Затмение

      Ненавистное солнце село за горизонт, и дворец Небесного Хана окутала ночь. Именно в эту ночь Кая Тегин должен был получить новую жену.       Ещё никогда в жизни Темур так не проклинал судьбу младшего брата. Ни в борьбе за трон, ни за внимание отца и матери он не готов был сцепиться с Каей, как сейчас готов был вгрызться ему в горло за Туткун. Она должна была достаться ему! Он первый её заметил в толпе пленниц и первый получил от неё взгляд тёплых карих глаз. Он, а не Кая!       У брата, видите ли, нет детей. Так у Темура их тоже не было. А если Кае нужен выводок сыновей, пусть выбирал бы себе Аккыз! Та и десятерых сможет родить, не поморщившись. А Туткун — нет, она совсем иная. Тоненькая, хрупкая, нежная… Без такого взрывного, мятежного характера. Возможно, она и не была лучшей кандидаткой в матери его будущих наследников, но Темур сейчас не рассматривал её в таком качестве всерьёз. Для деторождения можно было найти кого-то ещё, если понадобится. Туткун была нужна ему для другого.       Впервые за всю свою жизнь он захотел чего-то и теперь был намерен бороться за своё желание до конца. В сильном бесстрашном воине, привыкшем жертвовать своими интересами ради других, вдруг проснулся капризный, упрямый ребёнок, твердивший лишь одно: «хочу, хочу, хочу!».       Темур хотел, чтобы Туткун была рядом, чтобы безраздельно принадлежала ему одному, чтобы стала его по своей воле. Он знал, что она тоже этого хочет. В тех взглядах, что она раньше украдкой, а теперь всё чаще открыто бросала на него, Темур Тегин с удивлением и трепетом прочёл именно это.       Но нет! Улу Эдже решила отдать девушку старшему сыну, как отдавала ему всё и всегда, даже не задумываясь, что может быть по-другому. Кая же с ленивым смирением принял ненужный дар, просто потому, что мог. А Темур… Он решил, что на этот раз будет именно так — по-другому.       Свадьбы, как таковой, не было. Во время церемонии во главе стола сидела их мать, она и ела, и пила, и вела беседы, в основном, сама с собой, а её старшие невестки — притихшие, мрачные — многозначительно переглядывались друг с другом. Туткун с покрытой головой усадили рядом со скучающим Каей, и Темур не видел выражения её лица. Да и он больше смотрел на Гюнсели — боялся, что та может что-нибудь сделать с неожиданной соперницей прямо во время застолья.       Потом невесту увели, и Кая должен был явиться к ней в комнату после заката. Но вот незадача — перед важным визитом братец совсем расслабился, даже как-то разомлел, прилёг на постель и вмиг захрапел. И дело тут, скорее всего, было в порции китайского чая, который предложил ему Темур.       Что ж, отлично. Немного травок Мэй Джин, которые та принимала на ночь во время женских недомоганий, прекрасно справились даже с таким буйволом, как Кая. Ладно, не немного. Темур сыпнул ему в чай от души, чтобы уж точно до рассвета не проснулся и не помешал его плану. Всё равно вкус этого горького пойла сложно было чем-то перебить, и брат ничего не заподозрил.       Тогда Темур натянул его плащ с капюшоном и бодрым, уверенным шагом двинулся в покои Туткун. Никто не чинил ему препятствий, да никому и в голову не могло прийти, что под накидкой может быть не Кая. Что кто-то другой, безрассудный и дерзкий, сможет посягнуть на непреложное право старшего наследника властвовать и распоряжаться всем.       Темур знал, что Улу Эдже увела Гюнсели к себе. Мать будет всю ночь отвлекать и занимать невестку, убеждая, что та по-прежнему останется пусть не единственной, но точно главной женщиной в жизни Каи. После самой Улу Эдже, разумеется.       Спасибо, мама, хоть здесь твои усилия пригодятся, сыграв на стороне младшего сына.       Темур ворвался в комнату, сбившись с размашистого шага, и замер, когда увидел Туткун в окружении служанок. Она сидела на постели спиной к двери. Он сделал нетерпеливый жест рукой, и девушки, опустив глаза, поспешили оставить их наедине. Никто не смотрел на Темура, никто не заглядывал под капюшон, никто не оспаривал его власть над этой женщиной. Дождавшись, пока последняя из прислуги покинет покои, Темур запер двери на деревянный засов и обернулся.       Туткун по-прежнему сидела на постели, не шелохнувшись, но вся её фигура словно одеревенела, в напряжении застыв в одном положении.       Темур подошёл ближе, не зная, что предпринять дальше. Его план простирался ровно до точки, когда он останется с глазу на глаз с Туткун. Он не знал ни её помыслов, ни дальнейших намерений, поэтому не представлял, как поступить самому. Сбросить капюшон и громко объявить о своём присутствии? Почему-то Темур колебался, и чем дольше затягивалось их молчание, тем более неловко младший наследник чувствовал себя.       Он сделал ещё один шаг, потом ещё один, поднял руку, чтобы дотронуться до её плеча и наконец вывести новобрачную из оцепенения. Но едва его пальцы коснулись Туткун, она вскочила с постели и замахнулась на него кинжалом, который до этого прятала в широком рукаве кафтана.       Не успев даже удивиться, Темур машинально выбил оружие из её руки без всякого труда, и кинжал, звякнув лезвием о каменный пол, скрылся под краем постели.       — Нет! — воскликнула Туткун и попятилась от него прочь. — Не приближайтесь ко мне!       Она пыталась защитить себя. Защитить себя от Каи. Темур схватил её за руку и рванул на себя, а затем откинул с головы капюшон. В ту секунду, когда глаза Туткун встретились с его и удивлённо расширились, он впился поцелуем в её рот.       Она не сопротивлялась, но и не шевелилась вообще, замерев, как напуганный зверёк перед огромным хищником. Пересилив себя, Темур загасил хмельные порывы страсти и оттолкнул Туткун на постель.       — Вы… Что вы здесь делаете? — прошептала она сбивчиво, глядя на него испуганным взглядом.       — Я пришёл за тобой. Пришёл сделать тебя своей.       Он увидел, как вспыхнул огонь в её больших карих глазах. Темур не собирался подбирать благопристойные выражения тому, что сейчас должно было произойти. Он привык говорить прямо то, что думает, и называть вещи своими именами. Но прежде, чем предпринять что-то, он должен был удостовериться, что Туткун тоже этого хочет.       — Что скажешь?       Она молчала, покусывая губы, которые он только что целовал. Бурлившая в венах кровь толкала Темура не только на отчаянные поступки, но и на скоропалительные выводы. Он отступил от Туткун, опустив голову.       — Я зря сюда пришёл.       — Нет! — она вскочила и протянула к нему руки, но Темур перехватил их.       — Да! Я пошёл против своей семьи ради тебя. Пошёл против отца. Пошёл против хана! Но ты не готова встать рядом со мной.       — Я готова, — Туткун вновь оказалась близко-близко, а её ласковые руки обхватили его лицо. — Единственное, что меня пугает, это месть вашей жены. Вы не знаете, на что способна эта женщина…       — Я знаю, — уверенно заявил Темур. — И я смогу тебя защитить!       Туткун печально усмехнулась:       — Но вы не сможете защитить себя и свою страну. Она ни за что не простит измену и будет пытаться ужалить вас до тех пор, пока её яд не достигнет цели.       — И что прикажешь делать? Отдать тебя Кае? Ты согласна стать его женой? — он покосился на постель, под которой остался лежать кинжал.       — Разве у рабынь спрашивают согласия? — в карих глазах блеснули слёзы.       — Спрашивают. Я спрашиваю, — тихо произнёс Темур, обхватывая её плечи. — Сейчас я спрашиваю тебя, Туткун, ты согласна быть со мной?       Вместо ответа она приподнялась на носочки и прильнула к его губам. Он потерял голову и от этого поцелуя, и от прикосновения её рук. Хоть они и гладили толстые кожаные доспехи на его груди, Темур ощущал их так, будто они касались его обнажённой кожи.       Он сбросил кафтан с плеч Туткун на пол, размотал широкий красный пояс, повязанный вокруг её талии, потянулся к лентам на платье. Она отвела его руки и сама разделась, оставшись в одной тонкой льняной сорочке, сквозь которую проглядывало тело. У Темура перехватило дыхание, когда Туткун наклонилась, чтобы сбросить с постели покрывающие её шкуры.       Раскинувшаяся на белоснежной простыне несостоявшаяся новобрачная — то ли добровольная рабыня, то ли принуждаемая наложница — манила наследника покорной готовностью отдаться, очаровывала пылающим взглядом, соблазняла изгибами бёдер под натянутой тканью сорочки. Туткун провела ладонью по постели, приглашая Темура присоединиться к ней.       Перед полуобнажённой девушкой он почувствовал себя нелепым и громоздким в полном боевом облачении и накинутом сверху плаще. Положив руку на меч в ножнах, болтающийся на поясе, наследник присел у её ног. Он разрешил Туткун раздеть себя, смиренно опустив голову, ждал, пока она снимет с него накидку, меховые оплечья, кожаный нагрудный панцирь, крепящийся ремнями на спине. Её руки обвили его голую грудь, губы коснулись старого шрама на плече…       — Туткун, — выдохнул Темур, заваливая её на постель.       Он хотел обездвижить её, зафиксировать в одном положении, чтобы любоваться, любоваться часами, но знал, что у них нет столько времени. Сбиваясь от нетерпения, Темур развязал тесёмки на сорочке, раскрыл её ворот, и взгляд упал на мелькнувшую в вырезе грудь. В его огромных ладонях она казалась совсем крошечной. С утробным рычанием Темур сжал податливую плоть, и Туткун тихо вскрикнула. Он понимал, что в таком состоянии может причинить ей боль. И он уже причинял её, правда, не физическую, а моральную, обрекая любимую на страдания в новом, очень зыбком, положении.       Любимую… Темур поднял голову и посмотрел в глаза Туткун. Он никогда не говорил ей подобных слов, да и вообще — они мало разговаривали. Сейчас тоже был не самый подходящий момент для того, чтобы изливать душу. Но если бы он мог, то поведал ей, насколько крепки его чувства, как сильно переполняет желание быть рядом и о том, что его жизнь потеряет всякий смысл, если её отдадут брату.       Она словно прочла всё это в его глазах. Лицо Туткун выражало полное доверие, тело — покорность. Вновь обхватив его лицо ладонями, она подставила губы для поцелуя. Не особо искушённый в амурных делах, Темур вложил в поцелуй всего себя: возможно, неуклюжего, возможно, неопытного, но страстно любящего.       Нужно было скорее переходить к более решительным действиям, но он отчего-то медлил, всё никак не отваживаясь даже раздеть Туткун полностью. Словно она всё же была для него под запретом, словно какая-то неведомая сила противилась его намерениям.       Темур зарычал, но тут же заглушил рык собственным кулаком. Что ему ещё нужно сделать, чтобы обладать ею? Как разрешить себе стать для Туткун мужем? Вызвать Каю на смертельный поединок? Так тот ни за что не согласиться пожертвовать даже волоском ради «горной рабыни». Какая ирония! Женщина, за которую Темур готов был отдать жизнь, не нужна была брату даже даром.       — Мой Тегин, — вывел его из оцепенения шёпот Туткун, — из-за меня вы страдаете…       Темур потёрся носом о её шею, поцеловал то место, где встречались ключица и предплечье, сдёрнув край сорочки с плеча, припал губами к ложбинке между грудей. Туткун слабо застонала, выгнулась, запустила пальцы в его волосы. Ему нравилось чувствовать, как они напрягались, когда его губы спускались всё ниже и ниже.       Она выдохнула его имя, и Темур подумал, что ему вряд ли доведётся услышать что-либо слаще.       — Нет. Нет, Туткун. С тобой я так счастлив, что…       Он не успел закончить фразу. Туткун вдруг вздрогнула и сжалась всем телом. Снаружи нарастал гул голосов, внезапно разрушивший хрупкое их уединение.       — Что это, мой Тегин?       Темур зарычал и инстинктивно схватился за рукоять меча.       Что произошло? Неужели проснулся брат? Или Улу Эдже что-то заподозрила? А, может, это Мэй Джин так не вовремя решила заявиться к нему в спальню, хотя не делала этого уже много месяцев подряд…       — Ломайте дверь! — услышал он голос матери.       Деревянные створки задрожали и стали прогибаться внутрь, когда по ним с жутким грохотом ударили тараном.       — Ломайте же! — приказ звенел напряжением.       Всё кончено. Темур ясно понимал, что теперь Туткун у него заберут и вряд ли оставят в живых, а его… в лучшем случае, сошлют куда-нибудь воевать или тоже казнят за неподчинение. Стоило хотя бы попытаться побороться за их жизни. Терять младшему наследнику всё равно было уже нечего.       Туткун спрыгнула с постели, накинула на себя кафтан и спряталась за спиной возлюбленного.       — Если доверяешь мне, — обратился к ней Темур, — слушай и делай, что я говорю.       Он быстро поднял с пола кинжал и полоснул по тыльной стороне ладони. Из глубокой раны хлынула густая кровь. Темур занёс руку над постелью — алые брызги окрасили белоснежную простынь.       — Оторви лоскут от своей одежды, — приказал он, не оборачиваясь. — Скорее!       Туткун торопливо завозилась, склонившись над подолом сорочки.       — Не получается!       Пришлось воспользоваться кинжалом ещё раз, испачкав кровью и сорочку. Темур туго обернул тканью раненую ладонь, а затем стремительно поцеловал Туткун в лоб и прошептал:       — Ничего не бойся. Я с тобой.       Дверь слетела с петель и рухнула на пол, поднимая вокруг себя облако мелких деревянных щепок. Темур с лязгом обнажил меч. Когда пыль осела, в проёме показались головы Улу Эдже, Мэй Джин, Гюнсели… Они вглядывались в то, что происходило в комнате, с изумлённым недоверием.       — Темур! Что здесь происходит? — взревела истошным голосом мать, быстро оценив обстановку.       — Отныне Туткун — моя жена, — он завёл руку за спину, обхватив возлюбленную, чтобы поглубже спрятать от посторонних глаз. — И я только что взял её. Тебе придётся поискать Кае другую наложницу, Великая Эдже.