Слишком холодно

      Был вечер, часов десять, наверное. Температура за окном неуклонно снижалась. Алексей всё сидел за своим рабочим местом, вертя в руках ручку. Работу он закончил. Текст репортажа был написан ещё полчаса назад. Казалось бы, можно было отправиться домой, как и все его коллеги, но нет. Один вид тёмных туч за окном удручал Пивоварова настолько, что он не находил в себе сил даже подняться, не то что выйти из тёплого помещения телецентра. Лёша всё винил себя в том, что не додумался одеться теплее. Что ж, видимо, вскоре придёт время расплачиваться за своё невнимательное отношение к погоде и своему организму. Надо же было додуматься осенью прийти в одной футболке и слишком уж лёгкой ветровке. Но теперь уже ничего не поделаешь. Нужно просто собраться с силами и…       Лешу легонько потрясли за плечо. — Алексей Владимирович, ау. Навык спать с открытыми глазами конечно полезен, но практикуй его дома. — Алексей не ожидал такого резкого вмешательства в его личное пространство. Леша инстинктивно дёрнулся в противоположную от источника звука сторону, а тихое, случайно вырвавшееся, «бля», не заставило себя ждать. Источником этим оказался Парфёнов, который умудрился бесшумно подобраться к Лёше. Пивоваров никогда не понимал, как тот это делает. — Извините… — Лёша и сам не понимал за что извинялся. Мат в их редакции использовался, хоть и не поощрялся. Почему-то Алексея охватило лёгкое смущение из-за случайно вырвавшегося слова. Возможно, потому что он хотел казаться начальнику лучше, чем есть на самом деле. Но самоанализ Пивоваров проведёт позже, сейчас же он надеялся на то, что Парфёнов спросит у него то, что хотел. К сожалению, молчание слегка затянулось. Лёша сидел с опущенной вниз головой и чувствовал как на него смотрят, но взглянуть наверх не решался. Послышался вздох с правой от Лёши стороны. Затем звук шагов, перемещающийся от Пивоварова чуть дальше, за стол. Остановился прямо напротив. Скрип ножек стула немного резанул слух. После этого парень всё же собрался с силами и поднял глаза. Леонид сидел перед ним на повёрнутом спинкой вперёд, к Лёше, стуле. Он облокотился на эту спинку руками, в каком-то смысле, приобнимая её, на руки положил голову. В настолько необычной, может даже раскованной позе Алексей своего старшего товарища не видел его никогда. Леонид никогда не нарушал фантомных рамок приличий, не садился на стол, не раскидывался на кресле, не ругался матом при подчинённых, да и много чего ещё не делал, что делали его коллеги при всех.       Под этим холодным взглядом Лёше было неуютно. Слишком уж пристально на него смотрели эти серого цвета глаза. Смотрели выжидающе, внимательно. Хотелось съёжится, закрыться, но Лёша держался оставался в той же позе, что и был, только вот взгляд снова опустил, всматриваясь в движения своих же рук, не оставлявших в покое ручку. Он держался за неё как за спасательный круг, монотонные движения немного успокаивали, к тому же было чем занять руки. Когда молчание стало слишком уж тяжёлым, Лёня заговорил вновь. — Почему ты всё ещё тут? Если у тебя не закончен текст, допишешь завтра. Или можешь взять с собой. — Ну…я… — Лёшу прервали. Лёня всегда так делает: не даёт договорить, прерывает на полуслове. Одна из черт, Парфёнова, которые Алексея раздражали. — Ты же знаешь, слишком много работать тоже нельзя. Да, мы все тут практически живём, днями дома не бываем, но когда выдаётся возможность — можно и дома поспать. — Лёша вздохнул. Ему совсем не хотелось рассказывать о своей слабости к холоду, но делать было нечего. Понятно одно — от него не отстанут, пока он не скажет ответ. Выдержав паузу, чтобы удостовериться, что Леонид закончил свою мысль, он всё же заговорил. — Там слишком холодно, а одет я слишком легко. — Алексей положил ручку на стол и, неосознанно копируя позу человека напротив, сложил руки на груди — Я вот уже полчаса пытаюсь заставить себя встать и пойти домой. Как видите, выходит не слишком хорошо. — было сказано практически шёпотом.       Лёша всё пытался не смотреть на Парфёнова, опустил голову немного вниз, так, что часть чёлки падала на лоб, закрывая глаза. Алексей вообще пытался сделать так, чтобы его лицо было не видно, хоть и знал, что это невозможно. Он просто надеялся на то, что не покраснел слишком явно.       Лёня же в ответ просто усмехнулся, с той же интонацией сказал «понятно», встал и направился в свой кабинет. Лёша почувствовал ядрёную смесь из злости, удивления и непонимания. «И это всё? Зачем? И почему я злюсь? Что я вообще хотел от этого диалога? И что хотел он?» — все эти вопросы роем крутились в голове. Отойдя от микрошока, он хотел было что-то сказать, но журналист уже скрылся в своём кабинете. Судя по всему ответ ему особо не нужен был. Через минуту Алексей медленно, скорее даже заторможенно, начал вставать из-за стола. Сейчас ему лучше просто уйти, ведь если он даст волю эмоциям здесь, то это будет провал по всем фронтам. Парень хоть и понимал, что эти эмоции были иррациональны, что он слишком серьёзно относится к поступкам и словам начальника, но ничего с ними поделать не мог. Именно его похвала вызывала слишком уж большую радость, а критика — грусть, некоторое разочарование в себе, но при этом желание сделать лучше. Пивоваров уже натянул ветровку, когда Лёня вышел из кабинета. — Лёша, подожди. — Алексею абсолютно не хотелось оставаться здесь, но услышав своё имя именно в такой форме, он всё же решил повернуться.       У Лёни в руках был тёмно-бежевый, теплый на вид свитер с высоким воротником. Лёша вспомнил, что видел как Лёня надевал этот свитер несколько раз, когда в редакции ещё не включали отопление. — Держи, он должен быть достаточно тёплым. Чистый, только два раза надевал. — сказал Лёня и протянул свитер Пивоварову.       Лёша подохуел. Он переводил удивлённый взгляд, то на Лёню, то на свитер в его руках. Вроде нужно было бы что-то сказать, но Алексей не мог. У него как будто пальцы электричеством пробило, кровь стучала в ушах, внизу живота немного скрутило. Он только мог смог выговорить «я», а дальше — пауза. Только что он чувствовал злость или негодование или… чёрт возьми, он даже не знает, что он чувствовал. А теперь все эти эмоции как рукой смахнуло. — Да не смущайся ты так, бери. Как сможешь так вернёшь. — С-с-спасибо. — сказал Лёша почти шёпотом, подошёл и принял свитер у начальника из рук. Он избегал взгляда в глаза. Постарался не прикасаться пальцами к пальцам Лёни. Безуспешно. Всё равно задел. Одна миллисекунда касания, а его опять как будто шибануло разрядом, по спине пошли мурашки. Лёша сам не понимал что происходит и почему он, его организм, так реагирует. Но об этом он подумает позже или не подумает вовсе. Алексей всячески отгонял мысли о том, что чувствует по отношению к Леониду, слишком страшно было осознавать, что это не просто симпатия. Он всегда говорил себе, что поразмыслит об этом позже, на досуге. Вот только досуг всё никак не наступал, а неотрефлексированные эмоции и чувства копились в нём, грозя превратиться в пороховую бочку.       Алексей развернул свитер в руках, покрутил его чтобы найти переднюю его часть. Свитер казался довольно объёмным. Лёша посмотрел на Леонида вопрошающим взглядом, тот кивнул, как бы разрешая надеть. И Пивоваров, сняв перед этим ветровку, надел парфёновский свитер. Первые ощущения — тепло и уют, потом — смущение от осознания того, что этот свитер Лёня когда-то надевал. Лёша сдержал порыв закутаться носом в воротник. Свитер был ему немного большой, рукава доходили до казанков, почти полностью закрывая большие пальцы. Внизу, на удивление, он был ему как раз, прикрывал всё что нужно. Лёша не особо любил свитера, но именно в этом он чувствовал себя максимально комфортно, возможно из-за того, что свитер и вправду удобный, а возможно потому что этот свитер принадлежал Лёне. Он не знал какой из вариантов является правдой, но факт оставался фактом — парню совершенно не хочется вылезать из этого прекрассного предмета одежды. — А что, неплохо. Немного большой конечно, но в этом что-то есть. — сказал Лёня, улыбаясь. Лёша тоже начал улыбаться. Не специально, улыбка как-то сама появилась. Потом Лёня подошёл к нему чуть ближе, чем обычно. Лёша застыл, боялся даже пошевелиться. В животе опять то же ощущение, но уже более сильное. Ноги стали словно вата, было тяжело стоять без опоры. Лёша сглотнул несуществующую слюну. Не помогло. Во рту слишком сушит. «Слишком близко» — единственная мысль, крутящаяся у Лёши в голове. Лёня же просто пару раз похлопал его по плечу и всё с той же улыбкой сказал: — Говоришь, что тебе холодно, а выглядишь так, будто на улице плюс тридцать, а здесь и того жарче. — Лёша сначала не понял на что намекает Леонид: ему сейчас вообще трудно было понять смысл любого предложения. А рука всё ещё грела плечо. После осознания фразы, сказанной только что, Алексею захотелось исчезнуть из этого помещения как можно скорее. Всё слишком очевидно. Он попал по полной. Лёша не знал, что делать, так что просто стоял, смотрел в пол и несильно заламывал пальцы.       Судя по тишине, воцарившейся в редакции, диалог можно было заканчивать. Лёша осторожно начал отходить назад, к двери. Ладонь легко соскользнула с плеча. Лёша сделал ещё пару шагов назад. — Ладно, спасибо ещё раз, я пошёл. До свидания, Леонид Геннадьевич. — проговорил Лёша скороговоркой, помахал рукой и почти что побежал к выходу из редакции, забыв даже надеть ветровку. Просто уйти пока всё не вышло из-под контроля. Он шёл до лифта быстрым шагом. К нему зашёл какой-то парень. Ожидание длилось слишком долго, как будто он спускается не с восьмого, а с двадцатого этажа. Сдерживать свои эмоции становилось всё сложнее, с каждой секундой Лёша всё более явно ощущал комок в горле. Слишком большой спектр эмоций за десять минут. Или сколько прошло? Полчаса? Пять минут? Он не знает и не хочет знать, не до этого сейчас. Алексей также надеялся, что парень, который едет с ним в лифте не видел как в этом свитере ходил его истинный владелец. Он надеялся, что никто ничего не заметит за такое короткое время.       Лишь выйдя на крыльцо телецентра, Лёша понял, что он не надел ветровку, а держал её в руках. Удивительно как он вообще её не забыл. Ветер пробирал до костей. Руки подрагивали, так что Лёша с трудом смог застегнуть замок. Всё такими же дрожащими пальцами Лёша вытащил из кармана слегка помятую пачку сигарет и зажигалку. Двойной щелчок. Пламя ненадолго осветило лицо. Вдох. Выдох. Дым улетал куда-то в вечернее небо. Пивоваров спускался по лестнице с крыльца Останкино. Уже довольно темно и практически нет людей. Холод и никотин немного помогли, голова проветрилась, часть эмоций отступила. Алексей выкинул окурок в урну и начал кутаться в воротник лёниного свитера. Лёша, почувствовав знакомый запах, даже улыбнулся, но после, осознав, что он вообще делает, помотал головой, отгоняя ненужные мысли, хотя зарываться носом в ворот не перестал.

***

      Как только Алексей зашёл в квартиру, он понял, что не почувствовал разницы с улицей. В квартире так же холодно. Он забыл закрыть окна перед уходом. «Блять» — ругнулся Лёша в пустоту. Он скинул обувь и ветровку в прихожей и пошёл закрывать все окна. Включать свет не было смысла. Пивоваров зашёл в комнату и упал на кровать, перевернулся на бок и свернулся калачиком, кутаясь в свитер, спасающий его от холода. Лёше абсолютно не хотелось его снимать, ведь в нём было слишком хорошо и, почему то, было ощущение, что он не одинок. Единственное чего сейчас хотел журналист — забыться во сне. Он закрыл глаза. Перед глазами представали образы прошедшего дня. Лёша чувствовал стыд за своё нелепое поведение. Он просто сбежал. А из-за чего? Из-за того, что ему положили руку на плечо? Из-за того, что Леонид Геннадьевич нарушил его личное пространство и подошёл слишком близко? Алексей представил насколько странно это выглядело со стороны.       Он слишком устал, эмоционально выдохся, чтобы продолжать думать, но выбросить эти чёртовы образы из головы он не мог. Он не обрубал на корню мысли о Лёне, на это уже не было сил. Хотелось выплеснуть всё то, что накопилось в нём, может поплакать, может ударить стену. Но он встал с кровати, открыл окно и закурил. Где-то под окном на детской площадке заорали алкаши. Лёша выдохнул дым. Может под разговоры местных философов заснуть будет проще? От этой мысли Алексей даже улыбнулся, но, докурив, окно всё же закрыл. Голоса теперь стали приглушёнными, как будто из другого мира. Пивоваров снова закрыл глаза. Завтра он проснётся и будет очередной день, и, возможно, лучше, чем сегодняшний.