жребий брошен

      Сирена патрульной машины заглушает диалог героев картины, транслируемой поздним вечером. Недавний фильм, в центре сюжета которого находятся серийные убийства женщин, делает акцент на взаимодействии студентки академии ФБР и заключённого каннибала. Их невероятная химия завораживает и заставляет задуматься о реальности происходящего за пределами стен дома и полицейского участка: Ганнибал Лектер заключён в особой камере, но влияет на мир вне учреждения, где отбывает долгий срок. И складывается впечатление, будто такой же сумасшедший ходит по твоему тихому городу, где недавно произошла череда однотипных убийств. Только ваш психопат не пожирал своих жертв, а расчётливо колол ножом, даруя быструю смерть для одних и долгие муки другим. Каким поразительно нормальным кажется человек, чей разум слился с тьмой своих грехов, чьи законы и морали отличаются от общепринятых, чей пульс даже не превысил нормы… — Если тебе страшно, я переключу на детский канал, — Дэнни не отрывается от записей в небольшом блокноте на спирали, изредка кусает колпачок ручки в глубокой задумчивости и почти не обращает внимания на экран перед вами. — Мне не страшно, — отвечаешь ему и встаёшь с колен, служивших удобной и тёплой подушкой. Записи прекращаются, блокнот оказывается на столике вместе с ручкой, — я просто размышляю. — Пенни за твои мысли, — мужчина не отпускает далеко, в объятии притягивает ближе, пока твоё дыхание не начнёт щекотать шею. (Конечно же Дэнни не боится щекотки, но он чертовски хорошо притворяется, что боится.) — Серийные убийства по телевизору, — устраиваешься так, чтобы видеть происходящее на экране и не доставлять дискомфорт его чувствительной шее, — серийные убийства на улице, в газете, по радио, просто повсюду, — всё же покидаешь тепло мужского тела, кажущееся как никогда удушающим, и упираешься локтями в колени, ерошишь волосы в попытке избавиться от разочарования физическим образом. — Пока один убивает десятки на одном конце страны, на другом — десятки поклоняются и пишут ему дифирамбы. Это ненормально, Дэнни. Видеть, как федеральный агент… — Тише, дорогая, — ласковый полушёпот в макушку, и снова ты оплетена сильными руками, что сродни ощущениям удушения телом змеи. — Ты слишком вовлечена в свою работу, сейчас выходные, и я хочу всю тебя. — А я хочу хоть немного отдохнуть от этого безумия, — хмуришься и бормочешь в горловину футболки, делаешь глубокий вдох, на что Дэнни только улыбается. «Значит, детский канал, какао и зефир». «Да». Он всё также широко улыбается, когда оставляет тебя одну с незаконченным фильмом.       Найти «Русалочку» стало золотым билетом этого вечера: простая история о любви и выборе ради любимых людей отвлекает от проблем будних дней и заставляет обернуться на возлюбленного, который снова делает заметки в блокноте. Дэнни знает, как ты уважаешь личные границы, поэтому не беспокоится, что закрываешь блокнот и кладёшь его на недавнее место, и едва ли не урчит, подражая кошачьим в выражении удовольствия, когда ты размещаешь его на своих коленях и играешь с жёсткими блондинистыми волосами. Необычный зелёный цвет глаз мужчины похож на цвет хвоста Ариэль, и редкая мысль о родственных душах, соединённых судьбой, пытается найти своё пристанище среди сотен, занятых проблемами рабочих дней. — Знаешь, — события на экране близятся к кульминации, Дэнни почти задремал, но при звуке твоего голоса напрягся в ожидании. (Если бы Дэнни действительно имел кошачьи уши, то ему не пришлось бы иначе выражаться, кроме подёргивания уха в сторону звука.) — Я снова задумалась об этих происшествиях, — и, предупреждая дальнейшие фразы, перебиваешь не начавшееся слово, — знаю-знаю, но я про другое, — смотришь в тёмную бирюзу возлюбленного, словно погружаешься в тёмные воды, — как они скрываются? Я имею в виду, как обычный серийный убийца живёт среди людей, пока его не нашли? — Тебе действительно нечем занять эту голову, не так ли? — снисходительным жестом Дэнни заправляет ниспадающие на лицо пряди (просто портит причёску). — Девяносто девять и девять десятых моих мыслей заняты тобой, и ты это прекрасно знаешь, — щёлкаешь мужчину по носу, на что тот морщится, — но я всё же о другом: насколько нормальным должен казаться потенциальный серийный убийца? У него могут быть отношения, могут быть жена и дети вместе с домом мечты. Люди слишком хаотичны в своих мыслях, они непоследовательны и грубы в повседневных манерах. С другой стороны организованный преступник слишком организованный, понимаешь? — этот блеск твоих глаз привлёк Дэнни раньше, но теперь он видит в нём угрозу. Не поздно ли пустить твою кровь и распороть глотку? — Он последовательный во всём, его трудно поймать, потому что он знает свои следы и уберёт их до того, как кто-то вообще догадается проверить. — То есть быть нормальным теперь преступление? — он прощупывает почву твоих рассуждений вместе с обивкой дивана, где лежит одно из лезвий для подобных ситуаций вне плана. — Преступление — быть слишком нормальным, Дэнни, — удовлетворение меняет настроение в лучшую сторону, развязать клубок мыслей пошло только на пользу, однако... — Стоит ли мне предупредить родителей, что если я не выйду с ними на связь, то мой парень — серийный убийца в маске призрака? — Если бы я был серийным убийцей, ты бы никогда не дошла до таких мыслей, а кормила бы червей под землёй, — серьёзность на грани лёгкости — именно таким тоном Дэнни шутит. — Но ты слишком нормальный, Дэнни, к тому же с развитой мускулатурой, — гладишь предплечье, слегка задирая рукав домашней футболки. — Такой изощрённый способ сказать, что тебе нравится моё тело, — одежда задирается и обнажает впалый живот с проступающими кубиками, и на лице греховная ухмылка с темнеющими водами.       Если бы ты действительно поняла, что Дэнни Джонсон является разыскиваемым серийным убийцей в ночи с маской кричащего призрака, стала бы так сладко стонать, пока не можешь вздохнуть, пока голова распухает переполненным шаром от отсутствия нормального вздоха, пока язык, который говорит столько поистине ужасных вещей через модуль голоса, доводит до оргазма, а руки, привыкшие к рукояти охотничьего ножа, сжимают груди? Дэнни действительно интересно узнать твою реакцию, ведь никто так близко не подбирался к нему, даже через абстрактные размышления.       Но именно поэтому он и полюбил тебя, как вообще может полюбить педантичный психопат-нарцисс.       И возвращаясь после ночной охоты, Дэнни Джонсон застаёт пустую постель и полный шкаф нетронутых вещей. Если он найдёт тебя, то лучше блять мёртвой, потому что столько прекрасных способов придумает его распалённый чужими жизнями мозг для причинения как можно больших страданий, пока блеск не покинет твои красивые глаза вместе с последней каплей крови.

(Когда любишь, то теряешь голову, и твоя покатится как брошенный мяч.)

      Это обещание, что потрепалось со временем и утихло вместе с гневом и отголосками боли.       Твоё существование было стёрто с лица этого мира, но осталось в воспоминаниях Дэнни. Они истирались, они побледнели и утратили былые чувства, их пора бы оставить позади, как Дэнни делал с любой частью своей жизни, стоило расследованию подобраться слишком близко к личности преступника, однако именно эту не хочет отпустить. Он блять любил тебя, как никого, и ты просто исчезла по щелчку пальцев. Рядом с фотографиями снятого скальпа и вспоротого живота были улыбки и особый шарм, когда фотографируемый занят или отвлёкся и не знает об обращённом на него объективе камеры. Неподалёку от статей о жертвах Призрака за авторством Джеда Олсена на кнопках висят пожелтевшие заметки.       Ветер в замкнутом пространстве заставляет ежиться; Дэнни начинает замерзать с кончиков пальцев, и влажность в комнате становится туманом, когда неподалёку раздаётся крик женщины вместе с хрустом листвы под ногами, стоило сделать шаг назад.       Выжить любой ценой в представлении для единственного зрителя — задача лёгкая лишь на одну четвёртую: если команда не действует слаженно, то спастись сможет только один при улыбке госпожи Фортуны. Бесконечный круговорот поражений и побед, смертельные раны и утешение в объятиях таких же заключенных в этом аду, выловленных из привычности. Во время испытания забываешь предыдущие боли и смерти, снова кричишь на крюке, как в первый раз, и пытаешься не дать сердцу покинуть грудь через сломанные рёбра: инстинкт выживания горит сильнее прочих. С улыбкой посылаешь убийцу, на которого скинула соединённые между собой доски, перепрыгиваешь через окна и препятствия, сопровождаемая звуком глухого удара. Из этих мелочей складывалась новая жизнь в неизвестности, сотканной из агонии и силы командного духа.       В этой новой рутине ты совсем позабыла о любовнике, оставленном в прошлой жизни, ведь первые ноты тоски менялись на отголоски пульсирующей крови в венах во время ремонта очередного генератора.       Меняются декорации и лица, но суть остаётся одна: выжить любой ценой или же умереть во имя древнего существа.       Красный лес. Влажность, темнота и руины с остатками строений из брёвен не самая лучшая компания для быстрого выполнения задачи и последующего возвращения к костру, где Кейт играет на гитаре песни собственного сочинения. Надежда тлеет вместе с редкими обломками досок в бочках, пока очередной генератор для питания ворот энергией громко оповещает о своей готовности на другом конце арены испытания.       Отсутствие звуков перестало пугать давно, по-настоящему пугает отсутствие звука убийцы, рыщущего в поисках ваших следов лишь с одной известной всем целью, и кровь леденеет криками товарищей, стремительно оказывающихся на крюках. В живых только ты. Спасать других — риск оказаться подвешенной, поэтому прячешься среди кустов в ожидании спасательного круга для одного.       Перед прыжком в звенящую тьму видишь краем глаза движение теней, непохожих на другие тени, и не видишь странного жеста прощания.       Второе столкновение с бесшумным палачом происходит на горе, некогда бывшей курортом. На белом и стылом выделяется чёрный саван преследующего и ужасающая маска кричащего призрака, навевающая воспоминания прошлой жизни. Это же совпадение, не так ли? Расследующий дело серийного убийцы полицейский и тот самый серийный убийца, так и не пойманный законом, не могли попасть в одно и то же место, что искажает воспоминания и реальность позабытой рутины.       В погоне за шансом избежать крюка роняешь доски, в пылу момента игнорируешь знакомый выдох и убегаешь, прячешься, сдерживаешь боль ранения и кровотечение, пока не найдёшь другую мышь в клетке, что поможет излечить рану.       На этот раз уходят лишь трое.       На этот раз ты оглядываешься перед тем, как скрыться в тумане ворот.       На этот раз ты видишь, как убийца машет на прощание охотничьим ножом. На рукоятке кровь товарища. Знакомым жестом прислонился к кирпичной стене, и ты чувствуешь, что за маской он подмигнул и ухмыльнулся. Отворачиваешься и уходишь, отправляешься к костру и стараешься спрятаться среди других.       Должно быть, это нелепая шутка, что из всех чёртовых людей именно Дэнни стоял за убийствами.       Нелепой шуткой паучьего существа стало присутствие предположительно Дэнни на каждом испытании, где была ты, поэтому пришлось разработать строгие правила поведения:       прячься до конца игры и заводи генераторы;       оставь спасение другим членам команды;       одной из первых сбегай через ворота;       найди люк или прячься до тех пор, пока Сущность не пожрёт душу. Всё это звучало намного лучше, чем столкнуться лицом к лицу с возможным возлюбленным-убийцей. Даже спустя боль и смерти, ты не была готова к этому.       Что на счёт Дэнни? Дорогая, ты поплатишься за то, что бросила его, а теперь к этому прибавилось полное игнорирование. Если бы можно было описать весь клокочущий гнев внутри мужчины, все его ошибки при охоте за жертвами только из-за твоего безразличия и страха, то не хватило бы известных слов. Дэнни не знает, чего жаждет больше: придушить тебя собственноручно, заколоть ножом и сделать фото на память или же придушить в поцелуе, пока ты не начнёшь просить о большем, как он выучил?       Но Дэнни терпеливый. Он умеет ждать и выслеживать, ведь занимался этим всю жизнь. Нужно только притаиться в тенях.       Крики товарищей по команде становятся привычным делом, где не стоит терять бдительности: за криком следует повешение на крюк и ещё более раздирающий перепонки крик. Сейчас же тишину нарушает только механический звук запускаемых шестерёнок. — Попалась, — твой крик приглушён рукой в перчатке, провонявшей кровью. От палача удушающе пахнет спиртовым одеколоном за доллар, хочется блевать и вдохнуть чистого воздуха, но он льнёт к тебе и оттаскивает от генератора, прижимает к дереву, где не даёт шанса на движения. — Знаешь, — рука с ножом указывает на тебя, опасно близко к артериям на шее, — сначала я хотел добиться от тебя ответов, а затем расчленить. Может, съесть твою печень с бобами и хорошим кьянти, — под маской действительно Дэнни, чёрт возьми. — Тише, тише, — нелепая попытка успокоить поглаживанием тыльной стороной лезвия по щеке, где ещё не отметили свой путь слёзы. — Твои оправдания, — резкий холод в голосе действительно заставляет бояться мужчины, а не острого ножа. Он никогда не разговаривал с тобой так, и теперь чувствуешь реальную угрозу свой жизни. Неужели после стольких испытаний, когда воля к борьбе почти иссякла, появилось напоминание из прошлого, что разбило крупные осколки в пыль. — Я не буду разговаривать с твоей дурацкой маской, — отвечаешь, стоило ему убрать руку, — и пока от тебя воняет дешёвым подобием парфюма. Убей меня и катись к чёрту, Дэнни, — буквально шипишь в белую маску, пытаешься отыскать глаза где-то за сеткой. Ты не будешь подчиняться его попыткам манипуляции, не будешь прогибаться с открывшимся знанием и не дашь слабины перед мужчиной, с которым хотела связать жизнь.       Он выдыхает. Именно в той манере, которая возбуждаетла. — Прямо сейчас ты всё усложняешь, — Дэнни бьёт ножом дерево и оставляет оружие там, так близко к твоему лицу, что его прохлада становится спасением для прилившей к щекам крови. Где-то неподалёку слышно зов люка.       Маска открывает незнакомого мужчину: вместо жёстких блондинистых волос видишь мягкие каштановые, неряшливо растрёпанные по сравнению с идеальной причёской прошлого, и не можешь удержаться от прикосновения, к которому склоняется Дэнни. Время истёрло его воспоминания — он почти позабыл твои ласки, сравнимые с блаженством райского сада, чьи ворота навсегда закрыты для Джонсона. Не аквамарин, а глубокий карий на грани черноты, как его одежда убийцы.       Незнакомец, такой странно знакомый. — Я хочу убить тебя, — глаза в глаза, лоб касается лба, и делите дыхание на двоих в позабытом трансе, — причинить столько боли и больше, сколько испытал с твоим исчезновением. Представляешь, ты не знаешь правды и говоришь, что я убийца, а потом исчезаешь, когда я действительно убийца, — слова полны безумия, ведь Дэнни верит в каждое сказанное: это его реальность, его видение и его мысли, что любого другого ввергнут в ужас одним только тоном, но тебя… это возбуждает. — Я почти забыла тебя, — признаёшься шёпотом, не отводишь глаз от глубокого карего, почти сожранного расширенным зрачком, — очнулась в этом непонятном месте, умерла, а потом оказалась с другими у костра. Первое время вспоминала тебя, было больно, а потом снова испытания, снова смерть, и я перестала думать, что когда-нибудь выберусь отсюда и найду тебя, потому что надеяться становилось бессмысленно с каждой смертью на этом ёбанном крюке, — второй рукой касаешься щеки, прослеживаешь почти забытые черты лица. — А теперь ты здесь, и я боюсь того, как сильно по тебе скучала, хотя не должна со всеми этими убийствами и прочим.       Ухмылка Дэнни хищная, она не оставляет времени на протест и несогласие, когда зубы сталкиваются с зубами. Если он и может выразить всего себя, то исключительно физическим способом: слова и прочую романтику оставьте слишком нормальным гражданам, чьи лица Дэнни Джонсон надевал каждый день. Его любовь грубая, удушающая и навязчивая, представляемая лишь зыбучими песками, где тонешь по собственной вине.       И тебе нравится вся она до последней песчинки.