Пульсация

Момент, когда Вэй Ин впервые появился в его жизни, окрасился для Лань Цижэня в ярко-алый — насыщенный цвет свадебной вуали феникса. Он был слишком шумным, слишком своевольным, одно за другим нарушал правила — и думал о вещах, о которых не следовало бы. — Учитель Лань, — в глазах у него горел упрямый огонь; Лань Цижэнь, только что горячо злившийся, захотел попросту опустить голову и вздохнуть. Как переубедить человека, смотрящего таким взглядом? — я не понимаю, что плохого в использовании темной энергии. Занятие окончилось: диалог с этим несносным мальчишкой хорошо рассердил его, и Лань Цижэнь отправил учеников на отдых чуть раньше. Он уже представлял, как обеспокоенно будет смотреть и говорить старший племянник. А сын Цансэ теперь стоял перед ним в пустом зале, не потрудившись даже поклониться, прежде чем вновь поднял эту тему. Цижэнь сузил глаза и сдержанно выдохнул, качая головой. — Это лишь значит, что тебе не дорого собственное посмертие. Глаза Вэй Усяня приняли невинный и открытый вид, слегка возмущенный. — Не спорь, — кинул на него предупреждающий взгляд Лань Цижэнь, — спроси кого угодно. Ты думаешь, ты первый заклинатель, решивший, что ему все под силу? Вэй Усянь, — Лань Цижэнь покачал головой, — как ты похож на свою мать. Вэй Ин… поджал губы. Лань Цижэнь смотрел на него внимательно и устало, мысленно отмечая: и реагирует на упоминание родителей, которых не знает, так же, как Цансэ. — Не пробуй темное заклинательство, пока не узнаешь о нем все. — Лань Цижэнь вышел вперед, становясь на один уровень с Вэй Ином. — Хотя я бы предпочел, чтобы ты вовсе не использовал его. Поверь, у тебя всегда будут иные варианты. Хорошо изучи этот вопрос в теории, Вэй Усянь. В тот год Вэй Усянь много раз доводил его до кипения. Он поступал в соответствии с каким-то своим внутренним кодексом. Пил. Громко смеялся. Шутил над людьми вокруг него. Нагло вторгался в чужое личное пространство. До самого конца его обучения Лань Цижэнь так и не смог осознать, почему на этого мальчика с таким восхищением смотрит Ванцзи, почему все вокруг него рано или поздно превращаются в его союзников. А в самый последний день, когда Вэй Ин пришел попрощаться, сам не заметил, когда подпустил его слишком близко. Шаги давно стихли, когда Лань Цижэнь прикрыл глаза и наконец-то, опустив голову, вздохнул. Вэй Усянь… кажется, был слишком очарователен для его клана и него самого. Очаровательнее даже Цансэ. Такой же живой, но причудливо отличающийся. Сейчас Вэй Ин редкую ночь не бывал рядом с ним. Нарушал правила: смеялся громко, разговаривал во время еды, да и еда у него была — красная от перца. Он воровал из его тарелки и нагло-нагло смотрел прямо в глаза. Улыбался. Вэй Ин много улыбался. Лань Цижэнь… просто старался за ним поспевать. За тем, как суетливо он разбирал постель, когда они незапланированно возвращались поздно ночью, за тем, какой он становился активный ближе к концу часа змеи, за тем, как он, смеясь, толкал его бедром, проходя мимо в пустом коридоре. Как глазами искрил — словно обещал что-то, чего Лань Цижэнь никогда не мог предугадать. Иной раз ловил пальцами чужие пальцы и получал в ответ сияюще-счастливый взгляд — и запоминал его, укладывал в памяти, словно какое-то сокровище, бережно, так, чтобы всегда любоваться. И отпускал на все новые и новые свершения. Вэй Ин, несмотря на то, что с его обучения прошло почти десять лет, был все так же юн и неугомонен, и Лань Цижэнь понимал это ничуть не хуже, а даже лучше других. Кто, если не он? Кто, если не он, заранее знал, с кем связывается? Кто, если не он, говорил, обвязывая чужое запястье лентой: «Я всегда буду рядом с тобой»? Он никогда не требовал обратного, но это было и не нужно: Вэй Ин, словно читая в его глазах, возвращался каждую ночь, никогда надолго его не оставлял, дарил особые взгляды, особые улыбки и прикосновения, от которых в жилах стыла кровь. Целовал только его. Раскрывал всего себя лишь для него. Смотрел с любовью в глаза — лишь на него. И Лань Цижэнь верил.