- Гнев -
Одним из таких пороков, был как раз один из постоянных клиентов Бэкхена. Сехун приходил на исповедь слишком часто для человека, который, в целом, больше походил на инфантильного хулигана, по которому плачет пара суток в обезьяннике их районного отделения, чем на верующего и набожного прихожанина. Потому что этот цветовод-любитель имел своеобразное представление о том, как нужно ухаживать за растениями и имел руки прорастающие из того места, по которому так любил нанести внезапную атаку отец Исин. Но при этом он свято верил, что во всех его цветоводческих провалах виноват его сосед из дома напротив. Тот излучал настолько унылую и меланхоличную ауру вокруг себя, что в радиусе многих метров вяли даже вечнозеленые кактусы. Бэкхен отнесся бы несерьезно к подобного рода рассуждениям Сехуна, но он имел несчастье быть знакомым с этим человеком. И, пожалуй, тот смог нанести ему реальную моральную травму своим поведением. Поэтому в глубине души, Бэкхен поощрял все диверсии Сехуна, направленные на «справедливое возмездие». А если придать этим действия флер божьей кары, то вообще можно со спокойной душой направлять заблудшую душу на покорение еще не использованных им ранее актов вредительства. Так и проходили исповеди, легко поддающегося негодованию, Сехуна последний год. Бэкхен выслушивал очередной отчет о проделанной работе по превращению жизни соседа в ад, отпускал ему все грехи, и давал пару советов на новые достижения. В это время, рядом с конфессионалом обычно пристраивался Лухан и то ли наслаждался видом эмоционального Сехуна, то ли заслушивался его исповедями. И сколько бы раз его не сгоняли с насиженного места, он всегда возвращался, стоило на горизонте их парадного входа появиться одной долговязой фигуре. Собственно такая картина и открылась взгляду Исина, что вышел из бокового прохода, начинающегося как раз в паре метров от их исповедальни. Шторки на входе были плотно задернуты, что намекало на то, что там сейчас проходит таинство исповеди, а вот то, что исповедовался там Сехун, в свою очередь намекал оттопыренный зад Лухана, который, согнувшись, смотрел сквозь небольшие фигурные отверстия в боковой панели. Исин не спеша подошел к своей жертве поближе. Пару раз задумчиво ударил себя по правому плечу своей колотушкой, оглядывая увлеченного подслушиванием Лухана то с одной стороны, то с другой. Оценил расстояние и угол удара, и встал в стойку, чем-то напоминающую позу бэттера в бейсболе. Пару раз взмахнув массажером в воздухе, проверяя точность удара, он сделал полшага в бок и кивнул сам себе. Окрестив правой рукой объект удара, Исин картинным жестом размял шею, снова принял нужную позу, и с тихим шорохом колотушка встретилась с так неосмотрительно оставленной без присмотра задницей викария. Лухан громко ойкнул и, схватившись за пострадавшее место, резко разогнулся и развернулся на месте. Исин выглядел абсолютно невинно, но при этом он намекающе похлопывал себя по плечу массажером. Лухан тяжело вздохнув, уважительно поклонился пастору и, потирая место ушиба, потрусил в тот же боковой проход из которого ранее вышел Исин. Тот в свою очередь спокойно продолжил свой путь, уже предвкушая, о каких новых каверзах Сехуна ему сегодня расскажет Бэкхен. Главное «удачно» подставиться, когда он будет искать пастора для разговора. Тем временем, находящиеся в конфессионале люди услышали негромкий вскрик и Сехун, прервавшись, поинтересовался у священника не нужна ли там кому-нибудь помощь. Бэкхен, прекрасно знающий о замашках Лухана, заверил его в том, что снаружи все в порядке и что, если в следующий раз, Сехун захочет выйти на свою диверсию так поздно ночью, то имеет смысл не напяливать на себя белый спортивный костюм. Это слишком палевно по многим причинам. Сехун советом проникся и забормотал благодарности Господу и слуге его. - Ну а что дальше, сын мой? – Бэкхену было интересно, чем закончился очередной полет мысли его прихожанина. - А потом я сыпанул зерна на его лужайку и провел тонкую дорожку из них до ближайших голубей. Прошло всего десять минут, и весь двор Чондэ был завален беснующимися птицами. – Сехун тяжко вздохнул. – Теперь они там постоянно тусуются. Кажется, он их кормит. Хотя, они и выполнили свою задачу, обосрав его дом от крыши до крыльца. В этот раз Чондэ вызвал гнев Сехуна и такую интересную месть, из-за того, что у него наконец-то испустили дух последние выжившие фиалки. Бархатцы пока еще держали позиции, но Сехун упорно отвергал любые инструкции по разведению цветов, уверенно полагая, что у него есть прочная связь с растениями и он лучше знает, что им нужно. И при этом умирают они именно из-за Чондэ и его тяжелой энергетики. Никак иначе. Бэкхену оставалось только молиться за сохранность последних героически выживших цветов в палисаднике Сехуна. Хотя Бэкхен каждый раз был заинтригован исповедями Сехун. Тот умудрялся гневаться и нести возмездие настолько палевно, насколько это вообще можно было делать и от ответных действий его спасало только то, что Чондэ был слишком ленив и индифферентен ко всему. В особенности к Сехуну и его цветам. Дослушав всю исповедь до конца, Бэкхен назначил епитимию и со вздохом решил заканчивать сеанс. - Я освобождаю тебя от твоих грехов во имя Господа, и Сына, и Святого духа. – Бэкхен окрестил Сехуна через перегородку. – Иди с миром и служи Господу. Сехун радостно закивал и, поблагодарив священника, легкой походкой почесал из прихода. Бэкхен проводил его задумчивым взглядом.- Похоть -
Следуя народной примете – «Если ваш путь сегодня пересекся с долговязым мстителем, ждите что весь оставшийся день поедет под откос» – через пару часов после Сехуна, в паству пришел Кенсу. Это еще один постоянный клиент Бэкхена. Но стресса он ему приносил не в пример больше, чем Сехун вместе с Чондэ вместе взятые. Потому что Кенсу имел неосторожность мало того что поддаться греху, так еще и с «довеском». А еще имел богатое воображение и слишком подробно им делился. Поэтому каждый раз после его исповеди, Бэкхен вылетал из конфессионала чуть ли не быстрее прихожанина и запирался в своей келье на неопределенное время для «молитв». С тяжелым вздохом, он проверил, что четки розария надежно болтаются у него на запястье, и пригласил выжидательно уставившегося на него Кенсу в конфессионал. Каждый раз Бэкхен почти наивно надеется, что монотонное повторение про себя Молитвы Господней под размеренное перебирание бусин в четках, спасет его от всех тех картин, что рисовал Кенсу своим глубоким голосом. И каждый раз его ждал полный провал. Потому что: - … А потом он берет его в рот полностью, плотно обхватывая губами, и мерно двигает головой, пока своим языком обрабатывает его внутри. И мычит при этом от удовольствия, почти закатывая глаза. Закончив с одним, и проглотив все, он принимается за другое. И повторят все своим манипуляции с заглатыванием. Пока не удовлетворится. А для этого ему нужно так много! – С каждым предложением напряжение нарастало не только со стороны Бэкхена, но и со стороны исповедующегося, и он постепенно переходил на более громкий тон. – Под конец, у него уже все лицо испачкано, но он, кажется, совсем не обращает на это внимание, потому что полностью вытирает все эти масляные капли только после того как закончит с последним. Я так больше не могу, святой отец! - Да, я тоже, сын мой, - пробормотал Бэкхен, слегка ерзая на жесткой скамейке конфессионала. - Как он может так много заглатывать за раз? – Кенсу немного понизил тон, но нотки возмущения из него не исчезли. – Нет, ну я не могу жаловаться на самом деле, это же приносит мне удовольствие. Но это так грешно, святой отец, - Кенсу удрученно вздохнул. - Согласен, сын мой, - Бэкхен важно покивал для убедительности. - Да и деньги неплохие, - продолжил рассуждать Кенсу, - но я все равно не понимаю, как один человек может съесть столько острых крыльев за раз, и почему во время каждого его прихода в мой ресторанчик, мне хочется разложить его на столе, заваленном костями, которые он до этого так тщательно вылизывал. Вот и Бэкхен никак не мог понять, за что Бог его так наказывает, что ему посчастливилось в этой жизни выслушивать самые двусмысленные исповеди, видимо самых отчаянных геев в Сеуле. Потому что по, несомненно, самому мудрому велению Господа, исповедоваться к нему приходит не только Кенсу, но и предмет его воздыханий. - Он снова приходил вчера вечером и, простите меня, святой отец, я снова согрешил. – Кенсу перекрестился и, низко склонив голову, сложил руки в молитвенном жесте в районе груди. – Я постоянно читаю молитву, что вы мне посоветовали, но она почти не помогает, когда Чонин в очередной раз так отвратительно сексуально ест. Может есть еще какие-то способы абстрагироваться от этого? Если бы Бэкхен знал, как абстрагироваться от этих двоих и их фантазий, он бы уже сам воспользовался этим методом. Но, к сожалению, Господь сказал «Не прелюбодействуй» и все. Больше никаких рекомендаций. Он сам может посоветовать Кенсу только хорошие седативные, которые он все пытается тактично выманить у Исина, но пока что безуспешно, потому что есть еще такая хрень, как «Не кради». Пассивным способом не получается, а за активные можно и массажером отхватить. - Повторяй молитву более усердно, сын мой. Милостивый Отец наш посылает тебе испытания духа, и ты должен с честью преодолеть их. – Кто б Бэкхену помог преодолеть все то, что сливают на него прихожане. - Хорошо, святой отец, я приложу больше усилий, - Кенсу почтительно склонился, - спасибо, что поддерживаете и верите в меня. Бэкхен действительно верил. Потому что он знает и видел Чонина и на месте Кенсу, он бы сам уже давно сменил религию. Она бы называлась как-нибудь типа «Ким Чонин» и в ней обязательно были бы заповеди из разряда «Ублажи ближнего своего». Но, к счастью, Бэкхен на своем месте и ему предлагается только виртуальное участие во всем этом искушении. - Я освобождаю тебя от твоих грехов во имя Господа, и Сына, и Святого духа. Иди с миром и служи Господу. – Произнеся ритуальную фразу, оканчивающую исповедь, и назначив епитимию, Бэкхен поспешил покинуть исповедальню. Молитвы уже совсем не ждут.- Чревоугодие -
Спустя несколько дней после Кенсу, своим присутствием его осчастливил и Чонин. Скромно помявшись у входа и, несколько раз удрученно вздохнув, он все-таки зашел в исповедальню. Бэкхен знал, что тот придет в ближайшие дни. Потому что их с Кенсу грехопадение переплетено настолько, что бестселлер издать каждый раз хочется все с большей силой. Пока один торчит за стойкой и справляется со своим организмом и гормонами, второй заработал себе уже язву, поглощая неимоверное количество острой пищи, так же в свою очередь отдаваясь во власть серотонина от вида кайфующего владельца ресторанчика, который тоже предается… В общем, это абсолютно замкнутый круг и Бэкхена уже укачивает на нем если честно. Чонину одинаково нравятся курочка и Кенсу, который ее готовит. Но если с Кенсу у них затянувшийся добрачный период, то любовь к курице и отсутствие стоп-крана привели к душевным травмам желудка и обжорству. Бэкхен каждую ночь молил Бога указать ему, как Чонин при этом оставался подтянутым и относительно худым. Потому что лично Бэкхену держать себя в форме позволяла только божья помощь. То бишь, постная еда и периодически случающиеся с ним посты. Короче, вполне естественно, что после того, как в пастве объявлялся Кенсу, следом у дверей возникал и Чонин, как непосредственный участник коллективного падения. - Простите, святой отец, я согрешил, - почти неслышно начал Чонин. - Да я уже в курсе, - еще тише пробурчал Бэкхен. Чонин, через перегородку его не расслышал, поэтому спокойно продолжил. - Я снова переусердствовал в приеме пищи, - он стал выглядеть таким расстроенным, что если бы Бэкхен не знал настоящей причины его греха, то даже пожалел бы его. – Дьявол слишком искусен в своем стремлении соблазнить меня на свершение проступков. - Бог всегда дает нам те испытания, которые мы можем вынести, - Бэкхен начал свою не единожды отрепетированную речь, потому что исповеди Чонина настолько стабильны в своем содержании, что Бэкхен уже подумывает записать свои реплики на диктофон и мирно дремать во время этих сеансов. – Он верит в тебя, и в то, что ты имеешь достаточно мужества, чтобы противостоять всем козням Дьявола. - Вы правда так думаете, святой отец? – Чонин с надеждой посмотрел в прорези разделяющей их перегородки. - Конечно, сын мой, - Бэкхен степенно кивнул. - Ваша вера всегда придает мне уверенности, святой отец, - вздохнул Чонин и заговорил уже погромче, - и я всегда выхожу из паствы преисполненный вашей верой. Но стоит мне обратить внимание на вывеску ресторанчика, как низменные желания начинают довлеть надо мной. Все мое естество сразу стремится туда, полюбоваться на Кен…, в смысле, поесть этих великолепных крылышек. – Чонин неловко прокашлялся. – Всего одна мысль о них заставляет сердце стучать сильнее и отдаваться греху. И начав, я уже не в состоянии остановиться. Они настолько хороши, что в моей голове возникают очень нехорошие мысли. Каждый раз, как будто вкусовой фейерверк у меня во рту. Приятно хрустящие снаружи и мягкие и сочные внутри. – Чонин пустился в пространственные размышления о великолепии конкретно взятого блюда и мечтательность в его голосе перевалила за грань добропорядочности и устремилась куда то в район секретариата Ада. По крайней мере, Бэкхену страшно захотелось есть, но мысли о ждущей своего часа овощной похлебке причиняли ему почти физическую боль. - Я понял тебя, сын мой, можешь не продолжать, - Бэкхен в который раз обдумывал мысль о том, что было бы неплохо заявить в полицию на моральное издевательство, но тут в дело вступала тайна исповеди, и приходилось спускаться с небес на землю. – Мой совет тебе остается неизменным. Усердней молись Господу нашему и обходи другой дорогой место твоего искушения. - Я постараюсь, святой отец, - Чонин виновато склонил голову. Потому что все присутствующие были в курсе, что совсем скоро они снова встретятся при точно таких же обстоятельствах. Поэтому Бэкхен даже не стал утруждать ни себя, ни Чонина назначением какой-то епитимии. - Тогда, я освобождаю тебя от твоих грехов во имя Господа, и Сына, и Святого духа. – Бэкхен окрестил Чонина через перегородку, хотя хотелось еще и поплевать на него вдогонку. – Иди с миром и служи Господу. Чонин почтительно поклонился и вышел из конфессионала. А Бэкхен продолжил: - И я благословляю вас, дети мои. Заблудитесь где-нибудь в районе Лас Вегаса и будьте счастливы во грехах своих. Аминь. И с тяжелым вздохом отправился на обед.- Зависть -
Чанель приходит в паству, так же неожиданно и громко, как и природное бедствие. - Святой отец! – только завидев Бэкхена мирно сидящего в молитве, на первой скамейке перед алтарем, в практически пустой пастве, Чанель припустил к нему на всех порах. – Святой отец, это невозможно! Бэкхен закончил стих, тяжко вздохнул, перекрестился и открыл глаза. Рядом с ним уже маячил жирафом Чанель, и по его возбужденному виду сразу было понятно, что ему есть о чем покаяться. Хотя, когда вообще было иначе? Бэкхен неторопливо встал, поправил свою сутану, повесил четки на руку и ею же намекающе взмахнул в сторону конфессионала. Чанель понятливо засуетился в ту сторону. Еще раз тяжело вздохнув, Бэкхен пошел следом. - Я слушаю тебя, сын мой. - Святой отец, они снова взялись за старое! Чунмен то, Чунмен сё! А у него и работа лучше, и квартира больше, и карма чище! Они вообще мои родители или его? Они ведь должны быть на моей стороне! - Потише, сын мой, - Бэкхен постарался вклиниться в этот поток обличительной речи, - ты в святом месте, тут не приветствуется шум. - Простите, святой отец, - Чанель понизил голос до шепота и перекрестился, - я постараюсь держать себя в руках. - Хорошо, - Бэкхен степенно кивнул, - а теперь расскажи все спокойно и по порядку. - Я, - Чанель слегка замялся, потеряв былой запал, - снова поссорился с родителями. И опять из-за госпожи Ким и ее сыночка. Каждый раз после ее прихода, моя мама выражает свое неодобрение моей жизнью, - Чанель надулся, как воздушный шарик. - В отношении к родителям ты должен быть почтительным, сын мой, - честно говоря, Бэкхен уже сам не переваривал госпожу Пак, хотя ни разу ее не видел, но делать нечего, он здесь «глас Господа», а значит должен вести себя соответствующе, - они желают тебе только добра. - Добра они желают только Чунмену, - еще больше надулся Чанель, - а я постоянно только и слышу, что он делает, о чем говорит, как живет. Скоро, наверное, будут трепаться и о том, с кем он там спит! – снова начал заводиться Чанель. - Тише, сын мой, выбирай, пожалуйста, выражения в божьем доме, - пожурил его священник. - Простите, святой отец, - Чанель испуганно шлепнул себя по губам, - случайно вырвалось. - Мы для этого здесь и собрались, - Бэкхен вздохнул, - а теперь, сын мой, поделись, что привело тебя ко мне сегодня? Ссора с родителями, это не повод исповедоваться. - Вы правы, святой отец, - Чанель сник, - поводом стали опять мои чувства и вся ситуация в целом. Сегодня за традиционным чаепитием, госпожа Ким в красках описала очередные успехи Чунмена на работе и радостно поведала, что он купил родителям новый холодильник для кимчи. – Чанель внезапно резко развернулся в сторону внимательно слушающего его через перегородку Бэкхена. – Холодильник для кимчи, святой отец, - с нажимом повторил он, - моя мама прямо там, в присутствии своей гостьи, чуть не накинулась на меня, за то что я не сделал того же. Я поискал в интернете эту марку, и она невероятно хороша. В это модели так много свойств … - Чанель тоном опытного продавца-консультанта, педантично перечислил все характеристики новой техники с нескрываемыми в голосе нотками тяжелой зависти. Бэкхен даже заслушался. По правде сказать он и сам от такого холодильника не отказался бы. Особенно, если с ним в комплекте идет запас того самого кимчи. Задумавшись о материальном и приземленном, Бэкхен как-то слегка потерял нить рассуждений своего прихожанина. Хотя очнувшись от дум, он понял, что ничего принципиально важного, он не прослушал. Закончив с рекламой холодильника, Чанель перешел на тему своей ссоры с родителями, которые в очередной раз поставили ему в пример чужого сына. Поскольку такая ситуация длится в семье Пак годами, Чанель уже на стену лезет от «идеальности» Ким Чунмена и по дрожи в поджилках хочет, чтобы и его самого когда-нибудь поставили в пример. Но что бы он ни делал, чем бы ни занимался, проклятый Ким Чунмен все делал лучше него. Именно во время исповедей Чанеля, Бэкхен чувствовал себя максимально в роли какой-то лучшей подружки, а не священника. Потому что, Чанелю, в итоге, нужно было не отпущение грехов, а банально выговориться. А Бог велел терпеть. Вот Бэкхен и терпел. Терпел и пытался наставлять заблудшую душу. Наставлялась она ровно до следующего прихода госпожи Ким в их дом, так что особого результата в своих психологических сеансах они не достигали. Но, по крайней мере, Чанель после своих словесных излияний находил в себе силы мирно существовать в мире, где есть контактирующие между собой семьи Пак и Ким. - Я освобождаю тебя от твоих грехов во имя Господа, и Сына, и Святого духа. – Бэкхен на всякий случай несколько раз осенил крестным знамением Чанеля. - Иди с миром и служи Господу. Чанель вежливо поклонился священнику, искренне поблагодарил его и успокоенный ушел восвояси. А Бэкхен на полном серьезе задумался, каким образом можно было бы убедить Исина в том, что их пастве срочно понадобился холодильник для кимчи.- Лень (Уныние) -
Бэкхен смело мог назвать этот день прекрасным. У него с самого утра было замечательное настроение. Он удачно увернулся от колотушки Исина, когда задумавшись за завтраком, начал громко чавкать. Во время утренней молитвы лучи осеннего солнца невероятно красиво проходили сквозь многочисленные витражи, играя разноцветными бликами по убранству паствы и Бэкхен невольно этим залюбовался. Даже Лухан ходил воодушевленный и умиротворенный. Бэкхен подозревал, что тот все-таки добрался до таблеточек Исина и быстро мысленно прикинул, где именно он сможет его прижать сегодня вечером для небольшого рэкета. Но все это рухнуло в тот момент, когда порог паствы переступил личный Бэкхеновский всадник апокалипсиса. Чондэ не то чтобы был какой-то негативный или что-то в этом роде. Вовсе нет. Просто он имел свойство уничтожать своей меланхолией все живое вокруг себя, и нервные клетки Бэкхена не были исключением из этого правила. Каждый раз после исповедей Чондэ Бэкхен чувствовал себя морально изнасилованным. Больший стресс он испытывал только от Кенсу, но там был несколько другой подтекст. - Простите, святой отец, кажется, я опять согрешил. – Тихий удрученный голос Чондэ раздался через перегородку спустя несколько минут после начала исповеди. Бэкхен уже успел повторить про себя несколько стихов из Завета, морально настраиваясь на исповедь. - Расскажи мне, сын мой, - поджав губы, обреченно проговорил Бэкхен. - Я снова допустил в свою душу сомнения относительно любви Господа нашего и своей веры в Него, - забормотал Чондэ. – Я невольно возвращаюсь к плохим размышлениям, блуждая в потемках своего разума. Поддаюсь напору внутренней пустоты, все глубже падая в пропасть обреченности. Я не чувствую в себе благословения Отца нашего. Тьма обволакивает мой разум и душу. Словно вытравливает своими невидимыми воздействиями все светлое, что дарует мне Всевышний. - Ты же знаешь, Чондэ, что Отец наш, любит всех нас совершенно одинаково и дарует свое благословение и милосердие каждому своему ребенку. – Бэкхен постарался вклиниться в депрессивный монолог. - Я знаю, - Чондэ понуро опустил голову, - но тьма так пленительна. И в ней я более не чувствую этого благословения. Я не чувствую Бога в себе. И без этого ощущения, мне кажется, что я теряю часть себя. И без вашей помощи, святой отец, я не могу вернуть ее. - Что стало первопричиной в этот раз, сын мой? - Я шел по улице и мне в руки упал лист с дерева. Такой красивый, красный лист. – Чондэ потер ладони друг о друга, словно гладил что-то между ними. - Его сорвало порывом ветра и он был вынужден покинуть родное дерево. Он мог еще расти и увядать несколько дней своей жизни, но Бог не дал ему этой возможности. Он сорвал его раньше, забрав у листа часть его жизни. И мне стало так грустно от этого. И в голову стали приходить воспоминания обо всем безвременно ушедшем, так же внезапно и болезненно оторванном от своей жизни. В этом ли выражается любовь Господа нашего? Настолько ли она одинакова ко всем? Настолько ли она полноценна для меня? Эти мысли все больше занимали мой разум. И я постепенно теряю свою веру, святой отец. Бэкхен хотел биться головой о стенки конфессионала. Чондэ с его осенней хандрой и перманентной депрессией, нужен был психолог, а не священник. Но психолог это дорого, а вот он тут сидит весь из себя такой бесплатный и из раза в раз вытаскивает голову Чондэ из петли его депрессии. Бэкхен собравшись с мыслями начал уверенно вещать о вере, Боге и чувствах. О причинах и следствиях поступков Всевышнего, щедро сдабривая все это подходящими притчами из Библии. Чондэ слушал внимательно, постепенно впадая все в большую задумчивость. Бэкхен как мог, использовал все свое красноречие, разливаясь соловьем, чтобы вернуть Чондэ его веру. Под конец из разговора, Чондэ не выглядел супер убежденным, но уже и не был столь драматично унылым, как в начале. Бэкхен подкинул ему много пищи для размышлений и он очень надеялся, что этого хватит Чондэ на хотя бы на несколько месяцев. Пока он снова не придет с новой порцией сомнений в паству. Честно говоря, Бэкхен всегда терялся, какую епитимию можно было назначить Чондэ. Для них уже было благословением, что того из паствы выносили не вперед ногами, а он сам более или менее бодрячком шлепал обратно домой. Поэтому эту часть процедуры исповеди Бэкхен в данном случае тактично опускал. - Я освобождаю тебя от твоих грехов во имя Господа, и Сына, и Святого духа. Иди с миром и служи Господу. - Проводив витающего в облаках Чондэ на выход, после несколько часовой беседы, Бэкхен обессиленно рухнул на ближайшую лавку. В таком состоянии его и нашел Исин. Он аккуратно потыкал в неподвижное тело Бэкхена колотушкой и задумчиво сощурил глаза, пытаясь понять причину такого состояния его коллеги. - Чондэ? – в конце концов, спросил он. - Ага, - глухо простонал Бэкхен, голова которого свесилась куда то под лавку, но он не имел никаких сил, чтобы пошевелиться или поменять положение своего тела в пространстве. Исин постучал себя по плечам массажером, еще раз окинул взглядом Бэкхена и вздохнул. - Нам сегодня привезли партию вина для служб. Но перед использованием, его надо обязательно продегустировать. – Исин еле сдержал улыбку от того, насколько резко Бэкхен сел на лавке за доли секунды переходя из состояния умирающей амебы, в состояние боевой готовности. - Бог ниспослал нам свое благословение, не иначе, - Бэкхен вскочил на ноги и потянулся всем телом. – Надо найти Лухана. - Он, скорее всего уже ошивается где-то поблизости от погреба, - Исин недовольно цокнул. - Тогда пошли быстрее, а то он начнет дегустировать без нас. – Бэкхен энергично помчался в сторону тайного прохода за алтарем. По нему уже и не скажешь, что всего минуту назад, он тут изображал коматозника. Исин закрыл двери паствы, поправил лавочку, на которой возлежал Бэкхен и тоже направился к погребу. Без него дегустировать, конечно, не начнут. Но вот разобрать самые привлекательные бутылки вполне могут.- Жадность -
Ким Минсок не часто посещал паству. Либо по мере осознания своей потребности в Боге, либо тогда, когда у него появлялось свободное время. А оно у него было нечастым гостем, поскольку Минсок был совершенно неисправимым трудоголиком. Он, преследуя какие-то свои мутные цели, работал на износ, словно его постоянно подгоняла какая-то вечная нужда. Мотивов он своих не разглашал, но был невероятно требователен к тому, чтобы получать все больше и больше. Будь то возможность работы или вознаграждение. Поэтому его появление в стенах паствы изрядно удивило Бэкхена, даже несмотря на то, что Минсок все же носил звание постоянного гостя. Тем не менее, он любезно пригласил прихожанина в исповедальню. - Святой отец, простите меня, я снова грешу. – Нахмурившись, начал Минсок. – Мне не хватает душевной силы останавливать себя от искушения. - Покайся, сын мой. - Я недавно добился очередного повышения, но уже хочу следующего. Я изначально и стремился к именно к следующему повышению минуя текущее. Но понял, что это место может занять кто-то другой и не смог побороть нежелание отдавать его кому-либо. – Минсок тихо застонал. – Оно мне даже не нравится! Мне некомфортно работать в этом коллективе. Но желание занять должность было сильнее моей воли. И, теперь, поскольку, между повышениями должен пройти определенный промежуток времени, я застрял в этом месте. – Он ненадолго замолчал. - Меня постоянно преследует страх, что я могу что то потерять или упустить, если приторможу хоть на минуту. Поэтому добиваюсь даже того, что мне не нужно. – Минсок нервным жестом растер лицо ладонями. - Это хорошо, что ты понимаешь, сын мой, что твой разум во власти греха. Но меня удручает, что ты не выполняешь епитимию, что я советую тебе. Сколько раз ты пришел в храм божий для молитв? – Бэкхен и так знал, что ровно ноль, но вопрос задал исключительно в воспитательных целях. - Ни разу, святой отец, - Минсок покаянно повесил голову, - я так и не смог выделить время для посещения паствы. - Ты же знаешь, сын мой, что для полного отпущения греха и очищения твоей души, тебе необходимо выполнять свою епитимию? – Бэкхен даже добавил строгости в свой голос. - Знаю, святой отец, - Минсок мелко закивал, - простите меня. - Что ж, раз даже перед гневом божьим у тебя хватает силы духа игнорировать свое наказание, то у тебя должно хватать силы духа и для того, чтобы противостоять своему греху. – Бэкхен задумчиво пожевал губу, пока раздумывал над своими следующими словами. – И чтобы теперь очистить твою душу от скверны, я даю тебе другую епитимию. – Минсок на этих словах заинтересованно вскинул голову. - Дела милосердия, - из уст священника прозвучало как приговор. – Или пожертвование, или волонтерская помощь какой-либо организации. – Минсок помрачнел лицом, но покорно кивнул. Для человека, который живет тем, чтобы вкладывать все свои усилия только в увеличение своего благосостояния и улучшение рабочего места, трата времени в волонтерстве – сущее наказание. Даже не потому что человек становится черствым в погоне за всем этим, а потому что он будет понимать, что это время он мог потратить как обычно. И хотя его материальная сторона жизни не будет иметь улучшений, (не считая варианта с пожертвованием), но духовная сторона по крайней мере пройдет очищение. - Я освобождаю тебя от твоих грехов во имя Господа, и Сына, и Святого духа. – Выдав еще и несколько молитв для покаяния вдогонку, Бэкхен отпустил Минсоку его грехи. - Иди с миром и служи Господу. После ухода Минсока, Бэкхен еще некоторое время просидел в конфессионале, раздумывая над тем, что он в суете как то подзабыл выклянчить у Исина холодильник для кимчи. И поскольку технику все-таки хотелось, Бэкхен решительно направился на поиски пастора, по ходу дела раздумывая над тактикой своей операции. Было бы неплохо, подключить лазутчика в виде Лухана, но это можно считать запасным планом его запасного плана на крайний случай.- Гордыня -
Самым редким посетителем Бэкхена был знаменитый в узком кругу семьи Пак Ким Чунмен. И редко приходил он не потому что у него не хватало на это времени, как например у того же Минсока, а потому что в силу своего греха, он нечасто замечал за собой его проявление. Гордыня не зря считается самым страшным и коварным из всех грехов. Мало того что человек подвержен этому чувству, так и еще ему должно хватить мужества признать это. Поэтому каждый приход Чунмена в паству ощущался для Бэкхена как маленькая победа. И несмотря на все выпады со стороны Чанеля в сторону его «заклятого врага» Чунмен нравился Бэкхену больше всех. Его исповеди всегда были очень искренними и четко по делу. Чунмен не имел привычки размусоливать свою речь и строить лишние словесные конструкции. - Простите, святой отец, я согрешил. – Размеренно произнес Чунмен стоило им только усесться в конфессионале. – Я снова взвалил на себя обязательства, ответственность за которые я не смог вынести. Хоть изначально и знал об этом. - Ты правильно поступил, что пришел сюда, сын мой, - Бэкхен степенно перебирал четки розария, в кои-то веки не испытывая стресс при чьей-то исповеди. - Я из-за этого почти подвел других людей. Если бы не помощь со стороны, боюсь, у меня могли возникнуть серьезные неприятности. Скажите, святой отец, что еще я могу сделать, чтобы очистить свою душу от этого греха? - Продолжай усердно молиться, - Бэкхен призадумался, - ты уже выполнил предыдущие епитимии? - Да, - слегка кивнул Чунмен. – Во время всех благотворительных мероприятий, в которых я участвую, как вы и советовали, я стараюсь сосредотачиваться на очищении своего сознания и анализе своего поведения. - Это помогает тебе? – с налетом надежды в голосе, спросил Бэкхен. - Частично, - прозвучал короткий ответ. - Тогда продолжай эту деятельность, сын мой, - Бэкхен почувствовал прилив гордости за своего прихожанина. Ну и за себя, конечно. – Попробуй сделать это не точечными визитами, а занятием на постоянно основе. Чтобы это стало призывом твоего сердца, а не наказанием от Отца нашего. - Это … сложно, - с заминкой ответил Чунмен. – Я не чувствую в себе душевных сил, которые необходимы для такого рода мероприятий, чтобы осуществлять их на постоянной основе. - Так никто и не говорит, что будет легко, сын мой. Путь к свету тернист и полон соблазнов. Но только усердие и вера могут помочь тебе пройти его до конца. Отец наш любит тебя и верит в тебя. Постарайся вернуть ему эти чувства. - Я постараюсь, святой отец, - Чунмен низко поклонился из своего сидячего положения. - Тогда я освобождаю тебя от твоих грехов во имя Господа, и Сына, и Святого духа. Иди с миром и служи Господу. И я буду ждать хороших вестей от тебя, сын мой. – Бэкхен почти с отцовской гордостью во взгляде провожал Чунмена на выход. И с дуру чуть не ляпнул ему благодарность за свой новый холодильник, который он таки смог выпросить у Исина. Он оказался, действительно так хорош, как его описывал Чанель. Потому что кроме кимчи, туда просто идеально влезли все его запасы вина. Эти раздумья привели его к мысли, что стоит, наверное, скоро ждать еще одного нашествия Чанеля на паству. Чунмен всегда очень серьезно относился к своим епитимиям. И его мать вряд ли упустит возможность хвастануть этим, тактично опустив основной мотив таких поступков. Тяжко вздохнув, Бэкхен пошел молиться. Чтобы все его постоянные клиенты когда-нибудь перестали быть постоянными, и нашли покой и свет божий в своих душах. И оставили уже нервные клетки священника в покое.