ID работы: 11603533

В лесу Дин / In the Forest of Dean

Гет
Перевод
NC-17
В процессе
670
переводчик
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
планируется Макси, написано 985 страниц, 75 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
670 Нравится 1039 Отзывы 296 В сборник Скачать

Глава 9

Настройки текста
Примечания:
      Гарри стоял сгорбившись, уперев локти в стойку и крепко вцепившись пальцами в волосы. Он слышал, как в ванной льётся вода, и мысленно ругал себя.       Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт, чёрт! ТАК облажаться! Какой же я идиот! Он тяжело вздохнул и встал, подняв взгляд к потолку. Где был мой мозг?! Какого хрена я полез к её шрамам? О чём я думал?       А ты вообще думал? — спросил ехидный голосок в голове.       Гарри застонал и ударил кулаком по стойке. После всего, что между ними произошло, после всех прикосновений, взглядов, моментов близости он наконец-то поцеловал её. Наконец-то она не сбежала. И я тут же спустил всё в унитаз.       С той ночи на утёсе, когда он рассказал ей о чулане, он чувствовал, что отношения между ними изменились — по крайней мере, с его стороны. Он никогда никому не рассказывал такие подробности своей жизни, никогда не доверял ни одному человеку настолько, чтобы признаться, что он винил себя в смерти окружающих, но всё равно хотел остаться в волшебном мире. Он никогда никому не говорил, как ужасно себя чувствовал из-за этого. В ту секунду, когда он посмотрел ей в глаза, он понял. Он знал, что никогда больше не сможет смотреть на неё как прежде.       Ему хотелось поцеловать её прямо там и тогда, но он сдержался и вместо этого поцеловал её в щеку. Он не был уверен в своих новых чувствах и беспокоился, что они могут быть невзаимны. Гермиона всегда была невероятно логичной и сдержанной, и Гарри сильно подозревал, что у неё будут сомнения по поводу признания любых чувств — будь то к нему или к кому-то другому — в разгар войны. Если таковые чувства вообще имели место.       Итак, Гарри решил выждать и понаблюдать. Он отмечал особенности поведения Гермионы, её прикосновения, её взгляды и выражения её лица — и постепенно начал замечать закономерность. Он начал думать, что она тоже что-то чувствует.       Она касалась его руки, когда они разговаривали, садилась рядом с ним, клала голову ему на плечо, переплетала свои ноги с его, краснела и смотрела в землю, когда он делал ей комплименты, и он часто замечал на себе её взгляд, пока читал. Когда она позволила ему забраться на её койку и посидеть с ней, пока она плохо себя чувствовала, он рискнул провести большим пальцем по её колену, оставляя ей возможность отодвинуться, если она возражала. Но она не отодвинулась. Когда она взяла его за руку во время звездопада, его уверенность в том, что она чувствует то же самое, возросла ещё больше. Невозможно было не заметить, как воздух вокруг них сгустился, как время, казалось, замедлилось и как участился её пульс.       Когда они успешно испытали заклинание щита, он был в таком восторге, что не смог удержаться и крепко обнял её. Он чувствовал, как колотится её сердце, видел румянец на её лице, выражение её глаз, когда она смотрела на него, — и был уверен, что она тоже это чувствовала. Он собирался поцеловать её прямо там, в снегу, если бы она позволила, но увидел, как на её лице появилась паника, когда её разум осознал, что происходит. Он не стал удерживать её, когда она трусливо побежала обратно в палатку.       Гарри несколько минут стоял под густо сыпавшим с неба снегом, размышляя, как действовать дальше. Каждый раз, когда это случалось раньше, он щадил её нервы и возвращал своему лицу спокойное и невозмутимое выражение, прежде чем снова посмотреть в её сторону. Он давал ей пространство, потому что не хотел давить. Но сегодня… сегодня он решил подтвердить свои подозрения. Он хотел знать точно, хотел, чтобы она признала ситуацию, которая сложилась между ними, и хотел посмотреть, примет ли она аванс. Он никогда не стал бы подталкивать её к чему-то против её желания, но он хотел посмотреть, признает ли она то, что происходит между ними. Поэтому он решил вернуться в палатку таким, каким был, и показать ей свои истинные эмоции и желания.       Во время ужина она была очаровательна в своей очевидной нервозности. Он с удовольствием выпил сливочное пиво и съел пирог с патокой, которые она для них приберегла. Когда она схватила посуду, сбегая во второй раз за день, он ясно видел, как напряжена она была, и буквально чувствовал внутреннюю борьбу, которую она вела сама с собой. Поэтому он решил посмотреть, что произойдёт, если он зайдёт чуть дальше. Он действовал осторожно, всё ещё давая ей возможность сбежать, если она того захочет. Для себя он решил, что если она снова сбежит, он оставит её в покое до тех пор, пока не закончится вся эта неразбериха с войной.       Но она не сбежала — она осталась. Когда он приблизился к ней, его сердце бешено колотилось, а тело было напряжено до предела. Когда он спросил её, хочет ли она, чтобы он остановился, он чувствовал, что буквально висит на волоске, он не знал, сможет ли справиться, если она его отвергнет. Безусловно, он бы принял её решение, но маленькая часть его была бы полностью уничтожена. Услышав «нет», он не размышлял ни секунды. На вкус она была как надежда, как прохладный напиток в жаркий летний день.       Сначала он действовал медленно, боясь спугнуть её, боясь зайти слишком далеко и поставить её в неловкое положение, боясь прервать этот невероятный сон и обнаружить, что ничего этого не было. Он хотел, чтобы она была уверена. Но в ту секунду, когда он услышал её стон, его тревоги мгновенно отошли на задний план и поцелуй стал увереннее. Это было… ничего подобного он прежде не чувствовал. Его поцелуи с Джинни никогда не были такими, а поцелуй с Чо вообще едва ли можно было считать поцелуем. Это было жарко, отчаянно, страстно, как хватать ртом воздух после мучительно долгого пребывания под водой. Он нуждался в ней, хотел её, хотел быть ближе к ней, хотел впитать в себя каждый дюйм её тела.       Не задумываясь, он провёл большим пальцем под её свитером и коснулся шрама — и в ту же секунду отдёрнул руку. Не из-за того, что ему было неприятно прикасаться к искривлённой коже, — нет-нет, ничего подобного, его вообще это не волновало. Его рука дёрнулась, потому что его сердце резанула боль — боль за неё, за то, о чём он ей напомнил этим прикосновением. Он сразу понял, что совершил ошибку. Он почувствовал, как она вздрогнула, когда его большой палец задел шрам, и на мгновение подумал, что если уберёт руку, то сможет хоть как-то исправить свою оплошность. Но она отстранилась так быстро, что он сразу понял тщетность этой надежды. Она оторвалась от его губ, оставив его потерянным и голодным. Мысленно он ругал себя последними словами.       А потом, в довершение всего, она попросила у него прощения. ОНА попросила у МЕНЯ прощения! — бушевал он, расхаживая взад и вперёд вдоль кухонной стойки. — И это после того, как именно Я всё испортил!       Ей абсолютно не за что было просить прощения. Это он совершенно потерял голову. Это он должен был задуматься о том, где можно её трогать, а где нет. О том, что она почувствует от такого прикосновения. Повезло ещё, что у неё не случилось полномасштабной панической атаки, — с горечью подумал он, тяжело опустившись на ближайший стул. Он переживал за Гермиону с того самого дня, как она получила свою травму. Она полностью выздоровела и сейчас была сильнее, чем когда-либо, но шрамы никуда не делись, и не только физические. Судя по свитерам и водолазкам, которые она продолжала носить и днём и ночью, она всё ещё не приняла свою новую внешность. Не то чтобы он ожидал, что она станет выставлять свои шрамы напоказ, но она проявляла исключительную заботу о том, чтобы они всегда были спрятаны.       И что мне теперь делать? Он снова уронил голову на руки, уперев локти в колени.       Ему нужно было извиниться перед ней, объяснить, что его не волнуют её шрамы — ему было всё равно, как она выглядит. Он только что поцеловал её — наконец-то! — и не хотел всё испоганить из-за глупой ошибки. Ему нужно было объяснить ей свои чувства, ему нужно было, чтобы она знала, что он всегда будет рядом с ней и что шрамы не имеют для него никакого значения. Он хотел быть с ней. Он хотел знать, во что это может вылиться.       Он знал, что разговор будет трудным. Честно говоря, он бы не удивился, просиди она в ванной всю ночь. Он не мог себе представить, что творилось у неё в голове, и вполне ожидал, что если она всё-таки выйдет, то, вероятно, попытается избежать любых разговоров о произошедшем. Он обдумывал такой вариант, но отбросил его. Ему нужно было поговорить с ней. Им нужно было обсудить то, что произошло. Это нельзя было оставлять вот так. Они не могли жить в одной палатке, работать вместе и постоянно ходить по яичной скорлупе, боясь задеть неприятную тему. Им нужно было открыто общаться, им нужно было доверять друг другу. Если Гермиона никогда больше не захочет, чтобы он к ней прикасался, — прекрасно, он справится с этим. Это будет больно, но он справится. Но он был абсолютно не готов жертвовать их дружескими, доверительными отношениями. После всего, через что они прошли вместе. Ему нужно было убедиться, что она не станет беспокоиться о том, что ему могут быть противны её шрамы — что было просто абсурдно.       Он наконец определился с планом дальнейших действий, когда услышал, как отключилась вода. Я не стану прятать голову в песок, — решительно подумал он. — Я всё исправлю.       Он быстро встал, подошёл к раковине, схватил чайник, наполнил его водой и постучал по нему палочкой, чтобы закипятить воду. Затем он открыл шкаф, схватил две чистые кружки, бросил в них чайные пакетики и налил вскипячённую воду. Он добавил молоко и два кусочка сахара в кружку Гермионы и один кусочек сахара в свою и как раз поставил кружки на стол и сел на стул, решительно выпрямив спину, когда услышал, как открылась дверь ванной.       

***

Гермиона вышла из заполненной паром комнаты и на дрожащих ногах направилась на кухню. Она не знала, чего ожидать, где будет Гарри, как он себя поведёт. Честно говоря, она понятия не имела, как ей самой себя вести. Она не отрывала глаз от пола, пока не подошла к столу и не увидела, как Гарри встаёт со своего обычного места. Две исходящие паром кружки чая стояли посередине. Она почувствовала, как болезненно забилось сердце. Он выглядел решительным и слегка отчаянным.       — Душ свободен, — тихо сказала она, скользнув взглядом по Гарри. Она откровенно нервничала и не знала, куда деть глаза и руки. Схватившись за подол свитера, она принялась перебирать ткань между большим и указательным пальцами.       — Гермиона, — сказал Гарри. Его голос, мягкий, но настойчивый, заставил её снова посмотреть на него. — Прости, я не должен был прикасаться к тебе таким образом, не спросив разрешения.       — Гарри, всё в порядке, это не имеет большого значения, я… — попыталась отмахнуться она, но он прервал её.       — Нет, не в порядке. Ничего не в порядке, Гермиона. — Он посмотрел на неё внимательным взглядом, после чего обошёл стол и встал в нескольких футах перед ней. — Я знаю, что тебе неудобно из-за твоих шрамов, я знаю, что они заставляют тебя чувствовать себя неловко. Я не подумал. Я был слишком поглощён… происходящим и потерял голову. Я не подумал о том, что ты почувствуешь, если я прикоснусь к тебе таким образом.       Гермиона не отводила взгляда от Гарри, захваченная его пристальным взглядом, но слегка вздрогнула при упоминании о шрамах. Она хотела прекратить этот разговор. Ей не хотелось слышать оправданий, не хотелось говорить об этом — она слишком хорошо помнила, как он отдёрнул руку. Она сама не знала, чего хочет, но ей не хотелось это обсуждать.       — Гарри, всё в порядке, правда, я не хочу об этом говорить, — повторила она и обхватила себя руками, прикрывая грудь в неосознанном защитном жесте.       — Но я хочу, Гермиона, — твёрдо сказал он. Он не пытался подойти ближе, оставляя ей достаточно свободного пространства. — Я не позволю тому, что случилось, испортить наши отношения и не собираюсь оставлять это гноиться. Я хочу, чтобы ты знала, что мне плевать на твои шрамы.       Тихонько фыркнув, Гермиона шаркнула ногой и опустила глаза в пол.       — Меня они абсолютно не волнуют, — твёрдо продолжил он, и она снова почувствовала на себе его пристальный взгляд. — Думаешь, я когда-нибудь смогу забыть, как ты выглядела, лёжа в грязной траве, Гермиона? Образ твоего разорванного тела преследует меня в кошмарах — я никогда этого не забуду. Мне было физически больно видеть тебя такой. Я думал, что потеряю тебя.       В её глазах начали собираться слёзы, она уставилась расплывающимся взглядом на свои толстые вязаные синие носки. Она знала, что Гарри видел её шрамы, но он всё равно отдёрнул руку, когда прикоснулся к ним. Она не хотела этого слышать, не хотела говорить об этом. Она даже не знала, о чём здесь говорить.       — Я уже видел твои шрамы — я лечил их, мне пришлось вытаскивать из них разорванные куски твоей одежды. Я видел, как они выглядели в худший момент, я никогда этого не забуду, и я всё ещё хочу быть с тобой, — сказал он. Гермиона дёрнулась от его слов, но покачала головой. Её плечи начали мелко подрагивать, и Гарри подался вперёд, чуть повышая голос. — Меня не волнует, как выглядят твои шрамы. Единственное, что меня волнует, это ты сама, Гермиона, и тот факт, что я грёбаный идиот и не подумал о том, как ты отреагируешь, что ты почувствуешь, когда я прикоснусь к тебе. Не то чтобы я не заметил, что ты превратила каждую свою кофту в свитер с высоким воротом. У меня нет оправдания тому, что я не подумал об этом, я просто… увлёкся. Я убрал руку только потому, что осознал свою ошибку и почувствовал, как ты вздрогнула. Я сразу понял, что не смогу это исправить. Но я прикасался к тебе, потому что хотел этого.       При этих словах Гермиона подняла на него глаза, и по её щеке скатилась первая слеза. Гарри смотрел на неё с каким-то болезненным отчаянием, и её сердце замерло в груди. Он отдёрнул руку, потому что… беспокоился о том, что почувствует она? Её разум закружился вокруг его слов, и она поймала себя на том, что пытается осознать возможность того, что Гарри дёрнулся не от отвращения.       — Ты не обязана верить мне, Гермиона, но мне нужно, чтобы ты знала, что я хочу быть с тобой, хочу увидеть, к чему это нас приведёт, и мне плевать на твои шрамы.       С её губ сорвался тихий звук, похожий на подавленное рыдание, и Гарри медленно шагнул к ней, в то время как Гермиона продолжала обнимать себя. Её грудь снова сжалась. Как он может хотеть ко мне прикасаться? Я сама не хочу к себе прикасаться!       — Я не… я не знаю, что творится у тебя в душе́, Гермиона, не знаю, о чём ты думала последние несколько недель, но я чувствую, что между нами всё изменилось. — Он крепко сжал руки по бокам. Нервы сдали, когда он приблизился к истинной сути своей речи. — И я знаю, что ты тоже это почувствовала. Я видел это на твоём лице… В том, как ты смотрела на меня.       Его голос стал тише, теперь он стоял всего в футе от неё, и Гермиона опустила глаза, уставившись ему в грудь, не в силах дышать.       — Если я ошибаюсь, или если тебе что-то не нравится, если ты не хочешь двигаться в эту сторону — ничего страшного. Просто скажи, и я приму это. — Он осторожно протянул руку, чтобы коснуться её плеча, и она почувствовала лёгкую дрожь в его пальцах. — Я не знаю, что изменилось между нами. И я не знаю, как это отразится на нас в будущем, но мне нужно, чтобы ты знала, что меня не волнуют твои шрамы, Гермиона. Меня волнуешь ты, и… и я хочу посмотреть, к чему это может привести.       С её губ сорвалось рыдание, и Гарри едва расслышал тихие слова, вырвавшиеся вместе с ним.       — Я отвратительна…       Гарри выдохнул, сам не осознавая, что задерживал дыхание, и осторожно притянул её за плечо к себе. Она уронила голову ему на грудь. Её руки всё ещё были прижаты к её собственному телу, теперь зажатые между ними. Он крепко обнял её и прижался губами к её макушке.       — Гермиона, — тихо выдохнул он. — Ты не отвратительна. Они не отвратительны.       Он почувствовал, как она слегка задрожала, и её голова мягко покачнулась у него на груди. Он притянул её ближе и наклонился губами к её уху.       — Гермиона, ты идеальна такая, какая есть. Ты… ты самая красивая женщина, которую я когда-либо знал.       Она напряглась, но перестала качать головой, прижимаясь к нему, и он услышал её судорожный вдох.       — Ты просто так говоришь, — прошептала она.       — Нет, не просто. — Он крепче прижал её к своей груди и глубоко вздохнул. — Клянусь тебе, я не просто так это говорю. Я знаю, ты мне не веришь — пока нет, — но я не лгу. И когда-нибудь я хотел бы воспользоваться возможностью показать тебе, как мало они меня волнуют.       Гермиона неподвижно стояла в его объятиях. Последние свои слова он произнёс почти шёпотом, и от этих слов по её спине пробежали мурашки. Её желудок скрутило узлом, когда он заговорил этим голосом — глубоким баритоном, который так сильно на неё действовал. Его слова и голос были так убедительны, они находили отклик в её теле и разуме, заставляли поверить, что он имел в виду то, что сказал.       Она уткнулась лицом ему в грудь, вдыхая его запах. Такой знакомый, такой успокаивающий. Его тепло и крепость его объятий заставляли её чувствовать себя в безопасности. Она безоговорочно доверяла Гарри и отчаянно хотела ему верить, но это было трудно. Как он может хотеть меня такой? Эта мысль скандировала в её голове и никак не желала униматься, но Гермиона заставила свой разум придерживаться логики и фактов. Он уже видел её шрамы — и всё равно прикасался к ней. Он заметил близость между ними и позволил ей расти, зная, что её тело искалечено. Он прикасался к ней, обнимал её и был рядом с ней всё это время, зная, что она прячется под своими трансфигурированными свитерами. Голос в её голове продолжал твердить, что он, должно быть, забыл, насколько всё плохо, и прикосновение напомнило ему, но она усилием воли заставила этот голос заткнуться и постаралась очистить разум.       Это была её проблема, и она это знала. Она знала Гарри, она доверяла Гарри, и он не обнимал бы её так и не говорил бы таким голосом, если бы не имел этого в виду. Она хотела верить ему, должна была верить ему или, по крайней мере, дать ему презумпцию невиновности, пока не доказано обратное. Ей нужно было самой справиться со своей неуверенностью в своей внешности — это была её проблема, которую нужно было решить.       Её желудок немного сжался, когда она мягко уткнулась носом в свитер Гарри. Она наслаждалась ощущением его тела рядом со своим, это было невозможно отрицать. И мои стоны тому свидетельство, — подумала она несколько смущённо. Она никогда раньше не издавала таких звуков. Ей нравился его вкус, его объятия, его близость. Она тоже хотела посмотреть, что из этого выйдет, — но это пугало её.       Они были в разгаре войны, на них лежала огромная ответственность, им нужно было найти крестражи и уничтожить их до того, как Волдеморт станет сильнее, до того, как всё станет хуже, и они понятия не имели, с чего начать. Им нужно было сосредоточиться, им нужно было как следует подготовится. Она не думала, что сейчас уместно исследовать изменения в их отношениях — независимо от того, как сильно ей того хотелось или насколько правильным это казалось. Вот и вся причина, по которой она решила ничего не делать. Этот поцелуй, каким бы приятным он ни был, сам по себе уже был сильнейшим отвлекающим фактором, что уж говорить о большем, — а этого они никак не могли себе позволить. Это было бы безответственно, а Гермиона была крайне ответственным человеком.       Гарри стоял, обнимая её, пока она перебирала в уме свои мысли. Прошло несколько минут, прежде чем она снова заговорила с дрожью в голосе.       — Гарри, я… я боюсь, — выдохнула она в его свитер. — Я боюсь… боюсь потерять то, что у нас есть. Я… я не хочу отвлекаться от того, что нам необходимо сделать, но…       Слова застряли у неё в горле, и она слегка задрожала, вжимаясь в него чуть сильнее. Она знала, что хотела сказать, но её смелость была на исходе. Гарри только что практически выложил ей своё сердце на стол, а она… Не будь трусихой, — подумала она, пытаясь успокоить свой лихорадочный ум.       — Я боюсь, что ты передумаешь, если… если увидишь их. Я слышала, что ты сказал, знаю, что ты их уже видел, я всё это знаю и понимаю, что это моя проблема, у меня в голове, но я ничего не могу с этим поделать. Я не могу не бояться, что ты передумаешь. К-когда ты прикоснулся ко мне, я… я запаниковала, — сказала она, и её голос снова дрогнул. — Это вернуло всё, Гарри, всё, и я… я не знаю, как с этим справиться.       Она осторожно подняла голову, чтобы посмотреть на него, и он ослабил объятия, чтобы отстраниться и лучше разглядеть её лицо.       — Гарри, я не знаю, как быть. Я не знаю, что делать. Мы в разгаре войны, нам нужно сосредоточиться, но я… я… — Она в отчаянии посмотрела на него, прежде чем продолжить тихим шёпотом: — Но меня тянет к тебе, и я ничего не могу с этим поделать.       Сердце Гарри заколотилось в груди, руки сжались крепче — она признала это!       — Я не знаю, как переварить это, Гарри. — Она сделала шаг назад, но одной рукой схватила его за свитер спереди. — То, что произошло, было… Я никогда не испытывала подобного, но я… я не знаю, стоит ли нам… Я не знаю, хорошая ли это идея. Не то чтобы я этого не хотела, я хочу — я просто не уверена, что нам стоит двигаться в эту сторону. Нам нужно сосредоточиться. На нас лежит такая ответственность. Я боюсь, что если мы пойдём дальше, это будет сильным отвлекающим фактором. И мне… мне явно нужно разобраться со своими шрамами. Я не хочу всё испортить, Гарри.       Гарри медленно кивнул, он действительно понимал. С болью в сердце, но понимал. Это было именно то, чего он ожидал. Он не знал, суждено ли им быть вместе всегда, но точно знал, что ни к кому и никогда в своей жизни он не чувствовал того, что чувствовал к ней, — даже к Джинни, когда думал, что влюблён в неё.       — Гермиона, — мягко сказал он, проводя большим пальцем по её плечу. — Всё в порядке. Я понимаю. Слишком много всего и сразу, чтобы решать сейчас.       Она медленно кивнула, вглядываясь в его лицо и так и не выпустив его свитер.       — Я тоже не хочу ничего испортить. — Он пристально посмотрел на неё, а затем слегка улыбнулся. — Я буду рядом, когда бы я тебе ни понадобился. Я ни на чём не стану настаивать, Гермиона, и обещаю, что дам тебе столько пространства, сколько тебе нужно. Но… я хочу, чтобы ты знала, я… я хотел бы пойти дальше и посмотреть, к чему это приведёт. Это, Гермиона, именно то, за что мы боремся. Ремус и Тонкс, Флёр и Билл — именно поэтому они вместе, несмотря на то что мы находимся в состоянии войны. Это делает их сильнее, даёт им то, за что можно бороться… Просто подумай об этом.       Рука Гермионы слегка дёрнулась на его свитере, и она опустила глаза. Она никогда не думала об этом с такой точки зрения. Единственное, что промелькнуло у неё в голове, помимо паники из-за шрамов, — это страх того, что они с Гарри окажутся слишком близки и это сделает их уязвимыми. Она никогда не рассматривала это как благо, всегда думала только о негативе.       — Давай выпьем чаю, — мягко сказал Гарри, отстраняясь, и она позволила его свитеру выскользнуть из её пальцев. Ей сразу стало холодно. Он с ободряющей улыбкой попятился к столу.       Гарри сел на своё место, аккуратно подвернув ноги под стул. Вот так, — подумал он, потянувшись за своей кружкой с чаем. — Я сделал первый шаг, я получил своё подтверждение, теперь ей решать, что делать дальше. Я больше не буду давить, следующий шаг за ней.       Гермиона медленно подошла, чтобы занять своё место. Она заметила, что, верный своему слову, он не касался её коленей под столом, — и сразу ощутила, что ей чего-то не хватает. Гарри подогрел чай волшебной палочкой и выудил из её сумочки маленький пакетик печенья.       Они пили чай довольно тихо, Гермиона грызла печенье и слушала, как Гарри рассказывал о том, как, по его мнению, он мог бы улучшить своё щитовое заклинание. Она кивала и отвечала, но в глубине её сознания крутилась совсем другая мысль. Мысль, которая пробивалась сквозь все её аргументы и сомнения. Мысль о том, что, возможно, быть с Гарри, посмотреть, что из этого выйдет… было бы не так уж плохо в эти ужасные времена.       

***

             Следующая неделя прошла довольно спокойно, их обычный график не изменился. Они возобновили свои тренировки, читали, обсуждали планы и наработки, отрабатывали заклинания, устраивали дуэльные спарринги, ели, спали, по очереди охраняли палатку и сумели увеличить время щитового заклинания на две минуты каждый. Теперь Гарри мог создавать мобильный щит всего тела на девять минут, а Гермиона — на семь, по истечении которых гул исчезал и они снова становились уязвимыми. Гарри был прав — чем сильнее они становились физически, тем легче было создавать щит. Судя по всему, тот был напрямую связан с их общей выносливостью. Гермиона предложила дополнительно очищать разум перед использованием заклинания, чтобы лучше сосредоточиться на цели и намерении. Казалось, это делало заклинание более мощным — тёмно-фиолетовый цвет становился тем насыщеннее, чем лучше была их концентрация, и это также влияло на продолжительность. Они сделали вывод, что если будут продолжать в том же духе, то смогут ещё увеличить время действия своих щитов, и поставили целью более десяти минут для каждого.       Снег так и сыпал, собираясь в сугробы вокруг их палатки. Но учитывая, что это были последние выходные ноября, улучшения погоды ждать не приходилось, поэтому они решили продолжать тренировки, невзирая на неудобства, разве что использовали больше водоотталкивающих и согревающих чар.       Что изменилось, так это все те маленькие физические проявления близости, что стали настолько привычными для них в последнее время и полностью исчезли сейчас. Гарри скрупулёзно придерживался своего обещания дать ей пространство. Он больше не сидел вплотную к ней, пока они пили чай, оставляя между ними комфортное дружеское расстояние. Он не прикасался к её пояснице, проходя мимо, не брал за руку во время разговоров. Нет, Гарри старательно держал свои руки и ноги при себе. Он даже перестал пользоваться скамеечкой для ног, целиком и полностью оставив её Гермионе.       Время шло, и Гермиона всё яснее ощущала, что скучает по всему этому. Она ценила, что Гарри предоставил ей пространство и решительно сосредоточился на деле, на самом деле она обнаружила, что необходимость думать о своих действиях и держать руки при себе отвлекала даже больше, чем их прежняя естественная динамика. Она поймала себя на мысли, что их близость и прежнее поведение казались нормальными, в то время как эта искусственная дистанция заставляла её чувствовать себя не в своей тарелке. Она ничего не говорила Гарри, но думать об этом не переставала. Она скучала по его теплу, по ощущению его вибрирующего смеха, по его руке в её руке. Их общение оставалось таким же тёплым, чувства ничуть не изменились, но было такое впечатление, словно кто-то воздвиг между ними барьер… И она обнаружила, что ей это не нравится.       К началу второй недели Гермиона стала заставлять себя не только смотреть на своё отражение в зеркале, но и легонько прикасаться к шрамам. Она повторяла этот ритуал всякий раз, когда переодевалась. Она привыкла терпеть их, пока принимала душ, но на самом деле никогда не давала себе времени попытаться принять их. После своей чрезмерной реакции на прикосновение Гарри она решила исправить это, независимо от того, увидит кто-нибудь её без одежды или нет. Она заставляла себя не хмуриться, когда смотрела на них, — вместо этого она растягивала губы в улыбке, напоминая себе о том, что ей нравится в себе и чему она должна радоваться. Я рада, что не умерла, — была её первая мысль.       Постепенно она обнаружила, что день ото дня думать в позитивном ключе становилось всё легче и легче. Я рада, что не лишилась ни одной конечности. Я рада, что шрамы проходят между моими грудями, а не через них, что было бы намного хуже. Я рада, что не осталось никаких затяжных эффектов тёмной магии. Я рада, что это не было моё лицо. Я рада, что могу прикрыть их, если захочу. Я рада, что у меня по-прежнему есть моя магия. Я рада, что покраснение и искажение кожи не распространилось дальше самих шрамов, так что это всего лишь три чётко ограниченные линии. Я рада, что они зажили и больше не раскроются. Я рада, что я физически здорова и могу передвигаться без помех. Я рада, что моё тело не получило необратимых повреждений, мешающих полноценной жизни.       К пятому декабря Гермиона стояла перед зеркалом и думала: Я рада, что всё ещё выгляжу прилично. И в этот момент она обнаружила, что впервые с начала своей «терапии» улыбается искренней улыбкой. Ей больше не приходилось заставлять себя улыбаться, пока она смотрела на отметины, покрывавшие её тело. Возможно, она просто привыкла к их присутствию за целую неделю пристального разглядывания, но ей начало казаться, что они выглядят не так уж плохо. Улыбнувшись запотевшему зеркалу, она потянулась за своим тёмно-серым джемпером с длинными рукавами, который раньше имел скромный V-образный вырез, но после нападения обзавёлся высоким воротом. Она пропустила ткань между пальцами. Она ненавидела этот джемпер в таком виде, главным образом потому, что вообще не была большой поклонницей водолазок, но также и потому, что ткань этого джемпера раздражала кожу её шеи немного больше, чем другие. Она отложила его в сторону, натянула клетчатые пижамные штаны, глядя на злополучный джемпер, и уже протянула за ним руку, но остановилась.       Немного поколебавшись, она вернула джемперу его первоначальную форму и надела его, задержавшись лишь на мгновение, когда поймала своё отражение в зеркале — в нижней части V-образного выреза можно было увидеть кончик её верхнего шрама. Он не бросался в глаза, но был виден отчётливо. Гермиона быстро схватила заколку и убрала волосы с лица. Она устала спать в водолазках и рубашках, застёгнутых под самое горло, — они были неудобными и всегда создавали ощущение, будто кто-то душит её во сне. Ей хотелось чувствовать себя комфортно. С момента нападения прошло больше двух месяцев, и, честно говоря, ей хотелось полноценно выспаться, без кошмаров про удушение. Она решительно повернулась к двери, не давая себе времени передумать.       Когда она вошла на кухню, чтобы выпить свой вечерний чай с Гарри, он поднял на неё взгляд. Его глаза мельком скользнули по её джемперу с V-образным вырезом, затем встретились с её глазам, и на его лице появилось выражение, которое она не могла до конца расшифровать. Её желудок скрутило в нервном спазме, она уже начала сожалеть о своём решении, ноги в тёмно-серых носках замедлились, а рука инстинктивно поднялась к предательскому вырезу. Но потом она поняла, что Гарри улыбается — «сияет», вероятно, было бы более подходящим словом для того, чтобы описать выражение его лица. Он смотрел ей в глаза, а не на грудь.       — Я приготовил чай, — просто сказал Гарри с ноткой счастливого волнения в голосе.       Гермиона вздохнула и заставила свою руку опуститься с того места, где она зависла, так и не схватившись за ткань, после чего сделала несколько неуверенных шагов к кухне. Всё это время Гарри смотрел только на её лицо.       — Спасибо, — поблагодарила она. От нервозности её голос прозвучал немного сдержанно, но он заметил, что её плечи немного расслабились, когда она заняла своё место.       — Пожалуйста. — Продолжая улыбаться, он поднял свою кружку и сделал глоток. — Итак, я просмотрел наш список припасов, пока ты была в душе.       Гермиона улыбнулась и взяла свою кружку. Гарри, вероятно, был единственным человеком, которому она доверила бы должным образом обновить и каталогизировать их список припасов, и она была очень рада, что он взял на себя инициативу в этом вопросе. Казалось, до ухода Рона она была единственной, кого вообще заботило, есть ли у них всё необходимое. Но теперь… что ж, теперь Гарри стал совсем другим человеком. Как и она.       — Спасибо, Гарри. Нам нужна ещё одна вылазка по магазинам, да?       — Ага, — кивнул он.       — Я так и думала, — вздохнула она, крепко сжимая кружку в пальцах. — Полагаю, лучше сделать это до переезда на новое место. Чуть восточнее есть небольшой городок. Мы можем сходить туда следующей ночью и купить всё, что нужно.       — Согласен. — Гарри вытащил карту и разложил её на столе. — Если мы выйдем около полуночи, то часам к двум доберёмся до места.       Они договорились покинуть заснеженный склон, на котором остановились три дня назад, завтра вечером. Пока они обсуждали план вылазки, руки Гермионы начали подрагивать от нервов. Они собирались проникнуть в продуктовый гипермаркет, расположенный на небольшой площади на окраине города. Она искренне надеялась, что её лицо не выдавало её тревоги из-за того, что случилось в их прошлый «поход по магазинам».       Когда она собралась идти на первую вахту, Гарри мягко обхватил её плечо. Это был первый раз, когда он прикоснулся к ней с тех пор, как они целовались две недели назад, и её тело откликнулось почти с отчаянием. Чувствуя, как зачастил пульс, она посмотрела ему в глаза.       — Гермиона, с нами всё будет в порядке, — уверенно сказал он, пристально глядя в ответ. — На этот раз мы лучше подготовлены. Завтра ночью ничего не произойдёт. Обещаю.       — Я знаю, — сказала она, но её голос прозвучал совсем не так уверенно, поэтому она добавила твёрдый кивок, чтобы выразить своё согласие с его словами.       Улыбнувшись, Гарри сжал её плечо, прежде чем убрать руку и направиться к своей койке. Гермиона осталась стоять на месте, не сразу осознав, что держится за своё плечо в том месте, которого только что касалась его рука. Покачав головой, она схватила свою зимнюю куртку и вышла из палатки. Её сердце бешено колотилось, а желудок скрутило узлом. И всё это сделало с ней одно прикосновение Гарри, один его взгляд. Взгляд, от которого по спине прошла дрожь. Она села на небольшой пень, произнесла согревающее заклинание и устроилась поудобнее. Она по-прежнему нервничала — она ничего не могла с собой поделать. Но Гарри был прав. В этот раз они гораздо лучше подготовлены к любому возможному нападению, и она была уверена, что они смогут защитить друг друга. Она доверяла Гарри, она доверяла своим собственным способностям и знала, что с ними всё будет в порядке.       

***

             Следующий день прошёл как в тумане. Они собрались и упаковали вещи пораньше и провели вторую половину дня, практикуясь в защитной и наступательной магии. Это помогло успокоить нервы Гермионы, пока она ждала полуночи. Ей не терпелось побыстрее покончить с этим нервирующим мероприятием. Когда наступила полночь, они быстро упаковали палатку и направились в сторону города. Оценка Гарри почти оправдалась, они прибыли на площадь незадолго до двух часов ночи.       Площадь была пуста, лишь снег пушистыми хлопьями тяжело падал на землю. Приблизившись к площади, они накрылись мантией-невидимкой, прошли через пустую парковку и свернули в переулок, со стороны которого располагался аварийный выход магазина. Они оба были напряжены, и Гермиона крепко схватила Гарри сзади за воротник куртки, когда он повёл их через переулок, а затем отпер дверь. Снаружи было тихо, спокойно и красиво, но Гермиона знала, что лучше не доверять обманчиво мирной обстановке. Она знала это даже слишком хорошо, а потому предпочитала сохранять бдительность. Не в этот раз, — подумала она, когда они прокрались внутрь.       Они провели в магазине больше часа, следуя той же схеме, что и в прошлый раз — методично набрали еды, туалетных принадлежностей, мыла и предметов первой необходимости. Гермиона старалась брать побольше, до предела заполняя каждый контейнер, который у неё был, и используя заклинания, чтобы сохранить продукты. Ей совершенно не хотелось повторять подобные прогулки чаще необходимого. Гермиона подсчитала стоимость взятых товаров, и они остановились у кассы, чтобы внести деньги перед уходом. Прокрадываясь через заднюю дверь обратно в переулок, оба двигались крайне осторожно и держали глаза и уши открытыми, чтобы уловить любой признак движения, — но ничего не произошло. Они добрались до границы автостоянки и быстро сняли мантию-невидимку. Всё это время Гермиона держала Гарри за руку и немедленно просунула руку за воротник его куртки, когда он присел, чтобы убрать мантию в сумку — парная аппарация требовала прямого физического контакта, и будь она проклята, если окажется не готова в этот раз. Она не отодвинулась от него ни на дюйм, он чувствовал её ногу рядом с собой, когда убирал мантию. Закончив, он сразу же подал ей сигнал.       — Готово, — сказал он, даже не потрудившись встать. Гермиона крепче сжала его плечо и аппарировала их прежде, чем он успел пошевелить хоть мускулом.       Лес, в который она их привела, находился в центральной Англии, но при этом оставался достаточно отдалённым и пустынным. Они оба вздохнули с облегчением, когда Гермиона убрала руку с его плеча и отошла, чтобы открыть сумочку и найти палатку. Умение Гермионы аппарировать улучшилось до такой степени, что он почти ничего не чувствовал, они появились в той же позе, как покинули площадь. Медленно встав, он с трудом подавил желание обнять её и вместо этого широко улыбнулся.       — Вот видишь, — сказал он, коснувшись её руки. — Ничего не случилось.       Она улыбнулась ему в ответ, подавляя желание кинуться в его объятия. Гарри опустил руку и закинул рюкзак за спину. Вдруг глаза Гермионы сузились, и она начала поворачивать голову.       — Гарри, ты слышишь… — Она не закончила фразу, волосы у неё на затылке встали дыбом, когда она уловила вспышку на периферии зрения. Понимая, что времени схватить Гарри напрямую у неё нет — не с их толстыми зимними куртками, — её разум быстро просчитал варианты и выбрал следующий наиболее оптимальный.       Гермиона оттолкнула Гарри с силой, какой, по его мнению, она физически не могла обладать. Кто-то такой маленький не может быть таким сильным, — мельком подумал он, падая назад, и земля между ними взорвалась.       Он выхватил свою палочку и отметил, что Гермиона уже достала свою — она присела в нескольких футах перед ним, откатившись назад, чтобы увернуться от взрыва. Повернув голову влево, он увидел силуэты двух людей, бегущих к ним в темноте, и одного существа, сгорбленного и двигающегося намного быстрее остальных.       Твою мать…
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.