S 24

- S 24. S 24. Как слышно? - Это S 24. Слышу хорошо. - Начинайте действовать. - Roger. Вас понял.

От долгого неподвижного сидения начинала болеть спина. Алан оторвался от исписанных тетрадей и посмотрел в окно, с удивлением осознав, что уже рассвело. Седьмой час, определенно. Может и восьмой. Ну как всегда - улыбнулся Алан сам себе, с хрустом разминая пальцы, - увлекся. Дело в том, что не так давно он пришел к мысли, что неплохо было бы написать книгу о мало кому известном, но от этого не менее любопытном товарище - секретном агенте Её Величества, который долгое время скрывался под кодовым именем «S 24» - и теперь книга поглощала почти всё его свободное время. Уайлдер оглядел комнату, довольно констатируя, что неплохо подготовился к работе. Стены завешаны картами. Планы действий, заметки и фотографии действующих лиц кнопками пришпилены к пробковой доске слева от двери. Всюду исписанные листы. Корзина для бумаг, доверху набитая скомканными черновиками. В угловом шкафу – словари. Пусть он, как правило, работал с компьютерным словарем, но не смог отказать себе в удовольствии приобрести приятно-осязаемые, пахнущие типографской краской фолианты. Несмотря на такую основательную подготовку и обилие заметок, деталей, собственно сочинительство давалось Алану с трудом. На описание незначительных эпизодов уходили дни. Ведь книга была не просто выдумкой, плодом фантазии скучающего бездельника - то была автобиография. Заскрипел в замочной скважине ключ – похоже, Глен вернулась из магазина. Больше некому. Алан подумал, что становится преступно невнимательным, он ведь даже не заметил, что она в принципе куда-то уходила. Глен поставила на пол пакеты с продуктами и, снимая парик, громко проворчала: - Как тут жарко, – она повесила парик на вешалку точно шляпу, - Уф, что за духота? Весна же на дворе, почему ты не откроешь окна? - Меня это вполне устраивает, - вполголоса пробормотал Уайлдер, поднимаясь и вежливо относя пакеты в кухню. - Завтракать будешь? - Прогуляюсь сначала. Глен кивнула. Втайне она не одобряла такого режима работы – ночами спорить с музой и выдирать строчки из головы, а потом дни напролет брюзжать, слушать музыку и от скуки переводить со шведского матерные стишки – но пытаться переубедить Алана, когда тот что-то вбил себе в голову было не просто сложно, а невозможно, так что Глен считала за лучшее не возражать. Вместо того чтобы начинать очередной бесплодный спор, она принялась разбирать покупки. Солнце отражалось от её блестящей лысины. Она не проходила химиотерапию и не брила череп ради эпатажа – она просто была лысая и не любила этого показывать (пожалуй, один только Алан видел её без парика). Еще она хромала на левую ногу и не проявляла никакого интереса ни к противоположному полу, ни к своему. Алан познакомился с Глен достаточно странным образом. После неприятного инцидента на гонках в Монако Уайлдер оказался прикован к постели, весь обмотанный бинтами, как рождественский подарок – ленточками. Понадобилось найти сиделку, и тут как раз подвернулась Глен. Она была не брезглива и не задавала лишних вопросов. Возможно, именно поэтому, когда гипсовые повязки через положенное время сняли, Глен осталась – следить за квартирой в отсутствие Алана и помогать по хозяйству, что особенно пригодилось после того, как Алан «вышел на покой». Так или иначе, он ведь не мог оставаться на службе Её Величества вечно, и вот внезапно оказался, пятидесятипятилетний хронический холостяк, совершенно не приспособленный к жизни вне службы, один как перст, без работы, но с унизительной пенсией (он не считал себя старым) и звенящей пустотой квартиры вечером. В качестве хобби он начал заниматься переводами, время от времени писал статьи для музыкальных журналов и вспоминал давнишние, школьные еще уроки музыки, но, пожалуй, без Глен было бы слишком скучно. Возможно, скука стала одной из причин, почему он в принципе взялся за эту книгу. Другой причиной стало желание выговориться. Слишком многое случилось с ним, чтобы он был в состоянии молчать, особенно сейчас, когда всё, что он мог – вспоминать. А третьей – надежда, что книга затем сама найдет человека, которому она посвящена, Свидетеля. *** Алан скрупулёзно описывал свое поступление на службу и первые нелегкие годы в роли секретного агента МИ-6. Из ряда соображений он не рассказывал слишком уж подробно о некоторых заданиях, а в других добавлял не существовавшие детали или менял обстоятельства до неузнаваемости. В общем и целом, книга задумывалась как приключенческий шпионский роман. Главный его герой позиционировался как выдуманный персонаж, а в предисловии (Алан всё продумал) будет значиться «все совпадения с реально существующими лицами и событиями не намеренны и совершенно случайны». Вспоминать и склонять на все лады «дела минувших дней» Уайлдеру нравилось куда больше его нынешней, достаточно серой жизни, в которой не происходит ничего внезапнее перегоревшей лампочки. Несмотря на то, что ему пришлось отойти от активной разведдеятельности (да и деятельности вообще), привычку к жизни на широкую ногу Алан не утратил. Он пил хорошее вино, по-прежнему покупал сделанные на заказ сигареты в магазине на Риджент-стрит и считал, что глупо не тратить деньги на себя. Где-то в Америке абстрактно существовала бесталанная поэтесса с оленьими глазами и завитыми в кудри бордовыми волосами, которую он имел неосторожность приласкать во время своего последнего визита в Сент-Луис. С ней так же далеко и туманно существовала их девятнадцатилетняя дочь. Каждый месяц Алан посылал им определенную сумму, вроде откупных, в остальном уклоняясь от любых проявлений отцовского инстинкта. Несмотря на то, что Глен часто говорила, что когда-нибудь Алан пожалеет об этой холодности по отношению к собственному ребенку, сожалел Уайлдер только о том, что весной 1987 года отказался от должности личного охранника консула Великобритании в Ираке. Ведь если бы он уехал на Ближний Восток, его бы никогда не направили на задание в Панаму. Чертова «банановая республика», в которой никогда не изобретали панамок! Он возненавидел эту страну со всей силой самого политкорректного сотрудника разведслужбы, потому что «панамский инцидент» изменил его. Раскурочил, развалил всё его доселе расписанное и четкое существование. *** Ему сообщили, что одна из панамских группировок (они представились «Сuguar», но определенно это не их настоящее название) взяла в заложники журналиста. Кроме того, что этот журналист – британский подданный, а значит, его спасение нельзя оставлять на местную службу безопасности, «Эндрю Флетчер также располагает информацией о маршрутах контрабандистов через перешеек» - сообщил непосредственный начальник Уайлдера, М. – «Ваша задача вернуть Флетчера в консульство. Целым и невредимым, Алан. Мертвый свидетель бесполезен» Кивнув, Уайлдер осведомился, сколько у него времени на подготовку. «Срок их ультиматума истекает через три дня» *** Алан вздохнул и, положив ручку, откинулся на спинку стула. За окном опять светало и в висках пробуждалось неприятное жужжание. Лучше он оставит этот момент на потом, когда в голове прояснится. С его стороны будет преступлением халтурить, описывая то панамское задание. *** Получив более подробные разъяснения и визу для въезда в Панаму, Уайлдер вышел из кабинета начальника. «Значит Флетч…» - подумалось Алану. Прозвище ему понравилось, равно как и имя. «Энди» вкусно перекатывалось на языке. Как падающий в озеро камешек, как апельсиновый леденец. Сходя по трапу в международном аэропорту Панамы - пиджак перекинут через руку, темные очки прячут глаза - Уайлдер обязан был почувствовать, как в воздухе сгущается гроза, но он проигнорировал предупреждения интуиции, и долго потом думал: поступил он правильно, или совершил непростительную ошибку. *** Алан разорвал и выбросил немало черновиков, прежде чем описание пришлось ему по душе. Он не был уверен, что у него получилось в точности рассказать, как всё прошло. Иногда он думал, что вообще нет таких слов, чтобы описать именно то леденящее, экстатическое чувство баланса на грани фиаско. И хотя подробности вроде расстояний и действий память постаралась стереть, Алан великолепно помнил дрожь и тщательно сдерживаемое волнение. И нагретую солнечными лучами за день стену, в которую пытался вжаться, чтобы остаться незамеченным. И как рухнул оглушенный охранник. И как, отдаваясь эхом по коридору, звучали шаги. Как лязгнул, падая, сломанный замок. Как он схватил журналиста за руку. И растерянный взгляд. Рассеченная бровь багровеет на бледном лице. И выстрелы. Погоня. Звон отстрелянных гильз. И грязные рыжие волосы. И долгое взволнованное молчание. Журналист не смел даже задать вопрос и покорно следовал за Аланом, пока они закоулками и переулками пробирались к машине, что Уайлдер оставил неподалеку. Журналист выглядел оглушенным и едва ли вменяемым (каменное лицо, судорожно сжатые губы). Только когда стало ясно, что преследователи безнадежно отстали, Флетчер неожиданно вздрогнул всем телом, а потом вдруг задышал часто-часто, закрывая глаза и откидываясь на спинку сиденья. Нервное напряжение наконец вырвалось на волю, и молодой человек был близок к тому, чтобы забиться в отвратительной истерике. - А ну соберись! – Уайлдер резко остановил машину и бесцеремонно отхлестал Энди по щекам. Флетч не отреагировал. - Хватит! – крик подействовал лучше пощечин. Флетчеру сразу перехотелось безвольно валяться на сиденье. – Почти приехали, - Алан показал на нищенскую с виду хижину с тростниковой крышей, к которой они как раз подъезжали. - Здесь перекантуемся. Эти люди ничего не знают. Переночуем, а завтра я верну тебя в консульство. Максимум через день будешь дома, и всё забудется как страшный сон. *** Неуверенно сжав колени вместе, Флетч, сидевший на краю плетеного стула, не переставая нервно растирал и без того кровоточащие от веревок запястья. На столе были разложены бинты и медикаменты. Противостолбнячную прививку спасенному журналисту Уайлдер уже сделал и теперь нравоучительно бурчал, открывая склянку с медицинским спиртом: - …А я тебе говорю, заткнись и хватит ковыряться. Заразу занесешь, - сказав так, Уайлдер для дезинфекции плеснул на руки Энди немного спирта, и Флетчер от боли зашипел, точно пробитое колесо. - Ну-ну. Нечего тут, - проворчал Уайлдер. – Сейчас приободришься. Это внутрь, - прибавил Алан, многозначительно подмигивая, доставая из саквояжа бутылку текилы и ставя её на стол. – Я бы предпочел Casa Noble, но уж, - он пожал плечами, и Энди померещилось в этом жесте нечто виноватое - Что есть. Текила быстро оказала необходимое действие. По крайней мере, в случае с Энди (Уайлдер не пил до окончания задания, так что умело изобразил, что чокается с журналистом, незаметно выливая напиток под стол). Флетч перестал трястись при мысли о том, что их могли выследить, и он даже приободрился немного, посчитав, что «приключение» почти закончено. - Лучше? – спросил Алан, и Энди, соглашаясь, хмыкнул. - Слушай, а ты правда секретный агент? – Алан кивнул и Флетч восхищенно выдохнул: – У-ух ты… а, а у тебя есть имя? - Не всё ли равно? - Я хочу знать, кому я обязан жизнью. - Не полагается, - пауза. Флетчер странно недобро покосился на Алана и тот поймал себя на мысли, что журналист на поверку куда крепче, чем выглядит. Поэтому, пожалуй, он выдержал заключение и не сошел с ума, и не орал благим матом, вцепившись в Алана, вместо того, чтобы бежать. – Чарльз, - добавил Уайлдер уже несколько мягче. - Как тебя угораздило-то? – Энди сразу понял, о чем речь, и пожал плечами: - Подслушал. Я не специально, поверь. Я вообще не за этим приехал. Статья об образовании в Латинской Америке, а тут… - Флетч цокнул языком. - Они меня заметили. Я бегаю, конечно, не шибко медленно, но запнулся, упал, ну, они и скрутили. Мол, шестерка, специально меня к ним отправили… а чего они думали? Что можно трепаться на улице – и никто тебя не услышит? Кто вообще просил этих ублюдков так громко обсуждать свои дела? - Ты говоришь по-испански? - Они на английском трепались, - позднее, эта деталь станет важной уликой против высокопоставленного чиновника из Нью-Мексико, замешанного во всей этой наркотической афере, но пока Алан предложил пойти, наконец, поговорить с хозяевами, иначе это будет невежливо с их стороны. Хозяева дома Фелипе и Стела Борхес - пожилая супружеская чета, вырастившая пятерых детей и похоронившая еще трех - участливо расспрашивали Энди о его злоключениях, однако вместо Флетчера отвечал Алан. - Что ты вообще им говоришь? – вполголоса спросил Флетч после очередного особенно красочного испанского пассажа, что выдал Уайлдер, самодовольно жмурящийся от собственного голоса, так певуче звучавшего на иностранном языке. - Объясняю, что да как. Они считают, что я тоже журналист, ну а ты – мой коллега, который отбился от стада, свернул не туда, словом, потерялся, и, мол, я тебя разыскивать поехал. Разговор надолго не затянулся. Алан вскоре извинился за Энди, сказав, что Флетчер очень устал, перенервничал и сейчас самое время ему лечь спать, а то как бы он, чего доброго, не уснул посреди разговора. Сеньора Борхес сразу же домовито засуетилась и, причитая и оживленно жестикулируя, бросилась готовить постели для гостей (то оказались две продавленные койки). Энди последовал за ней. Сам же Уайлдер остался с хозяином на веранде, деловито обсуждая безработицу – Фелипе Борхес всё сетовал, что молодежи последнее время никак не найти работу, вот они и сворачивают на кривую дорожку… *** Хоть они и молчали, Уайлдер чувствовал – Флетч не спит, он нервно прислушивается к стрекоту цикад за окном и жужжанию какой-то мошкары, панически боясь, что в любой момент стены сложатся как карточные, взревут двигатели, загрохочет брань и угрозы – и кошмар повторится. Одновременно он пытался скрыть страх, чтобы не показаться слабовольной нервной тряпкой и старался дышать глубоко и медленно. Алан не мог обвинять Энди в трусости – для человека, который впервые попал в подобную переделку, сохранять спокойствие действительно непросто, даже зная, что опасность миновала. Заскрипели пружины - Флетч сел в кровати, опустив на пол ноги (все сбитые, в мозолях от долгой ходьбы и неудобной обуви). Опасливым шепотом он позвал: - Эй, Чарли, - кажется, тогда он впервые назвал Уайлдера «Чарли», - А они не вернутся? - Пусть попробуют, - Алан достал из-под сложенного в несколько раз покрывала, заменявшего ему подушку, пистолет, показал его Энди и снова убрал оружие. Кажется, это Флетчера успокоило, но ненадолго. Вскоре он снова поинтересовался: - А точно? - Точно, - Алан вздохнул и уставился в потолок. - Меня зовут Алан, - сказал вдруг Уайлдер, и странным образом это успокоило Энди лучше любых других увещеваний. Он поднялся и выпрямился во весь рост, не отводя от Алана глаз – скорее напряженная, взволнованная тень, а не собственно человек. Странно нелепо смотрелись его встревоженное лицо и зябко прижатые к бокам локти. Похоже, Флетч не собирался возвращаться в свою койку и ложиться спать. Он сел на пол рядом с кроватью Алана и, по всей видимости, решил провести так остаток ночи. Разумеется, Уайлдер не мог уснуть, зная, что Энди сидит так и смотрит куда-то в пространство. Он мастерски притворялся спящим, однако профессиональная выдержка изменила ему, когда Флетч, точно ища поддержки, вцепился в его ладонь. Алан не смог не ответить, твердо сжав руку Энди, и понял вдруг, что думает о нем. Не просто думает, а именно думает, совсем не так, как полагается относиться к спасаемым заложникам. Представляет Флетчера, рисуя в воображении как еще можно было бы его успокоить – обнять например. Да, вот так банально обнять, будто бы Флетч весь из себя хрупкий и слабый и нуждается в защите, и почувствовать не только его руку – всего его. В комнате было душно и сыро, но Алан не чувствовал этого. Погруженный в осознание того, как его неконтролируемо притягивает к Флетчеру, он не ощущал вообще ничего, кроме руки, испуганно держащей его за кисть. Тем вечером не случилось ничего более, но и без этого стало ясно, что они уже связаны друг с другом. Намного страннее и крепче, чем могло показаться. *** Как и обещал, Алан доставил спасенного журналиста в консульство Великобритании, и, пусть ему неприятно было это говорить, на вопрос Энди «мы еще увидимся?», честно ответил: «сомневаюсь». Однако несколько позже, проверяя карманы пиджака, Уайлдер наткнулся на визитку и рассмеялся – Флетч, очевидно, решил, что Случаю иногда необходима некоторая помощь. Гораздо дольше Алан собирался с силами, чтобы позвонить по указанному на карточке телефону. Поначалу он еще пытался убедить себя, что ему всё померещилось, но чем старательнее он гнал из головы мысли об Энди, тем больше думал о нем, поражаясь творениям собственной фантазии, а потом плюнул на мораль, заповеди и нормы, признав, что нет ничего удивительного в том, что у него, наконец, поехала крыша. Другая мысль тревожила Алана теперь: как было бы хорошо, если бы они встретились не так! Ведь из-за посттравматического стресса Флетчер просто-напросто схватился за первого встречного как за спасательный круг… то, что поблизости оказался Алан – всего лишь совпадение, не более. Энди, наверняка, забыл уже… его память обязана была вытеснить все подробности происшествия, включая Алана, оставив канву смятого страха – и только. Такие чуть ли не подростковые робость и нерешительность вовсе не были в его привычках, но прошло не менее двух недель, прежде чем Уайлдер набрал номер. - Алан, - отрекомендовался он коротко, предоставляя Флетчу самостоятельно догадываться, с кем он разговаривает. - Что? – просипела трубка. - Чарльз. Панама, - прибавил Уайлдер. Громкое взволнованное «О-о!» на том конце провода красноречиво поведало о нетерпении, с которым Энди ждал звонка, и Алану вдруг стало жарко. Он оттянул воротник рубашки, начиная задыхаться в плену накрахмаленной ткани. - Зачем звонишь? – спросил Флетчер, безуспешно пытаясь скрыть радость в голосе. - Я теперь прохожу по программе защиты свидетелей? – засмеялся он. - Ты будешь меня охранять? Уайлдеру ничего не стоило сказать, что да, действительно, защита свидетелей, не можем ли мы встретиться и обсудить подробности? Энди согласился. Разумеется, никакой программы зашиты не существовало. Флетчер уже дал показания – анонимно – и получил право не присутствовать на суде лично. Позже Алан сам добился официального разрешения «охранять ценного свидетеля», однако еще до того, как начальство дало добро, Уайлдер начал неотступно ходить следом за Эндрю. Алан следил, бдел и с наслаждением пользовался привилегией брать Флетча за локоть, чтобы увести из «потенциально опасного места». Однажды он под предлогом проверить, а не поставили ли нехорошие люди жучков и прочих подслушивающих устройств, пришел в квартиру Энди, и как-то получилось, что остался на ночь. *** - А я знал, что «Чарли» - не твое настоящее имя, - сказал Флетч. Это не прозвучало как упрек, скорее как вежливая констатация факта. - Ты бы не сказал мне его так скоро. - Это среднее имя. - В честь отца? - В честь Дарвина, - очень серьезно ответил Алан, и Энди покатился со смеху. Но неожиданно Флетч стал странно встревоженным - он заметил на плече Уайлдера длинный неровный след, как от аккуратно зашитого глубокого пореза. - Как это тебя так?.. – взволнованно спросил Энди, так несмело касаясь шрама, будто опасался причинить этим боль. - Это всего лишь колючая проволока, - Но, кажется, Флетч не считал, что это «всего лишь». Он вдруг сел, и начал очень внимательно осматривать, ощупывать Алана. - Что ты делаешь? – засмеялся Уайлдер. – Неужели настолько интересно? - А это откуда? – пробегая пальцами по беловатому беспорядочному узору под левым коленом. - Крушение поезда в штате Раджастан. Это в Индии. - А здесь? – розоватая рытвинка над ключицей, четко видная на фоне загорелой кожи. - Марсель. Был там один. Фальшивые бумажки только так печатал. Трус редкостный. Даже не стал проверять, помер ли я. А я взял и не помер. - И правильно сделал, - Алан сонно улыбнулся, переворачиваясь, чтобы нечаянно так показать «узоры» на спине - сеть из прямых рубленых линий на лопатках. Господи, а это что?.. - Mara Salvatrucha. Группировка латиносов. Контролируют половину наркотрафика Америки. Хроническая головная боль ЦРУ и последние, кого я хотел бы встретить в отпуске… Уайлдеру чертовски нравилось то, как пристально изучают его «боевые награды». Чего скрывать, прикосновения сами по себе были приятны. Он даже подумал, что стоило зарабатывать всю эту нательную роспись – исключительно чтобы Энди потом сидел и разглядывал, и спрашивал, и поражался, и беспокоился «Неужели это навсегда останется?», и касался. Касался шрамов, давно зарубцевавшихся ран, белёсых следов от порезов и пуль… (Сан-Марино, Таиланд, Восточная Германия, Чад…) - А это? А это?.. - А вот последнее - это ты, - не удержался от шутки Уайлдер, прогибаясь и морщась, когда пальцы Энди коснулись слабых царапин на пояснице. – Ты б хоть ногти стриг иногда, ей богу. *** Для привыкшего (профессиональное, что уж) к фальши и неискренности Алана по-доброму наивный Флетч стал его светлой стороной. Хотя какое-то время это и было скорее непривычно, чем уютно, вскоре Алан уже не мог представить себе, как он жил, не имея такого «убежища» в тылу. Сжившись с вечной настороженностью и скрытностью, Уайлдер блаженствовал в атмосфере молчаливого понимания, что поначалу царило между ними. К тому же Энди всегда так трогательно волновался, и Алану приятно льстило, что его здоровье тревожит не только бригаду медиков из МИ-6. Чушь всё это, что секретные агенты не простужаются, что шпионы не могут растянуть ногу, самым глупым образом, поскользнувшись на луже пролитого молока. Простужаются еще как. И восстанавливаются от травм не быстрее, чем другие, ни капли не секретные люди. Тем приятней было вернуться… Правда, чем дальше, тем сильнее Уайлдера раздражало то, что Энди вовсе не собирался уходить с работы и сидеть в безопасных и спокойных четырех стенах. Так, Алан мог, вернувшись из аэропорта, обнаружить приклеенную к холодильнику записку («В Каннах до конца недели. Освещаю кризис и юбки-платья. Скоро буду! Не куксись!»), тяжело вздохнуть, а потом послать всё к черту и самому рвануть в тот же город. Как правило, не застав Флетчера дома, Алан в первую очередь думал не о том, что Энди мог элементарно пойти в магазин – но что панамские, иракские, иранские, нигерийские, да какие угодно секретные службы все-таки добрались до них и теперь потребуют явки-пароли в обмен на жизнь Флетчера. Алан злился: как Энди не понимает его беспокойства? Именно из-за этой константы волнения они просто не могли перестать конфликтовать. Они ругались, кричали, дрались – и занимались любовью там же, где их угораздило упасть. Они ругались, кричали, дрались – и долго извиняюще целовались. Они ругались, кричали, дрались – и кто-нибудь один волочил второго в спальню, чтобы хоть так примириться. Они ругались, кричали, дрались – и шли пить кофе. Они ругались, кричали, дрались – и расходились по разным комнатам. Они ругались, кричали, дрались – и кто-нибудь один уходил из дома на весь вечер. Секретным агентам вообще сложно обзаводиться какими-то постоянными связями. Ну, может, обзаводиться и не сложно, но поддерживать и выносить переживания, волнения, подозрения, связанные со всем этим, – невообразимо тяжело. Исключив из своей жизни любые привязанности, Алан устранил бы мощный рычаг влияния на себя – возможность шантажа. К тому же, непрестанно думая о том, а как там дела дома, всё ли в порядке, он становился всё более нервным и взвинченным. Это не ускользнуло от внимания врачей МИ-6, которые порекомендовали Уайлдеру взять несколько дней отгула. От выходных Алан отказался (он не желал признавать себя небоеспособным) и более чем охотно отправился в Нигерию вместе с коллегой, чьим позывным обычно было «Черт подери, куда ты прешь, лось?!» - арестовывать или устранять ускользнувшего от МИ-6 дельца, организатора незаконной торговли алмазами, масштабы которой действительно поражали. - Не уезжай туда, - попросил Энди, когда Алан сообщил ему, что сейчас же должен ехать в аэропорт. - Почему это? – Уайлдер проверял билеты и документы, так что даже не удосужился посмотреть на Флетча, пока тот не подошел и не обнял его – неуверенно и бережно. - Потому что я тоже устаю за тебя беспокоиться, неужели ты не догадываешься? Зря – корил себя потом Алан – зря он не послушался предупреждения. Ему следовало бы остаться, провести еще один бесценный золотой вечер вместе с Энди. Вместо этого он безжалостно похлопал Флетча по спине и, поправив манжеты, вышел в прихожую. *** Уайлдер отодвинул рукопись и тяжело вздохнул. Нет, теперь надо взять перерыв, прежде чем продолжать. Можно перевести те документы для Свенсона или написать ту статью о заре глэм-рока для «Master Bag» - как раз дедлайн в следующий четверг. Что угодно, лишь бы хоть ненадолго отвлечься… *** Всё пошло не так с самого начала. Спустя буквально несколько минут после начала операции, незадачливого «Лося» ранили, и Уайлдер, памятуя о приказе не возвращаться, а также учитывая крайне неудачную обстановку, оставил его выпутываться самостоятельно. Затем, вырываясь из окружения и пробираясь к площадке, где их должен был подобрать вертолет, Алану пришлось убрать со своего пути как минимум пятерых человек. Кажется, то были даже не военные, но, по мнению Алана, лицо перестает быть невинным гражданским, когда берет в руки железный прут, чтобы проломить ему, Уайлдеру, череп. Разыскиваемый «коммерсант» тем временем благополучно улизнул – а это означало полный провал. Утешая себя тем, что, по крайней мере, на этот раз он возвращается, не баюкая на перевязи простреленную руку, после неизбежного медосмотра Алан вернулся в их квартиру в районе Баттерси. Там его ожидал неожиданно холодный прием. - Ты убил пятерых человек, - сухо произнес Флетчер вместо приветствия. - Гражданских, - он показал на расстеленную на столе газету. Первая полоса объявляла «Агент британской секретной службы устраивает бойню в Нигерии». - Они ничего не сделали. - Я убил шестерых, спасая тебя, - отчеканил Уайлдер. Его бросило в жар, хотя лицо его оставалось безучастным. - Не слышал, чтобы ты жаловался по этому поводу. Энди точно сник и обессиленно опустился на диван. - Признаю, - глухо произнес Флетчер. – На это я жаловаться не смею. Но… я всё время думаю, думаю… - продолжал он, казалось, не замечая, что Алан всё еще стоит в дверях. – Господи… да у меня же нет права… я не могу, понимаешь? – Уайлдер не понимал. Отцепившись от дверного косяка, он прошел в комнату и недоумевающе посмотрел на Энди. - Это же опасно. То, что я с тобой. Ты ведь… не можешь… я не желаю быть частью шантажа, если кому-то вздумается угрожать тебе, - Алан неразборчиво проворчал что-то, ошарашенный тем, как Энди угадал его мысли. - Плевать даже на меня - это может поставить под угрозу всё. А этого… этого допустить нельзя. - Я могу уйти со службы, - негромко произнес Уайлдер. - Хочешь? Только скажи. - И лишить страну такого хорошего агента? – криво улыбнулся Энди, поднимая на него взгляд. - Не думаю, что Её Величество простит тебе подобную дерзость… Земля покачнулась, пол медленно накренился. Алан сглотнул: - Ты уходишь, - констатировал он, только сейчас заметив возле дивана несколько сумок с вещами. - Я ухожу, - подтвердил Энди. - Но… но я люблю тебя, - голос звучал неестественно и, казалось, принадлежал другому человеку. - Я знаю, Чарли, я знаю, - печально улыбнулся Флетчер. Стараясь не смотреть Алану в лицо, он кивнул в сторону проигрывателя. – Это и пластинки оставь себе. Пусть будет ранним подарком на день рожденья. - Но… но Флетч, - Уайлдер вытянул руку, пытаясь коснуться плеча Энди, но передумал. – Но послушай, может быть… раз мы больше никогда не увидимся, то, может, еще в последний раз?.. Флетч уже поднялся и, подхватив сумки, вышел в прихожую. Однако на этих словах обернулся. - Признаться, я не думаю, что это хорошая мысль, - произнес он медленно и даже нежно. Обреченное осознание факта, что они больше никогда не увидятся лишь заставило Алана острее почувствовать, как трещит, ломаясь, его сознание, мир и вера в хорошее. Услышав, что дверь закрылась, он, не выдержав, просто укусил себя за руку, и, прислонившись к стене, пару раз ударился о неё лбом, побито скуля и ноя. Зачем? Ну зачем так? Ведь могли бы выдержать. Наверное… Снова и снова думал он об «обличительном обвинении» в свой адрес. Мол, он убил несколько человек… Энди знал о его профессии с самого начала – почему только сейчас его возмутил неожиданно кровавый исход проваленной операции? Не было ли это попыткой разозлить Алана и представить решение разойтись как его собственное? Не была ли забота о благе государства всего лишь предлогом избавиться от навязчивой ревнивой опеки? Был ли Алан сам виноват, что загнал человека в золоченую клетку и ожидал в своей неожиданной глухоте, что Флетч будет счастлив постоянно находиться под контролем?.. *** - Теперь я понимаю, почему ты так и не женился, - вынесла вердикт как всегда прямолинейная Глен, после того как Алан показал ей черновики. – Хорошо, что ты включил сюда этот эпизод. И мысли тоже. Об этом как раз в книжках пишут. Уайлдер даже не смутился. Эта история перестала быть частью его самого. Это было уже нечто оторванное, отторгнутое его разумом. Пережеванный, вывалившийся на бумагу комок пульсирующей материи, судорожно дергающийся в последние мгновения своего существования. Сгусток чувства вины, на осознание и признание которой ушли годы. Только взявшись за книгу и дав себе неограниченное время на «подумать», Алан пришел к выводу, что ошибался - он хотел обладать, а не «быть с». Флетчер никогда не был «его». Он был сам по себе, и попытка присвоить, поработить самостоятельную личность, пусть даже под предлогом заботы, была изначально обречена на провал. Сейчас бы он не повторил своей ошибки. Он бы стал лучше, он бы не побоялся искренне довериться и поверить, не испугался бы показаться слабым и извиниться, честно рассказать, как в его нутро въелся «панамский инцидент», – но Алан не знал, где находится Флетч. Да, конечно, он мог бы, используя связи, разыскать, добиться встречи – однако считал, что не вправе мешать Случаю, который когда-то их и познакомил. В его работе успех операции на три четверти зависел от подготовки, навыков и экипировки – но нельзя было преуменьшать роль удачи и банального везения. Уайлдер чувствовал, что было бы рискованно искушать судьбу и просить о её милости исключительно для того, чтобы решить личный вопрос, с которым они должны справиться самостоятельно. *** За все то время, что прошло с их последней встречи, лишь единственный раз ему удалось увидеть Энди, но и это чуть не стоило ему провала всей операции. Уайлдер тогда вел слежку за одним из кафе в центре Лондона. Там должна была состояться встреча подставного курьера и давно разыскиваемого Интерполом хакера. Надвинув на глаза темные очки, Алан делал вид, что с наслаждением слушает музыку в наушниках, тогда как на самом деле ему передавали наблюдения коллеги, находящиеся на других постах. - Идет, - прохрипело из наушников. Алан взял в руки меню (неприлично было сидеть здесь уже минут пятнадцать и ничего не заказывать) и как бы мельком поднял глаза на входящих в кафе людей. Если бы Алан только начинал служить в МИ-6, он бы не смог сдержать удивления, но за десять лет службы он научился скрывать эмоции и даже бровью не повел, когда Энди Флетчер галантно распахнул дверь перед своей спутницей. Внутри же Алана разорвалась противопехотная мина – и это самое меньшее. Рыжий, высокий, темная куртка – настолько прежний Энди, что сердце зашлось! Уайлдер твердо считал, что в Флетче есть и всегда будет эта авантюрная жилка, которая заставляет людей срываться с места, переезжать и ввязываться в истории, и что, встретившись в Панаме, они обязаны снова столкнуться в другой стране «третьего мира» и обязательно при таких же угрожающих жизни обстоятельствах. Но в кои-то веки проницательность его подвела… Уайлдер буквально вспыхнул от негодования: он метался по континентам, пересек десятки, если не сотни границ – чтобы встретить того, кого искал, здесь, в Лондоне?! - С ума сошел что ли?! – зашипел из наушника коллега. - Хватит пялиться по сторонам! Он зашел сразу после этого рыжего! - Вижу-вижу, - проворчал Алан. – И убери руку от уха, - он успел заметить, что напарник, видимо, из-за помех, поправляет в ухе передатчик. Уайлдер не был уверен, заметил ли, узнал ли его Энди, но надеялся, что нет. Так было проще: мало ли чем могла окончиться встреча давних знакомых, а отвлекаться на личное во время работы – непростительная ошибка. *** Книга была закончена. Проверена, перепроверена десятки раз. Ошибки, лишние запятые – всё безжалостно искоренялось. Имена почти всех действующих лиц коренным образом переработаны. Искаженные (во имя сохранения секретности) планы и карты операций были подобраны и дополнены. Алан в почти священном молчании, сосредоточенно рассматривал варианты обложек, которые по его просьбе нарисовала приятельница (она как-то давно ходила на курсы рисования, посему считала себя художником). Он был опустошен, как никогда слаб и никчемен. Теперь, когда все его мысли оказались вне этих нескольких кубических сантиметров нервов внутри черепа, всё казалось ему серым и никаким. И - чтобы уж увенчать гору недовольства и скуки - ни одна из обложек его не устраивала. Когда в дверь постучали, Уайлдер как раз пририсовывал одному из рисунков чернильные усы и очки (лица на обложке – последнее, что он хотел бы видеть). Алан удивился, что Глен забыла взять с собой ключи, но тем не менее открыл. - Здравствуйте, я из Master Bag, - улыбаясь, известил его апельсиново-рыжеволосый юнец, стоящий на пороге. - Меня попросили передать вам документы. Вы ведь просили оригиналы тех инструкций, правильно? - Правильно, - Алан не просил присылать ему никаких документов, он вообще не так давно разругался с редакцией этого журнала, так что он сразу понял: это пришли за ним. Устранять отживший материал. Как искра вспыхнула в сознании догадка, что вместо бумаг у юнца в дипломате - полуавтоматический пистолет. Возможно, SIG или что-нибудь еще швейцарского производства. – Впрочем, я не ждал их до конца следующей недели. Хел всегда возится дольше положенного, когда дело касается бумаг. - Да, за ним такое водится. Можно зайти? – продолжал юнец. Кажется, он понял, что его обман раскрыли, но продолжал врать по инерции. - Конечно-конечно, - так же вежливо улыбнулся Алан, посторонившись. Закрывая дверь, он даже не вздрогнул, когда почувствовал, что дуло пистолета уперлось ему в затылок. - О боги подземного царства, - устало вздохнул Алан. – Не в голову, черт тебя дери. Не в го-ло-ву, - раздраженно повторил он, оборачиваясь и отводя оружие от своего лица. - Забыл, чему тебя учили? Не опознают – не зачтут. И где глушитель? Хочешь, чтобы весь дом сбежался? Устроят суд Линча, прежде чем успеешь сказать, что ты действовал по поручению правительства. Господи, каких только молокососов теперь отсылают на дело!.. неужели не нашлось никого получше? По совести, ему казалось, что агента его ранга должны ликвидировать куда более умелые служащие, и явившийся неоперившийся птенец просто оскорблял его веснушками на бледном носу. Скрывая раздражение, юнец сконфуженно прицепил к оружию глушитель. Алан даже не наблюдал за ним. Зайдя в кухню, он – вместо того, чтобы хвататься за пистолет или какое-либо другое средство самозащиты – достал из шкафа запылившуюся бутылку с остатками вина урожая 1977 года. Ему было бы чертовски обидно, если бы пришлось оставлять такое хорошее вино здесь, и тут в скважине заскрипел ключ... Опрокидывая бокал (вино расплылось по скатерти желтоватым пятном), Алан бросился в прихожую, моля небо, чтобы Глен ничего не заподозрила. Распахнув дверь, Алан принялся с порога ругаться: - Вот молодец, а! Оставила все записи – и пошла, пошла-побежала, - Глен ничего не понимала и пыталась возразить, но Уайлдер не дал ей и слова вставить. – Моя жена пишет диссертацию, - пояснил он, и парень, ловко пряча пистолет за спиной, поздоровался с «миссис Уайлдер». Странно, но именно эта маленькая ложь оказалась настолько правдоподобной, что не вызвала у юнца и тени сомнения. – Сейчас я отдам ей бумаги, и мы продолжим беседу, хорошо? - парень солидно кивнул. Алан схватил со своего рабочего стола папку, всунул стопку рукописей Глен и в следующую секунду вытолкал её за дверь. - Не засиживайся в библиотеке допоздна! – крикнул Уайлдер, закрывая замок и опять поворачиваясь к коллеге. Наигранное беспокойство исчезло с его лица, оставив степенное, размеренное равнодушие. - Надеюсь, что в этом не обвинят её? - Нет-нет, не беспокойся. Обставят как самоубийство. - Тогда хорошо. Только перестань целиться в голову. Попасть самому себе в переносицу? Глупее я ничего не слышал! - А существуют другие варианты? – юнец нехорошо, холодно улыбнулся, когда Алан, кивнул. И в самом деле, Уайлдер давно уже приготовился к тому, что однажды его ликвидируют. Потому что людям вроде него не позволяется доживать свои дни в тишине и покое. В нижнем ящике стола хранилась ампула с ядом кураре – весьма оригинальный подарок от давно «ликвидированного» знакомого. Алану была приятна мысль, что даже умирать он собирается оригинально, не как все. Под пристальным взглядом парня, Уайлдер аккуратно набирал яд в шприц. Когда он уже почти сделал укол, он неожиданно поднял глаза на собственного без пяти минут убийцу. - Эй, слушай, послушай меня, - хрипло начал Алан, игнорируя взволнованный глухой шум в ушах, - Ты хотя бы понимаешь, что тебя тоже спишут и вышвырнут точно ржавый хлам? Что дело, которому ты отдал всю жизнь, принеся в жертву собственное счастье, тебя попросту уничтожит за всё то, что ты сделал для них? Чертов патриотизм, благо родины, безопасность и мир во всем мире перемелют тебя… - Да когда ты уже сдохнешь, старый хрыч? - устало ругнулся юнец. - Святая наивность, - улыбнулся Алан и аккуратно ввел иглу под кожу. *** Глен не сразу набралась смелости открыть оставленную ей папку с бумагами. Уже прошло две недели, давно закончилась возня с похоронными бюро и завещанием, а она даже не коснулась рукописей, сложенных аккуратной стопкой на рабочем столе. Кроме отдельного письма, в котором Алан благодарил названную сестру за «помощь и вообще всё», к исписанным листам прилагалась небольшая заметка: «Ты знаешь, что с публикацией должно быть много проблем, но прошу тебя – добейся того, чтобы книга была издана. Я избавил тебя от необходимости заменять имена. К тексту не придраться - вычищено и вылизано до политкорректного глянца. Что же до авторства… можешь приписать его себе. Если же не хочешь - можешь заменить меня на Саймона Нормала, я привык к этому псевдониму. Право, мне безразлично, чье имя будет значиться на обложке, пока эпиграф остается нетронутым. Правда, одно имя я не смог изменить. Ты поняла, о ком я. Энди. Джокер, которого мне посчастливилось (посчастливилось ли?) вытащить из колоды… Признаюсь, мне слишком сложно наградить его иным именем. Это как нарушить дипломатическую неприкосновенность или плюнуть на Стену Плача. Придумай сама, хорошо? Твоему вкусу я доверяю. Только постарайся, чтобы в начале был похожий атласный звук». *** На втором этаже достаточно громко звучал «Jesus Christ Superstar» - приехавшая погостить на выходные дочь слушала музыку на реликтовом проигрывателе. Энди Флетчер, поправляя на носу очки, замер перед высоченным, битком набитом книжным шкафом, думая, что бы такого ему почитать. На глаза ему попалась книга в синей глянцевой обложке, которую он раньше не видел. - Новое приобретение? – поинтересовался Флетчер, доставая с полки небольшой томик. - Ага, оно совсем недавно вышло, - отозвалась его супруга из соседней комнаты. - Милдред порекомендовала. Приключенческий роман. Там шпионы и всё такое. Но не как у Флеминга. Совсем по-другому. Не читай, тебе не понравится. Она просто не могла больше заинтриговать Энди, и тем же вечером Флетч, умыкнув у супруги книжку, устроился на диване в гостиной, намереваясь узнать, что же такого про шпионов, но «по-другому» могут написать современные авторы. Перед тем, как приступить к чтению, он внимательно прочитал аннотацию на задней стороне обложки. Лестные отзывы от ведущих издательств не предвещали ничего особенного, но неожиданно Флетч глянул на название – почему-то он не замечал этого раньше – и ледяная рука схватила за горло. Три буквы, вытисненные на темно-синей обложке: S 24. Знакомо. Слишком. «Эй, у тебя же должно быть какое-то еще имя? Ну там, позывные, код…» «Да, есть такое» «А мне можешь сказать?» «Хочешь, чтобы я тебя потом убил?.. – зевнул Уайлдер. - Ладно-ладно, шучу. S 24» «А почему?» «Потому что до меня на службу взяли парня, которого зашифровали как S 23» Кровь прихлынула к лицу и в ушах загудело, когда Флетчер все-таки открыл книгу и прочел эпиграф: «Посвящается Свидетелю. Я должен просить у тебя прощения. Мне не хватило ума вовремя сказать то, что следовало. Я тогда не понимал. Сейчас понимаю – и понимаю также, что слишком поздно. Ты оставил мне пластинки. Я оставляю тебе только одну книгу. Потому что больше мне сказать нечего. Слова закончились, равно как и я сам. S 24»