Ох, Звёзды!

Время уже близится к ночи. Напрашивается вопрос: как же оно так быстро пролетело? А потом оглядываешься по сторонам и понимаешь, сколько всего успел и одновременно не успел сделать за этот день. Руки перепачканы клеем, тюбик которого забавно хлюпает в руке. Вроде бы, взрослый человек, а радуешься такой мелочи, как эта. Так по-детски искренне, что хочется продлить этот момент, но, увы... — Ты знаешь, сколько сейчас времени? — беззаботно улыбающийся Воспитатель поднимает взгляд на Йин, улавливая взаимную нежность во взгляде, направленном на себя. — Пора прибираться и укладываться баиньки. Парень корчит недовольную гримасу, но внутри прекрасно понимает, что действительно пора заканчивать и готовиться к отдыху. Опустив взгляд на руки, он обречённо выдыхает. — Только закончу с картинкой. И ведь исполнил своё обещание, правда, не совсем так, как ожидалось... Заканчивал Йин очень и очень долго, что одновременно забавляло — как медленно он складывал карандаш за карандашом, рисовал ими, потом убирал за собой и неожиданно замечал непрорисованные места, которые обязательно нужно закрасить! — и вместе с тем злило, потому что он совсем не помогал прибираться Воспитателю, который за это время уже даже успел подготовить спальное место и сейчас грозной фигурой нависал над «бандитом». — Ещё не закончил? — руки упёрлись в бока, а лучистый склонил голову, подняв брови. Ох, какой недовольный и серьёзный. Таким его видели разве что тогда, когда мелкота баловалась выключателем. Конечно, против такого взгляда не устоять, и уже подсознательно понимаешь, что терпение у Солнышка не вечное и испытывать его границы — себе же хуже делать. Особенно, когда на смену приходит Луна. И если Сан ещё обходится словесным предупреждением (коих накопилось уже очень много), то Мун мог наказать по-настоящему. По телу пробежала легкая дрожь, когда Воспитатель наклонился к нему и пристально осмотрел. Но это личико тут же растаяло, заиграло умилением и неловкостью, стоило ему увидеть итог всех этих «неспешных» стараний. — Это я? — Солнце отвлёкся от рисунка и, получив в ответ кивок, растаял, уложив ладонь на голову парнишке, растрепав его волосы. Вся картинка, перемазанная клеем, ярко поблескивала от восковых карандашей, слегка растертых по бумаге. Но ведь похож! Хотя... Как здесь сделать непохожим? — Такое чудо! Спасибо, но ты всё равно должен будешь лечь спать. Снова молчаливый кивок в ответ. Воспитатель медленно присаживается на корточки, чтобы находиться примерно на одном уровне с Йин, и осторожно и легко тыкает его в нос. Незамеченная капля клея смазалась, красуясь теперь на чужом лице. — Ой. Я вытру, погоди, — Солнце не успел договорить, как парнишка захихикал, а после резко обнял робота. От смятения и легкого испуга тот несколько секунд оглядывался, то блуждая взглядом по детскому саду, то по чужой макушке, не зная, куда деваться и как ответить. Не навредит ли? Не переборщит? Механические руки не сразу, но медленно и верно сомкнулись в замок за тёплой спиной, осторожно прижимая человека к себе. Вдох... Выдох. Вдох... Пальцы осторожно проводят по позвоночнику, щекочущими движениями соскальзывая на бока. Йин хохотнул, широко заулыбался, глядя прямо на Сана. — И правда спать хочется, — он медленно встаёт, отряхиваясь, смазывая каплю клея на носу, размазывая блёстки, и снова смеётся, тянется за кисточками, но его останавливает Солнце, снова тыкая в нос. — Я уберу. Умывайся и ложись. Не ляжешь — будешь наказан! Молчаливый кивок и лёгкая улыбка. Парень удаляется, а Воспитатель принимается собирать последствия художественного кружка. Щелчок за щелчком, лампа гаснет одна за другой. Тьма постепенно окутывает детский сад. Пришло его время. Как бы ни ворочался, а устроиться всё никак не удавалось. Йин, пребывая в беспокойстве, оглядывается по сторонам. Глаза всё ещё не могут привыкнуть к темноте. Даже зависть пробирает, что Луна видит в ночное время ровно так же, как и днём. — Я думал, ты уже пристроился, — к месту лежанки с тихим скрипом, плывя по воздуху, подтягивается Мун. Он долю секунды смотрит белыми зрачками на парнишку, затем опускается на землю и берёт одеяло, подбивая его. — Солнце жаловался, что ты его не слушаешься. И даже заставил его скрестить руки на груди... Ууу... — Неправда! — А что же тогда? — он вскидывает брови, перебирая ткань, внимательно всматриваясь в смущенную и слегка напуганную мордашку. Что же он придумает в качестве отговорки? — Заканчивал рисунок? — Да! — даже придумывать другого варианта не стал. Как интригует. Мальчишку заворачивают в кокон из одеяла, а он сопротивляется и корчит недовольное личико. Он так обиделся на брошенные в его сторону обвинения, что теперь и при Луне напрочь отказывался укладываться. Только вот усталость говорит сама за себя, отражаясь тихим зевком. Зал наполнился тихим скрипучим смехом. — Моську ты так и не умыл? — облаченная в перчатку ладонь коснулась щеки, большим пальцем проходясь по измазанной коже, вот только уже поздно было. Засох. Ну ладно, что уж. Погуляет блестящий, как звёздочка. Не умрет же он от этого клея. А Лучезарный, кажется, от такого безобразия ругался бы и бесновался: "Снова не слушается! Кошмар! Луна, это ты его надоумил?!" А ещё, что это у него с губами? Какие-то больно красные, нет? Или просто показалось? — Хотя бы лёг, уже славно. Засыпай... — Мун только хотел поправить одеяло, нормально расправляя его, как Йин окликнул его. — Как насчет поцелуя на ночь? — Только один, — согласился Луна, прикрывая глаза, полностью доверяясь Йин и его действиям. Из-под теплого одеяла показываются ручки и тянутся к Луноликому. Йин обхватывает лицо робота ладонями, притягивая к себе, кратко и невесомо целуя в губы, и тут же отстраняется, хитро улыбаясь, словно только что сделал что-то запретное. Бледное лицо сперва синеет в забавном смущении, но потом на него медленно наползает хищная улыбка, а зрачки краснеют. — Ах ты, дрянной мальчишка... Механизмы глухо защелкали, а шарниры снова захрустели при движении. Теперь уже Мун угрожающе навис над пареньком, ухватив его за подбородок. — Ну ты же разрешил, — он всё смеётся, не понимая, что такого сделал, а в ответ получает краткий, уверенный поцелуй от марионетки. Лицо моментально краснеет, глаза от удивления раскрываются. Дыхание спирает в одну секунду, заставляя замереть и уставиться на «хищника» над собой. Стальные ладони обхватили человеческие, прижав их к изголовью кровати. Луна приблизился к лицу мальчика. "Уже не такой смелый и наглый?" — только пронеслась мысль в голове, как тельце дернулось вверх и всё-таки сделало решительный шаг, кое-как дотянувшись до кончика подбородка Луноликого. Синева на лице заиграла ярче. Хватка слегка ослабла. Парнишка этим и воспользовался, резко подскочив и попытавшись совершить побег, но его тут же остановили, крепко схватив за воротник. — Не стыдно? — в ответ раздался глухой бубнеж. — Я же не умею мысли читать, — его это раздражало. Воспитатель перехватил мальчишку поудобнее, теперь уже почти обнимая Йин, удерживая его, прижав к себе. Что за жгучее желание, похрустывающее в механизмах? Страха в этих наглых глазенках и не видать. Только тянется, рвётся, а стоит ослабить хватку, как человечишка снова хватается за щеки и нагло целует снова и снова. Пусть... Теперь даже Луна позволял ему, перебирая пальцами по позвонкам, чувствуя закипающую дрожь в чужом теле. Да и грех самому не воспользоваться таким моментом. Пока парнишка отвлечен где-то выше, Луноликий не спеша покрывает поцелуями его подбородок, за тем отрывается, резко утыкаясь острым носом в шею. По человеческой коже бегают мурашки... Но ни как не от страха. От чего же тогда? Часы бьют полночь. Время спать уже давным-давно прошло. Нехотя, приходится оторваться от столь странных действий, заставляющих всё механическое тело гудеть, но его программа есть программа. Приходится оттолкнуть от себя мальчишку, снова хватая за подбородок. — Мы договаривались всего на один, а ты... — голова медленно опустилась, чтобы взгляд красных глаз казался более угрожающим. — Сделал это отнюдь не один раз. Скрипучий смех снова наполняет комнату. При попытке уложить бандита на место, тот хватается за руки Воспитателя и тянет на себя, заставляя лечь рядом. — Тогда останься со мной! — Ты слишком плохо себя вёл, — неживая ладонь ложится на мягкую щеку и нежно оглаживает ее. — Подумай над своим поведением. Тогда в следующий раз останусь рядом, — он снова смеётся, широко улыбаясь, кажется, совсем не подозревая о том, что же сейчас творится на его лице, кроме играющего румянца. Поднявшись на тросе к потолку, Луна исчез во мраке. Только можно было отдалённо услышать, как он скользит по воздуху, похрустывая шарнирами. Этот звук как мелодия: постепенно убаюкивал и, в итоге, своего добился, заставив Йин провалиться в сон, даже несмотря на разбушевавшиеся чувства. А вот утро началось не с ударившего в глаза света, а со звонкого и пронзительного крика Солнышка: "ОХ, ЗВЁЗДЫ!" Всё лицо лучезарного было усыпано ярко-красными, смазанными в некоторых местах, следами от губ, что прекрасно видны на жёлтом личике и прекрасно отражаются в маленьком зеркальце. Механические пальцы осторожно касаются, изучая и одновременно пытаясь не смазать, а щеки становятся почти того же оттенка, что и помада на них. — Йин! — от настолько возмущенно-смущенного восклика своего имени невольно приходится встать, понимая, что сейчас ты, кажется, получишь...