Формула счастья

– Поблагодаришь потом, – прошептал Леви. – Кажется, там твои родители. – Кажется, да. Давай делать вид, что их там нет, может они уйдут. – девушка хихикнула, но на самом деле ей очень хотелось, чтобы они просто исчезли, ведь Ханджи точно знала, что её ждёт очередной разнос по поводу того, что она снова сидела на столе, что её рука в клее, а волосы и лоб наверняка в краске, и ко всему прочему она ещё и упала в руки парня, общение с которым её родители не одобряли, прямо у них на глазах. Зое оставалось только посмеяться, ведь так вляпаться могла только она. – Ханджи! – размышления девушки были прерваны громким воплем её мамаши, от которого у Ханджи всегда трещали барабанные перепонки. – Что ты тут вытворяешь? – спросила женщина, стоящая в дверном проёме . – Со стола падаю. – отрезала Зое, бросив на неё короткий взгляд. Судя по накаляющийся атмосфере, Леви сделал вывод, что очкастую следует отпустить, что он и сделал. – Ты опять на столе сидела?! Сколько тебе повторять, чтобы ты этого не делала?! Ты что, с мальчиками обжимаешься? – Мальчик тут всего один, если ты внимательно посчитаешь. – всё таким же ледяным тоном бросила девушка. – И что ему надо было сделать, дать мне упасть, чтобы я умерла, и вы были рады?! – голос девушки стал куда выше обычного. – Ты ещё и в шортах при мальчике ходишь! Боже мой! – продолжала негодовать женщина. – Да! Да! Он видел мои ноги! Представь, Леви, у меня есть ноги! Теперь, увидев мои ноги, он захочет меня изнасиловать, ты к этому клонишь?! – Ханджи оскалила зубы от злости. – Мы просто вместе делаем проект по географии, и не произошло ничего такого из-за чего, вам бы следовало на меня орать! – заорала девушка, сжав кулаки так, что её костяшки побелели. Присутствовавший при всём это Леви уже начал раздумывать, в какой момент он сможет незаметно выпрыгнуть в окно. – Нет, подожди, – в разговор вступил мужчина, очевидно приходящийся ей отцом. Оглядев этих двоих, Аккерман удивился, ведь Ханджи не была похожа ни на одного из родителей. Кареглазая, каштановолосая Зое со своей «тёплой» внешностью сильно отличалась от этих двоих. Женщина, которую она назвала матерью была низкорослой, тощей с узкими, водянистыми глазами и волосами странного цвета, названия которого Леви не знал, видимо крашенная. Он вообще мало чего мог сказать о внешности этой тетки, поскольку из-за тонны макияжа было невозможно что-то разглядеть, помимо пудры и румян. Высокий мужик с каре-зелёными глазами и пепельно-русыми волосами ещё мог зайти за её отца, но всё же очкастая не походила ни на одного из них. Аккерман судил по тому, что он сам был точной копией мамы. Его размышления были прерваны резким тоном отца Ханджи. – Ты совершила серьёзный проступок, юная леди, – отчеканил мужчина. Несмотря на его суровую манеру говорения, Зое не слишком пугалась его слов, лишь закатывала глаза, из-за чего Леви невольно улыбался, хоть и предчувствовал беду. – Кажется, я запретил тебе общаться с этим мальчиком. – Аккерман ощутил на себе его взгляд, и парня тут же передёрнуло. Леви знал этот взгляд и ещё лучше он знал, какой смысл отец Ханджи вкладывал в словосочетание «этот мальчик» и на что именно он намекал. – Ты мне это запретил, даже не познакомившись с ним! – вспыхнула Зое, и, украдкой взглянув ей в глаза, парень понял, что впервые видит её такой рассерженной и…отчаявшейся. Голос девушки стал непривычно высоким, таким высоким, будто она была готова разрыдаться. – Но я оказался прав насчёт этого молодого человека, – ледяным тоном продолжил мужчина, игнорируя слова дочери. – Я пообщался с учителем на его счёт, раз уж у тебя хватило ума с ним связаться, и много всего узнал. Я также видел его мать. У этой особы явно сомнительная репутация, учитывая, что её сыну семнадцать, а ей тридцать два года, – услышав эту фразу, Леви почувствовал, как у него от злости задрожала челюсть. Парень слышал звук своего дыхания, которое сейчас больше напоминало рычание дикого зверя. Аккерман не знал, что удерживало его оттого, чтобы вмазать этому уроду. – Я попрошу вас покинуть мой дом, молодой человек, и впредь в нём не появляться. – закончил мужчина ледяным голосом. Близкий к тому, чтобы его убить, Леви схватил свой рюкзак и, бросив полный ненависти взгляд на этих двух людей, вылетел из комнаты. – Леви, подожди! – крикнула ему вслед Ханджи. Она ринулась за парнем, но отец схватил её за руку. – Отпусти! Хватит! Это несправедливо! Леви! – Аккерман слышал за спиной её отчаянные вопли, но у него не было желания оставаться в этом доме ни на секунду. Поэтому он как можно скорее сунул ноги в ботинки и, хлопнув дверью, вышел на улицу. – Леви! СТОЙ! – парень услышал у себя за спиной крик очкастой и, сжав зубы до боли в дёснах, остановился и повернулся к ней, в надежде, что он сможет сдержаться и не высказать всё, что он сейчас думал. – Ты свою часть доклада забыл. – проговорила запыхавшаяся Зое и протянула ему лист, на котором был написан их проект о Египте. Леви оглядел её: Ханджи выбежала за ним в одних тапочках, растрепанная и раскрасневшаяся, её рука до сих пор была выпачкана в клее, а лоб и часть волос измазаны той самой жёлтой краской, банка из-под которой упала ей на голову. Но Аккерман почему-то не мог смотреть на девушку. Он вдруг стал видеть её родителей, и в его голове звучали те самые слова, сказанные про его мать. В один момент Ханджи и всё, что с ней связано стало ему омерзительно. – Оставь себе, – желчно проговорил Леви, отмахнувшись от листка. – И не подходи ко мне больше. – произнёс парень, отказываясь глядеть на неё. – Но почему? – жалобным, надрывным тоном спросила Зое, искренне не понимая, что она успела сделать. – Ты ещё спрашиваешь? – процедил Аккерман сквозь зубы. – Зачем тебе общаться с сыном «сомнительной особы»? К чему такой гениальной девочке, как ты, общаться с отбросом вроде меня? Хочешь разочаровать родителей? – Леви изо всех сил старался не смотреть на девушку. – Послушай, всё, что они про тебя наговорили, меня совершенно не волнует. Поверь, я никогда не думала о тебе ничего подобного! – срывающимся голосом прокричала Ханджи. Она наклонила голову, стараясь взглянуть парню в глаза, но Аккерман резко отшатнулся, отчего девушка невольно испугалась и попятилась назад. – Оставь меня. – прошептал Леви и, не дожидаясь ответа, развернулся и ушёл. У себя за спиной он услышал сдавленный стон, напоминавший рыдание. Но Аккерман не обернулся, лишь ускорил шаг, сжимая кулаки от злости. Он шёл, не разбирая дороги. Домой идти не хотелось. Не хотелось ничего. Его терзало желание кого-нибудь избить. Поэтому, бросив дома портфель, даже не переодевшись, Леви направился в самую глубь своего бомжатского района. Слегка успокоившись, Аккерман подумал, что погорячился, вот так нагрубив Ханджи. Очкастая, по-видимому, искренне сожалела о том, что её отец такой мудак. Но Леви просто не мог смотреть на неё теми же глазами, что прежде. Эта девчонка стала первым человеком, которому он доверился, и в этот же момент, когда парень решился на это, его снова обожгли тем самым презрительным взглядом. И Аккерман уже не был уверен, что сама Ханджи никогда не смотрела или же не посмотрит на него точно также. Особенно теперь, когда узнала о нём правду. К тому же, эта далеко не всё. Узнай её родители, кто такой Кенни и как Леви с ним связан, вообще бы увезли свою дочь из города подальше от такого отброса, как он. И правильно бы сделали. Он отброс, и всегда им останется. Это слово напрочь засело у парня в голове. Оно било его по мозгам, даже когда Аккерман одним ударом повалил очередного парня, на месте которого представлял отца Ханджи. – Леви, ты сегодня в ударе во всех смыслах! – ухмылялись пацаны, поставившие на него деньги. Аккерман ничего не ответил, лишь подал руку тому парню, с которым дрался минуту назад. – Твоя доля! – Я не ради денег. – процедил Леви, отмахнувшись от купюр. – Ой, да брось, все мы тут ради денег, ну или от нехер делать! – сидевшие на обочине пацаны заржали в один голос. – Странно, что ты вообще вернулся. – Да, ты не приходил с тех пор, как школа началась. – Ты что забыл, в какую он школу ходит? – Да-да, прикиньте, их там даже учиться заставляют! – Да, они вон форму носят! – Ага, и домашку делают! Свихнуться можно! – Да, я бы к ебеням её уже давно бросил, – процедил Аккерман, садясь рядом с ними на обочину. – Но мама хочет, чтобы я учился. – Ну, кто-то же из нас должен вылезти отсюда! – Вот, ты и будешь первопроходцем! – мальчишки дружно расхохотались. Леви слегка ухмыльнулся. – Сигаретку будешь? – Шутишь? Я не курю. – Аккерман поморщился от предложенного сигареты. – У тебя такой вид, что тебе пора начать! – Совсем поди от школы заебался! – Да не, это из-за бабы! – Точно-точно, из-за бабы! – Заткнулись бы вы, что ли. – процедил Леви, принимая сигарету. Уж слишком противно ему было от всего на свете. Даже вонь и дым никотина не сравнимы с тем пакостным и гадким ощущением, которое нарастало у него внутри. Слегка затянувшись, Аккерман постарался не закашляться, чтобы парни его не засмеяли. – Так, пацаны, давайте прикинем, – раздался чей-то пьяный голос. – Вот Леви у нас в распиздатой школе учится, он вылезет из нашей дыры, потому что умный. А мы? – А что мы? – А мы пойдём по стопам наших отцов? – Это как? – А так – бросим школу, вероятнее всего свалим из дома, потому что наш батя алкаш нас заебёт… У нас у всех бати алкаши? – У меня да! – Ну, мой съебался, когда я пошёл в школу. – О! Мой тоже! – А я своего не видел ни разу! – И я! – Ну, допустим те, кому не посчастливилось иметь отца, скорее всего скоро свалят из школы, чтобы найти работу, потом найдут себе девчонку, которую будут бить по пьяни! – А зачем нам её бить? – Ну, мой отец пиздит мать, не переставая, и меня вот начал. Сестёр пока не трогает, но он сука, сильный, я мать от него не защищу. А заявление она не пишет, полиции-то похер. – Как это похер? – А так похер. На убийства и изнасилование им похер, а на то, что один алкаш среди других таких же бьёт жену, им думаешь не похер? Я что сказать хочу, неважно, что мы будем делать, как бы мы не рвали жопы, вылезти отсюда - не вариант! – Только, если дядя волшебник-миллиардер нас не усыновит, но нахера ему такие отбросы, как мы? – Именно, незачем! – Поэтому выпьем за нашу убогую жизнь, которую мы живём хер проссы зачем! – Но жён-то бить необязательно. – резко произнёс Леви, привлекая всеобщее внимание. – Разве вам нравится смотреть на то, как ваши отцы бьют ваших матерей? Вы же понимаете, что это ненормально? – Аккерман изогнул бровь, в надежде, что эти одноклеточные понимают хотя бы такие элементарные вещи как то, что женщин бить нельзя. – Да, но… – Необязательно повторять всю херню, что вы видите в жизни. Или у вас своей головы на плечах нет, чтобы это понять? И то, что ваши отцы уебаны не даёт вам право быть такими же? – проговорил Леви, ощущая на себе удивлённые взгляды толпы пьяных пацанов. – Ну, тебе легко говорить, у тебя отца уебана нет! – Да-да и матери твоей на тебя не насрать! – Она тебя даже это самое…как это называется? Любит, во! – Да-да! – Даже в нормальную школу тебя водит! – Да, меня вот мать именем братьев сто раз на дню называет! – Ну и хер с вами. – отрезал Леви. Он встал с обочины под пьяные возгласы, резким движением сгрёб свою часть денег и, зажав в зубах сигарету, ушёл восвояси. Нет, надо заканчивать встречи с этими болванами. Зачем он вообще к ним пошёл? Прежде всего, парню конечно хотелось подраться, выпустить всю скопившуюся злобу, чтобы его мозг попросту не вскипел от этой ярости. А ещё Аккерману захотелось окунуться в свою среду. В таких же, как он, «отбросов», с которыми ему и надлежало тусоваться, по мнению общества. В конце концов, он такой же, как эти придурки, курящие сигареты, сидя на обочине и ворующие пиво из ларьков от скуки, сбегающие из дома и прожигающие жизнь. Леви убедил себя в том, что он такой, прекрасно понимая, что другим ему не стать. И его это устраивало до недавнего времени, но сегодня Аккерман ощутил себя чужим среди них. Он в кои-то веки чувствовал себя лучше. Конечно Леви знал, что умнее их, ведь матери в самом деле было на него «не насрать». Но дело было не только в этом. Слушая их пьяную и судя по всему накуренную болтовню, Аккерман вдруг вспомнил очкастую. Вспомнил, какая она умная и как с ней интересно. После разговоров с ней эти парни, никогда не казавшиеся ему умными, выглядели просто личинками с мозгами такого же размера. И Леви вдруг понял, как сильно эта чудачка изменила его. Он и не заметил, что, встретив её, научился мыслить. Эта чудила, фантазировавшая о своих полётах в космос, кажется научила мечтать даже такого циника, как Леви Аккерман. Парень конечно всё ещё не знал, чего хочет от этой жизни, но вдруг понял, что эта жизнь перестала быть ему в тягость, ведь если он захочет, то может стать кем угодно. Кем точно, Леви пока не придумал, но он уже точно осознал, что не хочет стать похожим на них. Аккерман понял, что хочет хоть чуть-чуть быть таким же «чудаком», как эта тощая девчонка в огромных очках, которая своими рассказами об удивительности этого мира, сама того не ведая, подарила одному замкнутому пареньку с ледяными глазами свободу. Ханджи Зое подарила ему крылья. Но, как только Леви решился на них взлететь, её ублюдочный отец тут же обжёг парня тем самым презрительным взглядом. И Аккерман больше никогда не сможет взлететь на них. Он даже не был уверен, подойдёт ли сама Ханджи к нему ещё раз после всех гадостей, что парень ей наговорил. Леви сделал это не от злости, а от обиды и, если быть совсем честным из-за страха, что в какой-то момент девчонка, ставшая для него целым миром, посмотрит на него тем самым взглядом, от которого Аккерману всегда хотелось вскрыть себе вены. И, испугавшись этого, Леви решил заранее её оттолкнуть, чтобы потом было не так больно, когда она уйдёт. Уйдёт, как папа, как Кенни, как все в его жизни. Но при мысли, что Ханджи действительно больше не заговорит с ним Леви хотелось плакать. Что он и сделал. Аккерман сел на обочину, закурил оставшуюся часть сигареты, затянувшись едким дымом, токсичность которого, впрочем, была несравнима с тем количеством желчи, скопившейся у него в душе, и, выдохнув его, расплакался. Две омерзительные, склизкие слезы покатились по его острым скулам и разбились на более мелкие капли, ударившись об его сложенные на коленях ладони. Утерев нос тыльной стороной руки со сбитыми костяшками, Леви задрал голову и взглянул на небо. Начинался закат: солнце заходило за горизонт, а облака начинали краснеть. И почему небо всегда голубое, а на закате красное, а порой оранжевое и даже розовое? Аккерман никогда не интересовался этим и, вероятнее всего прослушал, когда об этом рассказывали в школе. Но, задумавшись над этим сейчас, Леви вдруг понял, что Ханджи наверняка знает ответ. Однако он уже не спросит её об этом. При мысли об этом ещё одна прозрачная, кристально-чистая слеза скатилась по бледной щеке парня прямо на его пропахшую никотином рубашку, которую теперь придётся стирать . Ему почему-то вспомнилось, как кровь капала из его разбитой головы прямо на ладони, прямо как сейчас эти противные слёзы с его глаз. Ощущения примерно одинаковые – из тебя вытекает какая-то хрень, и тебе больно от этого. Вот только кровь остановить проще, чем слёзы. Леви попытался вспомнить, когда он плакал последний раз. Этот день парень тоже помнил, на удивление, хорошо. Светлым осенним днём семилетний мальчик спросил маму, где в последнее время пропадает дядя Кенни. Мама ответила, что он уехал. Леви спросил, когда тот вернётся, в надежде, что дядя просто уехал по делам, но Кушель, оттянув волосы назад, честно сказала сыну, что она этого не знает. Тогда маленький Леви со слезами на глазах выпытывал у матери, почему дядя ушёл от него и что он сделал не так. Мама уверяла, что дело совсем не в нём, но Аккерман по сей день недоумевал, почему его тогда бросили. Наверное, поэтому он стал заранее отталкивать от себя людей, чтобы они не оставили его первыми. Именно это Леви сделал с Ханджи, и теперь сожалел об этом. Но, что сделано, то сделано. Ещё парочка драк, одна выкуренная сигарета и чашка крепкого чая, и Аккерман переживёт всё на свете. С этой мыслью парень отправился домой. Он обрадовался, что мамы там не было. Застань она его в таком виде, начала бы расспрашивать, что случилось, а Леви не хотел срываться ещё и на ней. Вероятно, она сразу после собрания пошла на работу. Парень помнил, что в среду мать работает с вечера и до утра, поэтому у него была возможность побыть в одиночестве. Аккерман закинул школьную форму в стирку, в надежде, что до завтра она высохнет, а рюкзак с учебниками швырнул в самый дальний угол, понимая, что за уроки сегодня точно не сядет. Отмокнув в кипятильном душе полчаса точно, Леви подумал, что теперь им придётся переплачивать за воду. Впрочем, денег он сегодня «заработать» всё же смог.