Типичный день, типичного месяца, что до боли в груди доказывает, как все серо и уныло. Тяжело вздохнув, уже не в первый раз за пару минут, Арсений поднимается с постели и устало бредет к ванной комнате. Не издавая никаких лишних звуков, чтобы не разбудить еще одну обитательницу его стерильно чистого дома, Попов вымыл руки и лицо, насухо вытерся полотенцем, идеально висевшем строго на своем месте, и вышел, тихо прикрыв дверь. На кухне все было вычищено до блеска, что хотелось отвернуться и убежать подальше от тошнотворного запаха хлорки и всего этого перфекционизма. Сам Арсений любил порядок, все у него всегда лежит на своих местах, нет хаоса ни на столе, ни в мыслях, но не до такого же...
Пару раз брюнет открыл холодильник и с разочарованием закрыл его. Кусок в горло не лез в такой обстановке. Казалось, что ты в стерильной палате в больнице, а у Арсения с этим связаны самые неприятные воспоминания его осознанной жизни. Наспех заварив кофе он встал у окна, глядя на торопившиеся в неизвестность автомобили, редких прохожих, укутавшихся в теплые шарфы, доставщиков еды на велосипедах... — кто сейчас вообще заказывает поесть? Бросив взгляд на часы, Попов с невероятным спокойствием отметил, что опаздывает. Он никогда не приходил на работу позже чем нужно, за это его и любило начальство и недолюбливали школьники, с которыми в этот день у него бывал первый урок. Сегодня же мужчина решил дать себе передышку.
Постоять, подумать о чем-то своем. Может даже услышать, чего он сейчас хочет, ведь за баррикадами из заданий, рутины и беготни отголоски его внутреннего «Я» слышались все реже и тише в его голове. Казалось, ради таких спокойных моментов и нужно жить.
— Ты еще дома? — Бум. И стена спокойствия, воздвигнутая самим Арсением за пару минут, рухнула.
— Уже собирался уходить, — не поворачивая головы ответил он.
— Даже не повернешься... Сень, я же просила составлять все на место! — возмущенно проговорила девушка, ставя на полку высунутую брюнетом тарелку.
Попов стиснул зубы, да так, что до головной боли. Руки сжались в кулаки сами собой и он задышал часто-часто, чтобы немножко успокоиться и продолжить тихо и размеренно говорить, как
он любит.
— А я просил не называть меня Сеней, помнишь? — неторопливо спросил брюнет, разворачиваясь и идя к раковине, чтобы помыть кружку. — А еще просил не подсказывать мне куда что поставить или положить.
— Если ты сам не понимаешь, приходится мне, — чуть повысила тон девушка.
— Алён, я не идиот! — резко повернул голову Арсений, сверкая в полумраке кухни голубыми озерами. — И я прекрасно разберусь и без тебя, не маленький.
— А раньше не разбирался. — Девушка нахмурилась, уводя взгляд от пронзительных глаз напротив, которые в этой полутьме стали совсем черными.
— Алёна... — начал было Арсений, но замолчал, сжимая зубы. — Я просил тебя... Я просил. Просил!
Все громче и громче Попов говорил свою пламенную, яростную речь, но ни разу не сорвался на крик. Он ненавидел повышать голос и тому, конечно же, были свои причины о которых он кому-нибудь расскажет. Когда-нибудь. Наверное.
— Но разве я не права? — продолжала гнуть свое она.
— Иди ещё поспи. Рано.
И брюнет резко вышел из кухни, взял в комнате небольшой портфель и, надев куртку, вышел, громко хлопнув дверью.
— Это ведь всё для тебя, — сказала девушка стенам, глядевшим на неё сквозь утренний сумрак.
❦❦❦
Мужчина заходит в класс со звонком и, видя соизволивших сегодня прийти учеников, строго осматривает их. Поверхностно, не заостряя ни на ком особого внимания, но все же жутко им иногда становится даже от этого. Ученики же в ответ смотрели на Попова, вальяжно рассевшись на стульях, которые были, к слову сказать, куда лучше, чем в обычных школах, но школьники находили причину для нытья и жалоб; такова их природа. Для них слово Арсения — пустой звук, поэтому на банальное «Доброе утро» никто ему не откликнулся.
— У нас сегодня устный опрос по последней пройденной главе, — прищуренно наблюдая за реакцией напоминает историк.
И она не заставила себя ждать. Конечно, какое богатым детям дело до домашнего задания. Да они даже записать его не удосужились, Арсений уверен. Зашуршали страницы учебников и тетрадей у тех, кого хоть немного интересовало собственное будущее и выстраивание собственного жизненного пути. Остальная же часть, видимо, собиравшаяся до глубокой старости сидеть на богатой родительской шее и тратить их сбережения даже не пошевелилась. Как же учителю не хватает обычной работы в обычной школе, где дети смотрят на тебя с интересом, а не с презрением, где тебя слушают, а не корчат рожи за спиной, пока ты выводишь что-то своим ровным почерком на доске. А если дело доходит до внеклассных мероприятий, то тут уж скорее проще пойти и застрелиться, чем уговорить мажоров поднять свои тела и доставить их в какой-нибудь музей. И это при учете, что их наверняка довезут на машинах.
Видя на лицах некоторых долю волнения, Попов про себя усмехается, кто-кто, а они за свое будущее вряд ли переживают так, как переживал он. Решив, что даже если он даст им пятнадцать минут, — ведь на обычное повторение дается от силы три минуты, — то все равно ничего они не расскажут ему. А если и расскажут, то так, что лучше и не надо было вовсе.
— Всё, поздно пить «Боржоми», когда почки отказали, — прерывает лихорадочные попытки тупого заучивания текста учебника учениками историк.
Раскрыв перед собой журнал, он медленно повёл пальцем вниз, проверяя количество и качество отметок, думая, кого бы вызвать в этот раз. Есть люди, которых на его уроках практически не бывает, и, если они здесь, то хоть вечеринку устраивай в честь этого. Есть заядлые двоечники, есть средние ребята. На любой вкус, как говорится.
— Матвиенко, — наконец произносит он, слыша облегченные вздохи остальных. — Прошу.
Театрально закатив глаза, всем своим видом показывая Арсению, что он о нём думает, Серёжа поднимается с места и, жалобно глянув на лучшего друга, пошёл вперед, не найдя поддержки. Его дружок смотрел не на него, а в телефон, ведя с кем-то активный диалог. Было ясно как день, что сейчас он Матвиенко не помощник. Ожидаемо, конечно. Странно было бы, если бы один из шикарнейших парней школы не общался с такими же крутыми парнями, или с кучей девушек, ведь таких было хоть отбавляй. Но обидно, ведь Сережа его лучший друг. Да ведь? Ожидаемо. Но обидно.
— Ну, давай начнем с простого? — риторически вопрошает учитель, лихорадочно соображая, что бы спросить полегче. — Дата французской революции?
— Вы сказали с простого, — буркнул в ответ парень, даже не собиравшийся пытаться что-то припомнить. Вообще сложно вспомнить, если не знал, а если еще и забыл...
— А это что, по твоему? — устало вздохнув спрашивает Попов, указывая на место юноши, показывая, что тот может сесть.
Антон поднял голову и с наигранным сочувствием посмотрел на друга, снова быстро переводя всё внимание в телефон. Арсению даже стало немного жаль Серёжу, ведь он так старается быть классным другом, но Антону, кажется, всё время чего-то не хватает.
— Шастун, — называет преподаватель фамилию, наблюдая за реакцией, которой... нет. — Антон. Сюда выйди.
С мученическим взглядом парень встает со своего места и плетется в сторону стола. Остановившись и воткнув взгляд в пол он ждал, пока от него отвяжутся. В голове уже созрел план, а рука сама потянулась к карману. Медленно приблизившись к столу так, чтобы загораживать от любопытных глаз обзор того, что будет происходить, юноша достал пятитысячную купюру, самодовольно протягивая ее Попову.
— Пять тысяч, и я свободен, идет? — вальяжно помахивая купюрой перед лицом произносит юноша, прищуренно глядя на преподавателя.
Это всегда работало. Все велись. Все без исключения.
— Нет, Антон. — Шастун в изумлении уставился на историка, доставая телефон, чтобы звонить отцу. Он всегда помогал сыну решать подобные вопросы. — Денег у меня достаточно, а тебя нужно перевоспитывать. Телефон мне на стол.
Но парень и не думал делать то, что велено. Он просто стоял и буравил взглядом учителя, всем видом показывая своё возмущение.
— Чёрт с тобой, Шастун. — Арсений легко махнул рукой на место юноши. — Тебя спасло скорое ЕГЭ. Если бы не экзамен, я бы поставил тебе «два». А телефон всё же клади.
— Ага, сейчас, — фыркнул он максимально саркастически.
Закатив глаза он пошёл к своей парте. Раздражение от самого присутствия учителя накатывало очень часто, но он справляется, ведь знает, что куда лучше Арсения Сергеевича. Хотя, лучше просто Попова. Официальность ни к чему, чтобы точно показать отвращение к историку.
Вновь углубившись в увлекательную переписку парень не поднимала голову вплоть до самого звонка, но затылком слишком отчетливо ощущал зоркий прищур преподавателя. От этого становилось не по себе и юноша старался отвлечься, хотя на самом деле хотелось вскочить и бросить что-нибудь тяжелое — учебник, например, — в учителя. Но он держался. Иногда слышал шёпот Серёжи, от которого хотелось отмахнуться и послать его далеко, надолго и навсегда.
Долгожданный звонок на перемену, и Антон первый выскакивает с места, направляясь к выходу из кабинета.
— Антон, — голос прозвучал глухо через мысли парня, но заставил его притормозить и развернуться, смотря куда-то в сторону. — Задержись-ка.
— Ага, а по головке вас не погладить? — съязвил Шастун.
— Ну по головке погладь, чё ты, — пошутил проходящий мимо Матвиенко, за что получил сильный толчок в бок.
Арсений Сергеевич, кажется, юмора не оценил, но промолчал, складывая руки на груди. Когда в кабинете остался только он и юноша, мужчина вздохнул, присаживаясь на край своего стола, и поднимая уставший взгляд на Антона.
— Что будем делать с поведением твоим, Шастун? — изогнув бровь спросил Попов.
— Ничего. Я просто уйду и ничего не было, ладно? — серьёзно, это был первый и последний урок, на котором парень собирался присутствовать, и уйти и покурить, например, хотелось достаточно сильно, чтобы грубить. — Вам что, доплачивают за задержку учеников?
— Нет, конечно нет. — Он даже как-то погрустнел на глазах, кажется. — Можешь идти.
Медленно, всем видом показывая, как ему безразлично всё, что происходит вокруг, Антон развернулся и вышел из кабинета, прикрыв дверь. Идя по коридору в сторону шкафчиков (а это были именно личные шкафчики), парень подумывал остаться еще и на геометрию, но едва он заметил издалека Шеминова, как все сомнения тут же разлетелись.
— Идём же? — пожимая Антону руку спрашивает Стас.
— Да, — коротко отвечает Шастун.
— Чё с тобой?
Антон даже не сразу понял, в чем, собственно, вопрос. Казалось бы, встретились, поздоровались, и тут такое. Но внезапное осознание заставило его улыбнуться и беспечно пожать плечами, мол, не понимаю о чём ты вообще, у меня куча денег и богатые родители, какие проблемы?
— Родители дома твои? — уточняет Антон, хоть это всё обговаривалось пару десятков минут назад в общем чате.
— С тобой точно не так что-то, перегрелся с историей, походу, — откровенно посмеивается Шеминов.
— Да иди ты. С Поповым попробуй не перегрейся. Весь мозг прожужжал хернёй какой-то, — шутливо отмахнулся парень.
Стас немного подождал, пока Шастун наденет куртку и
сложит свалит все свои учебники на полку, потом, подгоняя друга, вышел за ним из школы, оглядываясь, как бы никто не увидел. Правила, как никак.
— А по-моему он пидор. — Шастун аж остановился и обернулся.
— Кто? — тупо спросил он, хмурясь.
— Попов.
— А.
Отлично поговорили, пять баллов. Вообще странно делать такие выводы просто так, но полить грязью человека, который тебе откровенно противен, почти всегда приятно. Сейчас уж точно, и Антон нутром чувствовал, что всю дорогу они будут приплетать историку всевозможные грехи, пока не решат, что он наверняка какой-нибудь маньяк-сутенёр, который соблазняет малолеток. И будучи довольными этой версией они посмеются и забудут о нём нахрен.
Антон даже улыбнулся этой своей идее, раздумывая, какой он вообще гениальный, раз до такого додумался. В шутку, конечно. Он же не долбоёб.
— Шаст, бежим, — шепнул Стас и рванул с места, а юноша, не успев до конца вынырнуть из мыслей, просто побежал следом, спотыкаясь обо всё.
— А мы куда бежим, погоди, — запыхавшись еле проговаривает Антон, но, повернув голову назад и увидев Попова, что смотрел на них, вопросы из его головы отпали сами собой.
Они бежали быстро, хотя, не совсем понятно зачем, и Шастун, спасибо его длинным ногам, распластался на асфальте, сильно царапая ладони и подбородок. Хотелось заплакать, настолько больно и обидно было. Стас остановился неподалёку, но не спешил подойти и помочь. Посмотрев куда-то вдаль Шеминов начал медленно отступать.
— Ну ты кретин, Антон, — слобно сверкнув глазами протзнес он. — Из-за тебя нас поймают. Тебя поймают.
И он развернулся и побежал. Успев отдалиться на приличное расстояние ему уже было не важно кричат ему вслед что-нибудь, зовет ли его Шастун... Он спас себя и свою задницу, остальное — пыль.
— Ебанат, блять, — обиженно прорычал юноша, переворачиваясь на спину.
— За языком следи, — строго произнёс Арсений, стоявший прямо над ним и смотревший прямо ему в душу. — Я вынужден сообщить вашим родителям, молодой человек, о прогуле уроков и крайне некультурныз выражениях.
— Как будто вы так не выражаетесь, ага, — снова съязвил парень, но спохватился. — То есть, простите. Не говорите отцу, пожалуйста. Не надо.
Отец Шастуна был до крайности серьезный человек. Правда, он по всему подходил с особой тщательностью, и когда выбирала школу для сына, то выбрал лучшую в городе. Да, ему пришлось выложить просто громадную сумму за обучение, но он мог бы выложить хоть восемь таких и остаться в плюсе, так что по семейному бюджету это не ударило. Антона это мало волновало, конечно как и учеба в целом, но еще перед первым днём Андрей заявил, что будет лично следить за образованием сына. Он утверждал, что не собирается возиться с ним, как с маленьким ребёнком и будет принимать достаточно жесткие меры, если потребуется. Что же, Антон уже разок убедился в этом на практике, да так, что зад после ремня болел неделю, а телефон он увидел только через три. С тех пор Шастун-младший научился блестяще врать и списывать, и больше ему не прилетало.
— Тогда матери, — предложил альтернативу Попов.
Ну, мать Антона была мягкой женщиной. Всегда старалась, чтобы ее единственному ребёнку было хорошо и даже лучше. Она никогда не кричала, поощряла всё, что он предлагал, разрешала тоже всё. Поэтому он и спрашивал в основном о чем-то лишь у неё, пренебрегая мнением отца. Но все же мама всегда делилась с мужем тем, что Антон ей рассказывал, а если это касалось учёбы, то и подавно. Так что такой вариант тоже рассматривать было нельзя.
— Никому не говорите, пожалуйста!
Шастун думал что выглядит жалко. Только подумайте: унижаться перед человеком, которого презираешь, только из-за того, что он видел то, чего не должен был. Несправедливо? Определенно. Приятно? Точно нет.
— Почему же? — парень понимал: историк просто издевается. Ну нравится ему смотреть на унижения других. Может фетиш у него такой, кто знает.
— Просто. Пожалуйста. — Твердость – залог успеха любых переговоров.
— Тогда подъём – и на урок, — поставил условие историк.
Парню ничего не оставалось, кроме как послушно встать и развернуться в сторону школы. Он хотел уже было сделать первый шаг, но не успел.
— Стой ты. Куда ты так пойдешь то? — поднял брови Арсений, указывая то на руки, то на лицо.
— Умоюсь, не мелкий, — пробурчал Шастун.
— Зайди в медпункт, — посоветовал Попов и, развернувшись, пошел дальше.
Конечно, ни в медпункт, ни вообще в школу Антон уже идти не собирался. Что толку то, серьезно, уже ведь вышел, верно? Достав сигарету он медленно пошёл своей дорогой, иногда оглядываясь, чтобы никого из учителей не было вокруг.
Так, медленно, но верно, он добрался до своего излюбленного места за домом Матвиенко. На небольшой площадке, что тщательно скрывалась деревьями, сидеть было одно удовольствие в любую погоду. Пиная какой-то камень по земле, Антон всё поднимал голову к небу и вздыхал. Тяжелые тучи собирались над головой. Было неспокойно.
Было чёткое понимание того, что бесследно все случившееся не пройдёт. Но это не то. Не об этом беспокоился парень, а о чем-то ином. Он всё не мог понять, что же ощущает. Казалось, он всем телом чувствовал, что что-то произойдёт. Должно произойти.
Приятная погода сменилась противным мелким осенним дождём, от которого у Антона пробежали мурашки. Засунув руки в карманы брюк, Шастун залез в какой-то домик для детей, от которого отходила маленькая горка. Сгорбившись, он сумел таки поместиться там, но сидеть все же было совсем неудобно. Сейчас, слушая звук дождя, хотелось не думать об учёбе, отце и всём остальном. Хотелось просто сидеть и наблюдать за всем происходящим вокруг. Машины, люди — все куда-то торопились. Куда?
Вибрация от телефона в кармане заставила парня взрогнуть. Отец. Он снова испортил всю идиллию этого момента. Антон бросил взгляд на время и понял, что сейчас у него по расписанию второй урок. Что не удивительно, в общем-то. Две мысли были в голове: отец узнал и теперь звонит очень злой, или что-то случилось и хочет сообщить, но когда он услышит шум дождя и машин и дождя, то поймет что его сын не в школе и будет злиться. Получается, злиться он будет в любом случае, а поэтому лучше ответить на звонок, чтобы, может быть, хоть как-то смягчить наказание. Правильно?
— Да?
— Антон, — голос мужчины был суровым, как и всегда. — Я сейчас подъеду к школе и заберу тебя. Нужно кое-куда съездить.
— Хорошо.
Блятьблятьблять.
"Сейчас" — это через сколько? Он уже рядом? Или только выехал из дома? Шастун сорвался с места и почти полетел обратно к школе. Налевав на всю осторожность он решил пробежать через главные ворота, ведь так быстрее. Парень уже подбегал к повороту, за которым и стояла его школа, как из-за этого поворота вышел Попов.
— Блять! — с криком Антон налетел на преподавателя.
— Такая тяга к знаниям похвальна, но это я мимо ушей пропустить не смогу, Антон. А еще, помнится, я тебе сказал идти обратно в школу еще во дворе.. Зачем ты решил сделать такой огромный круг, прежде чем войти? — Издевается. Он снова издевается.
— Арсений Сергеевич! Вы можете мне помочь? — Такая идея посетила парня совершенно внезапно.
— Что? — приподнял брови историк. Уж чего-чего, а таких слов он не ожидал.
— Сейчас сюда приедет мой отец. Скажите ему, что это вы попросили меня вам помочь, и поэтому я не на уроке. Пожалуйста!
— Я не буду врать.
— Можете рассказать ему, что я матерюсь, но если он узнает что я прогулял...
— Нет уж, Шастун. Это откровенное враньё, — покачал головой Арсений.
— А вы – откровенный гандон! — Парень пожалел о словах только после того, как сорвался с места и побежал дальше к зданию.
Он слышал, как учитель кричал ему что-то вслед, но он не разбирал что, ведь он прислушивался к еще одному звуку. Звуку колёс. На этой пустой сейчас улице подъехать мог только один человек. Человек, который уже переговаривался с Поповым. Антон не слышал, что его зовут уже двое, он просто стоял и слушал, как кровь стучит где-то в голове, а сердце готово выпрыгнуть наружу.
Шастун медленно развернулся и увидел двух недовольных мужчин, что направлялись к нему. Он понимал, что его ждет. Понимал, что Арсений всё расскажет, если еще не успел. Понимал, что попал.
— В машину. — И Антон слушается.
❦❦❦
Антон стоит комнате, а на кровати, с идеально ровной спиной и нахмуренными бровями, сидит Андрей. Никуда они не поехали, и парень так и не узнал, куда он мог попасть. И не узнает.
— Где ты был? — строго спрашивает отец у Шастуна.
— На площадке, не слишком далеко от школы, — парень уже усвоил урок – нужно отвечать честно.
— И что ты там делал?
— Прогуливал второй урок.
— А еще?
Антон так тщательно скрывал, что курит, но, видимо, скрыть это не удалось лишь от одного человека. И он был худшим, кто мог узнать этот секрет.
— Курил.
Отец резко встал и, раскрыв дверцы шкафа, стал доставать оттуда все брюки и кофты. Он вынул из карманов все деньги, что были там, а затем, потребовав отдать ему кошелек и карты, забрал их и телефон, прямо из рук сына. Он вышел, хлопнув дверью, а Антон со злости схватил подушку и с силой кинул в дверь. Усевшись на кровать он размышлял, что же дальше. У него были еще деньги, о которых отец не знал, и это точно, причем много денег, что он мог купить себе новый телефон на такие случаи. Честно признаться, он бы пару лет мог прожить на них. Скромно, но прожить. Так что он понимал, что все нормально. Не изменилось ничего. Он все так же стоит на месте, и может оно и к лучшему.
Но вот откуда у него эти деньги? Он знает, что точно кому-нибудь расскажет. Когда-нибудь. Наверное.
