Гарантия качества

— Не сочиняй, Инупи, — скалился Коконой, — Ты на словах храбрый, в драке дикий, а в таких делах слабак и рохля. — Да послушай меня, — отчаянно защищался в ответ Инуи, — Это враньё. Теппей просто нарывался. Знал, что я его ушатаю, поэтому отъезжал от спора. Только не говори мне, что ты веришь этому говнюку… — Дай-ка подумать, — Коконой приложил указательный палец к губам и изобразил активные измышления. По тому, как расплывалась тонкая, но широкая улыбка по светлому лицу, Инуи понимал, что ответ его не обрадует. — Нецелованный девственник Инупи… Звучит очень похоже на тебя. Коко хихикал надломанно и кратко, а затем продолжал глумиться, не давая и шанса парировать: — Конечно, тебе совсем не до свиданий и поцелуев, надо заниматься делами банды, защищать территорию, обучать младших. Да и вообще не дело это — тратить своё время на девчонок, да? Я угадал? Инуи понимал, что злится и вместе с тем немного смущается. Конечно, Коко угадал, — и он сам прекрасно знал, что попал в самую точку, а потому позволял себе снова рассмеяться. А Инуи только и оставалось, что, сливаясь в цвете лица со своим ожогом, хлопнуть по столу и неумело переводить стрелки: — А сам-то?! Вечно где-то пропадаешь, по любому сам ещё ни одну девчонку не поцеловал! Инуи был возмущён до отказа и про себя надеялся, что сумел хотя бы немного задеть Коконоя. Но глядя на то, как и без того расслабленный Коко, ещё мягче, удобнее устраивается на напольной подушке, Инуи понимал, что сейчас его ждёт второй круг унижений. — Целовал, — с самым довольным и важным видом заметил Коко, — И не одну. — Да как так-то?! — Ты даже не представляешь, как много тётушки готовы заплатить за свидание с молодым красавчиком. И Коко был настолько доволен собой, что, честное слово, Инуи и прямо сейчас был готов разукрасить его лицо. А ещё больше — переломать руки тем тётушкам. Только здравый смысл и инстинкт самосохранения сейчас оберегал Инуи от мыслей о том, за что ещё тётушки были готовы заплатить Коко. От необходимости как-то реагировать на эти слова без лишних эмоций и посягательств на чужие права и свободы Коко спас его сам. Видимо, заметил, что напарник подозрительно тих и скован для того, кто только что был готов с боем защищать свою нецелованную честь. — Вот видишь. Ты у нас один остался нецелованный. — Я умею целоваться, — на удивление для самого себя спокойно ответил Инуи. — О-о-о, да ладно? — наигранно удивился Коко, — Докажи? — В смысле — докажи? Как ты себе это представляешь? Инуи прямо посмотрел на своего друга. Тот в свою очередь выпрямился и уселся на полу ровно. На его лице всё ещё красовалась пугающая и не предвещающая ничего хорошего улыбка. Инуи видел это выражение раньше — такой улыбкой Коко всегда перечёркивает все свои сомнения, если не уверен в том, что делает. Что бы он ни задумал, теперь точно не отступит, и Инуи знал это наверняка. — Поцелуй меня. — Ты… Инуи на время потерял дар речи. Для шутки это было слишком по-идиотски даже для Коко. Так тупо, что даже не смешно. Да и Коконой сидел пусть и ухмыляясь, довольный собой, но всё же безукоризненно глядя прямо в глаза, открыто и честно. — …перепил что ли? Совсем крыша поехала? Но сегодня они не пили. На низком столике перед ними стояла только бутылка воды и диетическая газировка. Они точно не были пьяны. — А ты подумай сам, как ещё я смогу убедиться, что ты правда умеешь целоваться? Если я встану на твою сторону в этом споре и буду защищать тебя перед парнями, а ты мне нагнал, то это плохо скажется на моей репутации и бизнесе, понимаешь? Я не могу этого допустить. Поэтому либо веди ко мне девчонку, которая подтвердит, что вы целовались, либо доказывай на деле. То, что всё очень плохо, Инуи понял в тот самый миг, когда признал, что это, как ни крути, логично. Действительно, в словах Коко есть смысл: он готов помочь и заступиться, но ему нужны гарантии. Ему всегда нужны гарантии, только вот в этот раз, — да как и во все прошлые, — Инуи не может ему их дать. Ответ застрял в горле несформировавшимися звуками, поэтому Коко сразу же перехватил инициативу: — Да ла-а-адно тебе, — протянул он и упёрся ладонями в столешницу, — Не надо стесняться, это просто дружеский спор, мы же знаем друг друга сто лет… Коко вытянулся подобно коту, что скучающе отлежал свои лапы и решил, наконец, размяться. Тогда-то Инуи и понял, что сейчас у него есть последний шанс не оказаться глупой мышкой, которую эти самые лапки и сцапают. А потому он с громким хлопком ударил по столу рукой, следом подскочил и схватил Коко за шиворот. И тут-то сам и попался в ловушку, хорошо расставленную обманчиво ленивым на первый взгляд котом. Застать Коко врасплох сложно. И сейчас, в эту короткую, самую важную, но пугающую секунду, на его лице тонкой линией губ очертилась даже не улыбка, а один немой вопрос: «Ну что, осмелишься?» Такой нахальный, что хотелось ударить. …а пришлось поцеловать. Инуи и сам не понял, как так вышло. Не выдержав такого прямого вызова, всего этого самодовольства, безнаказанного чувства проигрыша, он только и смог, что самым закономерным образом спрятать от себя это кошачью морду. Это было так логично, ощущалась так верно, что решение, принятое за короткий миг, не поддалось ни единому критическому суждению в голове. Когда же, наконец, сознание оказалось в фазе, способной принимать решения, было уже поздно. Настолько поздно, что тонкие пальцы Коко были уже в его волосах, — как если бы это не было какой-то глупой сценой. На секунду можно было бы и поверить, что это серьёзно. Между их лицами было место только жару дыхания, но и тот поутих спустя десяток секунд немого касания их губ. Инуи не успевал даже помыслить об отстранении: Коко не нужно было и притягивать его назад, достаточно было незыблемо оставаться в той же позе. Всё сразу было ясно — светлым прядям место меж его пальцами, а лицу — возле его собственного, так близко, что улыбку наглеца было не видно. …да только вот Инуи всё равно чувствовал на своих собственных губах улыбку Коко. И если до этого его раздражал один лишь её вид, от необходимости ещё и чувствовать её злостью срывало голову. Разве не мог Коко хотя бы сейчас не провоцировать его, не насмехаться? И так вынудил заниматься такими делами… «Вот пусть и отдувается», — решил для себя Инуи. Если уж гарантии, то стопроцентные. Отпустив несчастный ворот рубахи, в который он до этого вцепился чуть ли не как в спасательный круг, Инуи взял своего друга за плечи и поцеловал его так крепко, как только мог. Сам для себя заметил: «по-взрослому, по-настоящему». И чтобы не ощущать даже своим дыханием эту противную усмешку, он только и мог, что разомкнуть губы Коко, накрыть своими, уже не смущаясь, а относясь к спору со всей серьёзностью. Увлёкся и не заметил. Коко дрогнул в груди и повёл головой назад, вероятно, желая если не освободиться, то хотя бы набрать воздуха. Но Инуи, дав тому ровно мгновение и, воспользовавшись возможностью, набрав полную грудь, с отвагой ныряльщика за жемчугом вновь прижался к лицу Коко. Ни на секунду его не беспокоила мысль о том, что он чувствует в процессе. Не было ни единой мысли, кроме злого «ты сам меня спровоцировал» и жёсткого «если и делать что-то, то делать хорошо». Поэтому он продолжал старательно, с трудолюбием отличника, целовать Коко, как не целовал ни одну девушку до этого. От влаги и соприкосновения губы пухли, и Инуи подметил, что поцелуй стал ощущаться лишь комом жара во рту, растеряв вкус и другие ощущения. С одной стороны, Инуи чувствовал себя победителем: усмешка Коко больше не взрезала ни его гордость, ни его рот. С другой стороны, он не мог не заметить, что этот способ больше не работает, и нужно было двигаться дальше. Куда и как? — да знал бы он ещё сам. И чтобы разобраться, отстранился на миг. Даже не вдохнул глубоко, лишь оборванно втянул немного воздуха и, раскрыв рот, вновь склонился вперёд, почти не глядя, собираясь кончиком языка, ещё осторожно, дотронуться до обычно хищного оскала, как вдруг взгляд вновь сфокусировался. На короткое мгновение, после моментального чувства падения и гулкой встречи затылка с полом, перед глазами возникла потолочная лампа. А следом — лицо Коко с его трижды проклятой за вечер улыбкой. Он улыбался подобно зазывалам на центральной улице, раздающим флаеры с самыми сомнительными предложениями. И зеваки, не глядя на описания акций и даже названия приглашающих их мест, всё равно шли туда, ведь нельзя было отказать человеку, который улыбался как избалованный, но очаровательный ребёнок, если в глазах у него сидел расчётливый демон. И теперь Коко нависал над ним, уперев руки в пол. На его бледном и тонком лице проступил румянец, и это смотрелось так непривычно, что очарованный этим, Инуи с искренним изумлением исступлённо наблюдал, как этот негодяй, пытаясь отдышаться, что-то говорил. Его раскрасневшиеся губы двигались, и Инуи готов был поклясться, что пусть он и видел каждое их движение, ни слова услышать он попросту не был способен. В голове, подобно пожарной тревоге, повторялась одна и та же аварийная мысль: «он такой красный и запыхавшийся, потому что ты его засосал.» И это было правдой. А затем Коко облизнул уголок губ, — и Инуи пришёл в себя. Он узнал этот жест, потому как неоднократно замечал его за своим другом. Так, наевшись досыта, Коко всегда завершал трапезу, довольный и сытый, что бы ни съел: хоть дешёвую лапшу в стакане, хоть дорогое блюдо в ресторане. И после, что ни предложи, он больше не съест. Словно кот, напившийся молока, а теперь облизывающий лапу и умывающийся. И это означало лишь одно. Инуи был побеждён. Съеден до последней крошки как неумелое бенто в сумке у Коко; как та глупая мышка, что попалась скучающему коту. Затем Коко встал, поправил рубашку и, сипло рассмеявшись, махнул рукой и ушёл в уборную. Напоследок, выглянув уже из-за двери, добил своим самым главным жестом как контрольным в голову. И гладя на кончик острого языка, Инуи разве что сожалел о том, что не проучил его также, как справился и с насмешкой Коко.