by candlelight

      Его слова оседают сладким мёдом на ушах, в них так и не проникая, глаза четко направлены на карты, и если бы Инуи понимал что-то в красивых искусно нарисованных картинках, то смотрел бы именно на них, а не на сосредоточенный взгляд Коконоя.       Что-то шепчет себе под нос, хмурясь, пытаясь вертеть в руках карту «влюблённые», что выпала из колоды, отчего вызывает усмешку у Инупи. Но затыкающий взгляд темных глаз, резко сменивший свой курс с картонок, заставляет Сейшу зажать зубами издевательскую улыбку и сократить ту до краткой.       Ну, не верил он в это, да и сидел чисто из вежливости. Видите ли, некому ему больше раскладывать.       Смотрите, какой нашёлся.       Подпирает рукой щеку и обводит комнату взглядом. Сейчас они дома у Сейшу, отчего и обстановка вокруг не разит дороговизной. Обычный деревянный столик в спальне, зажженные свечи, стремящиеся вытянутой формой вверх и веющие приятным пламенем, свет в комнате выключен, из-за чего можно разглядеть лишь очертания мебели и окно, что находилось позади Коконоя, сокрытое прозрачной шторой. Сквозь свет с улицы проявлялись и узоры: нитками вышитые на шторе цветы строились в ряд так, что их было интересно разглядывать один за другим, ища различия, но...       Хаджиме выглядит особенно притягательно в полутьме, угловатое лицо сглаживается тенями, губы становятся более выразительными от блика на них, а глаза... В омутах чёрных глаз, словно в мазуте, зачастую любил измазываться Сейшу, утопая раз за разом всё более желанно.       Он тяжело вздыхает, рассматривая его профиль. — Ты понимаешь это? - Хаджиме поправляет очки на переносице, не поднимая взгляда на парня, хмурится, строит из себя вид важного эксперта, который решил подцепить крупицу информации у коллеги. — На тебя она выпала перевёрнутой. Как думаешь, это считается? - напряжённо обрывает тишину Хаджиме, нарушив интимную атмосферу тем, что обратился к интернету.       Сейшу смеётся от того, к какой профессиональной гадалке попал на сеанс. Сидит прям за столом, обставленным свечами в полумраке и с включённым экраном телефона. Ужас. — Мне-то откуда знать? — беспечно жмёт плечами, улыбаясь так нежно. Жаль, Хаджиме не видит.       В такой романтической обстановке они могли бы пригубить бутылочку полусладкого, мягко касаться друг друга руками, будто бы боясь согрешить и сделать что-то более смелое. Хотя Инуи уверен, что алкоголь бы сильнее расположил бы их друг к другу, а движения от него стали бы чётче и увереннее; он бы тогда точно разложил Хаджиме, такого разительного и сосредоточенного, сейчас важно поправляющего очки, на столе, и от этих мыслей, Инупи даже невольно прикусывает губу, прикасаясь ногой плавно к его штанине, более смело ведя к колену. — Хотя... Если честно...       От прикосновения Хаджиме сразу отвлекается от телефона, выгибая бровь в вопросе, а слова Сейшу заставляют его полностью сконцентрироваться на нём. Инуи наклоняется ближе к Коко, а соответственно и к свечам, отчего его лицо, как и нагрянувшие на то волосы, озаряются светом, переливаясь подобно золоту. Шрам выражается плавным свечением, становясь более ужасающим от этого полумрака, и оттого ещё более таинственным. Коконой облизывает губы в предвкушении слов, хотя, кажется, хочет вкусить чужие куда больше поспевшей на ум мысли.       Он сладостно приоткрывает их, подмечая внимание Хаджиме, чтобы медленно, заполучив полное внимание партнёра, договорить: — Эта карта означает, что я непозволительно сильно тебя люблю.       Пусть в интернете написано совершенно другое значение, Хаджиме охотно верит его словам. Запретный плод бывает безумно сладок, но не настолько, насколько сладки губы Сейшу, в плен которых губительно-смело впадает Коконой, поддаваясь искушению. Пламя свечей трепетно дергается от чужого движения, а Инуи позволяет себе откровенно-пошло пройтись языком по чужим устам, после же вновь погрузив их в плавный поцелуй. — Ты, конечно, не карты, но я бы тебя тоже на столе разложил,- шепчет он в губы Коко, смотря в темные глаза и ища в них отклик. Хаджиме рвано берет губами воздух в этот момент, потому что от вида Инуи дыхание реально перехватывает. Его аж передёргивает от уверенности парня в такой-то момент. — Подожди,— усмехается Коконой, собирая руками разложенные карты, аккуратно складывая их в колоду подрагивающими руками, только вот Инупи ждать не собирается. Он обходит стол, ведя рукой по его поверхности.       Медленно рука сталкивается с боком Хаджиме, отчего после перетекает на бедро, очерчивая то чётким движением. Хаджиме трепещет, подобно пламени, медленно разворачиваясь, отчего прикосновение выходит особенно долгим, обводя весь корпус. Карты сложены и отставлены в сторону.       На столе есть место для чужой спины.       И Инуи абсолютно бережно укладывает вместо карт Хаджиме. свечи притягательно стоят по бокам, и Коконой неловко краснеет, снимая очки и тоже откладывая их куда-то в сторону.       Нависающий над ним Инуи Сейшу гораздо более красив, чем переливающиеся золотом переплеты, его тело гораздо более притягательно мягких обложек книг, его запах, смешанный с запахом воска с легкостью обойдёт только что напечатанную бумагу, и Коконой растворяется в этом, не замечая того, как Сейшу искусно-медленно стягивает одежду, кажется, не причиняя этим никакого дискомфорта, лишь смущая и смущаясь самостоятельно.       Сейшу льнет к податливому телу, что так отчетливо гнётся, прижатое к ровной поверхности, а эти изгибы в памяти отпечатываются тёплыми прикосновениями. — Ты тоже,— шепчет рьяно Коконой, цепляясь за чужой свитер. — Сними,— уже более уверенно говорит он, даже проецируя на губы довольную улыбку в сочетании с привычным прищуром. И пока край ткани поднимается всё выше, Хаджиме не отказывает себе в удовольствии провести руками вдоль сильного пресса, пальцами проваливаясь в отчётливые отделения между кубиками, ведя мягко, по рёбрам, приподнимаясь ради такой игры и игриво сжимая соски.       Сейшу от такого сладко вздыхает и, подмечая это, Хаджиме примыкает к нему губами. Долгие, медленные поцелуи, а пальцы обводят ореолы, подходят к чувствительной шее, заставляя Инуи подрагивать в сладком предвкушении, уходя с головой в желанные ощущения и нетерпеливо-грубо сжимая чужие расставленные бёдра, отчего Коконой заходится рваным и тихим стоном куда-то в шею, а Сейшу выдыхает, прижимая парня ближе к себе и позволяя ощутить собственное возбуждение. — Коко.       Хаджиме слишком увлечён этой пыткой. Видя, как партнёр становится менее сосредоточенным на нем, отдаваясь похоти, он грубо, от яремной ямы, прокладывает полосу по шее языком, вырывая из уст Сейшу сладостный для слуха стон.       После чего, заметив потерянную бдительность, Хаджиме кусает его за шею, жестко, без какой-либо жалости, в видное место, чисто из-за своих принципов, потому что он хочет так. Потирается стояком о его, пусть и через одежду, цепляется ногтями за плечи, царапая и ведя красные, назревшие от ногтей, полосы вниз.       Хаджиме любит, когда Инуи себя не контролирует. Каждое его слово - вырезано на граните, каждый взгляд, обращённый к чужому телу - продуман до мелочей траекторией. И сейчас, видя, как глаза невольно закатываются в предвкушении, а тот, кто должен был вести изначально руками опирается на стол, стараясь не взять Коконоя сразу так, без подготовки, из-за дразнящих действий, в душе зарождается нечто тягучее и тёплое. Словно он заведует ситуацией. — Прекрати,— еле осознанно произносит, думая, что заправляет происходящим.       Сейшу и правда ведёт. Он ощутимо дрожит от этих действий и яро цепляет ногтями стол, отстраняясь от чужих бёдер, чтобы удержать равновесие лучше. Тихо стонет, вытягивает шею, подставляясь под горячий язык.       Скрип дерева Хаджиме совершенно не отвлекает от столь интересного процесса. — Хаджиме,— рвано произносит он из-за сбившегося дыхания.       Поднимает на него взгляд некогда закрытых очей и видит чужую самодовольную улыбку.       Как же хочется стереть. — Моя очередь,— шепчет ему прямо в губы, после сразу же накрывая требовательным поцелуем и не принимая никаких возражений.       Он жмётся к нему сильнее, более настойчиво хватает за бёдра, отчего выбивает из Коко сладкий вздох, стягивая к чертям штаны, пусть и с ощутимой дрожью рук, вжимая обратно в стол и тревожа свечи вновь.       Хотя хочется потревожить их сильнее.       Оборачиваясь на одну, кровавого цвета свечу, закрученную в незамысловатом узоре и подносит к трепещущему телу, обильно капая на то воском, собравшимся у фитиля.       Хаджиме моргает от неожиданных действий слегка удивленно, но потом, ощутив на себе нечто горящее, расплывается в приятном стоне. Боль вульгарно мешается с возбуждением, ибо Сейшу другой рукой обхватывает их стояки. Видимо, успев набрать на руку ещё и смазки.       Наблюдать за таким, потерявшим свою нахальную ухмылку, Коконоем - сущее удовольствие, ещё большее, чем получать прикосновения самому.       И Сейшу действительно наслаждается, когда капает воском ещё, обводит им чужие привставшие соски, образуя вокруг них плёнку и медленно начиная дрочить трепещущему под ним телу, а заодно и себе.       Чувствуя чёртово возбуждения, сковывающее пах губительной истомой одновременно с этим ощущать наслаждение от раскалённого воска - безумство, но Хаджиме и не отрицает, что он безумен. Гнётся подстать свечам, направляемым рукой Инуи и стонет протяжно и упоительно от одновременной дрочки.       Взгляд теряется, видя всё с возбуждением ещё более размыто, а от такой податливости даже Сейшу беспокоится, как бы Хаджиме не угодил кожей под пламя свечи. Сейшу сжимает их головки, чутко растирает смазку с предъекулянтом и насаживает члены на руку вновь, не сдерживаясь и стеная тоже, одновременно с Коконоем, хочет совершить ещё толчок, ставя свечу наконец на подсвечник, но чувствует на своей руке руку Коко, останавливающую поспешное действие.       Тяжело дышащий, с застывшим воском по всему телу, он выглядит откровенно по-блядски. Растрепанные и прилипшие от пота и жара свеч волосы клеются ко лбу, взгляд, застеленный пеленой возбуждения, будто и не видит Инуи вовсе, смотрит сквозь.       И Сейшу не лучше.       Сам пропотевший, он тяжело дышит от грубой дрочки и откровенного вида Хаджиме, что так расстелается под ним и позволяет сделать то, что душе вздумается, даже не спрашивая на то должного разрешения.       Собираясь с мыслями, Коко Прерывисто произносит: — Давай дойдём до конца.       Поднимает взгляд в глаза, отчего Инуи кивает, залезая в карман слегка спущенных брюк за смазкой. — Ты.... Стой. Не, я... Уже растянут, — краснеет ещё сильнее, отводя взгляд и хмурясь. Не каждый признает, что перед гаданием на картах, прямо в ванной, занимался подобными пошлостями. — Так вот почему ты был так не подготовлен к раскладу,— смеётся Сейшу, все равно открывая тюбик и выдавливая больше смазки, покрывая ей член, под возмущённый бубнеж Коко о том, что со значениями у него не так уж и плохо.       Сейшу входит медленно и, чтобы отвлечь от боли, покрывает трепещущего в этот момент Хаджиме мягкими быстрыми поцелуями, нежно очерчивает его член, под рваные маты из чужого рта, смешанные с тягучим и липким вздохами.       Войдя до конца, Инупи, наблюдая за ним, переводит дыхание, впиваясь в его губы мокрым поцелуем, пошло толкая язык внутрь без всякого стеснения. Коко охотно отвечает, поддаётся и потирается членом о чужую руку, обвивая руками сильные плечи, а после кивая.       Значит, двигаться можно.       Сейшу делает это нетерпеливо, стараясь нарастить темп потом, на что Коко и сам сводит брови к переносице, сладостно скуля ему прямо в губы от нетерпения, и этот жест заставляет Сейшу ускорить темп, параллельно с этим находя простату.       Хаджиме от ощущений гнёт дугой, затылок устойчиво упирается в ровную поверхность, а из губ вырывается громкий и бархатный стон.       Сейшу от изумления увиденного глазами хлопает, начиная быстро двигаться в том же направлении и одновременно с этим зубами откреплять восковые лужи, отчего колкие царапинки находят место на груди бьющего об стол спину Коконоя. — Сука... мх, Сейшу,- он жестко цепляется ногтями за чужую спину, так и желая ощутить его ещё глубже, но и от этих действий уже крышу сносит.       Инуи и сам стонет, сжимая чужие бёдра и разводя их ещё шире, лицезрея полный разврат в лице поддавшегося искушению Коконоя Хаджиме, в чьих сжавшихся от ощущений глаз мелькают слёзы от переизбытка эмоций. Сейшу развязно их сцеловывает, толкаясь жёстче, увереннее, заставляя парня под ним гнуться ещё изощреннее и стенать чужое имя. Сейшу и сам не стесняется пошлых стонов, так и лезущих из приоткрытого в попытке подхватить больше воздуха рта.       Затыкающий поцелуй и прерывистое, мычание от заглушенного в нем излишне откровенного стона, и Хаджиме изливается себе на живот, а Сейшу, сделав следом пару толчков под потерянный от возбуждения взгляд и мокрые поцелуи, кончает ему на живот следом, простонав, не скрывая, прямо в губы.       Ещё долго смотрят на друг друга, таких развязных и поглощающих воздух тяжким дыханием, а после Сейшу выдаёт непростительное: — Инуи Сейшу, 23, Коконой Хаджиме, 22, будут вместе? И под его же, замешанный с усталостью и сбитым дыханием, смех, получает ногой в ребро. — Ебать ты даун, они уже.