Тотем

      Тьма. Колкая, непроглядная, словно голодный зверь поглощала очертания окружающего мира. Кралась, топча могучими лапами последние часы иссякающих суток. Ни луна, ни звёзды не могли противостоять – канули в её бездонном чреве. Оттого снег казался пеплом, игольчатые лапы елей — безликими валунами, небо — густым дёгтем. Но в этой черни, вселяющей во всё живое лишь страх, свершалось нечто важное. Опасное и восхитительное, подвластное только Богам. Именно в эту ночь один божественный зверь сменял другого.       Лунвэй знал об этом. Чувствовал кожей. Сотни незримых игл вибрировали в его теле, вонзаясь всё глубже, питая силой безграничной Вселенной. Взглянув на чёрное небо, колдун заполз в пещеру. Под каменным сводом тускло горели фитили, плетя над маслом тонкие нити дыма. Глухо о промёрзшую твердь стучали капли крови. Тушка недавно зарезанной курицы лежала на выступе, насыщая затхлый воздух металлическим привкусом. Сорвавшись с чёрных перьев, капля беззвучно разбилась о колено колдуна, тёмным пятном расползлась по грубой ткани штанов, зазывая холод. Потерев колено, Лунвэй тряхнул мешочек, высыпал из него разноцветные камни. Всмотрелся в получившийся рисунок. Ни один камень не отозвался на зов его духа, ни к одному не потянулась рука. Поморщившись, старик отвязал от пояса флягу, сделал глоток. Крепкий напиток обжёг горло, гоня по венам жар. Медленно выдохнув, колдун закрыл глаза — Боги молчат. Поёжившись от пробирающегося под тулуп холода, Лунвэй потянулся к чашам. Пальцы окунулись в холодную жижу, с противным хлюпаньем вытащили крошечное сердце. Дополнив им картину камней, Лунвэй почесал жидкую бородку. Подумав, бросил на камни куриную печень. Яркий отблеск скользнул по камням, искрой рассыпался на острых углах. Криво улыбнувшись, колдун на четвереньках вылез из пещеры. Чистейшим серебром предстал его взору лунный диск, озаряя укрытый снегом лес. — Полная луна, — обрадовался колдун, — вторая луна после дня зимнего солнцестояния.       Улыбаясь во весь беззубый рот, старик пополз обратно. Время пришло. Нависнув над камешками, словно коршун над добычей, Лунвэй зашептал заклинания, раскачиваясь из стороны в сторону. Медленно отделяясь от тела, незримый дух устремился за токами заговорённых камней, вознёсся к проступившим из мрака звёздам. Сине-чёрная дымка расступилась, яркий свет окутал колдуна. Из серой мглы, меж красных облаков ему навстречу ступал железный бык. Лунвэй подошёл ближе, коснулся широкого лба. Но красные, словно рубины глаза смотрели сквозь незваного гостя, густой пар вырывался из ноздрей. Колдун коснулся медных рогов, впитывая силу животного. Бык недовольно фыркнул, желая высвободиться из хватки. Глаза Лунвэя недобро сверкнули, в один миг тщедушный старец обратился драконом. Бык заметался в когтистой лапе, но не смог вырваться. Блеснув чешуёй, дракон высунул длинный язык, лизнул бычью голову. Бык успокоился, чувствуя древнюю силу, подчиняясь ей. — Не сразу узнал меня, — рассмеялся дракон, выпуская животное. Скрутившись кольцами, он сложил лапы на клубящейся зелёной дымке, лениво взглянул на россыпь синих звёзд. — Ну а ты узнал меня? Выпустив из пушистых лап звезду, к дракону опасливо вышел тигрёнок. Синяя шерсть поблескивала серебром, острые коготки рвали белёсую дымку. Тигрёнок подошёл ближе, покорно склонил голову перед бородатой мордой дракона. — Так-то лучше, — прохрипел Лунвэй, чувствуя силу тигрёнка. — Это единственная ночь, когда я могу черпать силу обоих духов разом. Так что не скупитесь.       В лапах дракона пульсировал божественный дар небесных животных, насыщая древнего колдуна великой силой. Чешуя покрылась золотыми искрами, в груди разрослось пламя. Лунвэй взмахнул хвостом, и сотни камней устремились к земной тверди. Безграничная мощь дрожала на кончиках пальцев, стекала с острых когтей, дурманила разум. Дракон закрутился, погружаясь в блаженное беспамятство, завертелся, чувствуя дыхание Вселенной. Звёзды задрожали от перекоса энергии, вспыхнули неистовыми огнями, испепеляя свои миры. Душераздирающие крики доносились до слуха Лунвэя, но лишь питали злобу и жажду власти дракона. Пламя набирало силу в груди. Желая уничтожить ещё один мир, Лунвэй раскрыл пасть...       Ледяной поток обрушился на острые зубы, зашипел в столбе пламени. Нестерпимый хлад окутал глотку, распустил по груди и спине тонкие иглы. Дракон взревел от гнева и боли, всматриваясь в облако пара. Тонкие нити, извиваясь, переплетались в очертаниях женщины. — Ты? — прохрипел колдун, не веря глазам. Лунвэй протянул лапу к облаку пара, но оно вмиг растаяло, явив огненную птицу. С оглушительным криком, расправив крылья, петух подлетел к колдуну, ударил в могучий лоб клювом.       От удара дракон рухнул за зыбкую дымку. Не переставая кричать, петух клевал колдуна, лишая накопленной силы. Лунвэй вскочил на лапы, ударил петуха хвостом. Птица упала на пояс звёзд, судорожно затрясла крыльями. Дракон зарычал, грозно взглянув на тигрёнка. Синий зверь понял желание колдуна, в один прыжок настиг петуха. Теперь голосистой птице было не до дракона. Не желая затягивать расправу над птахой, Лунвэй подозвал быка. Выставив медные рога, свирепое животное понеслось на петуха, едва успевающего уворачиваться от острых когтей тигрёнка. Белое облако возникло пред быком и растаяло вмиг, выпустив молодого златорогого тура . Тур вонзил рога в бычий бок, вызывая на себя гнев противника.       Злость выплеснулась скрипом зубов, дракон подался к животным, но облако сгустилось, почернело и обрушилось ливнем на чешуйчатую голову. Пытаясь отбиться от ледяных струй, Лунвэй закрутился, порождая свирепый вихрь. Мелкие капли сорвались с кожи, разлетелись в стороны и тут же устремились друг к другу. Пытаясь перевести дух, дракон смотрел, как рассеянные капли сбиваются в единый поток, как из него выходит та самая тархтарская воительница, что лишила его глаза. — Не ждал тебя, красавица, — прошипел колдун, — но ты весьма кстати. Сегодня я порабощу и тебя. В светло-серых глазах мелькнуло презрение, губы скривились в усмешке. Ничего не ответив, Родослава развела руки. Тяжёлые топоры возникли в её ладонях, отблески звёзд пробежали по острым лезвиям. Подлетев к великану, богатырша метнула топор в рычащую морду. Лунвэй отстранился, и грозное оружие лишь отсекло длинный ус. Огненный петух пронёсся перед драконьим носом, бросив в глаза калёные искры. Оттолкнувшись от чешуйчатой спины, за птицей бросился тигрёнок. Бегло взглянув на них, дракон изверг на воительницу пламя. Но Рода обратилась рекой, устремилась к груди противника. Разделившись на потоки, проскользнула к шее, обвила её, пытаясь стянуть как можно сильнее. — Ах, да, — прохрипел Лунвэй, — с тобой огнём нельзя. Золото в чешуе потухло, уступив колкому инею. Тонкие иголочки в одно мгновение выросли острыми льдами, вонзаясь в извивающуюся водную толщу. Река покрылась коркой льда, замерла, не в силах продолжать бой. Когтистая лапа ударила по затвердевшей стихии, освобождаясь от её оков. Горы льда рухнули на белёсую дымку, задрожали в немом крике.       От тяжёлого топота льдины закачались, покрылись трещинами. Златорогий тур, убегая от преследователя, прыгнул на них, топча копытами. Выставив рога, тур принял удар догнавшего его быка. Железные бока раздулись, бык топтался на льду, желая сдвинуть нахального телёнка с места. Копыта дробили льдинки, превращая их в пыль. Единым порывом отбросив тура, бык встал на дыбы. В могучую грудь ударился петух. Огненные перья посыпались на крошку льда. Петух взмыл ввысь, уводя за собой железного великана. Лунвэй закрутился, ища обращённую в лёд диву. Не сразу он заметил крошечные капельки, что сливались в тонкие ручьи. Бурный поток взорвался водяным столбом прежде, чем дракон успел сделать шаг.       Лунвэй зарычал, раскрыл пасть, выпуская клубы пламени. Родослава отскочила, метнула в дракона второй топор. Тяжёлый клинок вонзился в бровь великана, застрял в твёрдой чешуе. Дракон, махнув хвостом, разрубил богатыршу надвое, но та вновь обратилась водой, вновь слилась в единое целое. От гнева глаз и горло горели, Лунвэй чувствовал лишь всепоглощающую злость. Призвав ещё больше сил, колдун покрыл тело острыми ледяными глыбами — так дева не посмеет приблизиться к нему. Вытянувшись громадной лентой, он ринулся на Роду, но та, подпрыгнув, нависла над ним. В её руках возник лук с чёрной стрелой. Богатырша отпустила тетиву, и стрела, разбив ледяной панцирь, впилась в спину дракона. Лунвэй зарычал, закрутился, пытаясь достать стальную занозу. Но стрела лишь глубже вонзалась в кожу, жгла и морозила, изводила пульсирующей болью. Родослава подскочила к нему для решающей атаки, но когтистая лапа накрыла её, припечатав к небесным камням. Острый коготь медленно вошёл в плечо, сдавленный крик вырвался из-за сомкнутых зубов воительницы. Не отводя глаз от дракона, Рода попыталась обратиться рекой, но сил почти не осталось.       Ярость питала Лунвэя, но её оказалось недостаточно. Лёгкое марево легло на глаз, а руки словно уменьшились. Из брови выпал топор, канув в черни небытия. Иступляющая боль угасла вместе с исчезнувшей стрелой. Не сразу колдун понял, что утратил могучее драконье тело, что вновь вернулся к прежнему облику. Непонимающе разглядывая свою костлявую руку, лежащую на пышной груди, старик нахмурился. Вроде бы силы иссякли и это опасно, но и то тепло, что пульсировало под ладонью, не давало колдуну броситься прочь. — Поднимись с меня! — рык дикого зверя вперемешку с жаром дыхания ударился в изрезанное морщинами лицо. Лунвэй вскочил на ноги и лишь сейчас осознал происходящее. — Во имя бессмертных Богов, — закричал он, тыча пальцем в лежащего на зеленоватом облачке быка, — ты должен питать меня силой! Но бык лишь махнул хвостом. Лунвэй закрутился в поисках тигрёнка, но синий хищник мирно лакал небесное млеко, не обращая на него внимания. Колдун застыл, открыв рот, — за спиной богатырши лежал златорогий тур, на его боку сидел петух и голосил во всё горло. — Наши силы иссякли, — выпрямившись, пояснила Рода, — теперича мы не можем повелевать божественными животными. Страх заставил колдуна подпрыгнуть. Выставив перед собой руки, он замер, ожидая удара. — Я убью тебя голыми руками, — сам себе не веря, выдал старик. — Да ладно, — рассмеялась Родослава, но тут же схватилась за кровящее плечо. — Ни у тебя, ни у меня на бой не осталось сил. Богатырша опустилась на белёсую дымку, жестом велела колдуну следовать её примеру. — Пока мы ещё можем удержаться в межмирье, — заговорила она, наблюдая за тем, как старик пытается усесться на полупрозрачное облачко, — давай сделаем кое-что. — Что? — подавившись страхом и любопытством одновременно, прохрипел Лунвэй. Рода резко протянула к нему руку, отчего колдун съёжился и зажмурился. Поняв, что ничего не происходит, Лунвэй открыл глаз. Перед его носом, побулькивая, раскачивался кувшин. — Это что? — пролепетал старик, ткнув пальцем в глиняный бок. — Медовуха, — улыбнулась Рода и откупорила пробку. — Давай чарку. — Откуда в межмирье чалжка? — недоверчиво пробормотал Лунвэй, пытаясь выговорить странный звук чужого языка. Страх велел ему возвращаться в плотный мир, но, повинуясь любопытству, колдун пододвинулся к женщине поближе. — Это мир духов, здесь есть всё, — фыркнула богатырша, вытянув руку. На её ладони из ничего появилась глиняная чашечка, напоминающая блюдце. — А это и есть чалжка? — обрадовался Лунвэй, выставив перед собой ладони. Протянув такое же блюдце Роде, старик удивлённо изогнул косматую бровь. — А почему я тебя понимаю? А ты меня? — Оттого, что я так желаю, — пояснила Рода, наполняя чарки медовухой. — М-м-м, — недовольно потянул колдун, — оно, конечно, всё объясняет… — Давай выпьем, — осекла богатырша, протянув ему чарку с ароматным напитком. Коснувшись губами краешка чарки, Лунвэй тут же отстранился. Облизавшись, прислушался к ощущениям — ничего. — Я не могу тебя отравить, ты же бесплотен, — пояснила Рода, рассматривая старика. — А ты точно колдун? Что-то знаний у тебя маловато… — У меня знаний много, — захлёбываясь негодованием, разразился Лунвэй, — очень много… просто я растерял малость за сотни лет земной жизни. — Ну, тогда пей, — улыбнулась Рода, наливая себе медовухи. Осушив чарку, старик улыбнулся, чувствуя медовый дурман. Теперь Родослава казалась менее опасной и ещё более красивой. Казалось, и он сам стал моложе… привлекательней. — Тебе разве можно пить? — улыбнулся он, проведя тыльной стороной ладони по плечу собеседницы. — Ты же женщина. — Я богатырша, — отрезала Рода, осушив чарку, — мне можно всё! — Не сомневаюсь, — пробормотал колдун, подставляя чарку под горлышко кувшина. Аромат и сладость придавали уверенности, пробуждали храбрость. Осушив очередную чарку, Лунвэй пододвинулся ещё ближе. — Дева-река, — томным голосом протянул он. — Чего? — пробурчала Рода, наливая себе медовухи. Единым порывом колдун запустил непослушные пальцы в копну светлых волос, сжав затылок богатырши, повернул к себе. Не боясь ничего, прильнул к её губам. Давно позабытое чувство вспыхнуло в груди, потянулось к животу, опаляя жаром. Разрослось, наполняя истомой… и тут же угасло, подавляемое жгучей болью, окутавшей челюсть и голову.       Подпрыгнув, Лунвэй ударился макушкой о свод пещеры. Челюсть болела, словно удар материализовался в плотном мире и едва не переломал стариковские кости. Но почему-то на душе было радостно, хотелось петь и плясать. — Вот это женщина, — прошептал Лунвэй, проведя по губам шершавым пальцем. Закрыв глаза, он ещё раз вспомнил лукавый взор, развивающиеся волосы и красивую улыбку. Казалось, ладонь ещё хранила тепло её тела, и медовая сладость до сих пор дурманила голову. Такое могло произойти лишь в эту ночь. Ночь рождения нового года. Ночь восхождения нового божественного зверя. Нового тотема.