Лучшая месть

Мэри стояла на кладбище. Она часто приходила на безымянную могилу, но так, чтобы никто не смог застать её. Лицо вдовы было скрыто плотной вуалью. Возможно, она не хотела, чтобы на него попадали капли противного тотспелского дождя, а может не хотела быть узнанной. Полы её платья тащились по отвратительной, мокрой грязи, накидка намокла, а зонт трепало ветром. Но Мэри не могла уйти — она приходила сюда мстить. Это придавало ей неощутимых ранее сил. — Мэри!.. Женщина вздрогнула. Услышав знакомый голос, она медленно обернулась. Её позвала Лилит, возникшая буквально из ниоткуда. Или следила? — Что ты делаешь здесь? — недовольно спросила Мэри и подняла вуаль. Ей было неприятно, что не удалось избежать встречи с живыми среди спящих мертвецов. Последние, хотя бы, не сильно докучают разговорами. Но ещё более неприятно было попасться именно Лилит при таких обстоятельствах. Служанка Солсбери… она имела на Мэри магическое влияние. Рядом с ней женщина забывала, кто она сейчас. Если теперь — госпожа, а не однажды выброшенная девочка — прислушивалась к чьему-то мнению, то это была именно Лилит. Может, потому что она так уверенно держалась, не оставляя возможности сомневаться в себе? Или потому что говорила правдивые вещи, о которых все в глубине души знали, но предпочитали умалчивать, не произносить вслух, надеясь, что так они станут менее реальными? А может, дело в чём-то другом?.. Лилит, почему ты вызывала такой страх и одновременно трепет у Мэри? — А ты почему стоишь под дождём и смотришь на безымянный крест? — возразила служанка. — Можешь не придумывать оправданий: я не в первый раз вижу тебя здесь. Прима не знает лучшего места для прогулок, кроме кладбища и леса, а я, бывая с ней, вижу тебя. И не делай такое возмущённое лицо, — она усмехнулась с того, как Мэри открыла рот, пытаясь что-то сказать, — это лежит твой муж? Мэри скривилась. Лилит, со свойственной ей прямолинейностью, раскрыла её тайну. От злости у неё загорелись щёки, но женщина сдержала слёзы, подступившие к горлу. Сильные люди не поддаются мимолётным эмоциям и держат марку, ведь так? Вдова хорошо усвоила это правило за свой пока недолгий, но уже тернистый путь. — Ты догадлива, Лилит… это действительно покойный мистер Браун, — заговорщеским тоном начала она и как-то странно улыбнулась. — Посмотри на эту грязь, на обветшалый крест без таблички. Странно! Был так богат, уважаем, а лежит в земле точно как неизвестный нищий. Я специально это сделала: никто, до твоего появления, не знал, где он похоронен. Да и всем плевать! Только Мэри приходит к нему — он ведь был так добр к ней! Господин вытащил бедняжку из борделя и женился на ней. Вчера — безродная продажная девка, завтра — уважаемая госпожа. Лилит слушала абсолютно молча. Она видела, как Мэри хотелось выговориться. Сколько же она молчала? Её улыбка была натянута, но голос дрожал, а руки беспомощно сжимали зонт. — И Мэри была благодарна за это, — продолжала женщина, — Мэри никогда не показывала своего отвращения к старику… Она терпела его дряблое тело, тошнотворные ласки. Лучше один за ночь дома, чем несколько таких в борделе, так? А взамен Мэри стала уважаемой женщиной. Никто не высказывал ей презрения, по крайней мере в лицо, ведь мистеру Брауну бы не понравилось, что обижают его игрушку. Только… — послышался всхлип, — только игрушка была живая! Она всё прекрасно понимала: раньше её покупали как любовницу, теперь купили как жену. Разница только в цене и сроке, Лилит! Ни один дорогой наряд, никакие драгоценности не избавляют от чувства, что ты не больше, чем мебель, просто красивая кукла для ублажения мерзкого старика! Ветер немного стих, а дождь и вовсе прекратился. Лилит всё так же молчала, опустив глаза. Ей было по-настоящему больно слышать откровения Мэри. Удивительно, но она, служанка, в какой-то степени оказалась свободнее госпожи. Ей, по крайней мере, никто не указывал, где и с кем проводить ночи. — Но я отомщу ему! — почти закричала Мэри. — Ты мстительна, и я теперь тоже. Я покажу ему, что он такой же как и я, пустой и никому не нужный. Забрал он свои деньги? Ха! У гроба нет карманов. Всё осталось здесь, со мной, а его будто и не было. Его жизнь ничтожна! Кому искренне жаль, что он умер? Никому! И мне не жаль! Я прихожу сюда посмеяться над ним. Я рассказываю ему, как прекрасно провожу время без него. Он думал, что благодетель, приютил грязную девку, дал имя? Ха! Теперь мне не нужно терпеть ненавистный супружеский долг, улыбаться «дорогому» мужу и делать вид, как я уважаю его. Уважение не купить, его нужно заслужить — даже у такой, как я. Она замолчала. Лилит внезапно обняла подругу. Мэри встрепенулась от её прикосновения. Две женские фигуры стояли посреди кладбища, обнявшись, и было в этом что-то трагичное, но в то же время прекрасное. — Я никогда не была на твоём месте. И я не осуждаю тебя. Кто знает, может, будь это со мной, я бы убила его сама и без сожалений вытерла кровь с рук балдахином в спальне. Мне жаль, что ты прошла через это, Мэри, — Лилит взяла её за руки и посмотрела ей в глаза. — Знаешь, Лиам рассказал мне сказку. Один мальчик был хулиганом. Он выгнал свою собаку на улицу, и она не вернулась — потом он нашёл её мертвой. Тень вины, сожаления и невозможности ничего исправить преследовала его всю жизнь. Он только в зрелости завёл собаку, чтобы искупить вину. И перед смертью он понял, что его прошлое не определяет его будущее. Прежде, чем двигаться дальше, нужно простить себя самого. Я сама вынесла для себя нечто утешающее из этой грустной сказки. Мэри, и ты подумай о ней. Ты не сможешь изменить своё прошлое, не сотрёшь эти мрачные воспоминания. Но помни — они больше не ты. Они не могут говорить тебе, кто ты есть сейчас и кем будешь дальше. Ты больше не девушка из борделя. И больше не жена мистера Брауна. Прости себя за то, что это было. Тебе не нужно прощать кого-то другого, только себя. Когда перестаёшь винить себя, становится легче. Прощение займёт время, но оно стоит того. — И знаешь… — спустя время добавила Лилит. — Раньше я думала, что месть — это самое лучшее правосудие. Но потом поняла, что она не даёт зарасти ранам. Поэтому, как говорил кто-то из великих: «Лучшая месть — забвение, оно похоронит врага в прахе его ничтожества». Забудь о Брауне, Мэри. Приходя сюда, ты раздираешь свою рану, не его. Он мёртв и ничего не чувствует. А ты жива. Не трать эту жизнь на него. Мэри удивлённо слушала подругу. Неужели это действительно говорит Лилит? — Ты будто теперь из другого мира, Лилит, совсем странная, — искренне улыбнулась Мэри. И та ответила ей улыбкой, но в ней чувствовалась какая-то тихая, безмолвная грусть. Женщины снова обнялись. Возможно, наблюдающим за ними могло показаться, что их лица находились в подозрительной близости друг от друга, а объятия напоминали сплетение влюблённых. Они под руку ушли в сторону города, оставив мрачное кладбище за спинами. Их практически ничего не держит, но почему они так несвободны внутри? Кто знает, может, однажды им удастся освободиться от своей боли?