Без сердца

Такую душили слезы. Некрасиво, совершенно жалко со стороны, но этот противный ком встал в горле поперёк и не собирался будто рассасываться. Дыхание прорывалось через силу, и, как бы Они не пытался сдерживать всхлипы - не мог. Просто физически, что было недопустимо для такого, как он. Сами подумайте, сильный демон, мужчина, защитник, а плакать хотелось, как маленькому ребёнку. Ты не можешь быть таким добрым. Я запрещаю. Я недостоин, я - твоя тень, жертвенный Агнец, но никак не… Синерогий подавил особенно крупный всхлип, сжав челюсти почти до хруста и спрятав глаза в ладонях. Лагерь банды Аратаки, оставшийся позади, уже не спал, но его ещё не хватились, ведь утро наступило не так давно. А вот Такуя прячется за особо крупным стволом уже достаточно долго. По крайней мере это ощущалось долгим. — Эй, Такуя! Выходи, я тебе плов с унаги притащил! Бабуля Они приготовила, я и на тебя попросил! — Итто ухмыльнулся во все свои клыки, присев на корточки перед крупным камнем, на который водрузил миску с пускающим пар обедом, — Я знаю, ты тут. Синий Они закусил щеку изнутри, морщась, но выглянул, сложив руки на груди крестом. Холодно окинул сидящего на мокрой после дождей земле Аратаки и как можно равнодушней спросил: — И почему ты решил, что мне нужна твоя помощь? — Теперь ты член банды, — Как само собой разумеющееся, промычал краснорогий, пожимая плечами и большим пальцем тыкая за спину: — Ну, я пошёл, а ты давай, налетай. А то остынет! — И Багрового Они и след простыл. Такуя обхватил один кулак другим, прикусив костяшки клыками, только бы не выдать своего местонахождения сейчас. Его воспитывали с единственной из множества вечной идеей, не оставляющей места для сомнений - он должен скрываться, чтобы сохранить непоколебимой древнюю клятву. И что сердца у него быть не должно. Делай, что должен. Сражайся, не плачь. Иди, гордо подняв голову, пусть сил уже почти нет. И вот он, как жалкий ребенок, скрутился пополам, а несуществующее сердце болело так, словно было очень даже настоящим. — Йо, синерогий товарищ! — Он снова здесь. И снова ухмыляется. Хотя недавно «синерогий товарищ» (Такуя закатывает глаза на такое прозвище) собственными руками перебинтовал свежую пару ран на спине главаря. Итто всегда будет Итто, снова подставляясь ради своих людей подо что угодно. Даже под когти Рифтхаундов. — Что тебе понадобилось в этот раз? — Прошла пара месяцев с их освобождения из-под стражи комиссии Тенрё и, хотя Аратаки убеждал, что теперь он - один из них, сам Такуя не выражал никакого желания вставать в ряды банды и позволять Итто снова принимать все большие удары на себя. Это… это просто шло вразрез со всеми принципами синего Они! — Ну… Я подумал, что было бы неплохо сводить банду пообедать в нормальный ресторанчик, ну, ты понял. Итэр и его пискля пообещали помочь с этим! — Кажется, Багровый очень доволен собой и своими идеями. — А я тут при чем? — Почти удивлённо вздыхает потревоженный демон. — Ну, пока ребята будут пировать, я покажу тебе город! — Кивает несколько раз сам себе, как маленький мальчишка, Итто. И не терпит возражений, буквально за руку утягивая Такую с собой. Синий Они задушенно и рвано пытается вдохнуть, но все тщетно. Он просто не понимал, чем заслужил это. Его клан снова вышел на свет, спустя несколько десятков поколений. Дети снова увидели зелёную траву, а взрослые - яркое синее небо. Но чем Такуя лично заслужил такую доброту? Предатель клятвы, предатель народа, предатель всего и всегда, которому предначертано скитаться в тенях и защищать до конца данное самому себе обещание умереть за Багрового Они… За Багрового Они с широкой солнечной улыбкой, при которой, кажется, меркнет Солнце. За него, любящего и заботливого, пусть и немного неотесанного, но все приходит со временем, как и к нему прийдет. С такой отдачей переживать об остальных, пусть и скрывать это. Бескорыстный, достойный жизни в светлом мире, с огромным сердцем... — Такуя! — Черт. Молодой демон вздрогнул и поспешно сделал несколько резких вдохов. Лёгкие словно резануло. Голос приближался, и Синерогий даже с закрытыми глазами мог сказать, чей он. — О-ой, Такуя! Таку—… Итто вынырнул из кустов, замечая своим острым глазом скорчившуюся фигурку, и его голос так резко смягчается, что у синего Они снова щемит на душе: — Эй…? На доносящееся с поляны «ну что там, босс?» краснорогий отмахивается и ворчит что-то про «пойду проверю дальше, а вы - туда!» и пробирается через кусты. Такуя бы убежал, если бы мог подняться на ноги. Но вес сдерживаемых годами чувств снова давил на плечи громоздкой ношей. И все, что мог вытащить из себя, было: — Прекрати. Он все же смог подняться, ухватившись за ствол и приготовившись дать деру, снова спрятаться в тенях и выйти лишь под ночь, под призрачным светом Луны. Но ему не дали - как и когда Итто научился передвигаться так быстро и бесшумно? — Прекратить что? Такуя? — Багровый Они поймал и крепко сжал в своей руке забинтованную кисть синерогого товарища: — Что случилось? — Прекрати. Отпусти, — Прошипел виновник проишествия, слабо пытаясь высвободиться из надежной хватки. Дурацкий ком снова подобрался к самому горлу, не давая дышать. — Почему? Я обидел тебя? — Такуе хотелось кричать. Почему, ну почему этот тупоголовый Они такой? Прекрати. Прекрати. — Прекрати! — И слезы полились неостановимым потоком. Синий Они ненавидел себя сейчас. Слабый, такой слабый. Но как не будешь! Аратаки был так близко, такой тёплый и заботливый, что аж больно. Слишком сказочно для ребёнка, который вырос в голоде и холоде, для одной лишь задачи - защищать. А не чтобы защищали его. Куда бежать и где ещё искать идиота с таким большим сердцем? Ведь, будь оно у Такуи, он бы, может, смог бы ответить тем же… — Прекрати быть таким… Таким добрым! Мне не нужно, чтобы обо мне заботились! — Такуя почти рычит сквозь слезы, которые уже не контролирует, круто развернувшись к Итто лицом. Пусть этот идиот видит, какой он. Трусливый. — Я не достоин этого, как ты не понимаешь!? Перестань, прошу тебя, перестань быть таким нежным, и добрым, и близким, я не заслужил ничего из этого!… Лицо багрового Они стало таким серьёзным, что синему захотелось его ударить. Или себя ударить. Что угодно, чтобы он не выглядел… так. Его вторую руку поймали в капкан тёплых пальцев. — Я тебя умоляю, перестань. Прогони меня, не замечай меня, пожалуйста… — Синеглазый демон чувствовал, как запал злости иссекает: — Ты заставляешь меня, как тупицу, глупо надеяться, что у меня есть шанс!… Прошу… А потом Итто резко дёрнул Такую на себя. Прижал к своей широкой груди, обхватив руками дрожащие плечи, и опустил голову. Обнял так крепко, что, казалось, почти задушил. Он был везде, окружив своим теплом и этим странным, будто бы виноватым, сожалеющим вниманием. И тогда меньший сломался окончательно. Словно маленький ребёнок, он вцепился в широкие плечи Аратаки, сжимая кожаные ремни с немалой силой, и чуть-ли не полностью упал своим весом в такие новые для себя, но такие необходимые объятия. Уже не стеснялся своих слез, да и не думал о них вообще. — Прости меня, Такуя. Прости, что не нашёл тебя раньше… — Раздалось слишком серьезно и вместе с тем так нежно у него над ухом. Краснорогий прижал его ещё ближе, хотя, казалось, ближе уже никак. Медленно осел на траву, утягивая плачущего демона за собой, продолжая: — Слушай меня. Слушай внимательно. Все у нас с тобой будет хорошо, ты понял? И потом Итто отодвинулся на пару сантиметров, а Такуе уже показалось, что он вновь один. — Не уходи—… — Нет, — Качает головой Багровый Они, подаваясь вперёд и стирая слезинки с чужих бледных щёк с синими отметинами. — Не уйду. Поверь, уже не уйду. И простое нежное соприкосновение губ будто завершает это. Ближе уже точно некуда, на коленях в траве, держа в руках друг друга так, словно в последний раз. Будто молчаливое обещание никогда больше не покинуть. И Такуя ему верит.