Слёзы ледяного сердца

      Я отчётливо помню тот миг, что длился невыносимо долго, причиняя всё новые и новые страдания, которые я не в силах вынести.       Ледяной дворец. Он совершенно пуст, в нём нет никого, кроме демона и человека, что лежат на холодном полу в одном из многочисленных залов. Холодный ветер проносится по коридорам, заставляя их петь горькую песнь, такую же горькую, как скорбь от утраты, что заставляет душу рваться на мельчайшие кусочки.       Я слышал, чувствовал последние удары его сердца, которые с каждой минутой становились всё реже и приглушённее, я ощущал его последние вздохи на своём затылке, тихие тихие, словно их и нет вовсе. Мы лежали на ледяном полу, а он обнимал меня своим маленьким и таким хрупким, поломанным от рук моего дяди телом. Он из последних сил защищал меня своими объятьями, но даже это не так ужасно. Хуже только то, что я не мог ничего сделать — я не мог шевелиться, даже говорить; я спас его, но он всё равно погибал. Погибал прямо рядом со мной.       Сейчас меня всё чаще посещают мысли, что это я стал причиной его смерти. Я. И никто другой. Он постепенно угасал, находясь рядом, защищая и помогая мне каждую минуту, и даже когда он хотел уйти, чтобы хоть как-то спастись, я просто прогнал его, хотя и сам того не хотел. Да даже так — он вернулся, вернулся, чтобы окончательно потухнуть, защищая меня.       Я помню его последние слова. Во имя Севера, я не мог представить то, что слова могут причинить столько боли! Он шептал их так тихо, из последних сил. Они до сих пор отчётливо звучат в моей голове — так, словно прозвучали лишь секунду назад:       «Простите, мой Король, но боюсь, что больше я ничего не смогу для вас сделать».       С этими словами он отдал последнюю жизненную энергию и уснул. Уснул навеки.       Что было дальше я помню смутно, обрывками. Помню лишь, что поглотил мудрость своего отца, встал, перехватывая его тело, медленно взял на руки и отнёс на ближайшую кровать. Я всё ещё не теряю надежды на то, что он просто спит, что вот сейчас он, как прежде, встанет и, увидев меня, отшатнётся.       Не знаю, сколько я провёл возле его кровати, может, десять или пятнадцать минут, а может и несколько часов. Я так и не смог ему ничего сказать.       Я был не способен даже пошевелиться, не способен сказать такие важные слова, я так и не смог сказать, как он дорог мне. Не смог… уже не смогу. Раньше моя гордыня, моя уверенность в том, что меня вновь предадут, выкинут, как ненужную куклу и забудут, не давала мне ничего сказать. А привело это лишь к тому, что больше от моих слов нет толку — он не услышит, не ответит, его щёки не зардеют, он не простит. Не простит всего того, что я с ним сделал!       Прости меня, Цинхуа. Я люблю тебя и обязательно верну.