Если бы я знал

- Бил, да что, черт возьми, с тобой такое? – возмущенно пихается Бельфи, потирая укушенное место на шее. Резкие и громкие слова Бельфегора проносятся в голове острой болью, заставляя Била отшатнуться и убрать руки с талии брата. Только что осветленное улыбкой лицо хмурится, а взгляд мечется с предмета на предмет в комнате, только бы не смотреть на того, от кого ему в последнее время так неспокойно. Не то чтобы Бельфи сделал что-то плохое, а Вельзевул в своей правильности места себе не находил в попытке исправить то, чего не совершал, наоборот. Близнец был, как и всегда, самим собой, просто почему-то любовь к нему у рыжего незаметно стала умножаться с каждым днем. Ее и раньше, как тепла от его вечно перерабатывающего еды тела, было не мало. Со времен жизни в Целестиал Реалме, с самого их создания, нежное чувство пропитывало все их диалоги и поступки, а Лилит с улыбкой и глазами-щелочками шептала, прикладывая ребром ладонь ко рту, что два жениха друг для друга растут. Тогда это вызывало легкий румянец на щеках у Била, а Бельфи удивленно замолкал, переставая дышать, выстраивался всем телом в линию, а потом не злобно и даже как-то деловито, прикрывая глаза и поднимая нос кверху, отчитывал сестру за такие человеческие штуки. Сестра только еще больше смеялась, чуть ли не падая от судорог, потому что все они любили человеческий мир, почему нет? А сейчас были тихие вечера, где Вельзевул ел в их комнате, пока Бельфи мирно спал в своей демонической форме, изредка ворочаясь и все больше открывая взору свою бледную кожу, по которой рыжему хотелось легонько провести подушечками пальцев, а потом и вовсе залезть рукой под толстовку. Билу нравилось после ссор есть с ложки то, что приносил ему младший, не замечая, на самом деле, что он ест, пробегаясь нежным взглядом по каждой детали и так уже выученной внешности брата. Он хотел слушать возбужденные рассказы о планетах и созвездиях, но и тихие, ленивые мурлыкания на ухо более чем сойдут. Бил любил и брал все, что осознанно или не очень давал ему брат. Нежность росла и ширилась внутри, растекалась по всему телу, посылая какие-то импульсы вниз живота, побуждая показывать свою привязанность в виде более интимных прикосновений и объятий (чему Бельфи не противился, а иногда и сам инициировал), а также в виде укусов и поцелуев в шею, забывая о времени, месте или, что важнее, уместности, что сейчас и произошло. Воздух в комнате так резко сгущается и уплотняется, а к щекам и в голову приливает жар, что Вельзевула передергивает и от этого он отступает еще на несколько шагов назад, мотая головой. Не помогают и несколько устремленных на него взглядов братьев, которые также находились сейчас в гостиной кроме него и Бельфи. - Ммм, прости, Бельфи, виноват. От тебя так булочкам пахло, что я и забылся, – собирается с мыслями и говорит, улыбаясь, Бил, сладко так, что мог бы по праву называться вторым солнцем человеческого мира и первым Девилдома. – Я проголодался. Пойду на кухню, перекушу чего-нибудь. И не давая им возможности что-либо сказать, он разворачивается и уходит, начиная теребить руку в многовековом привычном жесте. А на кухне еще жарче, чем в гостиной, что странно, ведь нигде огня не горит, только холодные бездушные лампы. Жара, если не пекло, или вовсе что-то другое, собственное, внутреннее, еще больше греет кровь в жилах, заводя итак беспокойное сердце сильнее, удары которого уже ощутимо слышатся в ушах, на грани сердечного приступа, еще чуть-чуть и двоих из восьми не станет. Чтобы как-то успокоится, Бил садится на пол около резко открытого им же холодильника и хватает из него все, что попадается под руку, но с каждым взятым куском еды он замедляется в своей прожорливости, потому что привычной сладости-солености-острости он не чувствует, во рту будто вата, и такая же вата проваливается в его бездонный желудок. Они были близки с самого своего рождения, но, возможно, этому тоже есть предел? Что-то ведь пошло не так. Бельфи не подразумевал отношений ближе, чем братские, а Бил просто проиграл жадности, как Маммон в казино в погоне за наживой, проиграл этому чревоугодному чувству, наивно думал, что можно брать, брать и брать, ведь никто и не против, и за свою же наивность поплатился. Билу хотелось бы, чтобы этот маленький инцидент не был ссорой, ведь тогда Бельфи не будет молчать, попросится поспать на коленках, а потом замурлычет тихо-тихо от комфорта. А еще хотелось бы, чтобы внутренняя слабость от всепоглощающей любви прошла, потому что тревога, теперь засевшая где-то рядом с желудочной черной дырой, не давала успокоиться. Что, если он опять забудется и позволит себе лишнего? Холод в глазах близнеца видеть было бы больно. Он не знает, сколько еще просидел около открытого холодильника, тупо уставившись на содержимое, пока чья-то рука в толстовке не выхватывает уже изрядно подтаявшее мороженое из рук и не уносит куда-то из области видимости. Бил не потрудился проследить, кто отобрал его еду, в нем даже обычной в таких ситуациях злобы не было. Пища не была сейчас важна, как и не было важно то, что он устроил беспорядок на полу, который образовался от изрядно подтаявшего мороженого, хотя Люцифер или Сатан, конечно, поспорили бы насчет глубины проступка. Чужой голос еле-еле пробивался, как будто сквозь толщу воды, хоть он никуда и не нырял, шумом надоедал на заднем плане, пока в голове, не где-то в реальности на ухо, не послышалось знакомым мягким голосом четкое «Вельзевул!». Он резко вдыхает воздух ртом, мельком думая о том, что не помнит, когда задержал дыхание, и дергается, поворачиваясь корпусом тела туда, где, как подсказывала внутренняя чуйка, сидел гость. Это был Бельфи и выражение его лица на редкость обеспокоенное: в глазах немой вопрос, губы поджаты, а брови нахмурены. - Бил, что происходит? – нежно, еле касаясь, смахивает большим пальцем со щеки близнеца откуда-то взявшуюся слезу Бельфи. Билу хочется крепко его обнять, но он себя останавливает, хотя тревога чуть-чуть улеглась, потому что они не поссорились. Бельфи не остался в гостиной с остальными, не ушел спать на чердак, а пришел к нему мягко узнавать, что случилось. Он не обнимает, но и игнорирует вопрос, не в состоянии в принципе что-то сформулировать вслух кроме «прости» и «люблю». Вместо этого он просто смотрит куда угодно, но не на брата. - Би, не игнорируй меня, - где-то фоново Бил фиксирует, как Бельфи пытается его тряхнуть, - Ты - рыжий-бесстыжий. Если хотел поприставать, тогда хоть бы в комнату отвел, не на публике же. Младший из них даже хихикнул в конце, пусть неловко и притянуто, но Билу было все равно, он даже не дослушал, сразу уцепился за слово «приставать» и резко обернулся к Бельфи, внимательно его изучая. Тот встрепенулся и еле-еле заметно покраснел. -Спасибо, что заметил меня. Смотри, до чего доводишь, возвращаюсь к своим искрометным шуткам, - теперь и он отводит взгляд, заправляя выбившиеся пряди волос за ухо. -«Шуткам»? – надломленно спрашивает Бил, а когда грусть проявляется в выражении его лица, он вновь отворачивается. Конечно, Бельфи не мог серьезно предлагать что-то такое и тем более Вельзевулу. Со стороны Бельфи слышится тяжелый вздох и шорох одежды. Он пододвигается чуть ближе. -Да, искрометным. Никогда не был хорош в них, тебе они никогда не нравились, но я, так и быть, благородный младший брат, ради тебя годами их не шутил, - хмыкнув, Бельфи сел вплотную, легко обхватив Била за шею двумя руками. В течение нескольких минут Бельфи нежно и гладил Била то щеки, то плечи, иногда запуская пальцы в рыжие волосы, ничего больше не спрашивая и никак не давя. Жест можно было бы счесть успокаивающим, и он таким и был, но старший близнец все больше испытывал дискомфорт, который уже был готов накрыть его с головой. Ему хотелось, чтобы это не заканчивалось, чтобы продолжилось еще ниже, может, без лишней ткани на телах, но он также и понимал, что нельзя. -Бельфи, пожалуйста, не будь так нежен, иначе я что-нибудь сделаю, - Вельзевул жмурится и утробно скулит, потому что эмоций для его стоической натуры действительно слишком много и он не знает, как с ними справиться. Никогда не знал. Откладывал в долгий ящик, оставляя на потом, но так никогда больше на свет не доставал. Оно возвращалось само в кошмарах. -Сделаешь что? Укусишь? Будто в первый раз, - Бил не видит, но чувствует, как Бельфи закатывает глаза, утыкаясь носом ему в щеку, - В этот раз ты, конечно, переборщил, но в целом это не новость, что ты довольно кусачий. Это тепло от объятий, эта интимность близости становится последней каплей и побуждает Била к нежному, медленному поцелую в губы с Бельфи, который не отстранился, но и не отвечал. Губы у того немного кололи обветренностью, но на вкус отдавали чем-то сладким, возможно гигиенической помадой. Хотелось поцелуй углубить, пройтись языком по губам, может прикусить пару раз, но этого поцелуя в принципе не должно было произойти, поэтому Бил также медленно отстраняется. -Вот это. Бельфи долго смотрел широко раскрытыми глазами в глаза Билу, почти не дыша, а потом несколько раз перевел взгляд на губы, прежде чем наброситься со всей страстью, что у него была, поваливая его на пол с новым поцелуем. И этот поцелуй был таким, каким его хотел Бил. Грязный и громкий. Слюна стекала по его подбородку, а из горла то и дело прорывалось мурлыканье вперемешку с удовлетворенным рычанием. Это «да»? Его любят так же, как и он? -Если бы я знал, что ты хочешь меня так же, как и я тебя, я бы не стал кричать. Было неожиданно, но прости, - отрываясь от поцелуя, виновато, поджимая губы, говорит запыхавшийся и раскрасневшийся Бельфегор, но потом ухмыляется, - Я позволил бы разложить меня прямо там. Теперь очередь Вельзевула удивленно, с красными щеками, смотреть на брата. -Что? Правила не мое, - мурлычет Бельфегор и вновь тянется за поцелуем.