увитым розами воротам. Свита последовала за ним. Выскочил на крыльцо высокий плотный мужчина, распахнул двери конюшни прихрамывающий седоусый конюх, всплеснула руками и ринулась в дом толстая служанка в красной юбке. Я перевел взгляд на окно — девушка с русой косой исчезла. Суетились служанки, хозяин сам вышел к знатным гостям и вызвался прислуживать вместе со своей женой. А потом появилась она, видение из окна. Уже умытая и причесанная, в простом синем платье, с веточкой чубушника в волосах. Рамиро спросил о чем-то, она вспыхнула, кивнула, дрожащей рукой протянула ему кубок с вином. Принимая сосуд, он на мгновение прижал тонкие пальцы к литому серебру. Она покраснела еще гуще, шепотом пролепетала: — Я подам соус к жаркому. Одумавшись, соберано отпустил ее руку. Больше в зале она не появилась, но вечером, в вазе у изголовья Рамиро обнаружил букет сиреневато-синих ирисов, наполнявших комнату тонким ароматом. В приоткрытое окно врывалась соловьиная трель. Рамиро задумчиво повертел в руках нежный цветок, распахнул окно пошире и перемахнул в наполненный соловьиными трелями и лунным светом сад. Трактирный кот Базилио Ту, что в романсе встретилась мне, ждал я, в мечты погруженный. Ту, что нарвет майских роз и гвоздик. ждал я, как пелось в романсе. Федерико Гарсиа Лорка Я знал ее еще девочкой. Я-то тогда совсем малявкой был. И жив остался благодаря ей, меня ведь утопить хотели, как только появился на свет, а она, даром, что тихая да застенчивая, набросилась на своего дядьку чуть ли не с кулачками. Сказала, грех это непростимый, живое существо топить. Еще и притчу привела об осле и коте. Да и хозяйка ее поддержала, хоть и доброй эсператисткой была. Дядька отступил. Да он ей и не родич вовсе, просто подобрал где-то на войне. А она меня подобрала. А я ее. Она только мне рассказывала о своих мечтах и надеждах. Нет, хозяева ее не обижали, даже гордились ею, только они были такие, приземленные что ли. Не то, что мы, коты. Мы ведь любим высоту. Только кот может понять истинные мечты молодой девушки. Она хотела счастья, любви, такой, чтобы ни в сказке сказать, ни пером описать. Над ней иногда посмеивались, мол, прекрасные принцы ищут своих принцесс в заколдованных башнях, а не на постоялых дворах. Она слушала молча, только теребила кончик русой косы да улыбалась чему-то своему, затаенному. В тот день я ловил мышей на конюшне, (занятие это требует самоотдачи и сосредоточенности), а когда уловил топот копыт, блестящая кавалькада уже въезжала в распахнутые ворота. Смуглые лица, белозубые улыбки, шум, гам, незнакомая, звонкая, как удар клинка, речь. Кто-то из спешившихся воинов заметил меня, но не стал прогонять или замахиваться плетью, как иногда бывало, а усмехнулся и подмигнул, словно доброму знакомому. А вечером на конюшню прибежала она, Тави, вся запыхавшаяся, с пылающими щеками, с сияющими глазами. Отыскала меня взглядом, прижала к груди, уткнулась носом в шерсть на загривке, тихонько промурлыкала: — Это он, Базилио! Он! Ой, что же будет?! Он так смотрел на меня… Словно сбылись мои самые смелые сны, у меня вот тут, — она ткнула кулачком под грудь, — словно проросли весенние цветы, а над ними кружились синие бабочки и стрекозы. Ты меня понимаешь, котище? Еще бы не понимать! Помню, была у меня одна рыженькая… хотя и та, серая, с темными полосками была хороша… Она внезапно всхлипнула, чмокнула меня в ухо и умчалась. Ну, меня не обманешь, я давно расслышал легкие осторожные шаги по росистой траве. Говорят, любопытство кошку сгубило, но я должен был узнать, чем все закончится. Да что тут рассказывать, они обошлись без слов. Я видел, как девушка налетела на мужчину, как крепкая рука властно привлекла ее к себе, два силуэта слились в один на фоне синего бархата неба. У них, у двуногих, это называется поцелуй. Не совсем понимаю, зачем это, ну, наверное, что-то наподобие легкого покусывания. Помню, когда я с той, трехмастевкой… Они долго стояли так, обнявшись, он покрывал поцелуями ее глаза, волосы, губы, она только крепче сжимала кольцо рук на его плечах. И она же опомнилась первой, попыталась отстраниться: — Мой господин… — Для тебя — Рамиро, моя эрэа. — Что же теперь будет? — Я заберу тебя отсюда, Октавия. Жди меня через две недели. Мне придется вернуться в столицу, требуется кое-что уладить. Ты будешь ждать меня? — Я могу ждать тебя вечность. Рассказ Мюзетты И вот мы теперь в разлуке. Вдали от тебя тоскуя, не вижу я рук твоих нежных, и глаз твоих прелесть живую, и только на лбу остался мотылек твоего поцелуя. Федерико Гарсиа Лорка Хвала Создателю, все закончилось хорошо. Я ведь девочку любила, почти, как родную. Ну, когда свои-то детки появились, я ей меньше внимания уделяла, но сироту мы с Коленом не обижали. Даже кота ей позволили оставить, работой не нагружали чрезмерно, в церковь я ее водила постоянно. Только она нам не стала родной по духу. Странная она была. Вроде и тихая, и ласковая, а как посмотрит своими глазищами, сам себе мышью церковной начинаешь казаться. А уж когда эти кэналлийцы появились во дворе, я чуть не померла со страху. Гергочут что-то на своем языке, а внешность у всех, как у морисков, не приведи Создатель повстречать таких ночью. Я ведь поняла сразу, что главный ихний на девочку глаз положил. И она при виде его вся сама не своя сделалась, ровно околдовал кто. Думала, он ее уводом уведет, он знатный господин, ему наши законы не указ. А наутро уехали они рано, гляжу, Октавия, как всегда, к завтраку вышла, прибраться помогла после гостей, а рука тряпицей у запястья перевязана. Сказала, сковородой обожгла. Кто же знал, что там браслет с сапфирами, который ей герцог Алва подарил. Да мы и не ведали тогда, что это сам Ворон к нам пожаловал, думали — знатный господин, да, но чтобы настолько! А Октавия сделалась совсем уж не от мира сего. Занятия себе специально выискивала во дворе или у окон, что на тракт выходят. И что не делает, все на дорогу посматривает. А каждую свободную минутку норовит за калитку выйти, стоит там за воротами, да смотрит в сторону Кабитэллы. Мы делали вид, что ничего не замечаем, я Жако готова убить была — заморочил девчонке голову своими сказками. Кто же знал, что у Повелителя Ветров серьезные намерения? Второе письмо Габриэллы фок Виртхайм-ур-Вестен Милая Эмилия! Можешь не спешить в столицу. Мир — это склеп. Все мужчины — подлецы. Этот проклятый полукровка, этот дикарь посмел отвергнуть мою руку. Вообрази себе, он разорвал помолвку под смехотворным предлогом, якобы не ощущает в своем сердце достаточно горячих, нежных чувств, способных осчастливить меня! Словно его забота составить мое счастье! При чем тут сердце и нежные чувства? Мы не в романе живем, на дворе 397 год круга Молний, в наше время не место гальтарским страстям. И он женится, (даже вымолвить неприлично, не то что написать), на какой-то трактирной девке, на блуднице, на безродной нищей сироте, подобранной им из грязи по дороге в Кэналлоа. Это пощечина всем нам, Людям Чести. Ни капельки не сомневаюсь, что якобы внезапно испытанная им любовь, только надуманный предлог для оскорбления моей семьи и меня лично. Тем более, что будущая герцогиня Алва даже и не красива в строгом понимании этого слова. Ни стати, ни умения держать себя, ничего, кроме странных синих глаз да густых волос. Да будут прокляты они оба, на чужом несчастье счастье не построишь, так говорят в народе. Чрезмерные страсти ни к чему хорошему не приведут. Им уже почти отказано от двора, новоиспеченную герцогиню не примет ни одна семья Людей Чести. Мой дядя хотел вызвать этого подлеца на поединок, но не пристало Первому Маршалу Великой Талигойи сражаться с морисским отродьем, которое, верно, не умеет держать в руках благородный клинок. Предавший единожды женщину, предаст и своего короля. Напрасно наш бедный государь доверяет варвару, ухватившему со стола крохи былого величия древнего рода Повелителей Ветров. Спасибо тебе за образцы вышивок и список хроники. В свою очередь, высылаю образцы фасонов воротников и манжет, пусть твои портнихи постараются сделать все в лучшем виде к зимнему сезону. Твоя Габриэлла фок Виртхайм-ур-Вестен Трактирный кот Базилио Это землю лобзают поцелуем лазурным, Первобытное снова оживает поверье. Сочетаются Небо и Земля, как впервые, и великая кротость разлита в предвечерье. Федерико Гарсиа Лорка И снова именно я стал свидетелем их встречи. Дело было под вечер. Надвигалась гроза. Весь день парило, а к ночи стало совсем невыносимо дышать. Я валялся у коновязи, как брошенная тряпка, лениво наблюдая за чистящими перья курами. Остро пахло резедой и душистым горошком. Посетителей в гостинице в тот день не было, Октавия помогла уложить малышей и вышла к воротам. Она стояла там босая, в простеньком синем платьице и тревожно всматривалась вдаль. Налетел ветер, вздыбил зеленые косы тополей, взвихрил пыль на дороге, вывернул наизнанку листья придорожных лопухов. Усталое запыленное солнце улизнуло за неприметную серую тучку, а на горизонте росла, вспухала багрово-черная жуть. Послышались первые раскаты грома, я оглянулся в поисках убежища, а Октавия все стояла, в широко распахнутых глазах мешались надежда и печаль. Зарокотало уже над самой головой, чернота охватила полнеба, сверкнула золотая изогнутая стрела, в пыль шлепнулись первые капли. Я с надеждой посмотрел на Тави, но она упрямо стояла на своем посту. Ударили тугие косые струи, тонкая ткань на плечах девушки потемнела, она с отчаяньем оглянулась на меня, и тут появился он. Спрыгнул на скаку со своего мориска, подхватил ее на руки, прижал к себе и закружил в струях дождя при блеске молний. Его свита на сей раз отстала от своего соберано на несколько минут. Теперь они счастливы. Все уже решено — свадьба через месяц, в столице, потом они уедут в Алвасете. Я еду с ними. Герцог уже приказал принести для меня специальную клетку и лично проследил, чтобы там было удобно. Интересно, какие они, кошки в Кэналлоа?