Little Firsts

В трёхмесячный юбилей их отношений Куросава провёл весь день за приготовлением изысканного праздничного ужина.  — Не стоит так утруждаться, — протестовал Адачи, подойдя к нему рядом на кухне, однако его возражения перечёркивал тот факт, что Адачи уже тайком запустил руку в банку с солёными огурцами и стащил один.  — Всё нормально, я не против, — с лёгкостью отмахнулся Куросава. — Мне это нравится. — Ему всегда нравилось готовить для себя, а готовить для Адачи приносило ему особое удовольствие. Замкнутость Адачи таяла на глазах, когда он ел что-то вкусное, и Куросава любил слушать его восхищённые возгласы с набитым ртом.  Адачи слегка отвернулся от него, и Куросава различил вороватый хруст огурца. При этом Адачи издал еле слышный «м-м-м», будто не сдержался.  — Не обязательно таскать исподтишка, — засмеялся Куросава. — Я выложу их тебе на тарелку. — Не нужно, я возьму только ещё один. — Пауза. — Ещё два.  Куросава протянул ему салфетку — вытереть липкие пальцы — и сделал глоток из стоящего на кухонной тумбе бокала с вином. Откровенно говоря, он купил вино к праздничному ужину, однако поддался искушению и откупорил его раньше.  — Ты заправляешь вином? — спросил Адачи, хрустя огурцом. — Я заправляюсь вином, пока готовлю, если это считается. Хочешь глотнуть? Адачи скривился. Он не питал большой любви к винам и ликёрам, и Куросава покупал бутылку с пониманием, что выпить её наверняка придётся ему одному.  — Вкусное хоть? — спросил Адачи. Нацепив самое серьёзное выражение лица, Куросава поболтал вино в бокале и понюхал.  — Хм-м-м. Пино Нуар. Урожай 2015 года. С нотками черёмухи и кедра и лёгким оттенком душистого перца.  Адачи рассмеялся, торопливо прикрыв рот рукой, чтобы не забрызгать кухню пережёванными огурцами.  — Никогда не поверю, что ты определил это всё по запаху!  — Верно, — согласился Куросава. — Я прочёл это на этикетке. Но оно правда вкусное! Вот, попробуй. Куросава плеснул капельку во второй бокал, который Адачи принял с явным сомнением. Подчёркнуто поводив бокалом перед носом, чтобы насмешить Куросаву, Адачи сделал глоток. Куросава почти ожидал, что Адачи скривится в отвращении, однако тот принял задумчивый вид.  — А пожалуй, неплохо, — признал он. — Не такое тяжёлое, как другие красные вина, что я пробовал. — Значит, успех! — воскликнул Куросава, победно вскинув кулак. — Налить тебе ещё? — Ладно, только немножко, — согласился Адачи. И стыдливо добавил: — И тарелочку огурцов, пожалуйста. Куросава охотно приготовил и то, и другое, и когда Адачи удалился с бокалом вина и своими закусками, Куросава взялся за стряпню с удвоенным энтузиазмом. Ему впервые удалось выбрать вино, которое понравилось Адачи, и хотя это вряд ли можно было назвать таким важным «первым разом» как другой опыт, который они разделили, у Куросавы всё равно полегчало на сердце. Пока его руки были заняты работой, разум его пустился в свободное плаванье и сам собой выстроил его довольные мысли в стихи: «Первые разы в мелочах» авторства Куросавы Юичи Первые объятия, первый поцелуй Твоя первая ночь в моей постели Эти вещи невозможно не запомнить Но кто пишет стихи о первом глотке вина Которое ты выбрал для своего парня И от которого его лицо осветилось удовольствием? Незначительные первые разы — такие же счастливые, как и значимые * * * Это был самый успешный ужин, который Куросава когда-либо готовил для Адачи. Половину блюд они смели в мгновение ока, а остальные долго смаковали, смеясь, выпивая и болтая. Прикончив один бокал вина, Адачи, на удивление, попросил о втором, — это было редкостью, и если б Куросава обратил на это должное внимание, то мог бы предвидеть, чем всё окончится. Но Куросава так хорошо проводил время, что не заметил состояние Адачи, пока тот не встал из-за стола и не врезался в напольный горшок с растением по пути в уборную.  — Адачи! — воскликнул Куросава, вскакивая, чтобы подхватить его. — Ауч, — отозвался тот так спокойно и серьёзно, что Куросава едва сдержал смех. Адачи слегка покачивался в его руках. — Откуда тут взялось дерево? Ты переставил его на середину комнаты? — Нет. Кажется, ты немного пьян. — А. Точно. — Очевидно, Адачи тоже не заметил эффект алкоголя. — Ты тоже пьян? Куросава был лишь слегка навеселе — от вина и от объятий с Адачи. Даже после трёх месяцев отношений его сердце всякий раз колотилось от такой близости с Адачи.  — Нет, сегодня ты меня опередил. Помочь тебе дойти до туалета? Адачи пренебрежительно фыркнул.  — Я сам способен дойти до туалета. Просто… направь меня в нужную сторону. Куросава аккуратно направил Адачи в дверной проём и проследил взглядом, как тот, пошатываясь, поковылял из комнаты. Сев обратно за стол, он прикрыл руками улыбку. Странно ли это — чувствовать себя осчастливленным тем фактом, что ему довелось увидеть Адачи таким умилительно пьяным? У Куросавы имелась мысленная коллекция редких моментов Адачи, которые он порой проигрывал в голове — словно дракон, перебирающий свои сокровища и восхищающийся каждым из них. Столкновение с кадкой и тихий серьёзный «ауч» стали отличным дополнение к коллекции. Куросава поднял свой бокал вина и сделал глоток, как следует запоминая произошедшее.  Спустя некоторое время — куда дольше обычного — Куросава услышал звук смыва, а потом прошло еще столько же, прежде чем Адачи включил кран помыть руки. Когда он вновь показался в дверях, то двигался всё так же неуверенно, а чёлка у него на лбу стояла колом, будто он плескал воду себе в лицо. — Куросава, — бесповоротно заявил Адачи, — я пьян. Он был настолько милым, что Куросава не мог просто дожидаться его, сидя за столом. Сделав очередной глоток вина, он поднялся, и сам уже чувствуя лёгкое головокружение.  — Я вижу, — ответил он, подходя к Адачи и оборачивая руки вокруг его талии. Иногда, даже после трёх месяцев отношений, Адачи напрягался, когда Куросава неожиданно прикасался к нему. Но сегодня он лишь улыбнулся до ушей и закинул руки Куросаве на шею.  — Давненько я не напивался. Утром буду мучиться похмельем. Теперь у Куросавы не только в голове чувствовалась лёгкость: всё его тело словно парило в невесомости, радостно ощущая то, как небрежно и тесно прижался к нему Адачи. — Я знаю отличный рецепт от похмелья, — заверил Куросава. — Приготовлю тебе на завтрак мисо-суп с моллюсками. Адачи снова фыркнул, надув губы. — Этот рецепт никогда не работает, — возразил он. И добавил с серьёзным видом, подавшись ближе: — Но ты всё равно приготовь. Я уже хочу его съесть.   Куросава улыбнулся, и Адачи улыбнулся в ответ, словно улыбка была заразительной. Для Куросавы это был бы идеальный момент, чтобы наклониться и поцеловать Адачи, не случись в этот миг что-то поистине небывалое. Адачи подался вперёд и поцеловал Куросаву первым. Сердце Куросавы едва не разорвалось в груди. Адачи стиснул закинутые на плечи Куросавы руки, привлекая его ближе; их терпкие от вина губы слились с игривой раскрепощённостью, и поцелуй вышел чуть более чувственным, чем обычно. Куросава никогда не возражал быть основным инициатором поцелуев в их паре: он знал, что Адачи требовалось время, чтобы свыкнуться с таким положением вещей, — однако неожиданность этого поцелуя заткнула за пояс все их предыдущие поцелуи. Когда Адачи отстранился, по-прежнему улыбаясь до ушей, Куросаве оставалось лишь пялиться на него, разинув рот.  — Чего ты так странно смотришь? — спросил Адачи.  — Ты никогда ещё не целовал меня так. — Как «так»? Куросава едва не ответил «сексуально», но это слово наверняка заставит даже пьяного Адачи застесняться, чего Куросаве хотелось избежать.  — Обычно это я проявляю инициативу, — сказал он вместо этого. — О. Ну, мне просто захотелось тебя поцеловать, так что… — Адачи вздёрнул подбородок. — Я взял и сделал. — Надеюсь, тебя ещё не раз настигнут такие порывы. — Куросава крепче сжал Адачи за талию, но сдержался и не привлёк его в очередной поцелуй, желая проверить, поцелует ли его Адачи первым снова. И тот поцеловал. Адачи очень мило запрокинул голову и подарил Куросаве мягкий и тёплый поцелуй, куда более похожий на их обычные. И на этот раз, когда он отстранился, улыбка его тоже была нежной. — О чём думаешь? Адачи иногда спрашивал его об этом. «О чём ты думаешь?» — рефлекторная привычка, пережиток прошлого, когда он мог читать мысли Куросавы. Куросава всегда старался отвечать честно, хоть и знал, что не обязан. В конце концов, это ради него Адачи отказался от своих способностей.  — Я думаю, что этот наш юбилей на сегодняшний день — самый лучший, — сказал Куросава, проводя рукой по его волосам. Нежная улыбка Адачи превратилась в ухмылку. — У нас их было-то всего три. — И каждый лучше предыдущего, — парировал Куросава, не смутившись. Адачи забулькал смехом и навалился на Куросаву всем своим весом. Они оба, не слишком трезвые, закачались, как стебли на ветру.  — Может, нам лучше переместиться на диван, — предложил Куросава. — Пока мы оба не рухнули на этот бедный цветок. Это было идеальным завершением их ужина: они свернулись на диване, и Адачи задремал у Куросавы на плече, под тихое бормотание телевизора. Рано или поздно Куросаве придётся придумывать, как дотащить их обоих до спальни, не навернувшись, но он не спешил отправляться на боковую. Его хмельной рассудок вдохновился ощущением Адачи в его объятиях, воспоминаниями сегодняшнего вечера, и выплеснул их новым стихотворением: «Пино Нуар» авторства Куросавы Юичи Его губы пробуют вино А потом целуют мои губы Меня пьянит решительность Адачи Три месяца этой любви, Посланной небесами свыше, Значат, что моему сердце уже никогда не познать холода * * * Следующие несколько дней были напряжёнными, и Куросаве с Адачи не удавалось часто видеться. Куросава был на грани закрытия крупной сделки и в связи с этим по вечерам засиживался в офисе допоздна, а днём без конца разъезжал по встречам. В день подписания контракта Куросаве ничего не хотелось больше, кроме как отправиться домой вместе с Адачи, поужинать покупными онигири на диване и завалиться спать часов на двенадцать.  Но, разумеется, начальник решил вместо этого пойти праздновать всем отделом. Куросава на два часа оказался застрявшим в ресторане, где ел еду, которой от измождения не мог даже наслаждаться, и где он прилежно пил поздравительное пиво, которое ему всё продолжали и продолжали подливать коллеги. Единственной благодатью был тот факт, что Адачи удалось урвать место рядом с ним — буквально за секунду до того, как туда примостился Роккаку. Рука Адачи, прижимающаяся к его собственной, от плеча до локтя, весь вечер, была тем самым так необходимым Куросаве якорем. Он знал, что Адачи предпочитал сидеть с краю стола, как можно дальше от центра всеобщего внимания, — так что Куросаве было без слов ясно: Адачи предпочёл сесть рядом, чтобы его поддержать. Периодически в течение вечера Куросава опускал руку под стол и поддевал пальцы Адачи своими, и всякий раз Адачи отвечал тем же, не выдавая себя выражением лица, за исключением разве что алеющих щёк. К концу вечера Куросава был подшофе, устал и нетвёрдо стоял на ногах. Он задержался в ресторане, пока остальные коллеги расходились с финальными поздравлениями, пока единственными присутствующими не остались Адачи и Роккаку.  — Куросава-сан, возьмите меня под руку! — воскликнул последний, чья неуёмная энергия не убавилась даже после двухчасовой пьянки. — Я помогу вам спуститься к такси.  — Я в норме, — отмахнулся Куросава.  Он сделал шаг вперёд и тут же накренился вправо — Адачи мгновенно схватил его под локоть. Пошатнувшись, Куросава выпрямился с тяжким вздохом.  — Ладно, — признал он. — Возможно, я чуточку пьян.  Они втроём вышли на улицу, на вечерний холод; Роккаку с Адачи — зажав Куросаву между собой и направляя его. Когда они добрались до стоянки такси, Роккаку распахнул дверцу машины со словами: — Позвольте мне поехать с вами, Куросава-сан, и лично проследить, что вы добрались до дома! О нет. Куросава напряг мозги, подыскивая правдоподобную причину отказа, но пьяная голова варила плохо.  — Я сам планировал его проводить, Роккаку, — вмешался Адачи. Он вновь взял Куросаву под локоть, словно заявляя свои права. — Я знаю, что Куросаве нужно добраться до дома, и знаю, что у тебя завтра утром презентация перед «Цукумо Трэйдинг». Пожалуйста, оставь Куросаву на меня, а сам лучше потрать время на подготовку. Адачи так ловко вышел из ситуации, что Куросаве захотелось его обнять.  — Да, вы правы. — Роккаку заметно сник, очевидно, позабыв о своих утренних обязанностях. — Вы всегда такой чуткий, Адачи-сан. — Он решительно вскинул кулак. — Я выложусь завтра на полную ради вас! У Адачи дёрнулись уголки губ. — Договорились, — ответил он и подтолкнул Куросаву к машине. Как только такси вывернуло на дорогу, Куросава со вздохом привалился к Адачи. — Спасибо за твою сообразительность. Мне нравится Роккаку, но уже несколько дней единственное, о чём я мечтаю, это отправиться домой вместе с тобой. — Аналогично, — отозвался Адачи, тайком беря его за руку и переплетая их пальцы. — Последние пару недель ты слишком надрывался на работе. Я за тебя переживал. В груди у Куросавы потеплело.  — Не стоит обо мне беспокоиться. — Разумеется, стоит, — твёрдо возразил Адачи. — Я не хочу видеть тебя больным или истощённым. Поэтому по возвращении домой ты примешь ванну и сразу же отправишься спать.  Адачи редко говорил таким повелительным тоном, и отчего-то Куросаве стало ещё теплее. — Ох, вот прямо так? — дразняще переспросил он. — Да. Куросава смиренно склонил голову. — Что ж, если Адачи так велит, я подчинюсь. Губы Адачи снова дёрнулись в намёке на улыбку. — Не говори это так. — Как «так»? — Эротично. Куросава едва не хрюкнул от смеха, да и Адачи закусил губу, сдерживая улыбку, разрушившую его грозный образ.  И когда они добрались до квартиры Куросавы, тот сразу же покорно принял ванну и приготовился ко сну. Поначалу он делал это в шутку, однако, забравшись под одеяло, почувствовал разом нахлынувшие на него стресс, усталость и опьянение, и глаза его закрылись сами собой. — Извини, я сегодня… — зевок, — не лучший собеседник. Он ощутил, как Адачи натягивает одеяло ему на плечи. — Я рад уже тому, что мы вместе, — мягко ответил тот. — Увидимся утром. * * * Куросава проснулся от тусклых рассветных лучей, пробивающихся из-за занавесок. Его охватило странное, почти инстинктивное чувство, что что-то не так; приподняв голову с подушки, он оглядел спальню. Адачи спал рядом, на — как довольный Куросава уже мысленно стал называть — своей стороне кровати. Но Адачи лежал не в привычной позе. Чаще всего они оба спали на боку, и Куросава прижимался к спине Адачи, обнимая его за талию. Однако прошлой ночью Куросава уснул на спине, причём першение в горле говорило о том, что дышал он открытым ртом, и теперь Адачи спал на боку лицом к Куросаве, забросив одну безвольную руку ему на живот.  Ленивая, сонная радость всколыхнулась в Куросаве. Это был первый раз на его памяти, когда Адачи обнимал его во время сна, а не наоборот. Куросава осторожно опустил голову обратно на подушку и обнаружил лицо Адачи так близко к своему, что чувствовал щекой его ровное дыхание. Зажмурившись, Куросава запечатлел в памяти это райское ощущение. Ох, ну почему это случилось в будний день вместо выходного? Куросаве хотелось лежать в постели часами — вот так, с прижавшимся к нему Адачи. С величайшей осторожностью он дотянулся до телефона на тумбочке и увидел, что проснулся за шесть минут до звонка будильника. Переставив будильник еще на пятнадцать минут вперёд, он вернул телефон на место. Обычно, когда Адачи ночевал у него, Куросава предпочитал вставать пораньше и накрывать роскошный завтрак, но сегодня можно приготовить что-нибудь попроще. Он склонил голову ближе к Адачи и легонько подтолкнул того под руку, пока та инстинктивно не сжалась вокруг него. Идеально. Прикрыв глаза, Куросава погрузился в полу-дрёму.  Из которой он вынырнул через четверть часа и переставил будильник ещё на десять минут. Адачи ведь не будет возражать против тостов на завтрак. Рискнув, он поднырнул рукой под тело Адачи и аккуратно притянул того ещё ближе к себе; Адачи забормотал и заёрзал. — Сколько время? — буркнул он. — Десять минут до будильника. — Куросава поцеловал его в лоб. — Извини, что разбудил. Мне очень нравится наша новая поза для сна. Адачи приоткрыл один глаз, чтобы оценить, и осознав, что невольно закинул руку на Куросаву, он обнял его ещё крепче.  — Когда я ложился вечером, ты уже спал, растянувшись морской звездой и заняв всю середину кровати. Пришлось импровизировать.  — Прости, — ответил Куросава. На самом деле он не жалел: обычно ему неприятно было доставлять неудобство Адачи или проявлять перед ним хоть малейшее несовершенство, но как он мог жалеть о том, что обернулось подобной близостью? — Всё нормально, — успокоил Адачи. — Это было мило. Куросава не впервые подумал, до чего же невероятен тот факт, что Адачи, единожды поселив чувство радости в его сердце, с каждым днём лишь продолжал его приумножать. Всякий раз, когда Куросава был уверен, что достиг пределов счастья, Адачи совершал что-то новое, доказывая, что никаких пределов не существовало. И пока они оба лежали вот так, нежась в тёплых объятиях друг друга, дрейфуя между сном и явью на несколько украденных минут, разум Куросавы начал формировать эти мгновения в новый стих. «Сладкие сны» авторства Куросавы Юичи Голова Адачи — на подушке рядом со мной Долгие годы это был мой сладчайший сон Рука Адачи — обнимающая меня Долгие годы я думал, что этому не бывать Адачи — заботливый и тревожащийся обо мне Долгие годы я считал, что судьба жестока Но благодаря волшебству он нашёл меня И теперь я проживаю свои фантазии наяву — Куросава? Открыв глаза, Куросава повернул голову. У Адачи по какой-то причине было странное выражение лица, словно он пытался сдержать улыбку.  — Что? — О чём ты сейчас думал? О нет. Куросаву настигло чёткое ощущение, что он сонно шевелил губами, беззвучно произнося слова.  — А. Ну… Я всегда стараюсь честно отвечать на твои вопросы, но… это немного неловко. — Стих сочинял, да? Куросава вытаращился на него с разинутым ртом. Адачи улыбался уже в открытую — очаровательной, торжествующей улыбкой.  — Как ты догадался? — воскликнул Куросава. — Я слышал, как ты придумал стих в тот раз, когда мы ехали в автобусе с Цуге. Когда ты сочиняешь, твоё лицо принимает определённое выражение. Отчего-то знать, что Адачи подслушал его мысленное стихоплётство было ещё более стыдно, чем знать, что Адачи видел все его фантазии об их уютной совместной жизни. Куросава горестно закинул руку на лоб. — И ты всё равно решил со мной встречаться. — Стихи и правда слащавые, — сказал Адачи. — Но, кажется, я начинаю привыкать к сентиментальности. Куросава покосился на него. — Значит, хочешь, чтобы я их тебе зачитал? Мило улыбающееся лицо Адачи тут же сменилось встревоженным. — Что? Н-нет, вовсе не обязательно… — «Сладкие сны», — как можно театральнее начал Куросава. — Авторства Куросавы Юичи. — Не надо, — отчаянно простонал Адачи, накрывая его лицо одеялом. — Ты же сам говорил, что тебе неловко! — А если я их тебе зачитаю, то неловко будет нам обоим, — рассудил Куросава, откидывая одеяло обратно. — Справедливо, не находишь? — Он придал голосу восторженной страстности: — «Голова Адачи — на подушке рядом со мной…» Адачи выскочил из постели со словами: — Мы так на работу опоздаем! А мы ещё даже не завтракали! — и сбежал в соседнюю комнату. Куросава повысил голос, словно держал речь на конференции: — «Долгие годы это был мой сладчайший сон…» Адачи издал звук умирающего кита. — Беру свои слова назад! — заорал он. — Это слишком слащаво! Куросава расхохотался. За прошедшее время Адачи и правда привык ко многим романтичным вещам — но, возможно, выслушивать любовную поэзию было слишком большим требованием после всего четырёх месяцев отношений. Пожалуй, стоит оставить её на первую годовщину.  Это будет ещё один «первый раз», которого Куросава ждал с нетерпением.