Британская болезнь

Однажды Бретт заметил, что любой, кого не спросишь, говорит о брит-попе, как о всепоглощающем и стремительно эволюционирующем движении, и его с Замшей, конечно же, приписывают в этот бедлам. Бретт не столько разозлился, сколько расстроился, и хотел найти поддержку в словах своих коллег, но и они признались, что осознали себя как брит-поп. Для Андерсона это было шоком, тогда он заверил себя, что это сон, но не почувствовал боли даже от нескольких щипков, в итоге, сославшись на привыкание к иглоукалыванию... Смотря телевизор, читая газеты на следующий день, он наблюдал одни и те же заголовки: «Брит-поп-тусня: Пятно, Оазис, Мякоть и Замша! Ура!». Не имея понятия, как жить дальше, он обратился за ответом к тому, с кем более-менее общался из этой тусовки – к Джарвису Кокеру. Бретт позвонил ему также узнать, как он относится к этому распределению, и они договорились встретиться в местной забегаловке. За чашкой кофе Джарвис сообщил Бретту, что все четыре группы ныне участвуют в реалити-шоу, а музыкальные критики, после выигрыша Оэзис у Блюр, решили расширить вдвое список участников, заставив посоревноваться Палп и Суэйд. Бретт чуть не подавился кофе. Он не понял, почему его не спросили, и заверил, что категорически против этой идеи, на что Джарвис пожал плечами со словами, что его дело сообщить место и время встречи, и испарился. Тогда Бретт принял еще одну попытку достучаться до участников группы. Почему-то все пребывали в восторге, не считая его самого. Его аргументом было, что они не успеют сварганить альбом в этом году, они только начали над ним работу, в отличие от всех остальных. Все предложили Бретту не возмущаться, а сочинить что-нибудь, о наболевшем. Наступил тот заветный день. Дэймон пришел с Грэмом, Джарвис с двумя девушками, братья Галлахеры – друг с другом, а Бретт – один. Он не избежал шутки о том, почему он пришел без Батлера, четко и ясно, по его мнению, ответил, «Ведь он уже не в группе!», но стал объектом насмешек. Он бы вновь перенервничал, но пришел кто-то из музыкальных критиков, чтобы сообщить правила. За отведенное время каждая группа должна сочинить по синглу, наиболее отражающему современную жизнь... Бретт вернулся в студию и рассказал коллегам о полученном задании. Они приняли усердную попытку что-то сочинить, сыграться, и через пару дней исполнили на главном радио Лондона песню «Британская болезнь». Все группы с гордостью за причастность к великому движению «брит-поп» демонстрировали свои песни. Жюри были поражены песней Замши и признали ее «экстремистской», ведь она была недовольной реакцией. Замша были отстранены от реалити-шоу, чего Андерсон добивался, и ликовал. Жюри подвело результаты. Выиграли Палп, потому что Джарвис схитрил со своей «Коммон Пипл», написанной заранее. Когда Бретт спросил, можно ли теперь «уйти отсюда», над ним снова посмеялись, и он, к своему несчастью, обнаружил, что в жюри сидит Бернард. «Этого ты хотел?! Брит-поп-движа? Получай!»... Бретт проснулся в холодном поту. Он очнулся в 5:30 часов утра, и понял, что это кошмарный сон. Он не мог понять, почему в брит-поп его записал Батлер, порой мозг выдает удивительные вещи. Но кошмар не закончился: когда Бретт повернулся на другой бок, перед ним предстал его старый товарищ. – Что ж, доброе утро. Бретт поднял крик на весь дом, в котором он должен был быть один, а теперь зарывался с головой под одеяло, словно испугавшись монстра. – Я ожидал такой реакции, поэтому я тебя понимаю... Я, прежде всего, тут по делу. По поводу твоей новой песни. – Ты о чем? Какая, черт возьми, песня?! – Кажется, ваш новый хит, «Британская болезнь». Ведь он уже на первом месте в чартах. Ладно, пока на втором, на первом «Коммон Пипл». Для Бретта встреча была настолько правдоподобной и неправдоподобной одновременно, что у него заслезились глаза. Бернард закурил и предложил сигарету, но Бретт его опасался. – Ты надо мной прикалываешься? – Почему? – Да потому что я не помню, чтобы это писал... Бретт снова решил, что спит, и у него промелькнула мысль не относиться к обстановке серьезно. Однако от этого ему стало только тревожнее, а его комната впервые вызвала у него клаустрофобию. – Ну, тише. Пожалуйста, – утешал или издевался Батлер. В любом из случаев это было в настолько спокойном тоне... – Я понимаю, ты шокирован, но выслушай меня, пожалуйста. Я хотел спросить насчет искренности этой песни. Правда ли ты так думаешь? Ты изменил свое мнение насчет всего этого «дебильного британского бреда»? – Дай мне, черт возьми, убедиться, что это не сон. – Ох... Бернард взял его за руку. Теплый. Внутри же разгоряченный. – Это не сон. Я здесь, Бретт. – Почему ты пришел?.. – всхлипнул Андерсон. – Я хотел бы помочь. Я очень удивился, когда услышал это по радио. Сам подумал, что это какой-то бред, что тебя подменили... Потом услышал второй раз, сделал некоторые заметки, и вот захотел убедиться, что ты живой. И ты живой, вроде как. В другой раз бледный Бретт с синяками под глазами принял бы иронию над своим внешним видом, но сейчас он был в отвратном состоянии для этого. – Это и есть ебаный бред. Раз – я не писал эту песню, два – все еще сомневаюсь, что говорю сейчас с тобой, Бернард. Да и в собственное здравомыслие уже не верю. – Короче, я расскажу тебе, что ты сам писал, – Батлер вынул из кармана джинсов листок. – Сразу говорю, я ничего не додумывал. «Он устал от британской жизни. Он устал от гламурной жизни. Теперь петь о том, что происходит вокруг, это уже какой-то культ. Будучи обычным, он будто в тусовке. Но он не убежит от самого себя. Он потеряет всех друзей, и самого себя. Были люди, которых он любил, но и они теперь живут по-ново-британски». – Знаешь... Как будто кто-то прочитал мои мысли и написал песню. – А еще ее и спел. Бретт был уверен в том, что сошел с ума. – В конце были скрытые строки, – продолжил Батлер. – Если и я не рехнулся. – Ну-ну. – Мне до сих пор неловко, но я же должен устранить твою амнезию. «О, я хотел бы, чтоб он вернулся, мы бы начали всё сначала. Мы начали б играть в андерграундной рок-группе, мы бы начали всё сначала... Приди ко мне в любое время, потому что я устал так жить». Бретт от стыда закрыл голову руками. – Поэтому я и пришел, – Бернард разделил с другом смущение и покраснел. – Это искренне? – Бернард... Берни, у тебя нет моего удостоверения в психушку? – Да не сошел ты с ума, Бретт. Может, просто укурился, но это наяву. – Дай мне время подумать. В такой позе Андерсон сидел около пяти минут. Если первую часть песни мог написать кто-то другой, то вторую – никто, кроме него самого. Соответственно, эту песню написал он. Судя по тематике, в наркотическом отчаянии. Батлер успел выкурить пару сигарет и пойти на балкон, правда, сразу вернуться, потому что вход был заблокирован всякого рода стаффом. – Принеси мне воды, пожалуйста. Бернард сходил на кухню, где было не менее заставлено. Он выдохнул, когда понял, что Бретт попросил его о такой простой вещи, найти иное он был бы не в силах. Он вернулся со стаканом. – Ладно, я готов сказать. – Давай. – Да, меня заебала вся эта тусовка. Мне сначала это нравилось, но потом я начал понимать, что заболеваю, заболеваю ложью, скукой, отчаянием... Не знаю, что ты по этому поводу думаешь, рано ли я или поздно это осознал. – Что-то между. – Хочешь сказать, вовремя? – Ну, не настолько поздно... – Батлер взглянул на впалые глаза и худобу друга. Запущенный случай, но могло быть еще хуже. – Хочу обыденной жизни, готов снова в деревню. Мне настолько неспокойно. Хотел бы совмещать размеренную жизнь в сельской местности и написание песен, да, звучит хреново. И еще. Я люблю тебя до сих пор, Бернард. Эти гребаные слова правда, хоть убей. Батлер непроизвольно потянулся за новой сигаретой. – Ты за этим пришел? – Нет, это для меня неожиданность... Но теперь понимаю, что да. Бретт устремил взгляд словно сквозь него. Он выглядел потерянно. – Я тебе уже всё простил, абсолютно, – сказал Батлер, испытывая жалость к собеседнику. – Я, в общем, не против. – Я снова хочу быть с тобой в одной группе. Потому что я тебя люблю. И ценю. Мне двадцать семь лет, скоро двадцать восемь... Понимаешь, тут дело не только в возрасте. Короче, я не хочу уйти, как Кобейн. Без тебя мысли были вообще скверные. Бернард снова взял Бретта за руку и прошептал: – Как назовем группу? – Бретт и Бернард? – Кожа, – улыбнулся Батлер в ответ. – Нет, не хочу похожих названий. – У нас будет время всё обговорить. Андерсон перевел взгляд. Сейчас до него начинало доходить. – До последнего не верится, что ты вернулся... – Это же искренне. – Искренне... А мне показалось, что и тебя подменили. А ты это практически трезвый говоришь. – Конечно, Бретт, это ж надо было так укуриться. – Я сорвался. – А я тебя спасаю. – Мой ангел-хранитель? – Хочешь, так считай, – улыбнулся Берни. – Ты реальный. Как же я рад. – А я как рад, Бретт. Бретт растаял. Но это было не всё. – Знаешь, что, ты свободен сегодня? – Я отменю все свои планы. – Хочешь составить мне компанию в Уэртинг? Можно как и погулять по пляжу, так и посидеть в тени. – Вау... Свидание? – Можно и так. – Только за. Бретт не мог налюбоваться Бернардом. Они снова рядом друг с другом и снова строят совместные планы. – Решил, что это поможет тебе еще раз всё обдумать. Я понимаю твои мысли по поводу деревни, но нам будет намного труднее строить карьеру с чистого листа еще и вдали от цивилизации. – Ты прав. Что ж, я сейчас самый счастливый в мире. И даже если мой сон продолжается, то я хочу верить, что не сойду с ума после того, как проснусь. – Ты так и не рассказал мне этот сон, Бретт. – И не стоит, там ты не такой, как в жизни. Ты поддерживаешь меня и не смеешься надо мной. И я готов еще столько хорошего тебе сказать... – Можешь просто поцеловать. Теперь и Бретт взял Бернарда за руку, и приблизился к лицу. Это наяву.