Bark on Bark, Petal Strands

Следующий прием Чонина у врача состоится через три дня, в день пресс-конференции Чана, на которой он объявит о частичном объединении компаний, поскольку Charismatique покупает новый журнал меньшего размера. Они просыпаются рано и провожают Чана и Сынмина. Минхо одевается в свитер и брюки, а Чонин, джинсы и толстовку с капюшоном, играя со шнурками половину пути туда. Место хорошее. Он не такой шикарный, как другой офис, стены голые и высокие, пол выложен плиткой. Но персонал вежливый и внимательный. Они проверяют его кровь, и когда все выглядит относительно нормально, за исключением высокого уровня тестостерона, они предлагают быстрое медицинское обследование и спрашивают Чонина, устраивает ли его это, он кивает. Минхо все время держит его за руку, через несколько минут все кончится. Как и предполагалось, Чонин совершенно здоров, и отсутствие течек не является проблемой, равно как и его тестостерон. Это просто на более высоком уровне, Минхо понимает все, что говорит доктор, даже если Чонин этого не понимает, и объясняет более простыми словами, что это значит, доктор также помогает объяснить. Тестостерон, кажется, не проблема, Чонин не возражает против высокого уровня тестостерона. Они заканчивают, это относительно легкий визит. Они звонят Чану по дороге в магазин, он рад это слышать и издает звуки поцелуев по телефону, чтобы Чонин знал, как сильно он его любит, Чонин закрывает лицо руками. Он милый. Когда они приходят домой, Чонин сразу же бежит наверх, чтобы дать своим муравьям щепотку еды, пока Минхо медленно входит внутрь. Он хотел бы снова быть молодым и иметь такое же количество энергии, как у Чонина. Он хотел бы снова отскакивать от стен на своей естественной энергии вместо того, чтобы уставать после всего двух важных поручений и времени за рулем. Он вытягивает руки над головой и какое-то время смотрит в пространство. — Ты в порядке? — Чанбин спрашивает с места, где он сидит в кресле, играя на приставке. — Да просто устал. Кто знал, что весь день за рулем так утомит меня? — Он корчит лицо. Чанбин всего на год моложе его, но все еще сочувственно улыбается. — Да, такое иногда бывает, особенно в городе. Были пробки? — Не особо. — Он трясет головой. — О, привет, — подходит к нему Хёнджин, когда он идет на кухню, чтобы заварить чай. Минхо щурится, задаваясь вопросом, почему он дома. Если он дома, то и Феликс тоже может быть. Зачем им обоим быть дома, если…? — Разве у вас сегодня нет уроков? — О, нет, мы не поедем, потому что Ликс плохо себя чувствует, — шепчет теперь Хёнджин, — Я не хотел оставлять его, и Сони тоже. Он наверху, чувствует себя плохо. Думаю, он съел что-то с орехами. — О нет, бедняжка, — Минхо сжимает его плечо. — Спасибо что сказал мне. Я заварю чай, если хочешь. Я сделаю и ему кружку. — Конечно, спасибо, — кивает Хёнджин, собираясь сесть на диван, включить телевизор и закутаться в одеяло. Он выглядит усталым, одетым в шорты и футболку, поэтому Минхо заваривает чай темнее, чем обычно, чтобы вывести весь кофеин, добавляя лишь небольшую щепотку сахара. Он приносит Хёнджину чашку, хлопает его по плечу и улыбается ему, когда тот сонно моргает. — Ты уверен, что с тобой все в порядке? — Да просто устал. — Он пожимает плечами. Минхо возвращается на кухню, чтобы взять пакетик чипсов, когда наконец спускается Феликс, выглядящий таким же усталым, как и Хёнджин. Он все еще одет в пижаму, волосы не расчесаны. Он не выглядит бледным, просто несчастным, и запах у него немного сильнее. — Эй, ты, — тихо говорит Минхо, — я сделал чай, если хочешь. Как ты себя чувствуешь? Феликс фыркает, цокая языком, и Минхо хмурится. Он поворачивается со своего места, прямо у кухни в гостиной, и огрызается на Хёнджина. — Тебе обязательно было говорить всем, что меня всего выворачивает? Спасибо, Джинни. Лицо Хёнджина темнеет, он заикается, крепко сжимая свой чай. — Я… я даже этого не говорил, Ликс. Я только что сказал, что ты плохо себя чувствуешь. — Да всем, — Феликс проходит мимо Минхо, направляясь на кухню, Минхо быстро перебивает Хёнджина, прежде чем тот успевает сказать что-то еще. — Феликс, Хёнджин только что сказал мне, что ты не очень хорошо себя чувствуешь, поэтому я предложил сделать тебе чай. Вот и все. Ничего о твоем животике. Феликс ничего не говорит, Минхо на мгновение моргает, прежде чем понимает, что Феликс намеренно игнорирует его. Он хмурится, роется в верхнем шкафчике над раковиной, швыряет лекарства и витамины и просто делает вид, что Минхо не существует. Чашка чая стоит нетронутой на прилавке. Ну, черт. Минхо отпивает чай и поднимает брови, проходя в гостиную, где Чанбин смотрит на Феликса, как ястреб, сжав губы, как будто он размышляет над тем, что сказать. — Ликс, что ты ищешь? — Средства против тошноты. — Он в верхнем шкафчике. — Туда я и смотрю, — слабо саркастически говорит Феликс. Чанбин приподнимает бровь, когда Хёнджин ставит свою чашку и поднимается, махая рукой. — Я достану их, — бормочет он. Чанбин многозначительно возвращается к своей игре, но Минхо наблюдает, как он медленно входит на кухню, волоча одеяло по полу, чтобы подойти к Феликсу. Он тянется над ним, чтобы взять бутылку чего-то, вероятно, того, что ищет Феликс, и протягивает ему. — Ликс, — тихо говорит он, Минхо делает вид, что не подслушивает, — я знаю, что ты не очень хорошо себя чувствуешь, но ты действительно груб. Феликс ничего не говорит. Он наклоняется к Хёнджину и бормочет что-то, чего Минхо не слышит. — Давай поднимемся наверх и поговорим, хорошо? Только мы. Давай поговорим. —Хёнджин берет его за руку и заключает в объятия, нежно обнюхивая. Феликс, кажется, расслабляется, Минхо наблюдает за ними с молчаливым одобрением. Хёнджин берет с собой лекарство и ведет Феликса вверх по лестнице, укутывая его плечи остатками одеяла и громко вдыхая запах. Минхо считает, что это нечто особенное — просто взять своего партнера за руку и успокоить его, когда он грубит. Минхо знает, что Феликс не пытается быть злым или дерзким, он просто плохо себя чувствует, и, учитывая, что он, вероятно, болен из-з непереносимости орехов, он, вероятно, смущен. Хёнджин, скорее всего, позвонил Чану, чтобы сказать ему, и Чанбин, кажется, уже знает. — С ними все будет хорошо, — говорит Чанбин, — они всегда такие. Ликси просто не очень хорошо себя чувствует. — Я могу представить. Что он съел? — спрашивает Минхо, усаживаясь рядом с Чанбином. Чанбин пожимает плечами, не отрывая взгляда от приставки. — Понятия не имею, но сегодня утром они пошли в кафе, ты знаешь, что эти люди почти не меняют перчатки. Однажды мы попросили в каком-то кафе напиток без молока, а нам приготовили латте с ароматизированным сухим молоком. — Угу. Минхо знает, как трудно следить за вещами в час пик в кафе, но он также знает, насколько безответственными могут быть некоторые сотрудники, когда дело доходит до аллергии, особенно редкой. — Да уж. Иногда я чувствую себя плохо. Раньше, когда мы не знали, он ел что-то с орехами и постоянно болел. Однажды его вырвало на Чана, вроде, на втором или третьем свидании. Он был так напуган, что заплакал и избегал его целую неделю. — Боже мой, это смущает. Я не могу представить, что меня вырвало бы на свидании. — Минхо сочувствует Феликсу и тому, как ужасно, должно быть, унизительно тошнить на кого-то, кто тебе действительно нравится, особенно когда ты едва знаешь его. Особенно на свидании. — Ну, он пережил то, значит и это переживет. — Чанбин теперь смотрит на него, откладывая в сторону свою приставку. — Кстати, все остальные дома. Сынмин вернулся с работы раньше из-за конференции, а Джисон работает. Они собираются заказать доставку на ужин, так что дайте им знать, что ты хочешь. — Сделаю, но я не привередлив. — Конференция Хёна через пару часов, так что мы, вероятно, поедим, а потом оставим ему еду, потому что он снова будет допоздна. Я думаю, что Джисон хотел посмотреть фильм. — Мы можем это сделать. Я не придирчивый, но я отказываюсь смотреть фильмы ужасов о привидениях. Они пугают меня. Особенно с детьми и стариками. Я не эйджист*, но это так страшно, когда старушка просто смотрит тебе в душу. — Он смотрит на Чанбина, чтобы доказать свою точку зрения, и просто смеется. — Будь осторожен, Хёнджин любит фильмы ужасов, а Феликс их ненавидит. Чонин непредвзят. Есть в нем что-то, что меня смущает. Мол, он такой мягкий, но я действительно думаю, что он единственный, кто не будет бояться, если в доме когда-нибудь появятся привидения. Минхо задумывается на мгновение, Чанбин на самом деле прав. — Знаешь. . . да, я думаю, что он был бы единственным, кто выжил бы в фильме ужасов, если бы мы были в нем. Может быть, мистер Банг, может быть, ты. Возможно я. Хотя я думаю, что умру первым. — Почему это? — Ну, я красивый и слишком боюсь привидений. Они бы меня просто сожрали. — Призраки не едят людей. — Ну, ты этого не знаешь, — пожимает плечами Минхо, — они могут. Или, может быть, если бы это были вампиры. Призраки вампиров. Они бы съели меня первым, потому что я ем слишком много сахара. Моя кровь вкуснее. — Если это призраки вампиров, то, наверное. А затем, может быть, Инни следующим, потому что он самый милый. — Мы идем по тому, кто сейчас умрет первым или у кого самая сладкая кровь? — Минхо кладет локти на колени. — Потому что, если это так. . . — Чанни-хён выживет, потому что этот мужчина ест сырой шпинат. Все сырое. Он просто перекусывает брокколи, как будто они вкусные. — Сырые брокколи? — Челюсть Минхо отвисает. — Фу. — Он что угодно в рот положит. — Ну, если это так, он мог бы съесть призраков вампиров. — Подожди, если они призраки, их нельзя есть, верно? — Чанбин действительно выглядит заинтересованным в этих дебатах. — Кого мы едим? — Джисон бросается на диван, на котором раньше сидел Хёнджин. — Для того, кто боится фильмов ужасов, ты слишком сильно увлекаешься каннибализмом, — хихикает Чанбин. — Эй! Я просто спрашиваю. Кого мы едим? — Никого, мы говорим о фильмах ужасов, — объясняет Минхо, — мне кажется, что меня съедят первым. — Угу, да, может быть, — пожимает плечами Джисон. — Но разве они не съедят сначала самых молодых? — О, они могут, — говорит Чанбин, — так что вы все облажались. — Хён! Ты не спасешь нас?! — Джисон плачет. — Ты позволил бы мне быть съеденным. . . подождите, что нас ест? — Призраки вампиров, — отвечает Минхо. — Ты позволил бы мне быть съеденным призраками-вампирами? — Джисон корчит гримасу, ерзает на диване и берет со стола свою приставку. — Злой. Я не могу тебе больше верить. — Я не сказал, что не спасу тебя, я сказал, что ты облажался, потому что ты один из младших. — Чанбин откидывается на спинку стула, уставившись в телевизор. — Это канал о ювелирных изделиях? — Это что? — Джисон смотрит на телевизор, где женщина показывает блестящее ожерелье, держа его на руках, чтобы зрители могли его увидеть. — О, ты имеешь в виду шоу этой леди. Ага. — Это ужасное ожерелье, — говорит Минхо. — Оно слишком крупное для бриллиантов. — Ну да, когда ты богат, мода не имеет значения, все дело в том, чтобы хвастаться, — пожимает плечами Джисон. — Хён, впусти меня на твой остров. — Нет, — Чанбин снова берет приставку. — Ты, маленький воришка. — Я не вор! Впусти меня на свой остров! — Нет! Брось игру и иди закажи ужин. — Хён, ты должен мне колокольчики. Впусти меня на свой остров, или я принесу тебя в жертву призракам-вампирам! — Джисон громко скулит, а Минхо смеется, проверяя свой телефон на наличие новых сообщений. Он небрежно бросает его на стол и снова откидывается назад, достаточно уставший, чтобы вздремнуть. Скучно. Он так скучает. Он не хочет вмешиваться в разговор Феликса и Хёнджина или в личное время Чонина, поэтому просто переключает каналы на телевизоре. Он думает о том, чтобы вздремнуть, но знает, что если сделает это сейчас, то сегодня не заснет. Его спасает Сынмин, когда выглядывает с лестницы, чтобы спросить, заказали ли они ужин. — Неа! — кричит Чанбин. — Я пытаюсь удержать Сони подальше от моего острова. Сынмин на мгновение моргает, прежде чем с громким стоном спуститься по лестнице. — Тогда я закажу ужин. Но мы не берем его из того же места, что и в прошлый раз, потому что у меня есть купон на место, которое только что открылось рядом с офисом. Там скидка 20%. — О, круто, — Джисон ставит игру на паузу. — Пока у них есть мясо, все в порядке. Или пельмени. Я хочу чего-нибудь жареного. — Мы тоже должны купить суп для Феликса, — говорит Минхо, — ему сейчас не слишком хорошо. Только не говори ему об этом, пожалуйста. — Да, он не очень хорошо выглядит, — подтверждает Джисон, больше не играя со своей приставкой. — Ему сейчас просто нужно что-то легкое и теплое. Соленое, но не сладкое, ему от этого станет только хуже. Минхо кивает, благодарный за вклад Джисона, который, вероятно, знает Феликса дольше всех здесь присутствующих. Сынмин кивает, открывает меню на телефоне и садится заказывать еду. Чанбин бросает им свою кредитную карту и поднимает палец, когда Сынмин протестует. — Минни. Сынмин ничего не говорит. — Тогда я тоже закажу десерт. — Давай, ешь все, что хочешь, все сладости. Призраки вампиров идут за тобой. — Хм? Джисон фыркает через нос, и все смеются, за исключением Сынмина, который просто закатывает глаза и продолжает просматривать меню с небольшим «неважно». Джисон и Сынмин оказываются со сплетенными конечностями на диване, когда Джисон нюхает его, дразня тихим шепотом то здесь, то там. Когда приносят еду, Джисон поднимается наверх, чтобы спустить Хёнджина и Феликса. Чонин сейчас в душе, так что пока он готовит ему тарелку на случай, если он спустится. Теперь они оба спокойны, Феликс прижимается к руке Хёнджина, пока тот кормит его супом, аккуратно убирая челку с глаз. Он извиняется перед Чанбином за то, что было раньше, и Чанбин целует его в обе щеки в знак прощения. Минхо знает, что часть того, чтобы быть хорошим опекуном, заключается в том, чтобы знать, когда отступить и позволить им решить свои собственные проблемы, а когда, наконец, вмешаться, и Чанбин был прав. Они в порядке, и они всегда будут. Он не спрашивает об их разговоре, потому что это не его дело. Феликс расслаблен под густым, успокаивающим запахом Хёнджина, настолько комфортно, насколько это возможно. Хёнджин целует его в макушку, и его губы полны любви, когда он улыбается, глядя на Феликса так, как будто он не может сделать ничего меньшего, чем рисовать звезды на небе только для него. — Хён? — Феликс приближается к нему маленькими шажками, и Минхо уже знает, что он чувствует себя виноватым. — Да? — Прости, что игнорировал тебя. Это было нехорошо с моей стороны. Минхо берет руку Феликса и целует его открытую ладонь. — Ты прощен. Я знаю, что ты был смущен, и тебе было очень тяжело. Как твой живот? — Это все же было грубо. — Это было немного грубо, — признает Минхо, — но не злонамеренно. Я просто хочу, чтобы ты был в порядке. Мы все хотим. Феликс смущенно кивает, и Минхо рисует круги на тыльной стороне ладони. Он действительно чувствителен. — Ты прощен, так что не переживай из-за этого. Это только сделает хуже твоему животику. Тебе все еще больно? — У меня немного болит живот, но я в порядке. — Говорит он. — Хорошо. Есть еще чай, если хочешь. Имбирный чай для тебя. — Спасибо. — Пожалуйста, любовь моя. Феликс медленно кивает, и Сынмин предлагает принести ему немного, собираясь заварить еще чая из маленького чайника, который Минхо уже заваривал, Феликс, наконец, присоединяется к нему, чтобы приготовить настоящий имбирный чай. Минхо и Чанбин улыбаются, обращаясь к Чонину, когда он спускается по ступенькам с телефоном в руке. Они машут ему, чтобы он взял немного еды, но он просто смотрит на них, закусив нижнюю губу. О. Еще один. — Э-э, хёны? — Чонин говорит тихо, дрожащим голосом, едва слышным из-за поддразнивания Джисона. Вся комната поворачивается к нему и останавливается: Джисон ставит игру на паузу, Хёнджин отрывается от телефона, Сынмин и Феликс выходят из кухни, а Минхо и Чанбин подзывают его. Не так уж часто Чонин выглядит так. Он тихий, да, застенчивый, конечно, но выглядит. . . Теперь он напуган, и вся комната легко улавливает его беспокойный запах, гнилой и заплесневелый, в отличие от его обычного сладкого запаха, ямса. — В чем дело, милый? — спрашивает Минхо, и Чонин просто протягивает ему телефон. Он показал видео к статье, но оно было приостановлено, Минхо в замешательстве качает головой. — Что это, детка? — Чанни-хён, — шепчет Чонин, и все они обмениваются взглядами, пока Чонин проигрывает видео. Минхо внимательно наблюдает, всего в нескольких дюймах от экрана, как остальные парят над ним. — Это, это запись прямой трансляции после сегодняшней конференции. — О, да, — говорит Джисон. — Что случилось? — Его. . . они что-то кричат ​​на него. — Что? — Хёнджин моргает. — Его. . . это плохо, — говорит Чонин. Минхо берет его за руку и притягивает к себе на колени, беря телефон, чтобы нажать на видео. Остальные подползают к нему, чтобы посмотреть, освобождая место на диване или нависая над Минхо, чтобы посмотреть видео. — Не знаю, стоит ли вам это видеть. — Если это что-то, связанное с нашим альфой стаи, мы должны. — Чанбин берет телефон и нажимает на видео, ожидая буферизации. В комнате еще никогда не было так тихо, и Минхо чувствует, как его сердце тревожно бьется в груди, задаваясь вопросом, о чем, черт возьми, вообще говорит Чонин. Феликс, Хёнджин и Джисон встают на колени у его ног, чтобы взглянуть на экран, Минхо тяжело дышит, когда начинается трансляция. Чан выходит из здания Charismatique на митинг людей, несколько репортеров с микрофонами и камерами, некоторые с табличками, которые он не может прочитать из-за дрожащего видео, все толпятся в его личном пространстве, когда двое охранников поднимают руки. Он только что дал пресс-конференцию, объясняя их новые главные строки в журнале и их намерение купить журнал меньшего размера. Это нормально. Это большие новости. Журналисты хотят копнуть глубже и найти, о чем написать, даже если это ложь, даже если это грязь. Минхо беспокоится, что, возможно, Чонин расстроен, потому что, возможно, репортер говорит что-то грубое или неуместное, или пытается поднять руку на Чана, когда он слышит крики, выкрикиваемые на внешней площади. Мистер Бан, альфа — сексист! Протестующие. Минхо знает подобные песнопения наизусть, знает, в каком ритме их произносить. Он знает, потому что протестовал раньше. Чан перестает идти и моргает, губы слегка приоткрыты в замешательстве, в воздухе становится тихо. — Извините? Достаточно одного вопроса, чтобы вызвать гнев папарацци, и вскоре Чан оказывается в толпе. Охранники подходят, чтобы схватить его и вытянуть вперед, пока сыплются вопросы. — Это правда, что ты нанял опекуна для своих омег?! — Почему вы наняли смотрителя, зная все споры вокруг этой профессии?! — Ваши омеги работают, мистер Бан? Они только модели компании, потому что вы отказываетесь позволить им работать?! — Есть ли у ваших омег какие-либо заболевания, требующие ухода смотрителя?! Чан едва оправляется от шока, когда охранники уводят его, а остальная часть стаи в шоке смотрит на экран, все их рты открыты, кроме Чонина, у которого плотно сжатые губы. Ведущая новостей смотрит в ответ, когда видео исчезает, с мрачным выражением лица. «Это был главный редактор модного журнала Charismatique Бан Чан. Всего несколько часов назад вожак стаи провел пресс-конференцию, чтобы объявить о покупке меньшего журнала, но репортеры не беспокоились об одежде или компаниях. Вместо этого мы хотим знать, почему Бан Чан, вожак стаи, нанял опекуна для своих омег. Свидетели говорят, что альфа нанял смотрителя, несмотря на предостережения против спорной профессии. Возмущенная публика хочет знать, почему мистер Бан сделал это, особенно когда все его омеги здоровы, молоды и не работают. Мы тут-» Джисон с раздражением хватает телефон и выключает его, бросая на диван. — Не смотрите это, — говорит он, — не смотрите больше. — Вот дерьмо, — шепчет Хёнджин, ставя еду на стол. — Как они узнали? — Мы не безработные, — шипит Феликс. — Полагаю, быть моделью в компании не считается официальной работой, — вздыхает Хёнджин. — Но кто рассказал? — Это не секрет, — начинает Минхо, — персонал знает, кто я, папарацци очень часто видели меня рядом с вами. Кто-то либо что-то сказал, либо сложил два и два. Не то чтобы он тайно нанял меня. Он нашел меня на официальном правительственном сайте. — И определенно есть сталкеры, которые иногда преследуют нас с Феликсом. Это случалось раз или два раньше. — говорит Хёнджин, собираясь посадить Феликса к себе на колени. Чанбин странно тих, сжимает челюсти и не отвечает. — Что нам делать? — спрашивает Феликс. — Ничего. — Отвечает Минхо. — Мы ничего не сделаем. Уход вызывает споры, а публика хочет скандала. Лучше ничего не делать и не говорить, пока мистер Бан не попросит нас. — Мы знали, что так будет, когда Ф-… когда Хён нанял тебя. Это не было. . . сюрпризом, — говорит Чанбин, притягивая Чонина в свои объятия, выпуская в воздух успокаивающую сладкую вату. Даже Минхо может чувствовать, что начинает расслабляться под ним. Он не упускает из виду заикание, которое исправляет Чанбин. —Скоро он будет дома, давай постараемся не зацикливаться на этом. Это просто глупые люди, которые пытаются залезть нам под кожу. Все тихо кивают, домашнее настроение убито. Еда лежит на столе, становясь все холоднее, пока все они неловко переминаются. Они все вздрагивают, когда дверь открывается и быстро захлопывается, не громче, чем обычно, но сейчас это так заметно в тишине. Они все смотрят на Чана, когда он входит в комнату, не говоря ни слова, выглядя пристыженным. Он снимает туфли и небрежно пинает их в сторону полки для обуви, как будто все в порядке. Как будто его имя не поливают грязью из-за того, что он просто предпочел психическое здоровье своей стаи стандартам общества. Он входит и улыбается. Если бы Минхо только что не посмотрел это видео, он искренне не подумал бы, что что-то не так, и впервые в их совместной жизни Минхо думает, что понял, кто такой Бан Чан. Что он за мужчина, что за альфа. Эта улыбка говорит обо всем. И как это должно быть ужасно. Приходиться признать, что вы не можете быть для своего партнера всем, что вы не можете всегда быть рядом, и знать все потребности человека так же, как и его желания, и вы должны нанять кого-то, найти кого-то, кто поможет ему пройти через это. Как тяжело, должно было быть, Чану стоять на публике с улыбкой, и только с щепоткой понимания со стороны социальных сетей, когда он приходит домой, чтобы признать, что ему нужна помощь, будучи альфой стаи. Не то чтобы он плохой или слабый, а потому, что он хороший альфа, ответственный, заботливый и любящий. Они это знают? Знает ли общественность, что нужен был смотритель, чтобы помочь Чонину, или Феликсу с его настроением, или Джисону с его беспокойством? Знала ли общественность, что Хёнджин не может быть рядом по каждой мелочи, а Чан сидел в своем здании, осуждаемый и сбитый с толку относительно того, почему это происходит? Знала ли общественность, что партнеры не были опекунами? Что друзья не были терапевтами, а отношения не были лекарством? Конечно, Чан нанял смотрителя. Он хотел только помочь. От Чана ничем не пахнет, теперь нет никакого запаха, значит, его блокираторы, должно быть, были только что нанесены. Он не хочет, чтобы они нюхали его, не хочет, чтобы они знали, что что-то не так. Это значит, что он не в порядке, или ему действительно все равно, но Минхо готов поспорить, что он намазал их повсюду, прежде чем войти в здание, чтобы защитить их от суровой правды. Само масло имеет немного сладковатый запах, но он едва заметен, если вы не нюхаете бутылку напрямую. Ему интересно, чем от него пахнет злобой или болью. Он может задаваться вопросом, но не хочет знать. — Эй, — говорит он, — что происходит? — Мы просто разговаривали, — покрывает их Минхо. — Почему так тихо? он смеется. — Еще один муравей Чонина сбежал в еду? Он указывает на контейнеры с едой на столе в гостиной, и остальные нервно улыбаются. Еду на самом деле никто не трогал. Феликс встает первым, и хотя он смотрит на кухню, где сейчас кипит чай, он делает шаг влево и берет Чана за руку, чтобы тот сел на диван. — Ликс? Чан хмурится. — Ты в порядке? Как ты себя чувствуешь? Феликс обнимает его, и Минхо внутренне вздыхает. Сейчас ни один из них не может симулировать невиновность или игнорировать происходящее. Феликс сдал их простым объятием, объятием более крепким, чем что-либо, на что способен больной человек. — Извини, — он прячется в рубашку Чана. — Ты слышал, да? — Раздается шепот Чана, и остальные товарищи по стае втискиваются в диван или вокруг него, чтобы немедленно обнять его. Чонин и Феликс сжимают Чана сбоку, а Хёнджин и Джисон обнимают его сзади. Сынмин садится к нему на колени, а Чанбин приседает, чтобы обнять его ноги. Минхо подходит и стоит там, кладя руку ему на плечо. Минхо подозревает, что впервые в жизни в доме Бан так тихо.