***
Чем я это заслужил, о, Архонты, думает Кэйа. Утро определённо не начинается с кофе; утро начинается с похмелья, засухи во рту и головной боли, а ещё с болей в спине и бедрах, потому что вчера они действительно долго-долго трахались прежде, чем уснули. А ещё, как оказывается, у Дилюка совершенно нет сердца, потому что наутро, вместо того, чтобы пожалеть и приголубить, он спихивает Кэйю со своей мягкой (и теперь немного испачканной) постели прямо на пол. Сам быстро пытается найти собственные вещи, которые они вчера раскидали по поместью в приступе невероятной любви (желания). — Отец скоро должен вернуться, да и Аделинда… Словно в подтверждение слов Дилюка, входная дверь на первом этаже скрипит. Дилюк, сохраняя привычное безразличное выражение лица, кидает в Кэйю найденную под кроватью рубашку, а сам натягивает штаны прямо на голое тело — без всякого белья, что засталяет Кэйю задуматься, потому что очень уж привычным движением Дилюк просто берет и… — Господин Дилюк? — в дверь мягко и с уважением, но без лишней робости, присущей юным горничным, стучатся. — Доброе утро. Вы дома? — Да, Аделинда, дай мне пятнадцать минут, пожалуйста. Горничная без лишних слов удаляется — это слышно по звуку её шагов. — Лучше бы тебе поторопиться. Вылезать будешь через окно. — Знаешь что, в следующий раз я тоже выгоню тебя из своего дома, — раздраженно оповещает Кэйа, но вообще-то на самом деле он не то чтобы действительно зол. Он прекрасно понимает Дилюка и его ситуацию, но не может отказать себе в удовольствии лишний раз подразнить его, потому что то, как красиво изламываются брови Дилюка, — ебаное искусство, и с этим ничего не поделаешь. — Только я не буду трахать тебя перед этим, как бы сильно ты ни просил, мистер «ах, Кэйа, пожалуйста, глубже». Щеки Дилюка наливаются красным. В лицо Кэйе летит пара его кед. — Окно. — Но я ещё не… — Окно, Кэйа. Что ж, второй этаж — это не так уж высоко, он прыгал и с высоты побольше этой. Босиком, правда, и с расстегнутой рубашкой бежать до ближайшей остановки немного… странно. С другой стороны, новый опыт, новые ощущения — это ведь тоже хорошо, не так ли?***
Так что… вот, какие у них с Дилюком отношения: хороший секс без лишних обязательств, исключительно по старой дружбе, потому что никому другому своё тело Дилюк бы не доверил, а трахаться в двадцать лет хочется ой как сильно. Может, всё даже было бы не так плохо, если бы пару месяцев назад (тогда они с Дилюком уже полгода находились в таких отношениях) Кэйа не обнаружил, что ему слишком уж сильно нравится обнимать чужое мягкое тело по утрам; что ему хочется каждый день начинать так — рядом с Дилюком в своей постели; что он обожает мягко целовать его и без того опухшие губы. И это было плохо, очень плохо, потому что эмоциональный диапазон Дилюка равен нулю, что делало влюблённость Кэйи навечно обречённой быть безответной. — Я лишь хочу сказать, что это с самого начала была плохая идея, — в своей манере тянет Розария, делая глоток пива; Венти, сидящий рядом с ней, согласно кивает. — Просто ужасная. Когда вообще секс по дружбе заканчивался хорошо? Кэйа обречённо стонет. Кэйа хочет ударить Розарию. Кэйа думает, что у него отвратительные друзья. Венти, ворующий его картошку фри, — отличное тому подтверждение. — Ты должен ему признаться, — кивает он, обмакивая тонкую картофелину в сырном соусе, который Кэйа тоже купил за свои деньги, но в данный момент находился в слишком огромном экзистенциальном кризисе, чтобы попробовать возмущаться. — Или просто прекратить весь этот… бардак, — поддакивает Чайльд. Чёрт, им всем легко говорить: у Рози была идеальная Барбара, у Венти — грубый, но целиком и полностью понимающий его Сяо (они буквально как два пазла! Кэйа всегда завидовал их отношениям, несмотря на всю нестабильность такого союза), а у Чайльда — этот нудный старый (почти) Чжун Ли. Все они были в отношениях мечты, Чайльд и Чжун Ли буквально были помолвлены, Розария и Барбара уже год как жили вместе, а Сяо и Венти… ну, это Сяо и Венти. Они, блять, каким-то образом умели разговаривать без слов, что было довольно жутко, но мило. В общем и целом, один только Кэйа из их компании никак не мог найти себе партнёра, да и не то чтобы он стремился к этому: в основном Кэйа был фанатом спонтанного секса с незнакомцами. — Если я признаюсь, то, вероятно, уже на следующий день окажусь удобрением для виноградника господина Крепуса, — говорит Кэйа и укладывается головой на сложенные на столе руки, — Дилюк меня убьёт. Мне не хочется умирать молодым… или хочется, но сначала я был бы рад хотя бы разок поцеловать Дилюка. Нормально поцеловать, а не… — Фу, не продолжай, — поморщилась Розария. — Кэйа, — вздыхает Венти, — ты же сам понимаешь, что не сможешь вечно скрывать это. А если вы ещё и продолжите трахаться, станет только хуже. — Коротышка прав. И Розария тоже. У тебя нет другого выхода — просто признайся, сбеги раньше, чем тебя порежут на кусочки, и найди себе кого-нибудь, кто ответит тебе взаимностью. Всё. Хэппи Энд. Кэйа стукнулся лбом о стол, и на него с вопросом в глазах обернулся один из официантов, но сам Кэйа этого увидеть не мог. Был слишком занят, ага. К тому же, он уже заплатил за картошку, не станут же его выгонять просто потому, что он поддался отчаянию, верно? — Вы худшие лучшие друзья в мире. От Вагнера и то пользы больше. — Ну да, он бы просто молчал всё то время, пока ты бы ему жаловался, а потом оказалось бы, что он тебя не слушал, потому что был увлечён работой. — Всё ещё лучше, чем ваши советы. Розария хмыкает — никто из них даже не пытается этого отрицать. — Может, вы и правы.***
Дилюк стонет под ним так громко, что все соседи Кэйи уже, наверное, просто смирились с перспективой проводить бессонную ночь из-за двух перевозбужденных уже-не-совсем-подростков. Помнится, раньше кто-то пытался стучать по батареям, когда Кэйа трахал Дилюка особенно хорошо. Что ж, они пытались. Захлебнувшись в очередном стоне, Дилюк вцепился руками в простыни и задвигал бедрами жёстче в попытке самостоятельно насадиться на пальцы Кэйи; его очаровательный зад красиво покачивался при каждом движении. Кэйа прислоняется голой грудью к спине Дилюка и устраивает свой подбородок на его плече; алые пряди то и дело лезут в лицо, но на такие мелочи не обращаешь внимания, когда под тобой стонет столь милый юный господин, полностью забыв о чувстве стыда. В обычной жизни Дилюк был совершенно неэмоционален и холоден, но как только дело касалось хорошего секса, он будто превращался в другого человека; по сути, это тот же Дилюк, но куда шумнее и более жадный до прикосновений. Кэйа точно знал, что любит Дилюк, а что вызывает у него неприятную дрожь; его тело — открытая книга, самая любимая книга Кэйи, которую он готов перечитывать раз за разом. — Ну же, — осипшим голосом тянет Дилюк, одной рукой хватаясь на волосы Кэйи позади себя, лишь бы прижаться ещё плотнее; он, что оказалось неожиданным открытием, огромный фанат тактильных ласк, — глубже… Кэйа… Ах, я… Я хочу твой член внутри, давай же… Кэйа практически рычит, когда вынимает влажные пальцы из растраханной дырки Дилюка; с силой хватает бледные бедра, полностью покрытые засосами и укусами, и входит одним движением сразу на всю длину, чувствуя, как хорошо сжимает его Дилюк. Они кончают одновременно. Оба без сил засыпают в объятиях друг друга.***
— А говорил, что выгонишь, — тихим ленивым голосом шелестит Дилюк в ухо Кэйе на следующее утро, — не умеешь держать собственные слова, да? Они проснулись практически в одно время и уже час как просто лежали в нагретой постели Кэйи, не желая никуда вставать, потому что сегодня был выходной и никакой университет их не ожидал в своих дверях. Кэйа мычит и крепче сжимает мягкое тело в своих руках. Так легче всего представить, что они на самом деле кто-то чуть больше, чем «друзья с привелегиями». Дилюк ведет носом по шее Кэйи, пока Кэйа пытается сделать вид, что они весь этот почти-год встречались, а не просто трахались в перерывах между сессиями и работой; пытается сделать вид, что Дилюк сейчас целует его челюсть, потому что хочет, потому что тоже любит и желает касаться постоянно, а не с очевидным намеком на утренний ленивый секс. В конце концов Кэйа сдается: подминает под себя красивое тело и поддаётся на каждую провокацию Дилюка. Рассказать обо всем он и позже успеет.***
— Ита-а-ак… — Не говори! Ничего не говори. Пожалуйста. Венти хмыкает. Каким-то образом это даже хуже, чем если бы он читал наставления. Вообще-то он их не читал — наоборот: Венти до удивительного сильно ценил чужой выбор, поэтому мог разве что дать совет, но никогда не ругал людей за их ошибки. Кэйа обожал эту черту Венти. Но Кэйа ненавидел, когда воровали его картошку фри. — Мне даже ничего говорить не надо, — вздыхает его (бывший, потому что настоящие лучшие друзья не воруют картошку) лучший друг и делает глоток коктейля (хотя Кэйа бы не удивился, если бы в стаканчике было что-нибудь алкогольное), — ты и сам всё прекрасно знаешь. — Да, но… — Кэйа? Вау. Вспомни лучик — вот и солнце. Кэйа даже не хочет оборачиваться, потому что сразу узнал этот голос. Чёрт, в последнее время они не виделись, ну, в обычной жизни. — О, Дилюк! — весело улыбается Венти, махая рукой стоящему за спиной Кэйи Дилюку. — Привет, давно не виделись! Альберих двигает картошку к Венти: этакая взятка, чтобы он не сказал ничего лишнего; Венти, улавливая этот мелкий жест, смеётся, но больше ничего не произносит — только похлопывает ладонью по месту на диванчике рядом с собой. Кэйа уже успевает поблагодарить небеса за то, что сел на противоположное место, то есть с Дилюком они будут сидеть не совсем рядом, как этот самый Дилюк просто берет и садится к Кэйе. Венти глядит на это почти задумчиво, но всё так же весело. — Надеюсь, я не помешал, — немного смущённо (ого… Кэйа даже удивляется такому тону) говорит Дилюк. — Нет, что ты! Я даже был рад, когда тебя заметил. И смотрит прямо на Кэйю. Венти. Он худший. — Да, я тоже рад видеть тебя, Люк, — смирившись со своей судьбой, отвечает Кэйа и накидывает на лицо искреннюю радость; с языка невольно и по чистой привычке срывается слишком интимное «Люк», но, кажется, Дилюка это не задевает. Или, по крайней мере, он отлично делает вид, что не задевает. — В последнее время нечасто удаётся встретиться вот так. Вообще-то в этой фразе не было никакого подтекста, но Венти вдруг смеется, а Дилюк бросает на него этот свой нечитаемый взгляд. — Он прав! — говорит Венти так, словно он смеялся над этим. — Думаю, нам стоит чаще видеться. Кэйа фыркает и пинает своей ногой ногу Венти под столом, что не остаётся незамеченным Дилюком: он начинает слабо улыбаться, веселясь с их по-детски нелепого поведения, и тогда Кэйа чуть пихает его в плечо, на что в ответ получает высунутый язык. Это всё так похоже на то время, когда им обоим было по пятнадцать и когда они были лучшими друзьями, что Кэйа даже забывает, как сам же всё и разрушил — разрушил их дружбу своими нелепыми чувствами, начал отдаляться, делать вид, что ему надоело. Что ж, спустя время история повторяется. Со стороны Венти слышится щелчок камеры — он уже достал телефон и сделал пару фото на память. — Отправлю Розарии, — пожимает плечами он, когда видит недовольный взгляд Кэйи и вопросительный — Дилюка, — не думаю, что она ещё видела, как дурачится господин Дилюк. Дилюк закатывает глаза на это глупое прозвище; оно прилипло к нему ещё с детства, потому что Дилюк был умным, красивым и из богатой семьи — ну точно юный господин, но со временем это начало его раздражать. Только Кэйа наверняка знает, в какие моменты правильно сказанное «господин Дилюк» может вызвать не закатанные глаза, а протяжный стон возбуждения. — Да, давайте ещё распечатаем эти фотографии и развесим их по всему городу. — Ты и правда редко улыбаешься, Люк, — качает головой Кэйа. Дилюк тоже пихает его в плечо и из-за этого вдруг оказывается слишком близко: их бедра соприкасаются, и Кэйа ловит в голове среди прочего мысль о том, как хочет поцеловать бледные губы Дилюка прямо сейчас — мягко, скорее даже чмокнуть, чем поцеловать, но ведь это не то, что вписывается в концепцию «друзей с привилегиями», поэтому он душит такие желания внутри себя. В итоге ему, конечно, придётся во всем признаться, но пока что он хочет насладиться тем, как Дилюк снова начинает постепенно ему открываться.***
По какой-то непонятной причине они с Дилюком вдруг действительно начинают чаще видеться вне стен спален: сначала ходят вместе в кино, затем — в кафе, иногда гуляют по парку, а сегодня вместе засели в библиотеке, потому что обоим нужно было готовиться к сессии. Ещё месяц назад они бы, вместо того, чтобы один лишний день потратить на дополнительную совместную подготовку, заперлись бы в квартире Кэйи и трахались бы до потери пульса, потому что именно это и подразумевала их договоренность, но… Но, несмотря на то, что было в прошлом, сейчас они действительно просто перекидываются ничего не значащими подколами и листают учебники. К вечеру, когда они уже провели тут несколько часов подряд, Лиза начинает поглядывать на них строгим взглядом, но Кэйа знает, что так она проявляет свою привычную заботу, точно ласковая мамочка, которая хочет для своих детей только лучшего. Кэйа зевает. Уходить они оба пока никуда не собирались.***
Его будит чей-то тихий шёпот в ухо и ласковые поглаживания по плечу. Ах. Лиза. Кэйа бросает взгляд на часы, висевшие на стене, и с удивлением осознает, что уже было почти одиннадцать ночи; они тут сидели с полудня. На плечах обнаруживается пальто Дилюка — теплое, но немного тяжёлое, зато действительно хорошо согревает, потому что Кэйе не холодно, несмотря на открытые окна в библиотеке, которые Лиза закрывать не любила: говорила, что духота вредит её книгам. — Что-то вы засиделись, мальчики, — с улыбкой говорит она своим медовым голосом, и Кэйа только сейчас понимает, что уснул не он один. — Думаю, вам обоим уже пора домой. Дилюк просыпается следом и сонно моргает; Кэйа находит этот жест очаровательным. Взгляд Лизы на секунду становится абсолютно нечитаемым, а затем — немного насмешливым, но понимающим: она в последний раз хлопает Кэйю по плечу и уходит в свой кабинет, который обычно даже не использует, потому что всё время проводит среди книжных полок — переставляет книги так, чтобы было удобнее, протирает пыль или читает за одним из столов. — Ох, — забавно выдыхает Дилюк, всё ещё не до конца придя в сознание. — Пожалуй, Лиза права. Я отведу тебя домой, мы и так уже достаточно подготовились. Дилюк переводит взгляд на Кэйю, который сваливает их тетрадки к себе в сумку, а библиотечные учебники оставляет на растерзание Лизы. — А можно я… у тебя переночую? Пожалуйста, — сиплым ото сна голосом спрашивает Дилюк. — Я уже вряд ли доеду до поместья, не уснув прямо так. Кэйа легко кивает: как тут откажешь, когда Люк выглядит настолько нежным из-за своего полусонного состояния. — Спасибо за пальто, кстати, — невзначай бросает Кэйа и с сожалением скидывает вещь со своих плеч, чтобы вернуть Дилюку то, что принадлежит ему. Чёрт, оно так вкусно пахнет. — В любое время, Кай. Кай. Кажется, Кэйю немного закоротило.***
Стук сердца раздавался где-то над самой глоткой — настолько он был сильным и быстрым; Кэйа не привык, чтобы его обычно спокойный ритм сердцебиения сбивался настолько сильно, но, боже, Дилюк творил чудеса. Или, лучше сказать, доводил до сердечных приступов, но пока Кэйа не был обмазан розовыми соплями собственной влюблённости, чтобы говорить настолько постыдные вещи. Впервые за всё то время, что они возобновили дружбу, Дилюк спал на его кровати, считай, просто так, у них не было никакого секса, даже ни намёка на это, Дилюк только успел войти в его квартиру и тут же начал беспрерывно зевать, что подстегнуло Кэйю предложить свою кровать. Конечно, он подразумевал, что сам разместится на диване, потому что спать (типа… реально спать) вместе с тем, с кем ты обычно трахаешься, для него было немного странно, но сам Дилюк не видел в этом ничего плохого. — Мы столько раз делили одну кровать, — сказал он минут двадцать назад, — не думаю, что сейчас что-то изменилось. Чёрт. Ещё как изменилось: Кэйа повернулся на бок, чтобы иметь возможность смотреть на мягкое лицо Дилюка, и кровать немного заскрипела под ним, из-за чего Рагнвиндр чуть громче засопел и поморщился. Кэйа коснулся его щеки прохладными пальцами в успокаивающем жесте, какой он обычно использовал, если просыпался среди ночи от того, что Дилюку снились кошмары и он бормотал себе под нос всякие… неприятные вещи. Может, в иной раз Кэйа бы и порадовался тому, что их отношения «вышли на новый уровень», но сейчас он не хочет строить клоуна перед самим собой — он прекрасно понимал, что никаких отношений нет и не было в помине, а его собственные чувства просто неуместны, и им явно не будут рады, так что с этим что-то пора было делать. Кэйа дал себе на размышления всю эту ночь и следующую неделю и мысленно пообещал Розарии, что непременно во всём признается. Правда, этой ночью нормальные мысли больше не лезли в его голову: всё из-за Дилюка, вцепившегося в него во сне и не отпускающего до самого утра. Они словно обнимались.***
— Нам надо поговорить, — серьёзным тоном оповещает Кэйа собственное отражение и при этом пытается выглядеть серьёзно. — Да, Дилюк, прости, что так… Он матерится и закатывает глаза. С репетициями в детском саду у него всегда было хуже всех, зато на сцене Кэйа блистал наиболее ярко, так что хотелось верить, что в момент Х всё решится само за себя и что он сможет положиться на собственную импровизацию. Кэйа чувствовал себя подавленно. Сегодня он всё же решился на разговор и сначала хотел сообщить всё по телефону, чтобы не видеть, как постепенно Дилюк кривится в отвращении, но, едва трубку на той стороне подняли, язык словно присох к небу. Всё, что смог тогда сказать Кэйа: — Придёшь ко мне сегодня в пять, Люк? — Что-то случилось? — обеспокоенно звучит в ответ, и Кэйа еле удерживается, чтобы не сказать «я хочу тебя поцеловать прямо сейчас, но ты так далеко — это просто несправедливо». — Кай? Голос Дилюка отрезвляет. — Нет, я просто… хочу увидеться, знаешь. Я не настаиваю! Просто… — Хорошо, я приеду. Увидимся. Вот, как это звучало. Вроде, всё в порядке, но Кэйю терзало беспокойство, как будто что-то должно было пойти не так, хотя, казалось бы, что тут вообще может пойти не по плану: сначала Дилюк просто приедет (черт, осталось десять минут!), Кэйа впустит его в квартиру (не закрывая двери, чтобы его гость мог удалиться как только пожелает, а пожелает он вскоре, после того, как войдёт), посадит на диван и просто всё честно расскажет. Поэтому свою тревожность он списывал разве что на нервы перед таким признанием. Когда раздались три громких стука, Кэйа уже готов был двинуть торжественную речь, так что открывал дверь с чёткой целью, но… Предчувствие сбылось. Прежде, чем Кэйа успел бы хоть что-то сказать, Дилюк перешагнул порог квартиры, закрыл за собой дверь и тут же вцепился в Кэйю: положил руки ему на плечи и глубоко поцеловал. Кэйа правда — правда — хотел отстранить его от себя, но только в первые пару секунд, а затем он услышал, как мягко стонет Дилюк — он всегда это делает, если ему нравится происходящее достаточно сильно. По коже от этого стона тут же побежали мурашки, и Кэйа, вместо того, чтобы отстраниться и всё нормально объяснить, устроил свои ладони на чужой талии, (пока что) скрытой несколькими слоями ткани, и, наконец, ответил на поцелуй нормально. Спина Дилюка точно обтиралась о стену каждый раз, когда Кэйа ненароком врезался во что-то по пути, но по крайней мере Дилюк не жаловался и не возмущался: он зарылся одной рукой в синих волосах, а второй — продолжал сжимать чужое сильное плечо, охая прямо в поцелуй всякий раз, когда Кэйа кусал его за губу или пробирался своим языком в его рот действительно глубоко. Оказавшись на кровати, они тут же начали скидывать друг с друга вещи, при этом пытаясь не разрывать поцелуя, что было сложно, так что в конечном счете обоим стало просто плевать. На них ещё оставалось слишком много вещей, когда Кэйа, наспех порывшись под подушкой, достал смазку и начал растягивать Дилюка, с удивлением обнаруживая, как легко атласные стенки поддаются каждому его движению. Он не удержался — простонал прямо в поцелуй. — Ох, что же ты… — беспомощно пробормотал Кэйа и, кое-как стянув чужие джинсы до лодыжек, вошёл одним слитым движением. Дилюк вцепился в его плечи руками, а ногами — обвил бедра, чтобы показать, как сильно он хочет. — Кай… Кай, глубже! Господи, он… Сегодня у них уже явно не будет времени не разговоры.***
Кэйа проснулся только к вечеру — обнаженный и весь заласканный, в засосах и укусах; Дилюк спал рядом, свернувшись калачиком, прямо под боком, словно пытался пригреться, своровать немного тепла, и Кэйа, не удержавшись, провел рукой по его голове, касаясь мягких растрепанных волос. Так определённо больше продолжаться не могло. Конечно, разбудить Дилюка сейчас и (фактически) прогнать его — очень и очень жестоко, но продолжать ему лгать — это ещё хуже. — Люк… — прошептал Кэйа в чужое ухо, осторожно склонившись. — Люк, просыпайся. Дилюк немного помычал, но покорно разлепил сонные глаза, промаргиваясь. — Что случилось? — Знаю, сейчас не совсем к месту, но надо поговорить. — Что… Ты о чем, Кэйа? А Кэйа… Кэйа выдохнул, подтянув одеяло повыше на голую грудь, чтобы все было не так неловко. Ткань при этом немного сползла с бледной талии Дилюка, что было несправедливо, потому что теперь Кэйе хотелось скользить взглядом только по ней. — Слушай, я извиняюсь, ладно? Это всё было весело какое-то время, я даже думал, что мы так сможем наладить отношения, но, видимо, это не… — О чем ты, Кай? — почти пораженно спросил Дилюк, полностью усаживаясь на кровати. Он подмял под себя ноги, а руки уложил на колени, прикрывшись до паха одеялом. — Весело? Наладить отношения? — Да, да, послушай, — Кэйа тоже не пальцем делан: он качает головой и чуть отстраняется от Дилюка, чтобы не соблазняться на его красивую грудь, — думаю, нам надо прекратить всё это. — Почему? Тебе не нравится? Кэйа отвёл взгляд, вжавшись в спинку кровати. — Наоборот. Нравится. Просто слишком сильно. — Слишком сильно… Ты хочешь сказать, что… — Да! Пожалуйста. Да, ты мне нравишься, вообще-то и раньше нравился, но потом у нас случилось то, что случилось, и я успел забыть обо всем, и тут ты… Прости меня, я даже и не думал, что всё получится вот так. Окно резко и со стуком распахнулось — ветер поскользил по комнате. Вот и… всё. Кэйа не ожидал, что это будет так просто и быстро. Он приготовился к тому, что Дилюк просто встанет, соберёт свои вещи, разбросанные по полу (в голове тут же всплыли воспоминания о том, как они оказались на полу, чёрт), и просто уйдет, никогда больше не пытаясь подойти к Кэйе, но Дилюк… Дилюк взял его лицо в свои ладони — осторожно, но крепко, с явным намерением. — Кай. — Мозолистые пальцы скользят по заалевшим (что было вообще не свойственно Кэйе) щекам. — Ты не должен извиняться. Ну, или, если уж на то пошло, то извиняться в таком случае должен и я. Может, ты не нравился мне так же давно и в целом я только недавно это понял, но. — И вот оно: губы Дилюка почти, почти на его губах, и он шепчет прямо в губы Кэйе, из-за чего вся ситуация становится даже слишком интимной, и Кэйа просто сходит с ума, по крайней мере, ему точно кажется, что он сходит с ума, потому что, господи, в каком сюре он вообще оказался, если прямо сейчас Дилюк признается ему в ответных чувствах? Черт. — Но ты мне нравишься. — Ха, — выдыхает Кэйа, — только недавно? Мог бы ради приличия влюбиться в меня пораньше. Дилюк ничего на это не отвечает (хотя Кэйа готов поставить все свои деньги на то, что мысленно тот закатил глаза) — только накрывает своими губами губы Альбериха и мягко-мягко целует, даже без языка, просто нежный поцелуй со всей искренностью, и, чёрт, почему же они не делали этого раньше? Кэйа ненавидит себя за каждую потерянную зря секунду без таких поцелуев, поэтому он, не желая терять ещё больше драгоценного времени, отвечает и кладёт свои руки на оголившуюся талию Дилюка (упс, хах, одеяло спало в итоге с них обоих, а они и не заметили). Они целуются так ещё минуты две (или две сотни минут — по ощущениям так точно), а после Дилюк перекидывает одну свою ногу через бедра Кэйи и усаживается на него, спуская свои руки с горячих щек на покрытую засосами шею, и при этом одеяло окончательно перестаёт использоваться по назначению — Кэйа, если бы, конечно, открыл глаза, увидел бы полностью обнажённого Дилюка, восседающего на нем, что было одним из самых сексуальных зрелищ в мире, но вообще-то сейчас они слишком заняты тем, что пытаются съесть друг друга, так что Кэйе некогда открывать глаза. Вместо этого он просто сжимает руки на чужой коже чуть крепче — не из желания оставить следы от собственных ладоней (впервые), а потому, что слишком перевозбужден. Слюна стекает по подбородкам, когда они отрываются друг от друга; Дилюк тут же проезжается задницей по паху Кэйи, и это — это величайшая несправедливость мира: они только недавно потрахались, а Кэйа уже готовенький, и всё из-за одного поцелуя — но зато какого поцелуя. — Ты нравишься мне, — глупо говорит Кэйа выцеловывая линию челюсти Дилюка, из-за чего у того бегают мурашки по коже, — а я нравлюсь тебе. — Дилюк стонет и запрокидывает голову, и его красивые яркие волосы полыхают огнем, так что Кэйа не отказывает себе в желании потянуть за них, чтобы ещё больше открыть доступ к красивой шее. — Скажи, что мы теперь встречаемся. Блять, пожалуйста, скажи, что… — Нет, что ты, я шутки ради признался тебе… — Кэйа рычит и кусает уже по-настоящему: до заметного следа. Дилюк вскрикивает, но тут же этот звучик перетекает в стон, потому что, ого, это приятно. — Чёрт, Кэйа… — Не юли. Встречаемся или нет, Люк? — Да-да-да, конечно встречаемся, идиот, — он отвечает сбито и сипло, но Кэйе этого хватает. В голове сплошной туман, но они оба понимают, что так, как было прежде, уже не получится: будет в разы лучше, потому что осознавать ответные чувства, осознавать чужую любовь было гораздо приятнее, чем просто трахаться ради веселья. Кэйа уткнулся носом в ключицы Дилюка, втягивая его естественный аромат, а затем спустился одной рукой на поясницу — и ниже: погладил мягкую кожу, чтобы затем скользнуть внутрь, где Дилюк уже был растянут и немного в смазке. Пока что Кэйа не проникал: просто гладил вход подушечкой указательного пальца, потому что даже в таком состоянии (очень возбужденном, да) понимал, что без смазки нельзя, ни в коем случае нельзя, потому что будет больно, а причинять боль Дилюку — ещё хуже, чем… чем что угодно в мире? Кэйа сбился с мысли. — Ты такой красивый, — поделился он, свободной рукой рыская по кровати в поисках тюбика, потому что Дилюк в его руках уже весь извелся, — самый красивый во всей чёртовой Вселенной, Люк. И самый умный. Потрясающий. Интересный… Дилюк прислонился своим лбом к его. — Нет-нет, боже, Кай, — он поцеловал его в лоб, обе щеки и вообще везде-везде, — это ты тут… ох. Лучший. Да. Кэйа наконец нашел то, что искал, и, боже, спасибо, что они в порыве страсти забыли закрыть этот тюбик — Кэйа просто сразу выдавливает остатки на пальцы и входит, мягко давит на атласные стенки, выжимая из Дилюка новые стоны. Он, наверное, мог бы и без лишней подготовки просто войти — смазать себя и Дилюка, а затем без растяжки просто снова взять его, снова грубо и без нежностей, но внезапно открывшиеся возможности касаться с искренней любовью, не скрывая своих чувств, слишком нравились Кэйе, чтобы упустить возможность впервые заняться сексом, а не, ну, потрахаться, как обычно у них и происходило. Дилюк, кажется, разделял его желание, если судить по сбитому дыханию и сжимающихся от удовольствия пальцах на его плечах; нос мягко утыкался куда-то рядом с ухом, и иногда Дилюк (если не был занят поскуливаниями, само собой) даже ловил зубами его мочку уха, прикусывая почти до боли (но почему-то это всё равно казалось приятным), а затем отпуская, чтобы снова выдохнуть со стоном. Три пальца хлюпают в растянутом отверстии, и Кэйа, не выдерживая, тоже утыкается губами в свое любимое место — туда, где шея переходит в плечо, — а после прикусывает бледную кожу. — Давай… — тихо, в самое ухо, выдыхает Дилюк. — Давай без презерватива? И — вау — это вообще-то худшая идея в мире, риск ЗППП, это действительно не очень умно, всё такое, но Кэйа от такого предложения начинает скулить не хуже Дилюка в своих руках, потому что он всегда думал об этом: в сущности ничего не поменяется, но ощущение близости, которое они получат… Кэйа вытаскивает влажные пальцы — и наспех смазывает член, чтобы тут же войти. Дилюк… запрокидывает голову, вцепляется пальцами в него ещё крепче и двигает бёдрами, насаживаясь до упора. — Люк… Ох, как он хорошо сжимается. Кэйа кладет руки на узкие бледные бедра и сжимает пальцы до белых следов, на что Дилюк внутри сам сжимается и при этом продолжает двигаться сам по его члену, будто это — единственное, к чему он готовился всю свою жизнь; головка члена самого Дилюка скользит по торсу Кэйи, и белесая смазка красиво мажет по смуглой коже, оставляя следы, которые Кэйа пальцами одной руки (заставить себя оторваться от бедер Дилюка было сложно, но он успокоил себя тем, что второй рукой всё ещё сможет чувствовать мягкую кожу) растирает ещё больше, а затем и вовсе берет на пальцы для того, чтобы взять смазку в рот. Дилюк почти рычит и тут же тянется за поцелуем, и Кэйа, смилостивившись, кладёт руку на его член, двигая ладонью в ритм их толчков. Кэйа не уверен, что когда-либо в жизни кончал настолько же хорошо. Он сильнее тычется в шею Дилюка и вдруг смеётся. Выцеловывает соленую от пота кожу, пока Дилюк пытается понять, что сейчас произошло. — Мы устроили настоящий бардак, — шепчет Кэйа, когда наконец-то перестаёт смеяться. Дилюк моргает. — Мы встречаемся? — Сам же сказал, что да. — Ого. Кэйа мычит и снова-снова-снова оставляет слабые засосы, которые появляются и исчезают прямо на его глазах. — Надо бы в душ, — говорит он в конце концов и отстраняется, на что Дилюк почти недовольно мотает головой, но всё же соглашается: они оба немного… испачкались. И всё-таки засыпать вместе, обнимаясь и целуясь, было приятно — и стоило любых страданий. А просыпаться рядом с Дилюком, зная, что теперь их связывает не только секс, — особенно приятно.***
Розария выглядела ни капли не удивлённо, когда, едва войдя в бар, заметила, как Кэйа перегнулся через стойку и поцеловал Дилюка прямо в губы, не обращая никакого внимания на обернувшихся посмотреть это представление людей. Дилюк даже не стал сопротивляться — наоборот, отложил стакан, который очень уж увлечённо протирал, и так же крепко ответил. Сяо и Венти за их столиком уже сидели вместе, уложившись друг на друга, а Чайльд опаздывал, как и всегда. — Здесь… необычно, — тихонько заметила Барбара, которая впервые оказалась в этом баре, и крепко сжала в своей ладошке руку Розарии. — Ожидала чего-то вроде кучки пьяных громил и полного хаоса? Барбара смущённо пожала плечами, что с её языка означало «да». — Что ж, — Розария отсутствующим взглядом ещё раз посмотрела на Дилюка и Кэйю, а затем — на Сяо и Венти, — видимо, с недавних пор это место переквалифицировалось в гей-бар. Возмущённый лёгкий удар в плечо не заставил себя ждать: Барбара почему-то до сих пор не любила такие шутки. С другой стороны… шутка ли это?