На пути к лучшему миру

С посещением запретной секции Гарри решил не затягивать. К концу недели, в вечер пятницы, он, приняв самый благонравный вид из всех, на какой только был способен, посетил кабинет декана Слизерина. — Что вам на этот раз от меня нужно, Поттер? — чуть более раздраженным, чем обычно, тоном, спросил Северус. — Профессор, — начал Гарри, — возможно, вы еще не осведомлены о новой методике преподавания Защиты. — Вы пришли пожаловаться? — Не совсем, — он улыбнулся, — видите ли, история моей жизни складывается таким образом, что мне приходится уделять особое внимание тем вещам, которые могут спасти мне жизнь. В частности, заклинаниям, которые мы должны проходить на этом предмете. Однако нынешний профессор, ничего плохого о ней сказать не хочу, отрицает необходимость… э… практики. — Короче, Поттер. — В общем… Профессор, я хотел бы получить от вас разрешение на посещение запретной секции для самостоятельного углубленного изучения темных заклинаний и способов защиты от них. — Нет. — Почему? — Потому что я знаю вас, Поттер, — Снейп пристально на него посмотрел, — вы слишком самонадеянны. — Наоборот, — Гарри нахмурился, — знаете, этим летом я очень много думал о том, что случилось в конце прошлого года. Я… я столкнулся лицом к лицу с тем… кто намного, намного сильнее меня. И я понял, что мне нечего ему противопоставить. Практически ничего. Я не знаю его точных планов, я не знаю, когда он решит попытать удачу в следующий раз. И… И поэтому я хочу сделать как можно больше для того, чтобы подготовиться. — В Хогвартце вам ничего не угрожает, Поттер. Пока рядом Дамблдор и я… — Простите, профессор, но вы не всегда будете рядом. Кроме того, чтобы возиться со мной, у Ордена, Дамблдора и вас есть другие, более важные обязанности. И потом, вы же прекрасно знаете, зачем здесь профессор Амбридж и что ее действия на руку не только Фаджу… В общем, я просто пытаюсь подстраховаться. Разве это плохо? Северус смерил его долгим взглядом. Гарри казалось, что тот может прочитать его мысли, поэтому постарался думать о том же, о чем говорил. — Как ни странно, вы рассуждаете вполне разумно… — протянул он, — в любом случае вряд ли вы сможете практиковаться в Хогвартце, даже если очень захотите. Но если вы хоть каплю злоупотребите моим доверием — я узнаю об этом. — Конечно, профессор, благодарю вас, — Гарри расплылся в улыбке, — и позвольте задать еще один вопрос, раз я здесь. — Быстрее. — Меня очень беспокоит то, что я не контролирую процесс. Скажем так, своих снов. Думаю, вы понимаете о чем я. И раз уж это вообще происходит, я подумал — а нет ли способа научиться проникать в чужое сознание, при этом оставаясь незамеченным? — Вы говорите о легилименции, Поттер? — Снейп вопросительно поднял бровь. — Возможно. Не уверен, что знаю, что это… Но дело в том, что я боюсь, что однажды меня обнаружат. Он как-то связан со своей змеей, и… В общем, мне нужно научиться это контролировать, и я как раз хотел изучить этот вопрос в запретной секции. — Вы слишком многого хотите. У вас совершенно нет терпения. — Скорее, у меня нет времени, — он вздохнул, — вы ведь понимаете, что я… что я не смогу с ним тягаться, если ничему не научусь? Мне нужно стать сильнее и как можно быстрее, потому что я понятия не имею, что может произойти завтра. Поэтому я прошу вашей помощи. — Это очень опасно и редко у какого взрослого волшебника это получается. Однако с учетом ваших… достижений, при должном усердии вы бы могли достичь некоторых успехов, хотя это и очень оптимистично с моей стороны. — Вы… вы могли бы меня обучить? — Возможно. Дамблдор, однако, против того, чтобы я это делал. — Как… Вы уже говорили с ним? — Еще летом, когда вы впервые заговорили об этом. Но я знаю вас намного лучше и понимаю, что если я не займусь вами, то вы попытаетесь сделать это самостоятельно и испортите все, что делалось с таким трудом. Лучше будет, если я смогу проконтролировать процесс. — Профессор, спасибо! Когда… когда можно будет приступить? — Гарри так обрадовался, что совсем забыл о серьезности. — Не раньше ноября. До этого времени у меня много работы. — Конечно, профессор, как скажете. А… — За разрешением зайдете на следующей неделе. Мне необходимо еще раз все обдумать и понять, какова вероятность уничтожения школы, если вы-таки получите доступ к литературе из запретной секции. — Ну уж не такое я чудовище. Вы же не поверили той чуши, которая написана в газетах? — Чуши? Половина из этого правда и не смейте это отрицать. Вы слишком много на себя берете, Поттер, и я боюсь, как бы вы однажды все не испортили. — Вы так говорите, будто знаете, что именно должно случиться и когда, — он внимательно посмотрел на Снейпа, — но вам, конечно, виднее. Кстати, а… как у вас дела? — Что? Поттер, вы в своем уме? Когда вас вдруг стало это интересовать? — тот почти изумился. — Тогда же, когда узнал специфику вашей работы. Как… как вы все успеваете? — Не ваше дело, Поттер. У вас остались еще вопросы? — Нет, профессор, — он мотнул головой. — Тогда не тратьте больше мое время понапрасну. Мне еще нужно проверять работы учеников. Кстати, передайте Малфою, чтобы в следующий раз списывал у вас чуть внимательнее. — Эээ… хорошо, — смущенно пробормотал Гарри, — хорошего вам вечера. Ему было крайне неловко, потому что он сам же диктовал Драко то, что нужно было записывать, и, пару раз задумавшись, допустил несколько фактических ошибок. И от осознания того, что Снейп так просто их раскусил, стало еще неприятнее. Однако это были мелочи по сравнению с его глобальным успехом. Через неделю, если тот не передумает, он получит возможность попасть в запретную секцию, а там… О, вот тогда-то он наконец-таки развернется! Гермиона писала строчки, уже ставшие почти что привычной частью ее жизни. Это было молчаливое противостояние — ее и Амбридж. Она спокойно здоровалась и прощалась с ней вот уже целую неделю. С каждым днем время наказания увеличивалось, и в гостиную факультета она возвращалась чуть ли не за полночь, однако это лишь придавало ей внутренних сил. Гермиона практически перестала обращать внимание на боль в руке, в конце концов бедные домовые эльфы веками терпели что-то подобное, и уж каких-то полторы-две недели она вполне могла потерпеть. Теперь ей безумно хотелось сделать что-то, что вывело бы мерзкую старуху из себя еще сильнее, например — организовать собрание учеников, которые хотят учиться несмотря ни на что, чтобы та увидела, что их не сломить и не запугать. Дамблдор и шляпа предупреждали, что для борьбы с врагом Хогвартц должен сплотиться, и Гермиона уже точно была уверена в том, что речь именно о новом преподавателе и Министерстве. «Министерство пытается помешать Дамблдору, и они даже не понимают, что тем самым делают огромную услугу Темному лорду! Конечно, они же лучше будут слушать Малфоя, чем самого умного и могущественного волшебника!» — думала она, морщась от боли. Кровь уже не запекалась, а просто свободно текла по руке, капая на пергамент. Это был последний день ее наказания и она с надеждой думала о том, что совсем скоро все закончится. Наконец, Амбридж приблизилась к ней и протянула толстую короткопалую ладонь. — Покажите мне, как вы усвоили урок, мисс Грейнджер. Бледная как мел Гермиона показала ей окровавленную руку. Если бы она не наблюдала такую картину всю неделю, то, вероятно, испугалась бы, но теперь ей было практически все равно. — Что ж, я думаю, вы наконец-то все запомнили. Но, быть может, стоит провести еще пару занятий? — на лице профессора расплылась слащавая улыбка. — Нет, я все запомнила, — тихо, но твердо ответила девушка, убирая руку. — Что ж, тогда можете быть свободны, юная леди. И помните, что ложь еще никому не приносила пользы. — Конечно, — Гермиона выжала из себя ответную улыбку, — я запомнила. Доброй ночи. «Конечно я запомнила! Ложь никогда не доводит до добра… Особенно тебя, старая ты карга!» Выйдя из кабинета, она поспешила полить руку заживляющим зельем, которое ей отдал Поттер. Под конец недели она поймала себя на мысли о том, что, кажется, почти понимает его. Конечно, она бы никогда не опустилась до его уровня, но в отношении Амбридж круциатус уже не казался ей настолько бесчеловечным. В гостиную она вернулась поздно и первое, что увидела — это празднующий факультет. Рон в старой форме Оливера Вуда, по всей видимости, прошел успешный отбор на место вратаря команды Гриффиндора. Гермиона слабо улыбнулась и помахала ему рукой. — Рон, поздравляю! Это просто прекрасно! Тебя взяли в команду, да? — Да, только представь! — он подскочил к ней, взбудораженный и счастливый. — Я так боялся, но вроде бы у меня получилось! — Ты неплохо справился, — Анджелина Джонсон кивнула, — теперь у нас половина команды состоит из Уизли. Фред, Джордж, Джинни, теперь и ты, Рон! — Поздравляю! — Гермиона мягко обняла его. — Я же говорила, что у тебя все получится! — А ты… как? Что с этой жабой? — А, ничего! Все в порядке, больше мне не нужно к ней ходить. — Ты какая-то бледная, — вдруг заметила Джинни, — что она с тобой сделала? — Просто четыре часа рассказывала всякую чепуху, я чуть не заснула, — на всякий случай она спрятала руку в карман мантии, - все уже позади. Гермиона устало опустилась в кресло у камина. Тут же к ней на колени запрыгнул мурлычущий Живоглот и она с удовольствием запустила пальцы в его пушистую рыжую шерсть. Зелье подействовало быстро, но все же не до конца. В этот раз рана оказалась настолько глубокой, что от нее остался чуть заметный белесый след. — Ты ведь не просто строчки писала, да? — тихо спросил Невилл, глядя на ее руку. — Невилл, все в порядке! — отмахнулась она. — У тебя на мантии кровь… — Что? Где? Ах, нет, это не кровь, это просто чернила такие… Ну, знаешь, она же любит все розовое! — Гермиона криво улыбнулась и, достав палочку, в пару движений убрала капли. — Почему ты никому не сказала? — Невилл… Понимаешь… Это уже дело принципа. Нельзя показать ей, что она может нас запугать. — Но так не должно быть! Она же просто издевается над тобой! — Да? Ну и пусть, а я издеваюсь над ней, — она пожала плечами, — я не позволю, чтобы она заводила тут свои порядки. Хогвартц никогда никому не подчинялся, кроме директоров, поэтому не думаю, что у нее что-то получится. Если Амбридж не собирается нас учить — что ж, мы сами научимся! Субботним вечером Гарри шел по коридорам Хогвартца и раздумывал о сущностях волшебных портретов. Задавшись целью раздобыть двойной медальон, он спрашивал об этом у портретов — сначала в доме Блэков, а затем в школе. Однако мало какой портрет помнил историю своего создания. Все они так или иначе склонялись к тому, что сначала были написаны, а уж потом ожили. Также выяснилось, что не все портреты говорящие. Некоторые были просто живыми и двигались, как газетные фотоснимки. Он не думал, что это окажется настолько сложным. В мире, буквально населенном движущимися и звучащими картинками, не найти толком информации о том, как их изготавливать! Это превращалось в игру на грани абсурда: договорись с картиной и не сойди с ума. Потратив на это чуть ли не четыре часа кряду, он понял, что с него хватит, поэтому свернул с главного холла с лестницами и портретами в коридор третьего этажа. Когда-то, на первом курсе, он считался запретным из-за огромной трехголовой собаки, которая куда-то пропала после одного из поражений Воландеморта. Гарри всегда особенно удивлял тот факт, что человеку с лицом Темного лорда на затылке настолько просто удалось проникнуть в замок, якобы самое надежное и защищённое место во всей Британии. На его памяти по школе не ходила разве что смерть собственной персоной, потому что за пять лет обучения он успел перевидать множество опасных тварей — от Василиска до Амбридж. И теперь он слишком хорошо представлял, что, поставь нынешний Реддл себе такую задачу, то у него бы прекрасно получилось попасть в Хогвартц незамеченным. Гарри шел по коридору, свободному от портретов. Просто каменные стены и факелы, тихо потрескивающие в стенах. Он рассеянно думал о вероятностях будущего, пока вдруг краем глаза не заметил, как прямо перед ним из стены вырастает дверь. Это походило на то, что кто-то использовал чары исчезновения, забыл снять, а теперь они проходили сами собой. Гарри приблизился — теперь дверь стала совсем обычной. Она была осязаемо твердой, без сомнения, самой настоящей, такой же, как и все остальные двери в Хогвартце. Он бы вовсе не обратил на нее никакого внимания, подумал, что она всегда была в этом коридоре, но, раз уж дверь появилась буквально из ниоткуда… «Я об этом наверняка пожалею! Черт знает что может находиться за ней, может, я потом и не выберусь!» Несколько минут он стоял, раздумывая, но все же любопытство взяло верх. Повернув ручку, он приоткрыл ее и изнутри на него повеяло прохладным затхлым воздухом. За дверью оказалось большое пространство, которое можно было бы назвать просторным, если бы оно не было уставлено вещами, как старая кладовка. Здесь было все — книги, мебель, старые парты, шкафы, стулья, даже кровать… И все это было покрыто столетним слоем пыли. — Реально, кладовка… — пробормотал он, оглядываясь. Многие вещи были накрыты белой тканью и сложно было понять, что за ними находится. Гарри пошел вперед, медленно оглядываясь. Прямо перед ним стоял письменный стол. Небольшой резной письменный столик позапрошлого столетия, из красного дерева. Он выглядел так, будто еще недавно кто-то за ним сидел. Рядом стоял стул, обитый потертым шелком, а на нем стояла шкатулка, оказавшаяся пустой. Безусловно, Гарри не стал оказывать себе в удовольствии покопаться в маленьких ящичках, которые с тихим скрипом выдвигались наружу. Ничего конкретного он не искал, просто разглядывал разные вещицы, попадавшиеся на глаза. И вдруг в одном из множества отделений он увидел конверт. Потемневший пергамент, скрепленный сургучной печатью с каким-то неизвестным ему гербом. В нем было что-то тяжелое. Гарри осторожно сорвал печать — после стольких лет это было несложно, она вся ссохлась и буквально рассыпалась в его руках. И из конверта прямо ему на руку выпал овальный серебряный медальон на цепочке. «Нет тайны среди равных» — Чушь какая-то… Дурак какой-то написал. С этими словами он раскрыл медальон… И не увидел там ничего. Только маленький светлый кружочек. — Нет, ну вы только гляньте на него! Бессовестный! Лезть в чужие любовные письма! — раздался вдруг откуда-то со стороны его рук голосок и он с удивлением обнаружил, что в медальоне вдруг появился маленький, искусно выполненный женский портрет в кружевах. — Э… Боюсь, что вас тут давно забыли. Вряд ли это… все еще актуально? — Да? — девушка встрепенулась. — А какой сейчас год? — Тысяча девятьсот девяносто пятый. — Что? — ее нарисованные брови поползли вверх. — Когда мой медальон последний раз открывали, был одна тысяча девятьсот пятьдесят шестой! — Ну, вот так вот. Видимо те, кто положил вас в конверт и оставил в этой комнате, больше в вас не нуждались. — Немыслимо! Мы с Августом служили им верой и правдой целых три года! О, я всегда говорила, любовь так непостоянна! А я-то все ждала, поженились они или нет! — Эээ… А что это все значит? И кто такой Август? — Мой брат, конечно же! Его портрет в медальоне-близнеце! Я только что была у него — найди! Гарри послушно принялся выдвигать оставшиеся ящички и действительно, в конце концов обнаружил маленький бархатный мешочек с точно таким же медальоном. В нем оказался портрет молодого человека в белом напудренном парике. Он был как две капли воды похож на девушку, за исключением того, что улыбался чуть шире. — Приветствую вас, юноша! Он держал два медальона раскрытыми на ладонях и изумленно разглядывал. Это было очень странное зрелище, по крайней мере, для него. — Август, он сказал, что сейчас уже девяносто пятый! — девушка исчезла со своего медальона и тут же появилась в соседнем, сдвинув брата на крышку. — Я так и думал! Не могли же о нас забыть так надолго! — Прошу прощения, а вы кому-то принадлежали? — О, юноша, у нас очень важная миссия! С того времени как нас создали, а это больше века назад, мы, скажем так, помогаем влюбленным! — Тем, кто не может быть вместе! Последний раз мы находились в руках девушки из Пуффендуя и юноши из Слизерина. Она, увы, была не столь чистого происхождения, как хотели его родители… — Но уверяю вас, — рыцарски гордо кивнул Август, — они любили друг друга как никто! — Очень… мило, — Гарри скривился, — а вы… а вас написали с реальных личностей? Вы когда-нибудь жили? — Нет, — девушка расплылась в улыбке, — в том и дело, что нас в этом мире никогда и не было. Нас придумал и создал один поэт, он писал такие стихи! Но, насколько нам известно, он так и не получил известности среди волшебников. — Удивительно… И вы можете вот так вот запросто общаться между собой? Даже на расстоянии? — Конечно! Гертруда, скажи им! — Портреты, написанные на одно холсте, навсегда связаны, даже если их разлучат. Мы с Августом можем встречаться в любое время! Медальоны, равно как и мы — копия друг друга, поэтому можно сказать, что и холст у нас один. — Очень удобно, — присвистнул Гарри. Портреты кивнули. — Безусловно. За все годы нашего существования мы помогли уже стольким сердцам… Кто же ваша избранница, юноша? — Что?! Нет, ничего такого! Нет у меня никакой избранницы! — Как это нет? А каким бы образом, интересно, к тебе бы попали медальоны? — Видите ли, юноша, мы если лишь один из перстов судьбы, ее милостивая длань… — Август многозначительно закатил глаза, — наши портреты попадают лишь к тайным влюбленным, которые по какой-то причине не могут быть вместе и открыть своих чувств. Такова уж природа вещей и за двести лет мы смогли-таки понять некоторую закономерность. Неужели у вас нет кого-то, с кем вы не можете быть рядом, но очень хотите всегда быть вместе? — Вообще есть… Но никакая это не избранница! — Ну вот. Как я и думал! Так кто же это? Она с другого факультета? Ваши родители против вашего союза? — Эээ… Знаете, вообще мне позарез нужно было два медальона для связи с одним человеком. Это мой друг, ничего более! Просто так вышло, что мы для всех, скажем так… эээ… враги. Вы слышали что-то о Темном лорде? — Гриндевальд? — Август и Гертруда переглянулись. — Нет, не он. А, точно, вы же были здесь с пятьдесят шестого года и ничего не знаете! В общем… так вышло, что у нас тут завелся еще один «Гриндевальд». Его имя Том Реддл, однако он зовет себя Воландемортом. И так получилось, что он, как бы это сказать, хочет меня убить. Сейчас он вернулся из мертвых и начал войну с нынешним директором, Альбусом Дамблдором. И дело в том, что мой лучший друг — сын одного из ближайших приспешников Воландеморта, поэтому мы вроде как враги. И именно поэтому мне понадобился медальон — чтобы связываться с ним тайно от всех. — Я так и думала, — Гертруда кивнула, — когда идет война, вечно кто-то остается разделен. Судьба не ошиблась — все так же, как и всегда. — Только не вздумайте ляпнуть Малфою о том, что он мой избранник или что-то вроде! Мы просто лучшие друзья и все! А ваша помощь мне вообще нужна для дела! — Ну конечно, для дела! Но все же хорошо, что ты именно ты нашел нас. Мы любим быть в самой гуще событий. — Жизнь портретов скучна без настоящих людей, — вздохнула девушка, — поэтому нам, чтобы не умереть со скуки, приходится довольствоваться осколками чужой жизни. — Отлично, значит, вы согласны помогать мне и моему другу? Но учтите — никаких этих ваших избранниц и прочего! Мы просто друзья, и вообще, мы же оба парни! — Когда это что-то решало, — Август флегматично пожал плечами, — любовь не щадит никого. — Не беспокойся, юноша, — его сестра кивнула, — помогать таким, как вы — наша священная обязанность. Гарри вздохнул и закрыл оба медальона. Кровь стучала в висках и ему казалось, что он весь покраснел. — Черт, ну ладно… Хоть какой-то результат! Я мог бы и вовсе ничего не найти, так что… Придется пользоваться этим. Но если Малфой услышит то, что они говорили, он же меня убьет! Когда он покинул эту странную комнату, было уже темно. Гарри огляделся, пытаясь хорошенько запомнить месторасположение этой двери, но стоило ему обернуться, как он понял, что та исчезла так же неожиданно, как и появилась. «Очередная тайна Хогвартца… Что ж, этого можно было ожидать. Я хотя бы смог оттуда выбраться и надеюсь, без всяких перемещений во времени!» Ничего подобного, к его облегчению, не случилось. Школа была все той же, какой он ее знал — старый добрый Хогвартц образца девяносто пятого года. Облегченно выдохнув, он направился в гостиную Слизерина, чрезвычайно довольный собственной находкой. «Возможно, это не совсем то, что я искал… Но это максимально близко! Я же… я же теперь могу спокойно делать вид, что мы с Драко чуть ли не ненавидим друг друга, но при этом всегда иметь возможность поговорить… Черт, да мне везет так, будто я выпил литр «Феликс Фелисис»!»