В потоке лживой жизни

       Быть похожими настолько, чтобы оказываться совершенно разными – это им удавалось лучше всего.        Джеймс Форд аферист, а Кейт Остин беглая преступница. Они прекрасно знают, что такое игра на чужих чувствах, манипуляция страстью – они столько раз это проходили, что, просто встречаясь взглядами, могут прочитать это где-то в глубине глаз друг друга. Он улыбается столь очаровательно, что солнечные лучи покорно выступают в роли обрамления его белозубой яркой улыбки, длинноватые волосы с ветром моментами прикрывают его глаза, и всё же она видит, как он смешливо играет бровями.       — Что такое, веснушка? Не можешь оторвать от меня взгляда?        Он умудряется урвать у неё улыбку – такую лёгкую, ироничную, но заставляющую его улыбаться ещё шире – красива, чертовка, тут ничего не попишешь. Кудрявые волосы скрывают от него её лицо, когда она молча отворачивается, демонстративно игнорируя его слова. Издаёт смешок, скользя взглядом по отдаляющейся фигуре, сочетающей в себе женское изящество и воинскую сталь.        Веснушка непроста – он знал это и до того, как стала явной её преступная жизнь.        В своих страстно-крепких объятьях он представлял её много раз. Хотелось раскидать по подушке её кудряшки, смотреть прямо в глаза и видеть желание, такое же живое, такое же неудержимое, как у него. Только он совсем не думал, что ощутит её в своих руках в клетке, когда они будут готовы к неминуемой гибели. Хотя тогда он уже не думал. Не важно, где, не важно, как. Грязная клетка, в которой их держали как животных, кажется чуть лучше, когда он вжимает её в прутья. Ей кажется, что умереть, запечатлев в памяти напоследок его руки на себе, его голос, когда он в ней, – этого вполне достаточно.        Разве это любовь?        "Нет, не любовь", — мимолётно думает она, крепко обхватывая его спину. Они сжимают друг друга так крепко, что в этих объятьях будто ломаются кости. Ему такое встречалось редко… Нет, он не видел ни до, ни после.        "Я просто хочу всю тебя, веснушка, чтобы в потоке моей лживой жизни отпечаталось что-то живое и искреннее", — думает он, припадая к её губам, чувствуя дрожь женского тела, заставляет забыть о катастрофе, находящихся недалеко убийцах и грядущей гибели. Они лишились всего, но чувствуют себя богаче кого бы то ни было. Им достаточно этого тепла, запаха дыма и света луны…

А дальше что-то пошло не так –
 И стало, сука, неинтересно.
 Это ты – дура, это я – дурак;
 И для двоих нам не хватит места.

       А дальше им удалось бежать, избегая гибели, к которой они успели приготовиться. Странно… Когда преследовало чувство стоящей рядом смерти, что терпеливо дожидается своего мига – возможности коснуться их падших душ, – было так легко смотреть друг другу в глаза, шептать бессвязные эмоциональные признания и желать друг друга. Сейчас не так. Они смотрят на ситуацию по-разному, по-разному принимают решения и по-разному видят своё будущее.        Кейт почти трясёт. Она заглядывает в глаза прозванного Сойера, который наотрез отказывается возвращаться, чтобы спасти Джека – человека, рядом с которым Кейт чувствует, будто является лучшей версией себя. Той, кем была до того, как её отчим стал избивать её маму, кем была, пока не убила отчима и не оказалась преданной родной матерью. А ведь когда-то она тоже не стала бы возвращаться… Кейт смотрит в глаза Джеймса, будто заглядывает в своё преступное прошлое, будто сам Джеймс является воплощением его.

Ты не ломайся, руби с плеча – 
Ведь это больше не повторится.
 И на столе всё стоит свеча,
 Но только снова не загорится…

       Она так хочет быть лучше, но в нём порока слишком много, ведь должно быть оправдание тому, почему она готова прятаться в огне его страсти, когда на душе так паршиво?        Ему совершенно плевать на оправдания. Если слышно их разгорячённое дыхание, её обнажённое тело на нём, его руки неприлично скользят по бёдрам, а сам он взглядом ловит капли пота, стекающие около её пупка, если её стоны и длинные кудри, облепляющие лицо и плечи – его порочный ад, то он принимает его всего.

Согревай! Согревай, как никто не сможет! 
Обнимай! Обнимай, я обниму тоже. 
Если выгонишь в дверь – я пальну из пушки,
 Уроню на постель все твои веснушки.

       Он не хочет возвращаться в "цивилизованный мир". У него там ничего нет. Там Джеймс Форд – преступник, мошенник, убивший невиновного человека, аферист, обманувший десятки женщин и их мужей. Пусть всё будет миражом, отблеском прошлой жизни, о которой можно забыть. Что ещё нужно здесь и сейчас, когда её прекрасные веснушки перед глазами, а она лежит рядом в кровати, засыпая в его руках.

Добивай! Добивай, и канаты рвутся.
 В этот край, в этот рай будет не вернуться.
 Как закончится ночь, буду предан дважды;
 Но сейчас мне не дай умереть от жажды.

       "Прекратите! Я люблю его!" — кричала она, когда его избивали. После он не мог не спросить:        "Ты говорила правду тогда?"        "Нет, я сказала это, чтобы он остановился", — на её лице не дрогнуло и мускула.        Когда говорила правду, когда врала – даже отъявленному лжецу вроде него было непросто прочитать её, распознать, где ложь, где правда. Их очередная ночь заканчивается, и она предаёт его вновь. Уходит, выбирая не его. Если честно, она никогда по-настоящему не выбирала его. Он не помнит, что зло кричал, но фантомная боль ещё долго обжигала щёку. Прежде чем уйти, она остановилась у двери и будто бы в последний раз оглянулась на него. В её глазах что-то на грани слёз.        Джеймс Форд значит для Кейт Остин много. Но не то, чего бы она хотела.        В ответ его взгляд жжёт клокочущей злостью. "Ещё вернёшься!" — хочется снова и снова кричать ему, хотя в груди всё сжимает болезненными тисками дурного осознания, что это не так.        Кейт Остин значит для Джеймса Форда куда больше, чем он хотел бы признавать.

Вроде не маленький, но мы не снимали кино. 
Мы утопали в дыму, что-то не пойму...
 Не повернуть время вспять, чтобы вернуть – не распять. 
Чтоб не уснуть, не проспать – не отдать весну. Мимо летят этажи. Милая! Да, это жизнь.
 Не поддавайся – держись, будут миражи.
 Прятала сны в облаках, мы уходили в закат – 
Всё это было когда-то. Всё это было…

       Что было правдой в потоке их лживых жизней?        Что было правдой в прикосновениях их тел и взглядах, через которые они говорили друг другу куда больше, чем хотели?

Согревай, согревай, как никто не сможет…
 Обнимай, обнимай, я обниму тоже.
 Если выгонишь в дверь – я пальну из пушки,
 Уроню на постель все твои веснушки… Добивай, добивай, и канаты рвутся. 
В этот край, в этот рай будет не вернуться.
 Как закончится ночь, буду предан дважды; 
Но сейчас мне не дай умереть от жажды.