Тимбилдинг с преимуществами

От комментария умудрённого опытом Риндо о побочных эффектах совмещения перорального приема спиртов с процессом клеймения, Майки лишь ведет плечом, демонстрируя глубину безразличия - флирт со смертью ему не в новинку. 9 вечера. Действие начинается. Первая остановка - очередной ресторан из сотни тех, что владеют Хайтани (опустим бессмысленный набор эпитетов про элитный, эксклюзивный, закрытый и не для всех - что для простых смертных таковым является, для них - рутина). Приглушенное освещение. За окном - лучший после Башни Мори вид на Роппонги. На фоне - ненавязчивая джазовая импровизация (модальный джаз 10-ых годов(*1) - разумеется, Хайтани-старший лично озаботился музыкальным сопровождением вечера). Столик в углу совершенно пустого зала. Майки устраивается в центре, Санзу по правую руку, остальные по обе стороны в порядке иерархии. Официанты бесшумными тенями обступают их вечерю, расставляют стекло и фарфор, закуски и алкоголь, исчезают так же незаметно, как появляются. Верхушка Бонтена в привычной среде обитания (для праздника, по будням им все же ближе места, где кровь на стенах смотрится органичнее картин современных художников). Обмениваются колкостями и последними новостями, чокаются, закуривают, по очереди подливают начальству сладкое сливовое вино (на любую не содержащую изрядное количество сахара жидкость Майки косится подозрительно, морщится, брезгует). Многозначительными взглядами в обход именинника перекидываются, перешептываются. Чего удумали, заговорщики недоделанные? Майки в общем-то наплевать, алкоголь заменяет ему давно позабытое ощущение тепла внутри, не оставляя места любопытству и тревогам. Ему не_хорошо, но у привычного безразличия, ватой залепившего каждый из органов чувств, сегодня какой-то новый оттенок. Разнообразие. На второй бутылке мир вокруг превращается в сплошной тягучий сироп. Майки хочется провести ладонью по воздуху - проверить останется ли на ней липкий приторный след. Смена декораций. Безвременье. «Пройдемся», говорит Майки. На очереди тату салон. Дыхание ночного Токио ветром в спину подгоняет навстречу новому. Его стая кружит где-то на периферии. Оглядываются. Ухмыляются, усмехаются, скалятся, щерятся, самодовольством лучатся, в тонкую линию губы тянут, едва приподнимают уголки ртов. За улыбкой каждый прячет что-то свое - разное, но единое в своем демоническом происхождении. Ручные монстры с лицами как бесконечные вариации маски Хання(*2). В театре Но их бы ждал грандиозный успех. Уже в салоне слегка протрезвевший Майки отмечает, что всех кроме него встречают как старых знакомых. Усаживаясь поудобнее и открывая затылок рукам мастера, внезапно припоминает как в прошлом месяце основная часть Бонтена резко сменила имидж: кто-то вырядился в водолазки и рубашки с длинными рукавами, кто-то зачесал волосы на другую сторону, кто-то перестал светить пупком. Пазл в его голове постепенно складывается. После пояснений мастера об этапах заживления новообретенной метки понимает почему вся братия две недели назад так отчаянно терла виски, шеи, плечи, предплечья, спины и грудные клетки, сетуя на мигрень, возраст, духоту и положение звезд. Осознание проступает на лице почти забытой с годами, но совершенно от того не убавившей в инфернальности, улыбкой. Третья остановка - лофт Бонтена. Конечная. «Сюрприз почти удался, паршивцы. Показывайте». Ему в ответ взрыв хохота, свист, «мы в вас не сомневались, босс», 7 пар глаз - взгляды разной степени шалости. У Санзу рвения и желания угодить как обычно больше всех - первым подходит - с огнями, сияющими в его глазах сравнится разве что ночной Токио, переливающийся за окном - закатывает рукав. На предплечье каждая линия идентична тем, что поселились у Майки на шее. Место выбрано не то же самое, в значении «Мы не одинаковы». И это правильно. Ран и Риндо переглядываются, «Ты первый - Нет ты», стягивают водолазки одновременно, открывая трахеи. Коко подмигивает, демонстрируя висок. Такеоми приспускает рубашку, обнажая левое плечо. Моччи поворачивается спиной, предъявляя правую лопатку. Последним - Какучо - расстегивает плащ, указывая на знак ханафуды(*3) под самым сердцем. Майки созерцает, пребывая в блаженном алкогольно-окситоциновом лимбе, раскрытой ладонью (доверие) касается груди Хитто. Пробует на ощупь клятву «Вместе навсегда». Подушечками пальцев читает «даже Смерть не разлучит Нас», зашифрованное в переплетении линий. Молчаливое обещание. На каждом из них. Они все в комнате для собраний. Неофициальных, поэтому в центре здесь не стол, а мягкий ворсистый ковер, из тех что укрывают стопу по самую щиколотку, стоит на них наступить. На кофейных столиках стопки с содержимым всех цветов и градусов, бутылки пустые и наполовину полные, смазанные белые дорожки и капсулы, яркие как леденцы. Хайтани, залюбовавшись воркованиями Санзу и Коко, на которые тех пробивает после очередной перуанской дорожки, разделенной на двоих, разворачиваются в обе стороны. Причудливая тандава(*4) - Ран к Санзу, Риндо к Коко - марочки на язык, улыбка в улыбку, «Передай эстафету» на ухо каждому. Санзу и Коко долго объяснять не надо - на очереди Мочидзуки и Такеоми. Санзу тянется к Канджи, но осознав, что не дотягивается и нужно на цыпочки встать, на секунду замирает. От каких-то своих мыслей отмахивается, дергает Моччи за руку на себя. Целует кислотой на кончике языка, ребром ладони от левого плеча до правой тазобедренной кости проводя, отталкивает. Глаза прячет. Бросает «Посылка для босса» в ответ на ошалелый взгляд мужчины напротив. Коко у Такеоми отбирает сигарету и тут же, не давая опомниться, с лисьим прищуром по раскрытому рту языком мажет, следом затягивается и, выпуская облачко дыма, в сторону Какучо кивает. Такеоми не сразу понимает, чего от него хотят, но осознав, большим пальцем уже почти растворившуюся марку с языка снимает. «Не успею», вздыхает. Со всех сторон раздаются разочарованные возгласы. Майки, уже причастившийся через целомудренный поцелуй от Мочидзуки, сам поворачивается к Какучо. В губы ему выдыхая «Знаю, что не то, но..», своими накрывает. Круг замыкается. Мгновение спустя. Праздник в самом разгаре. В его эпицентре - Они - друг в друга перетекают поцелуями, стонами, прикосновениями - неисповедимы пути выражения той эйфории от единства и принадлежности, что каждый из них сейчас ощущает. Какучо выцеловывает затылок Майки, оставляя влажные следы поверх заживляющей пленки, руками сжимает худые бедра, толкаясь между ними рвано («пиздато ножками машешь, Майки»). Манджиро дрейфует на границе между оверстимуляцией и экстазом, растворяясь в тепле чужих губ. В ногах у него преклоняет колени Санзу. Отсасывает ему с закатившимися до одних только видимых белков глазами, мычит от кайфа - в голос стонать не может. Дуреет от Хайтани, облюбовавших его на двоих в том месте, где и одного то было много. Давится, слюной захлёбывается, но не останавливается, руками, сложенными в молитвенном жесте, себе помогает. Никак не подстроится и под ритм Майки и под ритм братцев, с садистским удовольствием каждый раз темп меняющих: то вставляющих по очереди, то вдвоем резко входящих, то плавно скользящих, то долбящих так, что стенку живота распирает. Рядом с Санзу Коко ловит все оргазмы в мире, упираясь ладонью и коленями в пол, прогибается по-кошачьи, стонет, ругается грязно. Моччи берет его сзади, намотав серебряные пряди на кулак. Хаджиме остервенело подмахивает его толчкам, до кровавых отметин впиваясь ногтями в бедро. Такеоми из тех, кто больше любит наблюдать - устроившись на кожаном диване напротив, прикуривает уже черт знает какую за ночь сигарету. Завороженно смотрит сквозь приспущенные веки на исполняемый перед ним танец. Запустив ладонь в штаны, крепко сжимает член у самого основания, чтоб не кончить от одних только звуков. Проклинает и благословляет Хайтани, начавших все это безобразие. На утро все они проснутся в одной большой сонно-похмельной куче, может друг у друга на коленях, может руками и ногами сплетясь. В глаза не глядя, кто торопливо собирая разбросанную одежду, кто лениво потягиваясь, кто заваривая кофе, кто потирая искусанные плечи и шеи, разминутся по своим делам. Никогда о произошедшем больше не заговорят, но черно-белая метка на каждом забыть не даст: «Вместе навсегда. Даже Смерть не разлучит нас».