Только покойников целуют в лоб

      Даже в полной темноте Олег не закрывает глаза. Лучше следовать советам птицы, чем не проснуться с ножом в хребете. Из соседней комнаты слышно, как Серёжа изо всех пытается сохранять маску вежливости и бодрости на ночных переговорах. Последние дни он из кожи вон лезет, чтобы привлечь иностранных инвесторов для нового приложения. Волков мало что смыслил в крупных финансах и IT, ему это было неинтересно, но он с несказанным счастьем любит наблюдать, с какими горящими глазами Серёжа рассказывает про свои планы, разработки. Разумовский осознаёт, Олег так внимательно слушает, потому что голос принадлежит ему, слова срываются с его губ.       В дверном проёме гаснет свет после уставшего и хриплого: «Марго, туши свет». Пара еле слышных шагов по нагретому паркету, кровать немного продавливается под телом Разумовского, который валится лицом в подушку и шумно выдыхает: – Ебал я эти часовые пояса, – от руки Олега на пояснице Серёжа расплывается в улыбке и прогибается, подставляясь под глубокие поглаживающие движения уже двух рук.       От поясницы к копчику, потом к лопаткам, плечам, затылку, шее. Парень стонет от внезапного приятного чувства во всем теле. К концу дня от сидения в позе крючка Разумовского нужно долго «выпрямлять» долгим массажем. Серёжа ловит правую руку Волкова и будто невзначай кладёт себе на ягодицу, хихикая и разворачиваясь к нему лицом. Олег готов молиться всем богам, что сейчас на него смотрят голубые глаза, гладит уже по бедру и снова возвращается обратно, немного сжимая. Олег нежно целует его в висок и убирает с лица упавшие рыжие пряди. — Кажется, здесь твоей руке самое место. — голос у Серёжи совсем осипший. Он может не затыкаться часами, но после переговоров, на которых нужно корректировать тон и высоту голоса, чтобы не звучать незаинтересованным саркастичным мудаком, Разумовскому нужно долго упиваться горячими чаями или помолчать, по крайней мере, пару часов. Второе — невыносимая роскошь. — Завтра расскажешь, как всё прошло, — брюнет смотрит на настольные часы с ярко горящими цифрами три часа девятнадцать минут. — ладно, уже сегодня. Чаю? — Чаю. — Серёжа сползает на пол и тут же оборачивается, наблюдая, как Олег самостоятельно залезает в стоявшее рядом инвалидное кресло. Он столько раз это делал без помощи, что Серёжа даже не предлагает уже, только улыбается.       Кроме Олега у Серёжи была ещё одна мания — дорогущие китайские чаи. Волков вообще не различает их. Для него что зверобой, что азерчай, что всякие Тэ Цзи и И Цзи, всё это – чай, значит, пить можно. Рыжий долго греет руки о кружку с чаем, прежде чем начать пить. Ему сейчас стало спокойнее. Может, из-за того, он не один сейчас, или, потому что нет того, кого они совсем не ждут. — С тобой посидеть? — обращается Олег к Серёже, когда тот заходит в ванную. — Не переживай, я быстро. — Сергей наклоняется и целует Олега в лоб, отчего тот немного морщится. — Я же говорил, в лоб только покойников целуют, не делай так. — Что ж ты такой суеверный, Волче.       Серёжа напоследок гладит его скулы и впалые щёки, пытаясь не замечать настороженного взгляда карих глаз. Оба с трудом стараются сохранить веру в хорошее. Когда дверь мягко закрывается, Серёжа ещё слышит, как Волков катит по паркету в спальню.       В просторной ванной Серёже некомфортно. Он максимально быстро, ещё с детства, старался справиться со всеми водными процедурами. Фобией воды он не страдал, даже объяснить не мог, что чувствовал в этот момент. В противоположность ему был Олег, которого он какое-то время дразнил ихтиандром за любовь подольше полежать в ванне.       Из одежды на Серёже были только спортивные штаны; рубашку, пиджак и галстук, надетые для вида на видео конференции, он оставил в кабинете. Осмотрев себя в зеркале, Сергей с раздраженностью заметил новые царапины, про происхождение которых мог сказать лишь то, что оставляет их неосознанно во сне.       Под тёплыми струями душа и под шум воды Разумовский не заметил, как смог расслабиться. Странно, что дискомфорт ему доставляла не вода, а пустые и тихие ванные помещения. В шуме воды Серёжа мог раствориться чуть ли не физически. После тяжёлого дня — особенно. Смыв с себя остатки геля для душа, рыжий решил, что недостаточно. Заткнув пробкой ванну и переключив душ на кран, Серёжа опустился в ванну и поджал колени к груди. Когда вода только на пару сантиметров от уровня дна ванны, он повёл рукой по дну и наблюдал, как она чуть покрывает его ладонь, будто короткая перчатка.       Вытянувшись в ванне, парень уложил голову на плечо. Через прикрытые глаза он наблюдал, как набирается вода и он погружается в неё сильнее. Серёжа с головой погружается в воду, чувствует, как волосы окутывают лицо и шею, становясь будто невесомыми. Сейчас из воды только острые коленки торчат. «Давно не виделись.»       Внезапно всё тело цепенеет. Он хочет вынырнуть на поверхность, даже вода сама бы вытолкнула его, но что-то не так. Когтистые руки, явно больше одной пары, держат его прикованным ко дну ванны, словно цепями. Через толщу воды Сергей видит расплывчатые силуэты ламп, встроенных в потолок, которые эпилептично начали моргать. Крики вырываются маленькими пузырьками, тонут и растворяются. Серёжа с трудом выпускает руку, хватается за бортик ванны.       Все силы уходят на малейшее движение. Надо держаться. Не отпускать. Сейчас он один, помощи ждать неоткуда. Когти врезаются под рёбра, проникают под кожу. Вода окрашиваются кровью. Рывком Сергей будто прорубает всем корпусом толщу льда, крича во весь голос: — Олег!       Перед глазами всполохи ламп, которые по очереди лопаются, остатками стекла падая в ванну. В полной темноте Серёжа чувствует, как вода неровными волнами мерзко обволакивает тело, почти тут же высыхая на коже. Разумовский на краю сознания слышит, как Олег на коляске приезжает и с грохотом открывает дверь. Полоска света из коридора падает на фигуру Серёжи, мокрого и дрожащего в ванне. Олег пару раз щёлкает выключателем, только пару секунд спустя поняв, что перегорели лампочки. Волков немного въезжает внутрь. — Серёжа, я рядом. — Сергей не реагирует, даже не смотрит на него. — Серёжа! — Нет, не входи! — сорванным голосом кричит Разумовский, прежде чем тело снова сведёт судорога. Его прибивает к углу ванной, он спиной вжимается в него.       Олег совершенно ничего не понимает, наблюдая, как Сергея натурально трясёт. Он не слушает, подъезжает ближе, в тусклом свете замечая, как у рыжего в руках оказывается горсть мелкого стекла. Волков уворачивается от атаки и видит, что от стука стекла по кафелю у Серёжи глаза как сломанная гирлянда начинают сверкать. Олег крепко держит его лицо руками, буквально запрещая отводить от него глаза.       Серёжа кожей ощущает неприятные маслянистые прикосновения рук. Олег тает перед ним, расползается чёрной жижей по кафелю на полу, капает в ванну. Он в ответ льнёт к нему руками, пытаясь дрожащими руками ловить последние капли. «Он не пришёл…» «А как ты думал? Наивное дитя.» «Заткнись!» — Перестань дурачить меня! — Серёжа крепко жмурится, закрывая лицо руками. Он чувствует ладони Олега на своих, замирая в страхе. Ему с трудом удаётся раскрыть их. От того, реально ли всё то, что происходит с Серёжей, у него сводит виски ужасной пульсирующей болью. Как в бреду, шепчет. — Уйди, уйди…       Олег изо всех сил старается не воспринимать последнее на свой счёт. Он бы при всём желании сейчас не смог уйти. Физически. — Серёжа, слушай меня, я знаю, ты сейчас здесь, — Олег продолжает гладить его лицо, не отводит взгляда от васильковых глаз напротив. — Мы сейчас вместе пойдём в спальню. Тебе надо успокоиться и вылезти отсюда. Я не знаю, сколько сейчас на тебе ран, но нам нужно поскорее их обработать. — Олег убирает мокрые пряди со лба Серёжи, целует его веки, нос, едва касается губ. — Пожалуйста. «Как трогательно.» «Ты не посмеешь!» «Кто мне запретит?»       Бледные руки кольцом сжимаются на смуглой шее. Желтые глаза из-под мокрой чёлки смотрят как никогда зловеще. Сейчас или никогда. Олег в ответ сжимает хрупкие рёбра, впечатывая тело Серёжи между бортиком ванны и стеной. — Сильнее, давай! — голос наигранно сладкий, с раскатистым хохотом Птица ногтями впивается в кожу. — Убей того, кого ты так сильно «любишь»!       Холод сковывает сознание. Серёжа пытается вырваться из клетки, в которой он находится по воле безумного создания. Собственное сознание, воспалённое бредом как никогда раньше, с трудом слушается. «Хватит сопротивляться, тряпка.»       Разумовский смотрит будто со стороны. Смотрит, как под смуглой кожей напряжены все мускулы. Он знает, Олегу хватит сил сломать его, если он надавит ещё сильнее, но он никогда себе не позволит это сделать. Серёжа и Птица, к сожалению, делят одно тело на двоих.       Серёже удаётся перехватить контроль всего на секунду, чтобы, наконец, разжать пальцы. Олег синхронно отпускает его тело в ответ. Оба с трудом дышат. «Да ну, хочешь сказать, ты настолько осмелел?»       Перед тем, как провалиться в небытие, последнее, что видит Серёжа, полные разочарования глаза Волкова, и последнее, что успевает сказать, тихое «прости».       Запах сырости и крови повсюду. Цепи сковывают обнажённое тело от шеи до стоп. Чёрная фигура с важным видом обходит его, выцарапывая чёрными когтями тут же кровоточащие и заживающие раны. Сергей всей душой ненавидит это место в своём сознании. Его собственная тюрьма. Золотая клетка. — Видимо, я недостаточно ясно выразился, — Птица крепко фиксирует подбородок Серёжи, заставляя смотреть на себя. – Твой дефектный дружок – третий лишний. — Мне кажется, ты что-то путаешь. — слова с трудом складываются в предложения. Разумовского разрывает и изнутри, и снаружи. — Лишний здесь исключительно ты. Вечно портишь мне жизнь. — Порчу? – когтистые пальцы сжимаются ещё сильнее. — Ты сейчас сказочно богат только благодаря мне. Ты жив благодаря мне! Без меня ты бы и дня не прожил с теми мелкими отбросами. Будь лапочкой, не мешай мне.       В ответ Серёжа только плюёт кровью в лицо напротив, за что получает пощёчину. — Как же ты заебал. Не ценишь моего великодушия. — раны на рёбрах, оставленные в ванной, снова начинают кровоточить. Серёжа с трудом сдерживает крик, запрокидывая голову назад. — Та боль, что ты чувствуешь сейчас, ничто по сравнению с тем, что ждёт твоего Олега. — Я запрещаю! — Сергей срывает голос, чувствуя, как тело будто по швам расходится. Сейчас он из последних сил держится. Он не даст себя убить. — Не тронь его! — Ты в собственной голове не имеешь власти, что про реальность говорить, — усмехается Птица, наблюдая, как тело в цепях исходится в агонии.       Смех Птицы обрывается в одно движение, когда Серёжа внезапно оказывается позади него, заваливая на влажный холодный камень пола. — Уверен?       В Серёжиных глазах ни капли сожаления, только желание со всем покончить. Скованным цепями теперь оказывается Птица. Триумф был поспешным, он зол от того, насколько просто его сейчас обвели вокруг пальца. Разумовский обходит бьющееся в цепях тело, крепко сжимает в руках крылья у основания. Серёжа тянет крылья на себя под оглушающий крик, вырывая их. Он слышит, как тюрьма рушится, как под ногами уходит земля.       Сфокусировать взгляд долго не получается, особенно в тусклом освещении. Серёжа пытается осознать, что не был в отключке вечность. — Он не вернётся, — говорит устало и пытается глазами найти Олега. Он находит его с обеспокоенным выражением лица. Серёжа с улыбкой льнет к совершенно непонимающему Волкову, обнимая его крепко. — Я не дам тебе умереть. Никогда больше не дам.       Олег, как может, помогает прибраться в ванной. Днём Серёжа вызовет клининг и электриков, чтобы точно было безопасно находиться там. В спальне оба оказываются только к пяти утра, оба лежат без сил и желания обсуждать произошедшее. Волков всё ещё смотрит обеспокоенно и даже не знает, что спросить, только пропускает медные пряди между пальцами. Разумовский сам не знает, нужно ли ему рассказывать про весь тот пиздец, что происходил у него в голове.       Серёжа крепче вжимается в шею Олега, гладит того по груди. Волков тыльной стороной ладони оглаживает скулу, подбородок. Сергей всё-таки решает нарушить тишину: — Не думал, что рассвет при таких обстоятельствах будем встречать. Не очень романтично. — Он больше не вернётся? — оба знают, кого Олег имеет в виду. — Не вернётся, — Разумовский приподнимается на локтях и целует Олега в лоб. — Переставай верить во всякую чушь. В лоб я тебя целую, потому что люблю.