Видение

      Лагерь на этот раз было решено устроить в кустарнике под холмом, искать более уютного прибежища было уже некогда. Гномы устроились на ночлег без лишних вопросов и возмущений, перекусили у костра, выставили дозорных. Для них большие открытые пространства вовсе не были проблемой, они им были, пожалуй, даже роднее тесных уютных укрытий. Но вот Бильбо к такому не привык. Бескрайние пустоши напрягали его, заставляя вздрагивать от малейшего шороха, от каждого дуновения ветерка. Он доверял дозорным безоговорочно, но едва ли это доверие спасало его от бессонницы. Как бы он не был вымотан долгой дорогой, очередной треск веток в костре вырвал его из полупрозрачной пелены дремы и заставил открыть глаза.       Глубоко вдыхая и выдыхая, чтобы успокоить легкое сердцебиение, Бильбо, отчаявшись, всматривался в огромное и высокое мутно-синее небо у себя над головой. Прочерченное голыми колючими ветками кустарника, оно напоминало старую потрепанную паутину, сплетенную гигантским уродливым пауком. От таких ассоциация сон покинул несчастного хоббита окончательно. Безуспешно посчитав воображаемых гномов, волшебников и прочих существ, он смирился со своей прискорбной участью и перевернулся набок. Два силуэта – Бифур и Бофур – вырисовывались на фоне пламени костерка. Возможно, они о чем-то переговаривались, но так тихо, что Бильбо не слышал ни слова. К тому же от дозорных его отделяли еще несколько спящих гномов: вот похрапывающий Глоин, вот Кили и Фили, улегшиеся макушками друг к дружке, а еще чуть дальше – Торин.       Даже он уже спит, подумалось Бильбо. А ведь на сон он выделяет, кажется, куда меньше времени, чем кто-либо еще из отряда. Если подумать, Бильбо ведь и правда еще ни разу не заставал их предводителя спящим. Похоже, он ложится самым последним, а встает самым первым из них. Однако сейчас Торин определенно спал. Нельзя было понять, насколько глубоко, но все же. Бильбо ради интереса прикидывал, по сколько часов может спать каждый из членов отряда, кто скорее соня, а кто ранняя пташка. Строгое лицо Торина белело всего в нескольких шагах от него, наполовину скрытое упавшими прядями волос. Орлиный нос и тонкая линия сжатых губ даже во сне не давали усомниться в решительности и в лидерском характере своего хозяина, однако без стального взгляда скрытых за веками серых глаз образ Торина становился, кажется, чуть менее суровым.       Казалось бы, это обстоятельство должно было лишить трепета любого смотрящего, однако Бильбо чувствовал, что в его случае все как раз наоборот. В обычных обстоятельствах он никогда не робел в присутствии Торина, не боялся смотреть ему в глаза и говорить в лицо все что думает. Ему даже думалось, что Торин уважал подобное качество в своих собеседниках. Но вот сейчас он наоборот ощущал странную неловкость, словно сон приоткрывал в Торине нечто такое, чего простому обывателю видеть не стоило. Словно это было… не совсем честно по отношению к нему. А впрочем, развивать эту мысль Бильбо вовсе не собирался – от всяческих размышлений его начало наконец клонить в сон. Когда он уже почти готов был опустить веки, что-то в лице Торина вдруг едва заметно изменилось. Похоже, ему снился какой-то не очень приятный сон, так как брови его слегка нахмурились, а губы сжались чуть сильнее. Это было последним, что увидел Бильбо перед тем, как глаза его окончательно закрылись.       А потом на него обрушился холод, и белоснежный свет ослепил его.       Уголком сознания Бильбо осознавал, что он находится во сне. Сон был невероятно правдоподобным по ощущениям, однако Бильбо был в нем совершенно безволен. В его шокированный разум пыталась пробиться еще какая-то мысль, но пока безуспешно. Легкие Бильбо, только что сжимавшиеся от внезапного холода, теперь уже усиленно качали воздух. Все тело было мокрым от пота, а потому его то бросало в жар, то обдавало ледяным холодом – ощущение было препротивное. Привыкнуть к свету Бильбо так и не успел, сквозь щелки глаз он заметил над собой нечто похожее на острые черные иглы, а вокруг все блестело и сверкало до рези в зрачках – похоже, снег. Сразу вслед за этим белый свет сменился полумраком – вернее, в этот свет влилось нечто вязкое и темное, заструилось, медленно закрутилось вихрями. Бильбо показалось, что одно из этих темным «щупалец» задело его где-то под грудью – странный пульсирующий холод разлился там, высасывая из тела тепло и силы.       Бильбо моргнул – и мир вдруг перевернулся вверх тормашками. Бугристая и полупрозрачная стена выросла перед его глазами, наливаясь все той же черной субстанцией. Мелькнула какая-то ассоциация с ней, но Бильбо ее упустил. Он не слышал ничего, кроме дыхания в вакуумной тишине. Своего дыхания, должно быть, однако оно было странным – прерывистым, хриплым, слишком поверхностным. Отчаянным. Мир застыл и не отпускал его. Под спиной было так холодно, словно он голой кожей касался льда. Ему хотелось проснуться – больше всего на свете. Проснуться – и Торина разбудить тоже, потому что это его… его… его видение! Видение. Не сон. Бильбо наконец осознал пытавшуюся пробиться к нему мысль, но уже едва ли мог совладать с окутавшей его тьмой. Он уснул – зыбко и неспокойно – до самого рассвета.       Когда он открыл наконец глаза, Торина на месте уже не было. Да и вообще поднялись уже все, кроме него и Глоина. Бильбо приподнялся, протирая глаза со сна и предупреждая тем самым намерения приближающегося Фили разбудить его. Ощущения от странного сна – или все же видения? – вопреки всему практически покинули его, а запахи готового завтрака и перекличка гномов заставили последние воспоминания о нем уйти глубоко в тень. Хоббит отыскал взглядом Торина, как всегда уверенно распоряжавшегося гномами и советовавшегося с Балином по поводу лежащего впереди пути. Ничто в его действиях, взглядах, походке или голосе не выдавало того, что он мог видеть неприятный сон. Наблюдая за ним Бильбо заметно успокоился, а горячий завтрак окончательно убедил его в том, что этот сон – всего лишь плод его излишней впечатлительности и воображения. В конце концов, он никогда не был склонен видеть вещие сны или проникать в сны другого живого существа, а то и еще что похуже. Он был простым хоббитом и всегда придерживался мысли, что сны – это просто сны.       В следующий раз он вспомнит об этом сне только очнувшись после удара орка, лежа спиной на ледяном камне и видя над собой острые пики гор и пролетающих мимо них орлов. Битва пяти воинств будет подходить к концу, но Бильбо будет точно знать, к кому он поспешит первым. Недоброе предчувствие будет неистово бороться в нем с надеждой, но перевернутый мир, отраженный в угасающих серых глазах Торина Дубощита, не оставит ему выбора. Черная орочья кровь пролилась, но в том видении Бильбо не успел заметить в ней алого оттенка. Воспоминания ожили, и ему казалось, будто у него под грудью зияет та же страшная рана, что и у Торина, и что через нее безвозвратно утекают его жизнь и тепло. А он хотел бы отдать их Торину. Правда, хотел бы. Только этого он тогда и желал.       Если бы он только мог.