«Вы покраснели, Мистер Художник!»

В каморке художника тепло и уютно. Запах краски, дерева и чая — в перерывах пьют горячий напиток. Творческий хаос создан со своеобразной педантичностью, что невозможно назвать беспорядком. Предметы лежат повсюду, но логику расположения не понять другим. Много картин на стенах — гордость художника. А ещё больше полотен в воображении — страх художника, не реализованный на мольберте. Селена сидела на столе в комнате Берта и лениво качала ногой. Мужчина работал за полотном и набрасывал финальные мазки, пытаясь поймать проблески солнечного света — в Тотспеле солнце редкий гость. Неяркий, но приятный и теплый день придавал вдохновения. Часы размеренно тикали, отсчитывая минуты. Наблюдать за художником во время работы довольно увлекательно. Берт выглядел загипнотизированным, казалось, внешний мир его мало беспокоил. Он изредка хмурился и закусывал губу, отклоняясь от мольберта, затем снова подавался вперёд, и запястье быстро-быстро двигало кисть по полотну, оставляя метаморфозы из краски. Надо ли говорить, какие у художника красивые руки? Пальцы длинные и тонкие, именно они создают алхимию из идеи и реальности, воплощая её на холсте. Руки Берта — его дар. Не будь этих рук, будь только воображение, смог бы он творить шедевры? Мужчина повернулся к Селене и улыбнулся. Значит, на сегодня работа окончена. — Ты не заскучала, Лилит? — Берт обнял девушку, вдыхая запах её кожи и волос. В такие моменты он чувствовал себя поистине счастливым. Любимое дело и любимый человек — что ещё может быть нужно? Но художник боялся спугнуть это счастье. Зная характер Лилит, её безмятежность была предвестником шторма. Берт искренне мирился с темпераментом подруги: никто не приручит её свободный дух, но быть рядом с ним — уже удача. Селена нежно провела рукой по спине мужчины. Ей было приятно волнение Берта, возникающее в её присутствии. Как легко, когда из вас двоих неуязвима ты! И как больно, когда наоборот. Селена не любила быть зависимой. Лилит, очевидно, тоже? Свободная. Непокорная. Имя не пустой звук; оно наделяет обладателя зашифрованными в себе качествами. Она загадочно улыбнулась, но скрыла ехидный смешок, уткнувшись в плечо Берта. Девушка задумала очередную шалость. Ей хотелось подтрунить над ним, посмотреть на его реакцию. А может, на самом деле, проверить свою? — Берт… — шепнула Селена, — нарисуешь мой портрет? Помолчав, она добавила: — Меня никогда не рисовали. Берт не поспешил разомкнуть объятия. «Никогда! Никогда…» — с досадой подумал он. Это неправда. Художник рисовал свою Лилит много-много раз. От простых набросков до более оформленных работ. Рисовать её — что говорить с ней. Берт тяжело переживал расставание с подругой, отстранённость и холодность ранили его, а портреты помогали справиться с душевной болью. Он в конце всегда бросал их в камин, надеясь, что огонь выжжет и воспоминания о ней. Только бумагу сжечь можно, а мысли — нет. И вот, теперь она сама просит нарисовать её. Берт справился с нахлынувшими радостью и смятением одновременно, отшагнул назад и посмотрел ей в глаза. — Я буду рад запечатлеть тебя первым, — гордо сказал он. — Только… — Селена внезапно почувствовала себя смущённой, — я бы хотела необычный портрет. Все эти выверенные позы, огромные одежды. Так не надо, скучно. Застывшие фигуры с кучей ерунды — в них нет жизни. Ты бы мог изобразить меня… обнажённой? — Лилит?!.. Берт очень удивился. Что за игру она затеяла? Но его щёки зарделись, а дышать стало несколько труднее. Он вспомнил свою Лилит без одежды. Такое горячее и чувственное тело, длинные волосы и мягкие изгибы. Разве это может быть реальностью? Снова, здесь? Нет, не может. Сейчас она громко рассмеётся. И уйдёт, оставив его наедине с мыслями о себе. Мужчина долго смотрел на подругу, не в силах отвести взгляд, надеясь прочитать что-то на её лице. Такая она — не понять, о чём думает. Загадка. Её лицо так же пылало, а глаза заинтересованно блестели. Она отвечала взглядом из-под бровей, но часто вздымающаяся грудь всё же выдавала внутреннюю неловкость. Неужели не шутит? И стоит ли подыгрывать? — Ты уверена? Лилит, ты действительно… — Да. — Раздевайся. Последняя фраза прозвучала очень чётко, не оставляя места сомнениям. И Селена испугалась собственной смелости. Теперь идея казалась ей не такой весёлой. Ирония обернулась против неё. Но он уже видел её нагой, тогда почему от мысли об этом сердце пропускает удар, а в груди что-то сжимается? А Берт был настроен серьёзно: он уже подвинул диван к центру, ради хорошего освещения, и точил ножом грифели. Только его пальцы предательски подрагивали. Мужчина тоже волновался, но не хотел выдавать своих переживаний. Закончив с инструментами, он повернул ключ в замке и подошёл к Селене, обняв её за талию. — Почему ты ещё одета, муза? — спросил тихо над самым ухом девушки. Его пальцы начали осторожно развязывать шнуровку на платье. Мягкие прикосновения Берта успокоили Селену. Несколько движений — и ткань одежд упала к ногам. Шалость начала воплощаться, только почему-то она уже была серьёзной и будоражащей. Она вытянула гребень из волос. Прическа рассыпалась на плечи. Снова тишина. Девушка лежала на выдвинутой софе. Художник сидел напротив и жестами показывал ей, какое положение принять. Штрих. Снова штрих. Взгляд. Ответный взгляд. Ещё пара штрихов. Тихое, размеренное шуршание грифеля о бумагу. И так до бесконечности. Обоим не хотелось, чтобы этот момент заканчивался. Было в нём что-то более интимное, нежели обычный секс. Молчание, в котором всё понятно без слов. Лицо Берта спокойно, но сосредоточено на деталях. Он, конечно, не раз видел Лилит обнажённой, но ему не хотелось отрываться от её тела. Портрет на память — этот останется ему, безусловно. Так будет повод нарисовать ещё множество ню. Прокрутить этот момент, посмаковать ещё подольше. Ни один рисунок больше не окажется в камине — хватит бежать от самого себя. На листе уже появились наброски фигуры девушки. Её смущение давно прошло. Пальцы одной руки касались лица, другая рука замерла над волнистыми волосами. Селена слегка улыбалась. Ей не верилось, что это реально. Она действительно лежит, обнажённая и от этого ещё больше красивая, а её рисует самый талантливый художник. Вот он снова и снова поднимает глаза на интимные очертания её груди, смущённо улыбается, убирает спавшие на лицо пряди. Проводит новые линии на своём рисунке. Ловит мимолётный взгляд и быстро переводит его куда-то дальше по телу. И почему тело намного легче обнажать перед ним, нежели свою душу? — Мне кажется, Вы покраснели, Мистер Художник! — нарушила тишину Лилит. — До Вас я считал себя пейзажистом, — пошутил ей в ответ Берт.