Дневник сэлфхармщицы

Знаете, что такое "сожалеть"? Я не про то, когда просто сделал какую-то хуйню другому человеку и ему теперь от этого хреново. Я про то сожаление, когда вдруг осознаешь, что из-за тебя страдал всю жизнь твой родной, вроде, даже любимый человек и оборвала она свою жизнь из-за тебя, но ты, ведь, могла всё остановить, прекратить, заткнуться, изолировать себя от общества, лишь бы она не услышала всей этой ереси, что ты тогда несла. Лиза, которую, ты, сука редкостная, последняя мразь, должна была воспитать и оберегать, защищать, сейчас лежит на мокром асфальте, вся холодная, с окровавленными изрезанными запястьями, а одна ладонь сжимает другую руку ещё одной жертвы такой же хуёвой мамаши. Меня зовут Наташа, а моя дочь покончила жизнь самоубийством. Но из-за того, что мне она не доверяла, в чем я не имею право винить Лизу, я ничего не знала об ее жизни, даже после нее. Всё, что я знаю о моей дочке, находится в этом толстом белом блокноте подписанным как "Дневник РПП-шницы", но в какой-то момент слово "РПП-шницы" было зачёркнуто, а сверху исправлено на "сэлфхармщицы". Этот "Дневник сэлфхармщицы" она вела с 12 лет, хотя, большую часть времени он всё-таки был "Дневником РПП-шницы". Все изменилось с одной записи из блокнота одной сентябрьской ночью 6 числа 2021 года. "06.09.2021 Дорогой дневник РПП-шницы, сегодня был херовый день, каким был и предыдущий и тот, что перед ним. Но, конкретно, сегодня, представляешь, я чуть не сдалась, но, вообщем, всё по порядку. Утро сразу особо не задалось. Стоило мне продрать глаза в меня полетели тапки и упрёки от моей мамочки "Ты в школу собираешься, опоздаешь, блять!"–несла пьяный бред моя мать. На часах 6:30, а эта 40-летняя, лохматая женчина уже бухая, что, впрочем, обычное дело. Просто ночью ей было скучно, она встала и выпила, ещё не протрезвела. Её черные волосы чуть ниже плеч были запутанны до клоков на пол головы. Один Бог знает, что она делала всю ночь, но спиртом и дешёвыми сигаретами от нее несло за милю. На матери была, испачканная в блевотине, длинная серая футболка и леопардовые легинсы, которые я впервые вижу. "Я успею, у меня ещё много времени," "Ты без завтрака сегодня,"–оглядев меня с презренным взглядом, сказала она "Почему?"–спросила я у матери, невольно выпустив слезу "Потому что выглядишь, как корова, поголодай немного, вдруг поможет". Я бы назвала это "наказание" смехотворным. Она оставила меня без завтрака? Я не собиралась сегодня есть вовсе, что уж говорить об одном приёме пищи. Она до сих пор не в курсе, что я не ем по несколько дней, правда толку от этого ноль. Я все также отвратительно выгляжу. Я подхожу к зеркалу и сразу хочется рыдать, закрыть лицо руками, чтобы никто его не видел, отрезать нахрен все бока, ляжки, щёки, эти противные щёки, эти толстые пальцы, огромные ступни. Вид всего этого разрывал меня. Почему все кроме меня такие худые? Почему я не родилась в более красивом теле? Почему во мне нет ничего красивого? Я и спрашивать не буду, почему меня никто не любит, даже родная мать. Кто полюбит тупую, уродливую, низкую толстуху, правда? Кому такая нужна? Я сама себя не люблю и не имею право просить это у окружающих, я их прекрасно понимаю и даже не осуждаю их. Всё, что они говорят–правда. Странно, что меня это обижает, я все это и так знаю и полностью согласна, но почему после каждого упрёка от кого-либо, мне хочется рыдать ещё больше, хочется провалиться сквозь землю и просто кричать до потери голоса, до разрыва связок, до взрыва мозга? Почему я не могу даже произвести впечатление нормального, здорового человека, пусть и выглядещего, как непонятно что? Нет ничего нормального и хорошего во мне, уж такой меня кто-то сделал, за что я, лично, его проклинаю. Говорят, что глаза-отражение души, если так, то и душа у меня ужасная: серая, тусклая, грязная, словно асфальт в мартовский ливень, такой холодный и суровый, ударяющий по запястьям и намочивший волосы, кожу... Ну, вообщем, я оделась, выпила стакан воды, накинула на себя сумку, собранную кое-как, буквально, только что. Было довольно жарко, ведь осень только началась. Дошла до школы я за минут 5, всё, как обычно, я поднялась на второй этаж, прошла в класс, села за свою последнюю парту. До звонка 3 минуты. Я достала тетрадь из сумки. Вспомнила о, как обычно, невыполненном д/з. Положила тетрадь обратно. И в этот момент в меня прилетает смятая бумажка. Я повернулась, чтобы посмотреть, кто на этот раз её кинул. "Извини, случайно,"– сквозь смех произнес один мой одноклассник. "Да, конечно,"–не посмотрев собеседнику в глаза, произнесла я. Стало плохо, мне захотелось расплакаться, но надо было проглотить слёзы и сидеть тихо. Потом начался урок, училка что-то объясняла, но я, как всегда, не поняла ни слова. Когда, наконец, прозвенел звонок с урока, меня позвала наша биологиня: "Ткаченко! Подойди, пожалуйста". Я подошла и втечение 5 минут меня отчитывали за ужасно написанную самостоятельную. Я написала ее хуже всех в классе: из 12 заданий правильно выполненных–2. И опять тоже самое, я же прекрасно знаю, что безмозглая, так почему я так из-за этого расстроилась? Хотя больше меня расстроило другое. Когда уроки закончились, я взяла свои вещи, промчалась по лестнице и упала кому-то на грудь. По всем самым жестоким законам подлости это был Вадим, тот самый, который мне, вроде как, нравится. Я извинилась за свою неуклюжесть, а он только оттряхнулся и посмотрел на меня сверху вниз самым презренным взглядом, как на навозного жука, после чего быстро ушел. На этом моменте я была даже не в силах сдерживаться, я расплакалась, как пятилетний ребенок, которого последнего забрали из садика. Ещё и погода такая мерзкая. Все время как-то слишком солнечно и парко, но я почему-то я чувствую холод и влажность. Однако, добил меня приход домой, в прямом и переносном смыслах. Я только вошла, протянула руку, чтоб закрыть дверь, а в меня полетела стеклянная бутылка, а увидит ещё более растрёпанную мать, которая ещё и смотрела на меня своим самым ужасным взглядом обезумевшей дворняги, я сразу поняла, дело–дрянь. Она подходила ко мне все ближе и это пугало, наверное, больше, чем летящая в тебя бутылка. "Знаешь, что этот гондон сделал? Он ушёл, не попращавшись. Я для него не больше, чем шлюха на одну ночь! Что этот долбоёб о себе только возомнил?"–произнося это, она уже прижала меня к стенке. Наверное, я не смогла скрыть страх. "Ты меня не слушаешь! Тебе не интересно?"–в одну секунду сменив выражение лица, наорала на меня маменька, после чего одарила меня приличной пощёчиной с размаха. Затем она потянула меня за кофту, уложив меня на кровать так, чтоб ей было удобнее меня избивать, она безжалостно хлестала меня ладонями, кулаками, паралельно выкрикивая какой-то пьяный бред, к которому я никакого отношения не имела. Я чувствовала этот сладкий вкус крови во рту, а ещё появление новых синяков с каждым новым ударом по спине, бокам, ногам, лицу, рукам: по всему телу. Все мое тело горело от боли. Мне хотелось кричать, не то, что рыдать, но я прекрасно понимала, что, если я при ней пролью хоть одну слезинку, мне попадёт ещё сильнее. Оставалось только лежать и ждать, когда этот кошмар закончится. Закончился он через минут 10-20. Она просто устала и куда-то ушла. Я подошла к зеркалу во весь рост. Никогда не забуду этот свой вид: я в порванной футболке, вся в синяках и следов от ладоней, с разбитой губой, царапинами по всему телу, которые ужасно пекли. Мне стало жалко себя. В тот момент я подумала,–"Ради чего я, блять, живу? Вряд-ли я смогу похудеть и стать более красивой, значит меня не перестанут гнобить все окружающие. Я не стану умнее, значит светлого будущего мне, по факту, тоже не видать. Я никак не повлияю на состояние своей матери, значит я буду терпеть это всегда. Я не хочу так жить, мне омерзительно мое существование. Если это то, что мне суждено, то пошло всё к чёрту! Я так не могу". И после этих мыслей я побежала на крышу, , чувствуя ветер и вечерний холод вокруг, глотая сопли и слезы, слизывая кровь с губ. Она была такая вкусная...